Бакланов не гнал, словно давая машине остыть и успокоиться.
Говорили о пустяках. О Московской кольцевой.
- Планировали две четырехполосные, - объяснил Бакланов. - С трехсполовиноюметровой разделительной полосой. Газон, трава… Чтобы свет не слепил…
"Интересно: как скоро они нас выгонят?" - думал Игумнов.
Рабочий день их обоих закончился. Можно было ехать домой, но именно сегодня это было бы недостойно мужчины.
"Мальчика обидели? Дитя хочет сисю… Прибежал! - Еще хуже было объявиться у Нади, хотя она ждала его все эти годы, и Бог весть, сколько еще будет ждать. - Вести двойную жизнь! Снова помешать ей начать все сначала!.."
- …В левой полосе планировался скоростной поток - не ниже семидесяти километров. Справа брусчатка для того, кто задремал за рулем… - Бакланов сказал безо всякого перехода, что в это время думал. - Мы их задержали, Игумнов. Сегодня, и завтра, и послезавтра никого из женщин в Домодедове уже не убьют… Причина - мы с тобой!
- Откуда этот полковник? - спросил Игумнов про зама, который с ходу решил судьбу Бакланова.
- Из транспортного КГБ.
- Знаешь его?
- Их всех видишь, когда они приезжают в аэропорт.
- Ты и Козлова знаешь? - Игумнов заинтересовался. - Он тоже с транспорта.
- Козлов? Какой из себя?
- Рыжий.
- Конечно, он дня три назад подходил.
- К тебе?
- Ну! У них угон самолета был. Авиалайнер Душанбе - Оренбург - Москва… Они посадили его в Воронеже.
Игумнов перебил: - Помнишь фамилию разыскиваемого? Остроконь?
- Да, - Бакланов удивился.
- И Козлов тоже летал в Воронеж?
- Ну да, он там разбирался… Слушай, Игумнов… - Бакланов спохватился. - Мне с вечера еще надо было на лесоторговый склад. Внести деньги за рейку. Может, заедем? Там дел на пять минут…
- Сначала я позвоню. - Игумнов посмотрел на часы. - У тебя ждет?
- Ждет. Главное - чтобы к началу работы склада. Пока не разъехались. Тебе в отдел?
- Звонить? Нет, одному другу. Заедем по пути?
У ближайшего автомата Бакланов его высадил. Игумнов вошел в кабину, набрал номер учреждения. Там в эту ночь тоже не спали.
Замминистра Жернаков, которому генерал Скубилин сразу же доложил, что директор ресторана освобожден, впервые за эти дни почувствовал себя спокойно. У него возникло давно не приходившее к нему чувство успеха.
Даже будучи одним из наиболее влиятельных в министерстве людей, в кругу равных он никогда не ощущал собственной самостоятельности. Задачей его было пропускать через себя то, что шло сверху, словно через большую живую трубу. "Дальше вниз!" Иногда в этой трубе обнаруживались течения, в том числе и противоположные, и тогда это становилось особенно сложно - пропускать каждое в своем направлении.
Помогал ориентир - первый заместитель министра. Его мнение. И в этом, последнем, деле директора вокзального ресторана оно было выражено ясно и недвусмысленно. В виде просьбы об услуге - освобождении директора ресторана Гийо.
Все знали, что шеф в бурной своей личной жизни любит бывать среди людей, стоящих прочно на собственных ногах, - тех, кто распределяет материальные блага. Было естественным, что и он кое-чем был им обязан.
Жернаков приказал соединить его с первым, как только он появится.
- Он заедет в министерство, - был ответ. - Но не раньше двадцати трех…
Случай был необычным: первый заместитель обычно на работе не задерживался.
- Ничего, - заметил Жернаков. - Дождусь. У меня у самого полно дел.
С весны еще начали готовить концерт к Дню советской милиции. Министр требовал, чтобы в концерте участвовали самые популярные в стране актеры. Всегда лично приходил на него и приводил своих друзей с Самого Верха.
Два соперничающих между собой сектора, готовившие концерт, не брезговали ничем, чтобы выведать тайные привязанности и вкусы Самого, Самих, Их жен, Близких.
Духом благополучия, пришедшим взамен показной скромности и внешнего аскетизма, тянуло с Верха. "Мерседесы", дачи, ковры, "винчестеры", дубленки и антиквариат создавали зримый фон среды министерского обитания. В заявлениях, исчезавших в пучине канцелярской переписки, тонули упоминания о каких-то драгоценностях, церковных реликвиях, иконах, крестах и картинах, которые изымались у преступников и пропадали без следа.
Вплотную, словно спаренные мясорубки, обращенные друг к другу, крутились в разные стороны механизмы с противоположными функциями - задачей одного было любой ценой обеспечить ирреальную, не существующую нигде в мире высокую раскрываемость, второго - обеспечить соблюдение закона внутри министерства. Где-то между ними беспомощно барахтались внизу сотрудники.
Была уже ночь, когда из приемной позвонили:
- Идите. А то он сейчас уедет.
- Иду.
Жернаков поднялся к зеркалу, оправил китель. Первый зам судил о работе по одежке: мог накричать, одернуть по поводу малейшего нарушения формы. Некий остряк нарек это явление "чурбанизацией", за что вскоре оставил министерство.
На всякий случай Жернаков взял под мышку красную папку "К докладу", чтобы и в коридоре видно было, если встретятся, что идет он по делу, а не просто по случаю недержания мочи.
Когда Жернаков появился в кабинете первого, тот просматривал какие-то бумажки, которые вынимал из стола и, просмотрев, тут же быстро рвал.
Увидев входящего Жернакова, он недоуменно взглянул на него. За окном, выходившим на Кремль, послышался бой курантов.
- Все в порядке. - Жернаков был рад, что справился с данным ему поручением. - Директор ресторана, за которого просило Управление торговли, отпущен. Разобрались! Вот уже несколько часов как дома…
- Дурак! - сказал первый зам.
Жернакову показалось, что он ослышался. Первый зам загнул еще крепче - забористее.
- "Дома", "несколько часов…" - заорал он на Жернакова. - В камере он! В Лефортове! В следственном изоляторе КГБ…
Гийо уехал из отдела на такси - возвращаться домой в служебной машине отдела внутренних дел он категорически отказался. Но, оказалось, это не имело значения.
На Кожевнической улице, почти против вокзала, такси остановила машина линейного контроля. Пока контролер и таксист выясняли отношения, несколько человек быстро перевели директора ресторана в третью машину, сели вместе с ним и стремительно отъехали, одновременно клацнув замками всех четырех дверей.
Другая оперативная группа готовилась взять главу крупнейшего столичного гастронома № 1 - "Елисеевского".
А во дворе Московского управления Комитета государственной безопасности на Лубянке уже освобождали площадку для подлежащих конфискации "тойот" и "мерседесов", пломбировали сейфы под изымаемые ценности - деньги, золото, антиквариат, старинные иконы и валюту.
Криминологический анализ преступности свидетельствовал о том, что социалистическое общество столкнулось в этой сфере с совершенно новыми, неизвестными ему ранее тенденциями.
Все это можно было обозначить точным термином, которым, однако, отечественная наука предпочитала не пользоваться:
"Организованная преступность…"
В Комитете государственной безопасности знали, что, в конце концов, без их вмешательства не обойдется, и, конечно же, планировали свой "День Икс" с присущей этому ведомству законспирированностью, широтой и размахом.
"Чтоб как снег на голову…" - любил повторять его председатель, знавший цену нешумной славе своей всесильной полутайной организации.
Одним из первых по случайному стечению обстоятельств внезапным этим бураном закружило директора маленького вокзального ресторана и главу крупнейшего московского гастронома.
Предстоял очередной большой разбор в московской торговле.
Как Игумнов и предполагал, майор Козлов явился на встречу с солидным прикрытием.
Комитетчиков было пятеро. Трое были знакомы Игумнову - из группы захвата, безуспешно пытавшейся отбить Остроконя во время задержания его милицией на вокзале.
Игумнов был один. Бакланов по взаимной договоренности должен был появиться только в случае, если Игумнова попытались бы арестовать. МО-14562 сидел в патрульном "Жигуле", вплотную припаркованном к тротуару.
"Надели ли они и сегодня свои титановые бронежилеты?" - подумал Игумнов о комитетчиках.
Козлов был в куртке и кроссовках. Его сразу отыскали, как только Игумнов сообщил уже знакомому ему смежнику, что должен говорить с его коллегой об угоне душанбинского авиалайнера.
Разговаривали тет-а-тет у круглой зубчатой башни вокзала, недалеко от учреждения.
Было совсем светло. То, что оперативники комитета работали всю эту ночь, было на руку Игумнову.
- Факты есть - значит, будем говорить. А так… - Козлов махнул рукой. - Извини, много работы.
Игумнов предъявил козыри:
- Слушай, Козлов, кончай темнить. С мужиком этим вы здорово пролетели… Он был у вас в руках! Угонщик! Да еще с автоматом. Тебе фамилия Остроконь говорит что-нибудь?
Козлов промолчал, Игумнов понял, что не ошибся.
- Здорово же вы наломали, видать, там дров, в Воронеже, если втихаря поперли на нас здесь в непонятную! Хотели отмыться от председателя? Или от жалобщиков?
Мимо круглой башни, в направлении закрытого еще универмага, прошли несколько пассажиров - у них были несвежие с недосыпа лица транзитных.
Игумнов дал им пройти, посоветовал:
- Подозреваемых надо проверять по Информационному центру, Козлов. Тогда сразу видно, кто скрывается от следствия и суда… Тут и козлу ясно, кто потенциальный угонщик и по какой причине…
- Отца своего учи морковку дергать.
- Вы ведь у нас такие профессионалы! Закачаешься… Никого не положили там, в Воронеже?
Рыжий равнодушно перенес его выпад, вернее сказать, успокоился.
- Все? - спросил он.
- Я даже думаю, не ваш ли это был человек? Тем более вооружен. Может, мне послать свои соображения председателю?
- Ладно. - Рыжий поднял воротник. - Если ты насчет заявлений из коробки, обратись к своему Исчуркову. Вы ведь друзья…
- Пошел он! Я сам за себя постою. А если выгонят - у жены зарплата приличная. Прокормит!
- За чем же дело стало?
- Там старший лейтенант Бакланов. - Игумнов показал на патрульный "Жигуль". - Ты его знаешь. Гаишник. МО-14562. Он врезал убийце при задержании. Сейчас время такое, его наверняка выгонят… Кто-то должен вступиться. А увольняет его новый замнач главка. Тот, что пришел от вас…
Козлов молчал - набивал цену.
Игумнов вспомнил их сумасшедшую гонку по Кольцевой, автоматную очередь, пробившую капот, маленькую женскую фигурку на заднем сиденье. Хотел сказать, что нервы иногда не выдерживают, но решил не унижаться. Тем более перед этим. Что он понимал?
- Ладно, - комитетчик кивнул. - Бакланову я помогу. С новым вашим замначем мы вместе работали. Всё? - спросил он снова.
- И насчет хомута! - За Бакланова можно было не беспокоиться и подумать наконец о себе. - Что за дела? За это можно ведь и по морде схлопотать. И никто не заступится. Мы все-таки мужики… - А, в сущности, что ему этот "хомут"! В этом ли всё дело?
Рыжий принужденно засмеялся.
- Хомута беру назад… Хотя вы там, менты, со своей липовой статистикой совсем оборзели. Ваше счастье, что комитету всё не до вас. У него своих дел много. - Он кивнул нетерпеливо переминавшимся коллегам у круглой башни. - Тем более сегодня…
- Трест ресторанов? - поинтересовался на всякий случай Игумнов. - Торговлю трясете?
- Ладно. Чао, бамбино. До новых встреч.
Пока Бакланов расплачивался в складе за рейку, Игумнов со двора по разболтанному телефону, выставленному на подоконник, позвонил в дежурную часть. В отделе трубку взял Цуканов.
- Может, перезвонишь наверх? - Он не хотел, чтобы в дежурке слышали их разговор. - Я сейчас перейду к себе!
- Валяй! - согласился Игумнов. Спешить было некуда.
Цуканов сообщил последние новости.
- Ночью заседала коллегия. Скубилин уходит. Жернакова на пенсию. Исполняющим обязанности начальника управления назначен Авгуров. Картузов идет к нему замом…
- Ничего не изменилось. Как было, так и будет. - Игумнов не испытал радости оттого, что генерала Скубилина поперли.
- Вообще-то, да. Одна банда сменила другую. Зато мы выиграли, Игумнов! - зам попытался поднять ему настроение. - Раз Картузов идет наверх, Исчуркову конец. Инспекция от тебя отваливает. Так что попробуем поработать. Правильно я понимаю?
- Посмотрим, - милостиво разрешил Игумнов. Он почувствовал, что на ходу засыпает. - Качан у тебя?
- Все отделение тут.
- Делать вам нечего.
В душе он был рад: никто не ушел, пока они с Баклановым гнали преступников по Кольцевой.
- Хотели отметить…
- Да ладно!
Он сделал несколько коротких шагов, раскручивая закрутившийся шнур.
Теперь он стоял лицом к дороге.
Подъездные пути впереди упирались в невысокий лесок, сворачивали, теряясь среди деревьев. Второй конец путей уходил по насыпи вверх, где виднелись дома. Тут же была свалка. И шоссе, по которому нескончаемой чередой двигался транспорт.
На свалке жгли мусор.
Пассажиры проезжавших автобусов приподнимались с сидений, чтобы разглядеть дымы.
В перемещении людей и предметов шла жизнь.