5
В Москве уже начиналась паника. Меркулов, услышав Сашин голос, долгую минуту не мог прийти в себя, а затем разразился гневной тирадой, смысл которой заключался в том, что постоянные фокусы, граничащие с полной безответственностью, однажды сделают свое черное дело, но он, то есть Меркулов, не желает принимать участия в этом отвратительном процессе морального падения, вернее, распада человеческой личности…
- Все, Костя? - решительно перебил его Турецкий.
- А что, мало?! - взъярился тот.
- Я к тому, что звоню сейчас по домашнему телефону постороннего для нас человека и не желаю наматывать ему лишние минуты. Поэтому слушай… Да, кстати, твой телефон не прослушивается?
- Нет.
- Почем знаешь?
- Вчера грязновские ребятишки смонтировали мне тут одну штучку, которая мгновенно реагирует на посторонние включения. Короче, что случилось?
- Без подробностей, Костя. Несмотря ни на что, жив и снова чувствую себя вполне работоспособным. Здесь более суток всерьез интересовались всеми, понимаешь меня? - всеми без исключения нашими делами. Денис вылетел?
- Да. Грязнов созвонился с твоим приятелем. Он и заявил в полицию.
- Очень хорошо. Сегодня кончаю приходить в себя и завтра с утра еду к твоему приятелю. К сожалению, тебе придется выдать ему звонок или что-нибудь вроде факса, поскольку у меня при себе, понимаешь? - ни денег, ни документов. Ты оказался прав, передав необходимое Денису. Значит, Равич его сегодня встретил? Это хорошо. Пока постараюсь продержаться на его финансах, но нужна помощь, Костя. Запиши телефон, по которому найдешь меня в течение… - Саша посмотрел на Пушкарского, делая вид, что он не прислушивается к телефонному разговору, и спросил: - Валентин Дионисьевич, могу я вам надоедать в течение… хотя бы пары суток?
- Не возражаю и против недели, но потом я вынужден буду вас оставить, а вы живите тут сколько нравится.
- Спасибо… Костя, я, конечно, нахал, но на пару-тройку дней напросился. Это до разговора, естественно, с Денисом. Поэтому запиши номер телефона… Из конторы не звони, там все насквозь прослушивается. Имею информацию. Все, Костя. Не забудь уточнить у академика, кажется, лепим в десятку. Звонить смогу только поздно вечером. Привет.
- Извините, Александр Борисович, если не жгучая тайна, утолите интерес, с кем беседовали.
- С заместителем Генерального прокурора России Константином Дмитриевичем Меркуловым, Маркуша его, кстати, хорошо помнит, Костя тоже учился у него, но лет на десять раньше меня.
- Да тесен мир… Судя по вашим репликам, он неплохой человек?
- Отличный, - убежденно сказал Турецкий. - Только не могу иногда понять, как он может мириться с… со всякой поганью!
- Узнаю запал, - вздохнул Пушкарский. - Вот и мы, бывало… Пока колер, так сказать, собственной шевелюры не сменился… Конформизм и дипломатия - как бы две полярности обывательского взгляда на мир. Иногда они даже тесно сплетаются друг с другом, но ведь вы знаете из истории, все равно, в конце концов, за одно - расстреливали, а за другое - давали ордена. Хотя, в сущности, они так близки, так похожи. По молодости нетрудно и спутать… Только тяжелый опыт… Однако что это я стал вам зубы заговаривать? Имею предложение, дорогой мой. Вы сейчас отправитесь в ванную, а я вам приготовлю чистое бельишко. Майн, знаете ли, хоть и чистая река, но тем не менее. А завтра, полагаю, мы сможем с утра пораньше приобрести вам нечто подходящее, пока ваш костюм приведут в божеский вид. Вы какой тип одежды предпочитаете?
- Самый примитивный, - усмехнулся Саша. - Дома в джинсах хожу.
- Неплохо, - одобрил Пушкарский. - Завтра я скажу секретарю нашего союза, он обеспечит. Ну а сегодня нам придется помогать друг другу. Жена на несколько дней уехала к подруге, не обессудьте…
- Валентин Дионисьевич, пожалуйста, не заставляйте меня краснеть. Вы уж и так столько для меня сделали, что я чувствую себя теперь вашим вечным должником.
- Ну уж… вечным… - пробурчал Пушкарский, резко встряхивая своей седой головой и поднимаясь с дивана. - Что вы, молодежь, понимаете-то… в вечности?..
ПОНЕДЕЛЬНИК, 16 октября
1
Рано утром Саша позвонил в Мюнхен, домой Толе Равичу. И - о радость! - он оказался у аппарата. Естественно, возмущению Равича тоже не было предела. Но Турецкий не дал разгореться костру в крупный пожар, он сказал простенько так, но со вкусом:
- Толька, да ведь меня тут в заложники взяли, морду квасили, иголки в задницу втыкали! Хорошие люди спасли, а ты… Лучше помоги Господу хорошую свечку поставить. Ладно, при встрече расскажу. Не сердись…
- Ну ты даешь, отец! - И в этом его восклицании был весь Толька-босяк. Все приятели были у него "отцами", а все девицы - "матерями". Если где-то в углу школьного коридора слышалось: "Знаешь, что я тебе, мать, скажу на это?" или "Ну ты, вообще, даешь, отец!" - значит, там был Равич.
- Ты мне другое скажи: Москва сообщила, что ты встретил моего напарника. Куда ты его задевал? Где искать?
- А-а, Дениска-то? Отличный парень! Я его, отец, по его просьбе в один маленький такой, неприметный отель воткнул. Скорее даже кемпинг. Записывай телефон…
- Это в каком районе?
- А тебе-то какая разница, отец? Ты сам ему позвони, он и найдет тебя. Я скажу без преувеличения, он в городе лучше меня ориентируется. Вот молодежь пошла, отец! Я ему дал городской план, так он сразу привязался. Так когда увидимся? Ты наконец в отпуск? А где твои девчонки?
- Толя, никак не выходит с отпуском. Снова командировка. Но я тебе железно обещаю…
- Да ладно, отец, - видимо, уже окончательно махнул на Турецкого рукой школьный друг Равич. - Врешь ты все… Где я тебя найду? Я ж, как ты понимаешь, иногда все-таки и делом должен заниматься, а летать туда-сюда мне накладно, отец. Поэтому скажи, когда будешь готов к встрече, мы договоримся, и либо я прилечу, либо ты сюда, ко мне.
- Я скажу, только после разговора с Дениской. А вообще-то я собирался сделать с тобой большое интервью для одной крупной газеты.
- Что я слышу, отец? Ты, оказывается, еще не оставил своих порочных помыслов издавать стенгазету 10 Б класса?
Саша вспомнил, как его на комсомольском собрании отлучали от руководства классной стенгазетой с чудной формулировкой: "За отсутствие собственного мнения по поводу нарушения дисциплины и срыва занятий на уроке обществоведения". Батюшки, как давно было-то! А Толька вот вспомнил и сразу протянул тропинку в их общее прошлое…
- Так о чем интервью? Скажи, я хоть буду знать и готовиться.
- Можешь не смеяться, статья должна быть проблемной. Ну возьми пока один из аспектов: Россия и Германия - честный бизнес или битва криминальных группировок?
- Ты смеешься, отец? Да кто ж это у вас печатать будет, если я всю правду про вас скажу?
- А вот и будут. Словом, думай. До встречи.
2
Денис обрадовался звонку Турецкого, сказал:
- Дядь Саш, вы меня извините, только я не счел возможным звонить вам так рано.
- А ты что же, знал, где я? Откуда? - изумился Турецкий.
- Так, дядь Саш, вы ж вчера Константину Дмитриевичу звонили, он дядь Славе, а тот - мне. Чего же непонятного? Ну, с вами, значит, у нас все в порядке? Скажите, когда за вами приехать?
- Да хоть сейчас, если ты в порядке.
- А я уже с пяти утра в порядке, прошелся немного, газеты купил. Тут в одной и про вас есть сообщение, что похищен русский турист, и полиция предлагает вознаграждение тому, кто даст достоверные сведения. Это дядя Толя заявил еще в пятницу, когда позвонил к нам в Москву. Ну, газетчики тут знаете какие! Сразу разнесли. Я эту газетку отложил вам на память, ага?
- Еще как "ага"! - сказал Турецкий и языком с опаской провел по щербатой теперь собственной десне. - Ладно, записывай адрес, бери такси и дуй сюда. Разберемся…
- А вы, я смотрю, Саша, птичка ранняя! - заметил Пушкарский, входя в комнату в стеганой домашней куртке, коричневых брюках и тапочках на босу ногу. - Ну что, удалось что-нибудь разузнать?
- Все в полном порядке. До Мюнхена дозвонился. Сейчас сюда уже едет мой боевой помощник, и мы с ним отправимся в уголовную полицию. Какая-то газета написала, что меня похитили и что полиция предлагает вознаграждение. Сумму еще не уточнил. Может, воспользоваться и заработать на себе самом, как вы считаете, ВДП?
- Я считаю, Саша, как в детстве говорили, до трех. Раз, два, три! Пошли завтракать! Между прочим, должен сказать, что вид ваш понемногу - хо-хо! - выправляется. Как вы себя чувствуете после вчерашнего?
Вчера, после того как Турецкий принял ванну, побрился и переоделся в чистое, они в халатах прошли в столовую, где Пушкарский накрыл легкую закуску. Ну и как было устоять, когда он наполнил два объемистых фужера водкой и предложил немедленно по-русски, по-старому… и так далее. Тем более что два аккуратных бутерброда с селедкой и лучком сверху были уже приготовлены. А потом за разговором, не торопясь, уговорили и другую бутылку. Пушкарский заявил, что подобные демарши против собственного организма он совершает нечасто, правильнее сказать, даже редко, но это бывает просто необходимо, чтобы держать его в страхе. А то он иной раз имеет обычай распоясываться, диктовать свои условия, загонять в постель… Нет, ему, то бишь организму, тоже нужна дисциплина. А сегодня вообще такой случай выпал! Когда еще повторится…
Разошлись они за полночь. А сейчас этот ничуть не сутулящийся восьмидесятилетний мужчина чувствовал себя молодым и полным сил, вызывая у Саши совершенно искреннее чувство восхищения.
После завтрака Пушкарский отправился в кабинет работать. Он писал большую статью для философского сборника, выходящего во франкфуртском издательстве "Всходы", а Сашу познакомил со своим, как он сказал, литературным секретарем, "ну как примерно Чертков у Льва Николаича", но только Николай Петрович занимался не устройством литературных дел, а исключительно экономико-бытовой стороной дела.
Николай Петрович, сын эмигранта уже третьей волны, стеснительный молодой человек, окинул опытным взглядом фигуру Турецкого и сказал, что знает, где можно купить подходящие джинсы, вполне качественные и недорогие, а к ним осеннюю кожаную куртку - для ансамбля.
- Дорогое удовольствие? - голосом усталого миллионера спросил Турецкий.
- Я думаю, что в тысячу марок мы уложимся.
- Всего-то? - удивился Турецкий. - Ну что ж, думаю, на эту сумму мы с вами можем рассчитывать. Но тут имеется одно маленькое затруднение. Дело в том, что я…
- Я в курсе, господин Турецкий, - вежливо улыбнулся Николай Петрович. - Валентин Дионисьевич сказал, что я могу действовать по нашему усмотрению. Если вы не против, я съезжу в тот магазин и буквально через час привезу ваш заказ.
- Я вам буду чрезвычайно признателен, милейший Николай Петрович, - произнес Турецкий и удивился, откуда в нем, потомственном, скажем так, парвеню, этакое изысканное "милейший"? Неужели в мамином роду где-то случайно переночевал светлейший князь? Про рискового торгаша отчима Саша не мог бы сказать ничего утешительного. Ну а папа? Что - папа? С папой надо расти и взрослеть, даже если он тебе не сильно нравится. Нет, конечно, графьями в этом семействе не пахло.
3
Герр Юнге был невысоким полным человеком, с бритой наголо крупной головой, двойным подбородком и большими, печальными глазами. Меркулов позвонил ему и даже прислал факс с фотографией Турецкого. Сам оригинал сидел в настоящее время перед ним и, помахивая свернутой газетой, где была опубликована заметка о нем, рассказывал свою почти фантастическую историю. Молодой рыжеватый человек, его спутник, переводил.
Старший инспектор знал русский язык, в том смысле, что понимал речь, правда, не говорил, поскольку практики не было. Сейчас он слушал рассказ, перевод, сравнивал и видел, что в этой истории все действительно держалось на цепи случайностей. Из богатейшей своей полицейской практики он знал, что так, конечно, бывает, но… один раз из тысячи. А возможно, что из ста тысяч. Одним словом, повезло этому москвичу.
Турецкий, как мог, постарался подробно описать дом, где его содержали, своих похитителей. Но подобных вилл и в городе и в его окрестностях было очень много. В кабинете инспектора висела на стене большая карта города, и пока на ней можно было обозначить лишь три известные точки отсчета: аэропорт, Книжную ярмарку и Шванхеймский мост.
Неясная мысль точила Турецкого, но он никак не мог вспомнить, какой еще очень хороший ориентир имелся у него в запасе. Проводить же на этой карте полуокружность радиусом в тринадцать - пятнадцать километров было просто нелепо.
Вспомнил! Там, наискосок от виллы, живет… или бывает известный футболист Мюллер. Похитители, слышал Турецкий, несколько раз повторили его имя. Герр Юнге не считал себя горячим поклонником футбола, но фамилию эту, разумеется, слышал. Он позвонил в справочную своей службы, и ему вскоре дали адрес. Это был, собственно, уже не Франкфурт, а небольшой городок на северо-запад - Нидерхёхштадт. Юнге прикинул по карте и - все совпало!
Показания Турецкого были запротоколированы, после чего старший инспектор распорядился послать своих людей выяснить, кто там проживает, кто хозяин виллы, условия аренды и прочее, и установить наблюдение за жильцами, если таковые там окажутся.
Покончив с этим вопросом, перешли к тому делу, ради которого Турецкий прибыл во Франкфурт. Инспектора, конечно, удивил интерес, проявленный русскими к убийству немецкого банкира. Что у них, своих проблем не хватает? Так ведь в России, если судить по выступлениям прессы, едва ли не ежедневно происходят заказные убийства крупных финансистов, в том числе и учредителей банков.
Турецкий объяснил, какой причиной вызван его интерес, постаравшись кратко, но емко изложить все перипетии "Золотого века". Более глубокая, а главное, обширная картина, конечно, давала богатую пищу для размышлений. И герр Юнге не мог не оценить профессиональной помощи коллег из России.
Отдельный разговор пошел об Отаре Санишвили, который вылетел сюда, во Франкфурт, в день убийства депутата Государственной Думы Максимовой-Сильвинской. По сведениям москвичей, вице-президент и соучредитель банка "Золотой век" находится в бегах, возможно, и в связи с этим убийством, поскольку имеются неопровержимые факты, что покойная депутатша была его любовницей.
Герр Юнге, в свою очередь, сообщил, что специально искать господина Санишвили нет никакой нужды, поскольку ему известен адрес русского банкира. Этот Санишвили уже был в полиции и давал показания в связи с убийством Манфреда Шройдера, директора филиала "Золотого века", который находится в Кронберге. Это немного дальше Нидерхёхштадта, в том же направлении. Неудивительно ли, что именно в том районе и обосновалась русская мафия…
Да в общем-то ничего странного, возразил Турецкий. Он повторил фразу, которая почему-то вспомнилась в самый тяжелый момент в его жизни: иметь большие деньги - все равно что ходить по минному полю. Старший инспектор задумался, покачал головой: так-то оно так… Но это российский вариант, добавил Турецкий, нецивилизованный, надо понимать. Юнге поиграл бровями и усмехнулся. Эти русские - интересные люди, подумал он, похоже, во всех сложнейших ситуациях их выручает самоирония.
На просьбу Турецкого каким-то образом допросить Санишвили в связи с новым убийством, - Саша не собирался посвящать инспектора в нестыковку некоторых событий по времени - герр Юнге, пожевав пухлыми губами, сказал, что это вполне возможно. Вызвать господина Санишвили в полицию, конечно, нужды нет, но вот подъехать к нему и поговорить у него в доме - это можно.
Турецкий перешел к остальным фигурантам. Детально рассказал о деле Кочерги, не скрывая, что следствием подтверждено убийство, а не самоубийство шофера-телохранителя банкира Алмазова. Причем убийство с использованием сильнейшего психотропного средства, не имеющего твердо установленной формулы. Пока можно говорить лишь о группе, в которую оно входит.
Затем он сообщил о преступниках, которые охотились за Кочергой еще здесь, во Франкфурте, в Висбадене, в Заксенхаузене и, наконец, настигли дома, в Москве. И тут не стал вдаваться в лишние подробности Турецкий, так как не хотел выглядеть в глазах старшего инспектора элементарным разиней. Герру Юнге были предъявлены фотороботы этих убийц, отпечатки их пальцев. Они, конечно, вряд ли могли сейчас оказаться в Германии, хотя кто знает?..