4
Когда они возвращались в контору, Костя достаточно кратко, хотя и емко, как он это умел, поставил перед Сашей все основные задачи, а под конец прямо-таки ошарашил:
- А чтоб все у тебя получилось, как следует, ты обратишься за помощью, предварительно, естественно, сославшись на меня, к старшему инспектору Франкфуртской уголовной полиции Хансу Юнге. Он тебе немедленно окажет посильную помощь. Привет, конечно, передашь.
- Ко-остя… Да ты что, волшебник, что ли? - изумленно спросил Турецкий. - Ты знаешь, чем он сейчас занимается? Расследует именно убийство Манфреда Шройдера, директора филиала "Золотого века"! Откуда тебе известен этот Юнге?
- Александр Борисович, - почти официально заявил Меркулов, - когда я вас научу не задавать своему начальству нелепых вопросов?
Перед внутренним взором Турецкого словно бы просквозила цепочка фактов: Алмазов - Шройдер - "курьер" - звонок из Франкфурта - другой звонок…
Кажется, что-то оформляется, подумал Саша с неожиданной тоской в душе.
- Костя, позволь и мне дать тебе на прощанье маленькую информацию к размышлению. Можно?
- Ты так говоришь… - усмехнулся Меркулов. - Ну что ж, давай.
- Костя, я понимаю, что это похоже просто на бестактность, на элементарную невежливость, вообще черт знает на что, но… Попробуй еще раз любым способом подкатиться к академику, понимаешь? И, Христом Богом прошу тебя, узнай, под своей фамилией уехал в командировку Кирилл Романов или под псевдонимом?
- Так что ж тут спрашивать-то, - пожал плечами Костя. - Естественно, под псевдонимом.
- Это точно?
- Во всяком случае, мне можешь верить.
- Все равно спроси, - настаивал Турецкий, - псевдоним - Владимир Захарович Ростов?
- Ты… сошел… с ума… - Меркулов даже глаза вытаращил. - Почему ты думаешь?
- Потому что думаю, Костя… Денис вчера провел глобальную проверку. В квартире 19 по Благовещенскому, в доме 7 А, которого не существует уже почти два года, проживала большая семья ныне покойного майора КГБ Хлоплянкова. И никаких других жильцов там отродясь не было. Липа, Костя.
- Вот это номер… - пробормотал Меркулов. - Хорошо, я запомню. Ты хотел позвонить в Мюнхен, этому своему Равичу, чтоб встретил. Я полагаю, лучше всего это сделать от Грязнова. До свиданья, Саша.
- До свиданья, Костя. Но что я объясню Ирке и Нинке?
- Если хочешь, объясню им я.
- Это было бы неплохо. Но лучше я сам позвоню. От Грязнова. Пока.
ПЯТНИЦА, 13 октября
1
Было еще темно и пасмурно, когда Турецкий поставил свою "лайбу" на платной стоянке возле аэропорта Шереметьево-2 и, подняв воротник утепленного плаща, с кейсом в одной руке и длинным черным зонтиком, навязанным Денисом, в другой, проследовал в зал вылета. Он уговорил Грязновых пожалеть и дать возможность избавиться от ненужных прощальных церемоний. Достаточно того, что они втроем, по обычаю, присели на дорожку, после чего Саша повторил Денису, что, мол, встретит во Франкфуртском аэропорту в воскресенье утром. Лету, как сказали Турецкому в агентстве "Люфтганзы", до Франкфурта три часа, а учитывая два часа временной разницы, в общем, выйдет так на так. Денису, конечно, в Германии будет гораздо легче: он их язык знает. А Турецкий владел языком в пределах школьной программы вековой давности. Две-три матерщины не в счет…
Больше всего не желал Александр Борисович, чтобы рейс по какой-нибудь причине отложили. Из-за погоды. Совсем низкая облачность, противное сеево - не то дождь со снегом, не то, наоборот, снег с дождем. Да к тому же - только тут, в аэропорту, сообразил - ведь, мать честная! - сегодня ж пятница! И мало того - тринадцатое число! Нарочно не придумаешь. Но, вспомнив Ирку и скрестив, по ее обычаю, указательный со средним пальцы, он сплюнул через левое плечо и смело направился к стойке регистрации.
Заполнение декларации заняло несколько минут. Вещей при себе нет. Золота - тоже, ни на пальцах, ни на шее. Часы - обычные. Валюта? А какая у командированного особая валюта? Ту, что выдали в конторе, Саша как-то забыл поменять на марки или доллары. Поэтому выручил, как всегда, Грязнов. Он велел Денису посчитать и поменять дяде Саше… хм, Александру Борисовичу, по сегодняшнему курсу, ну… на пятьсот долларов. Два миллиона, когда-то мифическая сумма, была немедленно выложена на стол. Господи, кто бы мог подумать, что он станет настоящим миллионером! А вот ведь нате вам, и еще осталось. Это уж, когда вернется, понадобятся, жить-то надо… Хоть и миллионеру.
Сразу после пограничного контроля (а как звучит: секьюрити!) он перешел в руки Европы. Желаете откушать? Нате вам шведский стол. Выпить? Ноу проблем! Но Саша не был новичком: чай, даже в Америку однажды летал! Его эти глупости не интересовали, ибо обслуживание у "Люфтганзы" было на высшем уровне. А коли так, следовало сохранить в желудке место для хорошей пищи, а не случайного силоса.
Саша быстро понял, что не прогадал. Потому что, едва взлетели, очень милые, совсем не похожие на немок, стюардессы проворно засновали по просторному салону "боинга", готовя пассажиров к первому завтраку. Руководил этой милой длинноногой командой не то пилот-недоучка, не то старший стюард. Вид у него был, во всяком случае, почти неприступный, а золотых шевронов по всем возможным местам - в избытке. А еще он напоминал полномочного посла какой-нибудь самой маленькой островной империи, где все блестящие причиндалы высокородства передаются по наследству. Видел однажды Турецкий такого посла - он переливался в буквальном смысле всеми цветами радуги.
Но юмор ситуации заключался в данный момент в том, что "посол", как тут же про себя стал именовать этого мужика Саша, почему-то выбрал мишенью своей любезности именно Турецкого. Не его соседа справа - полного, тяжело сопящего господина в странном парчовом жилете, и не соседку слева через проход, за которой Саша и сам бы с большим наслаждением приударил, так мило и ненавязчиво меняла она элегантные позы, ловко вскидывая ногу на ногу и демонстрируя в глубоком разрезе короткой юбочки нечто интимно-розоватое. Не прошло и десятка минут, как "посол" склонил в вежливом поклоне белесо-золотистое темечко и произнес по-русски:
- Будем пить аперитив?
- Будем, - охотно согласился Турецкий, принимая бокал слабенького алкоголя, пахнущего анисом.
Через несколько минут - новый поклон:
- Сейчас завтрак. Будем водка, шнапс, пиво?
- Пиво, - сказал Саша, вспомнив совет Генерального прокурора Российской Федерации.
- Нет, - заметил услужливый "посол" - надо "Столичная". Пиво - потом.
Вместе с благожелательной улыбкой Саша получил граммов, наверное, тридцать водяры в большом стакане. А еще через несколько минут вместе с вопросом-утверждением: "Можно повторять?" - еще такую же порцию.
"Для тринадцатого числа совсем неплохо, - подумал Турецкий. - У нас бы только первую и единственную дали бесплатно. А дальше - гони монету. Хорошо в Европах, черт побери!"
После вкусного завтрака Саша слегка откинул спинку сиденья, думая немного вздремнуть, но перед ним снова выросла фигура "посла":
- Наверно, надо немного выпить? - Вопрос был, конечно, по существу.
- А! - таким вот образом высказал Саша все свое отношение к прошлому. - Давайте! И выпить, и закусить.
"Посол" слегка дернулся, чтобы идти выполнять заказ, поскольку порцию водки он уже держал на подносе, но тут же склонил вопросительно голову.
- Прошу извинять. Вас ист дас "закусъить"?
Оказывается, он не знал значения такого всемирно известного слова! А когда, поставив перед Сашей водку, он отправился за сандвичем (примерно таким образом объяснил ему Турецкий, что такое легкая закуска), Саша остановил пробегавшую мимо стюардессу и спросил по-английски, кто этот симпатичный молодой человек и почему он так старательно хочет напоить пассажира, девушка смеясь ответила, что Вальтер - у них старший стюард и в настоящее время стремительно изучает русский язык Начиная, естественно, с самого необходимого в России. Турецкий смеялся как ребенок, а позже объяснил Вальтеру, обратившись к нему: "герр Вальтер", чем, вероятно, поразил его до глубины души, что вообще-то всем иным напиткам лично он предпочел бы хорошее баварское пиво. И стюард все оставшееся время полета старался доказать русскому пассажиру, что в Баварии варят действительно самое вкусное пиво.
Как-то за пивом постепенно отошли в сторону окружавшие Турецкого со всех сторон заботы. Он как бы запретил себе вспоминать, зачем, с какой целью летит сейчас в Германию. Будто, перенеся кипу дел из своего сейфа в меркуловский, он напрочь отрешился и от необходимости думать о них. Однако несколько мелких гвоздей все-таки не давали возможность почувствовать себя до конца свободным. Не удалось переговорить с Толей Равичем. Секретарша в офисе сообщила, что патрон находится в городе и дома будет только ночью. Но она обязательно сумеет передать ему просьбу Турецкого встретить его в аэропорту Франкфурта. Еще она сказала, что если он сам не успеет, то обязательно найдет возможность прислать кого-то из своих сотрудников, надо, чтобы господин Турецкий внимательно прослушал объявление по радио.
В принципе-то, конечно, не беда, если и не встретят, уж как-нибудь по-английски Саша сумеет объясниться со справочным бюро. Да и офис городской криминальной полиции - тоже, вероятно, не Бог весть какая тайна. А там есть герр Ханс Юнге - дэус экс махина, как сказал бы латинянин - то бишь Бог из машины, типично театральный термин, перешедший в нашу грешную действительность: десяток лет назад - секретарь райкома партии, а сегодня - рояль в кустах… Тут особых сложностей Саша не видел.
Печалил разговор с Ириной. Естественно, она не ревела, не обвиняла в нежелании побыть с семьей, понимала, что ему просто необходимо отдохнуть, иначе он свалится, а семья в прямом смысле подохнет с голоду. Но за всеми этими фразами стояла горчайшая правда. И выражала она лишь одно: очень, чрезвычайно плохи твои дела, Александр Борисович. Нельзя так дальше жить, ибо это уже и не жизнь вовсе, а одно сплошное мучение. И обещание примчаться к ним в самые ближайшие дни было понято Ириной как еще одно очередное обещание, которое способно быть нарушенным любым словом или указанием вышестоящего начальника. И никто ни в чем не будет виноват, потому что такова эта сучья жизнь и сволочная профессия.
Турецкий долго не мог отделаться от ощущения какой-то общей безнадеги после сумбурного разговора с женой. А тут еще этот младшенький бензинчику подлил! Поздно уж было, когда Олег позвонил Грязнову и попросил передать трубку Саше. Сказал, что вопрос с Иркой он уже практически решил и осталось ожидать лишь Сашиного звонка из Германии. Спросил, встретят ли, не нужна ли еще какая-нибудь помощь от него. Турецкий бурчал в ответ нечто благодарственное и нейтральное, а сам думал, что надо действительно бросить все к черту, уйти в белодомовские служащие, перекладывать со стола на стол никому не нужные бумаги и при этом пользоваться всеми благами, которые прежде были доступны Совету Министров, Верховному Совету и прочим верхним организациям, вместе взятым. А если разрешат при этом еще и советы давать, так извините, ради этакой жизни можно поступиться очень многими принципами. Если вообще не всеми.
Стюардесса объявила о скорой посадке в аэропорту города Франкфурта-на-Майне, а Саша получил от любезного герра Вальтера последнюю порцию водки.
А дальше все было как в лучших аэропортах мира. Самолет приземлился, к нему присосалась труба-коридор, и пассажиры, не надевая пальто, беззаботно протопали в огромный, сверкающий зал. Плащ, кейс да зонтик - вот все Сашино добро, и с ним он спокойно и неторопливо прошествовал к паспортному контролю. Вообще-то говоря, на отдых так не ездят. Но Турецкий был готов ответить любому интересующемуся, что той пары рубашек, носков, трусов и прочей мелочи, что уместилась в кейсе, ему вполне достаточно для первого дня пребывания. А в дальнейшем - к услугам любой магазин. Разве не по-европейски? А чем же мы хуже других?..
2
Пройдя все кордоны, он вышел наконец в зал, где толпились встречающие, и огляделся: никто к нему не кинулся. Что ж, будем внимательно слушать, сказал он сам себе, и снова рассеянным взглядом окинул лица встречавших. В этот момент кто-то вежливо тронул его за локоть. Саша обернулся. Рядом стоял рослый молодой человек с явно славянским лицом - русоволосый, нос вздернутой кнопкой, голубые наивные глаза.
- Извините, - сказал парень с легким, напоминающим прибалтийский, акцентом, - это вы, - господин Турецкий?
- Я, - кивнул Александр Борисович. - А с кем имею честь?
- Очень приятно, - ушел от прямого ответа встречающий. - Мы вас ждем. Очень приятно, прошу, там машина. - Он тут же предупредительно, но настойчиво, как - помнил Саша - делает это обслуга за границей, почти выхватил у Турецкого кейс и зонтик, оставив только плащ, взял Александра Борисовича под локоть и увлек сквозь толпу к выходу. Шагал он широко и свободно, помахивая кейсом и не забывая при этом освобождать проход гостю. Турецкого так заняла эта необычная встреча-пантомима, что он как-то и не глядел по сторонам и опомнился лишь тогда, когда оказался на улице, а к самой бровке тротуара, где он остановился, подкатил шикарный серый автомобиль.
Из машины вышли двое и пошли навстречу.
Саша раскрыл было рот, чтобы поприветствовать их и произнести приличествующие ситуации слова, но тут же ощутил весьма чувствительный толчок в бок, ближе к печени, дернулся, но его мигом успокоили.
- Без волнений! Садитесь в машину, господин Турецкий, - сказал улыбчивый голубоглазый. - Не создавайте себе ненужных неприятностей.
Те двое, спереди, как бы вежливо расступились, один открыл заднюю дверь машины и первым нырнул в салон, показав Турецкому ладонью следовать за собой. Длинный черный ствол пистолета снова больно ткнул в печень. Левый Сашин локоть крепкой хваткой держал голубоглазый. Ситуация!
- Ну же, - негромко сказал тот, что открыл дверь, - не заставляйте нас ждать.
Что оставалось делать? Надо слушаться, а то дяди, видать, серьезные, могут и шум поднять, и стрельбу среди бела дня затеять. Страха Саша почему-то не чувствовал, может быть, оттого, что ему все еще казалось, будто происходящее совершается не с ним, а просто он со стороны наблюдает или смотрит по видику какое-нибудь американское кино. Турецкий покорно сел в машину, рядом тут же устроился голубоглазый, причем голова едва не упиралась в потолок салона, и он съехал на сиденье ниже, почти лег, отчего колени оказались почти на уровне лица. Здоровый парнишечка, похоже, за два метра перевалил. И крепкий - силу хватки уже почувствовал Саша. Третий похититель - теперь только так и мог их называть Турецкий - сел рядом с молчаливым и не обращающим никакого внимания на все происходящее водителем. Кивнул. Шофер плавно и почти бесшумно тронул тяжелый автомобиль с места.
- Для вашей же безопасности, господин Турецкий, - сказал голубоглазый, - нам придется принять в отношении вас некоторые меры предосторожности. Пожалуйста, дайте ваши руки.
Что было делать? Сопротивляться, затевать драку? Раньше все следовало понять, раньше… Саша выпростал руки из-под плаща, и сейчас же на них ловко были защелкнуты наручники, после чего плащ по-прежнему лег сверху.
Машина набирала скорость, за сильно притененными стеклами ее проносились стволы деревьев, еще далеко не всюду сбросивших листву, которая казалась почему-то красного цвета - возможно, от этих автомобильных стекол. Высокая передняя спинка закрывала обзор, вертеться из стороны в сторону было тоже трудно - с боков крепко зажимали накачанные плечи похитителей.
- Чего… он… крутится? - ни к кому конкретно не обращаясь, раздельно произнес передний.
- Господин Турецкий, - миролюбивым голосом сказал голубоглазый, - если вы немедленно не успокоитесь, мы будем вынуждены вкатить вам хорошую дозу успокоительного.
- Я успокоился, - ответил Турецкий и, помолчав с минуту, спросил: - Вопросик простенький можно?
- Если простенький… - хмыкнул голубоглазый.
- Я понимаю, вы меня не в отель везете. Но все же кто вы и на кой хер я вам сдался?
Шофер бросил по-немецки короткую непонятную фразу, в которой было много шипящих звуков. Парни слева и справа мгновенно обернулись и стали вглядываться в заднее стекло машины. Саша тоже хотел было повернуть голову, но тут же получил сильный толчок слева. Передний тоже что-то сказал, но его немецкий, даже для такого неопытного уха, как Сашино, был, конечно, грубой подделкой. Наш, видать. Однако все они поняли друг друга. Машина стала резко набирать скорость. На такой автостраде, понял Турецкий, можно и две сотни спокойно себе выжимать. Однако их беспокойство, вероятно, было вызвано серьезной причиной. Кто-то преследует? А что у них бывает в подобных случаях? Берут заложника, объявляют ему цену, получают деньги, соответственно, убивают либо сами похитители, либо полиция случайной пулей, после чего объявляется, что подобные операции, к сожалению, полностью без жертв не обходятся… Приятная перспектива. Турецкий вдруг усмехнулся и подумал, что поскольку он сам не потерял еще способности к иронии, значит, не все, наверно, и потеряно.
Между тем похитители продолжали совещаться и наконец пришли к согласию. Голубоглазый повернул лицо к Саше и сказал с легкой усмешкой:
- Все-таки мы решили сделать вам, господин Турецкий, небольшую дозу. Так надо. Обстоятельства. Не мешайте ему, - он кивнул налево, - надо укол.
Сидевший слева тут же вытащил из внутреннего кармана небольшой кожаный футляр, раскрыл его на коленях, мгновенно собрал шприц, наполнил из ампулы желтоватой жидкостью и, повернувшись к Турецкому, который, ненавидя уколы, готов был даже глаза зажмурить, каким-то ловким, профессиональным движением наркомана со стажем вогнал иглу Саше в предплечье прямо через костюм и рубашку. "Ну и нравы тут! - чуть не воскликнул Турецкий. - Это же зараза, это же черт знает что!" Но сейчас же обожгла иная мысль: а какая теперь разница? Какая разница для приговоренного к смерти, кто перед ним пил из стакана - здоровый или сифилитик в последней стадии?.. Мрачный юмор старого анекдота не то чтобы успокоил Турецкого, а просто слегка расслабил. Или это укол действует? Ему даже захотелось сползти на сиденье, подобно голубоглазому, и закрыть глаза, которые, видимо, устали от нелепого обилия красного цвета за стеклами автомобиля. Что он и сделал, грамотно, как учили когда-то тренеры, расслабив все мышцы. По его виду даже дурак бы понял, что Турецкий впал в беспамятство.
Была и другая надежда: похитители явно не хотели говорить при нем по-русски, а их немецкий, мягко выражаясь, резал слух. Может, все-таки клюнет?
- Как он? - услышал Александр Борисович родную русскую речь. - Отключился, сучара?
- Ага! - Турецкого грубо толкнули в правое плечо, и он расслабленно навалился на сидящего слева. Его снова пихнули, на этот раз слева, и тогда Турецкий покорно сложился, ткнувшись лицом в собственные колени.
- Готов, - констатировал первый. - Не нравится мне тот зеленый…
- Который?
- А вон что за "мерсом" прячется. От порта, между прочим, идет без отрыва. Чей он? Можем уйти?
- Да, вот прямо так и уйдешь… Но это не полиция, та б не тянула… Нет, надо с бана сходить… Я знаю, чего делать. Надо через ярмарку, там ни одна сука не выследит.
- А с этим что? Сделай, чтоб двигался.