- Хорошо. Еще что-то?
- Это все, - ответила Моене, и внимание ее переключилось на стопку бумаг, лежавшую на столе. Он готов был поклясться, что она обменялись быстрым понимающим взглядом с бульдогом: "Пианино… Еще чего не хватало!"
6
- В течение восемнадцати лет был представителем партии правых в муниципалитете. Капитан команды "Львы". Учредитель профсоюза. Зимой и летом принимал самое активное участие в любительских спортивных соревнованиях. Четырнадцать кубков…
Стоя у плиты, Анита Хегг попробовала на вкус соус на основе красного вина. Филе в кастрюле уже покрылось темной корочкой, и теперь ему требовалось еще минут двадцать в духовке, чтобы дойти до полной готовности. Грибное соте с бобами и картофелем тоже было почти готово. Вот-вот и субботний ужин будет на столе. Она склонилась над плитой и еще раз попробовала еду:
- Еще чуть посолить? Что скажешь?
Взяв ложку, он притронулся к ней языком.
- Тебе решать, ты тут главная… - Валманн три года питался кебабами и горячими лепешками в самых многолюдных забегаловках Хамара, и из-за этого его вкусовые ощущения притупились, как он боялся, навсегда.
Она снова зачерпнула ложкой соус.
- Посолю-ка я еще.
- Ты становишься настоящим профессионалом. - Он стоял настолько близко, насколько мог, чтобы ее это не отвлекало.
- Я просто поняла, что это, оказывается, довольно занятно, - сказала она. - Черт! - Соус капнул на ее белый свитер.
- Настоящему повару всегда нужен настоящий фартук…
- Фартук… - скривилась она, оттирая пятно.
- Что, уже отказываешься от своих слов?
- Отказываюсь быть домохозяйкой. Ты знаешь, ведь когда мне было семнадцать и я сказала, что хочу работать в полиции, мой отец собрался отправить меня на курсы домохозяек. Ему как-то не пришло в голову, что последние курсы домохозяек закрылись еще до моего рождения.
Этого он не знал. Он многого не знал о ней.
И наоборот.
Они сближались медленно. Решение съехаться далось им обоим нелегко. Она помнила свой прежний неудачный опыт. Он раньше был женат, его брак длился долго и счастливо, но три года назад его жена умерла от рака. Аните было тридцать, ему - сорок три. Сейчас они вместе осваивали новые условия жизни практически с осторожностью антропологов, охваченные влюбленностью и полностью поглощенные друг другом. Может статься, даже излишне поглощенные, думал он иногда. Может статься, с излишней осторожностью. И то, что родом он был из Хедмарка, и болезненный уход Бет - все это заставляло его скептически относиться к счастью, которое когда-то казалось столь бескрайним и ощутимым.
- Я говорю… - она вновь вернулась к перечислению достоинств семейства Хаммерсенг, - что тут не хватает только Королевской золотой медали за заслуги.
- Наверняка лежит где-нибудь в ящике.
- А она: преподаватель музыки, организатор и участник концертов и к тому же брала на себя благотворительные мероприятия, председательствовала в благотворительном обществе - и все это вплоть до той поры, пока ей не стало совсем трудно выходить за пределы дома… Я ничего не упустила?
- Навещала больных и оказывала им помощь на дому, - добавил он, - и не забудь еще общество защиты животных…
- А у них самих были животные?
- Нет, насколько я знаю.
- И пианино тоже не было, несмотря на всю любовь к музыке.
- Во всяком случае, в последнее время не было.
- Занятно это, про пианино… - Она выключила конфорку под кастрюлькой с соусом.
- Думаю, Трульсен с тобой не согласился бы.
- Я о том, что ты спустя столько лет точно помнишь, где оно стояло… Вообще-то, я туда потом вернулась и проверила - на полу остались отметины, как раз между окнами. Старые инструменты тяжелые. Ты, должно быть, много времени проводил в их доме. Вы очень дружили с их сыном?
- Поставь-ка мясо в духовку, - скомандовал он, - этот кусок обошелся мне в двести двадцать крон. И я хочу, чтобы он того действительно стоил!
- Чтобы испортить кусок филе, - мягко возразила она, - достаточно лишь передержать его в духовке.
Моя мать считала по-другому, хотел парировать он, но смолчал. Мать бросила их с отцом, когда ему было одиннадцать лет. В последний раз они общались восемь лет назад. Она не приехала даже на похороны Бет.
- Я как вспомню о них… Как они лежат там… Такие разбитые! Эти замечательные люди…
Он обнял ее за талию и уткнулся носом ей в шею:
- Ну, где еда? Я есть хочу!
- Конечно, могло так получиться, что она упала с лестницы случайно, но чтобы такой человек, как он, просто пошел и застрелился…
- Это был шок, - сказал он, просто чтобы сказать что-то. Ему не хотелось продолжать этот разговор. Как раз сейчас он не желал вдаваться в подробности. Ему требовалось время, чтобы обдумать кое-что самостоятельно. - Мгновенная паника, ему показалось, что жить без нее невозможно. Они ведь долгие годы…
- Это любовь, - прошептала она, поворачиваясь к нему лицом.
- Такая сильная, что до смерти… - пробормотал он, еще крепче обнимая ее.
7
До избушки можно было проехать на машине. Труп лежал под осыпью, всего пару сотен метров вниз, там, где лес резко спускался к каменистому берегу Мьёсы. Его обнаружили туристы, семья, выехавшая на пикник. Обнаружили то, что от него осталось. Непогода и ветер, снег и движение грунта, и к тому же лесные "осквернители могил" - как пернатые, так и четвероногие, - из-за всего этого пиршества смерти останки были разбросаны по окрестностям и скрыты. У Валманна перед глазами все еще стояло происшествие на вилле Скугли, поэтому он сразу отметил разницу: там тела лежали, словно использованный театральный реквизит, будто завершая Оперу Смерти. Здесь же останки словно стали частью окружающей среды: разбросанные по лесу, они напоминали небольшие кучки сушняка, почему-то укрытые истлевшими лохмотьями. Даже череп, найденный на маленьком плато, покрытом изморозью, там, куда ветви сосен не пропускали солнечный свет, приобрел какую-то мирную геометрическую форму и стал похож на округлый камень, спрятавшийся среди других обточенных ледником камней. Полиция обнесла территорию, где было обнаружено тело, лентой. Очевидно, чтобы восстановить скелет, придется расширить район поисков. Долбаная работа, подумал Валманн, но от нее никуда не денешься, во всяком случае, пока остатки одежды не помогут установить личность умершего.
- Может, это грибник? Поскользнулся и свалился вниз… - спросил он с надеждой. Слова немного успокоили его, они приближали его к действительности и отгоняли видения.
Стоявший рядом полицейский посмотрел на него:
- Возможно. Но одежда на нем не для прогулок. И корзинки мы не нашли.
Ну конечно, корзинка. Отличительный знак всех грибников - ни ее, ни широкого ножа не нашли, а ведь лишь безмозглые любители срывают грибы руками и складывают в полиэтиленовый пакет.
- Вот проведем лабораторную экспертизу и узнаем побольше, - убежденно сказал он. Бесполезно. Молодой полицейский был наблюдательным, отвечал быстро, поэтому уже до начала расследования у Валманна появилось чувство, что его обскакали. Валманн спросил, как его зовут, просто чтобы продемонстрировать свой авторитет, - еще один бессмысленный прием. Полицейский сообщил, что зовут его Фейринг. Аксель Фейринг. Казалось, он готов был вести это дело. Кивнув, Валманн бесцельно отступил на несколько шагов назад. Он плохо себя чувствовал здесь. Криминалисты исследовали местонахождение останков и отмечали их расположение. Поставленные ими белые палочки с пластиковыми этикетками выглядели неестественно, казались даже более чужеродными, чем человеческие останки. Стволы сосен приглушали слова, сказанные полицейскими, словно сама Природа не хотела, чтобы произошедшее здесь, в лесу к северу от Тангена, превращалось в полицейскую драму. Мысли Валманна были заняты виллой Скугли, именно это отвлекало его внимание, когда он пытался сосредоточиться на останках тела в лесу, от которых никуда не деться, которые требовали полицейского расследования, в том числе и с его участием.
В полицейском участке Кронберг, "ходячая картотека", как его называли, проверял базу данных по исчезнувшим. Было ясно, что речь не идет о жителе этого района: судя по одежде, это было тело взрослого мужчины, а за последний год в полицию не поступало заявлений об исчезновении мужчин в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Значит, можно было предположить, что умерший скрывался от правосудия. Или - а такую возможность нельзя, к сожалению, исключать, как полагал Валманн, в периоды затишья привыкший считать Хамар и Хедмарк благополучным регионом, безопасным для населения и спокойным для полиции, - это тело привезли и бросили здесь, а умерший мог стать, к примеру, жертвой бандитских разборок. Тогда в район расследования попадает и Осло с его разбойными группировками. Однако время для подобных размышлений настанет только после того, как экспертиза установит пол, возраст, время и причину смерти, расовую принадлежность умершего и так далее. И только потом следователям достанется незавидная задачка пойти по уже остывшим следам убийства, которое, возможно, было совершено несколько лет назад. Если обыкновенный турист споткнулся и упал, то ему сильно не повезло. Обойдя вокруг, Валманн вернулся на прежнее вместо и начал думать вслух, скорее для того, чтобы сделать какие-то выводы для Фейринга. Мысленно Валманн уже покинул это место.
- Чтобы вот так свалиться прямо в осыпь… Нужно обследовать дыру на затылке… - Он указал на череп, у которого отсутствовала большая часть затылка.
- Увидим, - ответил Фейринг, и Валманна вновь охватило угнетающее чувство, будто он тут лишний. Без сомнения, патологоанатом проведет экспертизу разбитого черепа, сделает выводы и сообщит им. А пока все рассуждения остаются совершенно ненужной болтовней.
Он пошел обратно к избушке, возле которой стояли машины. Во всяком случае, туда, наверх, проникают лучи солнца. Обстановка действовала на него все более угнетающе. Деревья, высокие и густые благодаря особому мягкому климату в этом районе, порождали непроходимую беспорядочную тьму. С того места, где он стоял, озера видно не было, но он слышал, как волны разбиваются о гальку. Здесь, внизу, у крутых берегов близ Тангена, даже вода Мьёса, обычно такая умиротворяющая, казалась холодной и равнодушной. Бесцветной. Мертвой. Словно промерзла до самого дна и покрылась льдом. Странно, подумал Валманн, что природа меняется так кардинально и резко. Всего два-три километра к северу - и начинается Стангеланд, открытый, солнечный и сияющий. Поля, принадлежащие зерновым хозяйствам, раскинулись настолько широко, что взгляд тонул в их колышущемся море, разрезанном густыми аллеями, с архипелагами огороженных пастбищ, с деревьями, древними, как мир, чьи корни упирались в захоронения бронзового века. Все это звало насладиться количественной тысячелетней гармонией. Заброшенная хибарка вполне могла принадлежать одному из земельных владений в Стангеланде. На хуторах всегда были такие рабочие избушки, охотничьи домики и так называемые прибрежные хижины, которые сейчас уже не использовались и стояли в постоянно растущем непроходимом смешанном лесу, полуразрушенные и позабытые.
Но кому пришло в голову приехать сюда в поисках смерти?
Валманн отметил, что он уже отказался от мысли о жертве бандитских разборок. Если бы речь шла о местных группировках, то рано или поздно запрос поступил бы в полицейское отделение Хамара. А посторонние вряд ли стали бы забираться в самую чащу леса вокруг Тангена, чтобы спрятать труп: так они могли часами блуждать по лесным тропинкам, чтобы выбраться на трассу Е6. Версия о несчастном случае также начала вызывать у него сомнения. Обрыв был не настолько крутым, и падение повлекло бы за собой гибель только в случае крайнего невезения. Так что же произошло? Самоубийство? Это самое вероятное. А как быть с проломленной головой? Эта способность усложнять ясные на первый взгляд дела почти раздражала его, уж очень не хотелось распутывать дело об убийстве, совершенном несколько лет назад.
В любом случае его присутствие здесь излишне и будет только мешать другим полицейским. Эта мысль практически успокоила его, он сел в "мондео" и завел машину. Несмотря на то что ночной холод отступил, а сквозь сосны проглядывали полоски света, он поёжился. Если в этом районе и было подходящее для смерти место, то вот оно. Но проломленный череп?..
Отгоняя собственные навязчивые мысли, он включил радио. Там шла передача из Хедмарка о весеннем сборе ветрениц-перелесок.
8
- Привет! Супер, что я на тебя наткнулся! Как раз хотел тебе мейл написать. Ты получил наше приглашение? А ничего не ответил…
На тротуаре перед ним возник Ханс Людер Хансен с его широкой и искренней улыбкой. Ханс Людер был одним из немногих, кого Валманн знал еще со школы. Окончив ее, тот остался в Хамарс, где возродил сантехническую фирму своего отца, превратив ее в процветающее предприятие по продаже стройматериалов. Дела шли хорошо, и Ханс Людер не скрывал, что ему это нравится. Неутомимый и энергичный, щедрый на хулу и похвалу, он постоянно публиковался в местных газетах, подписывая свои материалы "Патриот Хамара". Распахнутый пиджак подчеркивал не только внушительные размеры тела, но и, казалось, открытость мышления. Он состоял в Партии прогресса, баллотировался на выборах в муниципалитет, но не прошел.
Валманн пожал протянутую руку. Он хорошо знал, что будет дальше, и сожалел, что этого не избежать. Он намеренно оставил без ответа приглашение на праздник в честь двадцатипятилетия окончания школы, который должен состояться вот-вот, в мае. Он терпеть не мог подобных сборищ. Ему хватало получаса общения, и лучше всего с бывшими школьными тихонями, похоже, подобные же чувства испытывали все, приходившие на праздник.
- Ой, я как-то совсем это упустил… - Он наконец собрался с мыслями и приготовился к объяснениям. - Так много работы, ты уж извини…
- Ничего страшного, - сочувственно ответил Хансен, - я уже отметил тебя, знаю же, что ты все равно придешь! - Он выпустил руку Валманна. Теперь наверняка похлопает его по спине. - Если только тебя не сорвут распутывать какую-нибудь чертовщину. Но такая уж у вас, полицейских, жизнь - и спасибо вам за это, ведь преступники тоже работают без выходных! - Он оглушительно рассмеялся, одновременно кивнув паре прохожих, словно это и их касалось. - Ты знаешь, мне ведь нужна от тебя профессиональная помощь, помощь полицейского! - В голосе вновь послышался смех, словно он готовился к новой забавной шутке. - Мы, организаторы праздника, не смогли найти адресов некоторых наших бывших одноклассников, а ведь в этом году у нас двадцатипятилетний юбилей и мы непременно должны собрать всех! Так ведь?
Валманн решил, что лучше будет согласиться.
- Мы не можем отыскать троих, если уж совсем точно. Один из них - Клаус - помнишь, тот, как его, Дохляк?
- Да, Клаус…
- Вы ведь с ним дружили, так? Ты не знаешь, куда он подевался?
Не желая того признавать, именно этим вопросом Валманн и мучился последние двое суток.
- А разве он не уехал за границу? - Валманн отвел глаза от испытующего взгляда Хансена.
- Насколько я помню, - Хансен принялся пристально рассматривать свои до блеска начищенные ботинки, - он сначала поступил в музыкальный институт Барратт Дуэ, а потом уехал продолжать обучение в Вену. Потом он внезапно бросил музыку и начал изучать, кажется, геологию в Тронхейме. Говорят, он очень быстро получил диплом. А потом я его как-то упустил. Поэтому я думал, что, может, ты знаешь?..
Валманн удержался от очевидного вопроса: а почему организаторы праздника не связались с семьей Клауса? Однако бывший его одноклассник из отделения с математическим и естественно-научным уклоном тут же перешел к этой теме:
- Черт возьми, а то, что произошло с его родителями! Что скажешь?! Оба и сразу… А в сегодняшних газетах написали об этом какую-то глупость. - Хотя он произнес это с серьезной миной, из-за пухлых щек уголки его губ были постоянно приподняты, из-за чего казалось, будто он вот-вот рассмеется. - Ты был там? Тебе известно, что там на самом деле случилось?
- Еще рано говорить о чем-то конкретном. Журналисты знают не меньше нашего. Конечно, в любом случае это трагедия. Жуткое дело… - Валманн отбросил полицейские словечки и с облегчением заговорил о несчастных случаях, смерти и самоубийстве так, как говорят простые люди на улице. - Вообще-то, мы тоже пытаемся разыскать Клауса и его сестру. Им ведь нужно сообщить об этом.
- Вот именно! - Ханс Людер вновь просиял. - Об этом я и собирался тебя попросить! Ты же мог бы помочь нам найти Дохляка и еще двоих. Вы, полицейские, постоянно кого-то разыскиваете, так ведь?
- Ну, не то что бы постоянно…
- Ты понял, о чем я!
- Я могу поспрашивать.
- Ты отличный парень! - А вот и похлопывание по спине. - Есть у тебя личный электронный адрес, куда я могу тебе написать про тех, кого мы не нашли? Во-первых, Мона… кажется, ее фамилия была тогда Аксельсен. С рыжими волосами. Гуманитарная девушка. И сложена божественно. Обидно потерять такую!
- Я посмотрю, что мы можем сделать, - ответил Валманн, завершая разговор и протягивая свою визитную карточку. Мону Аксельсен он тоже не особенно хорошо запомнил.
- И не забудь про шестнадцатое. Вечеринка будет в семь на Оддене. Помнишь, как гуляли шестнадцатого мая двадцать пять лет назад? В тот раз будет не хуже. По крайней мере, выпивка будет такая же убойная! Ты ведь тогда еще с кем-то так и заснул возле собора?..
- Кажется, нет…
- Подумай только - двадцать пять лет прошло…
- Мне пора идти. Иначе не успею пообедать. - Валманн приподнял пакет из "Севен-элевен" со сдобной булочкой и стаканом кофе. Кофе в столовой сегодня был на редкость неудачным.
- Двадцать пять лет - пролетели, будто и не было их, правда ведь? - Ханс Людер Хансен вошел в философский раж. - Оглянуться не успеешь, а тебе уже за сорок. Вот ты и стал практически престарелым…
- Ну, пока, Ханс Людер.
- Но это все не про тебя и не про меня, старик… - Теперь его взгляд остановился на здании, построенном Оддваром Стееном, где более двадцати лет назад повесили большие часы. На лице появилась тоска, словно именно эти часы были правильными а само время остановилось, как только их сняли. - Нам-то годы не страшны… - Внезапно его нижняя губа обвисла, став похожей на большую каплю, зажатую между массивными челюстями. Прохладный ветерок взлохматил завиток волос на лысеющей макушке. Казалось, он замерз в своем просторном шерстяном пиджаке.
В ответ Валманн лишь помахал рукой, одновременно чуть отойдя в сторону, чтобы избежать очередного похлопыванья по спине. Ему было о чем подумать.
Двадцать пять лет…
В последнее время он часто задумывался о возрасте. Точнее, о разнице в возрасте, а еще точнее - о двенадцатилетней разнице в возрасте и о том, как это может сказаться на отношениях. Однако именно сейчас ему пришло в голову совсем иное. Он вспомнил слова Трульсена на совещании в субботу утром: "Супруги Хаммерсенг, счастливо женатые в течение сорока одного года".
Сорок один год.