Тем не менее, за минуту до окончания матча защитник астраханцев в безобидной ситуации прервал атаку гостей подножкой в собственной штрафной площадке, за что был назначен абсолютно справедливый пенальти, который гости хладнокровно реализовали…
Стадион охнул, стих на мгновение, а затем взорвался единым яростным воем, распаляемый тем, что судья не только решительно показал на центр, но и почти сразу же дал сигнал к окончанию матча. После этого вопли разъяренных болельщиков достигли апогея. На поле полетели бутылки и обломки от пластиковых кресел, а потом будто что-то лопнуло в зрительских рядах, и одна из трибун, торцевая, где самые дешевые билеты, покатилась бесформенной полуголой человеческой массой на поле.
Несколько тысяч человек, вооружаясь подручными средствами, неслись на сбившуюся к центру поля горстку футболистов, которые совсем не понимали того, что сейчас может произойти.
Беда еще в том, что милиции на этом матче было раза в три меньше обычного – основные силы находились на берегу, напротив острова. А те, что были, вроде бы и двинулись наперерез толпе. Но совсем не активно, не осознавая потаенную ярость атакующих. И были в первые же секунды сметены, а затем буквально растворились в шквале человеческих тел, теряя оружие, резиновые дубинки и форму. Избитые милиционеры становились точно такими же, как все остальные участники бойни: полуголыми, окровавленными и обезумевшими от жестоких побоев и унизительной беспомощности перед грубой силой.
Такой яростной, скоротечной и кровавой атаки никто не ожидал. Мало ли случается футбольных казусов – гораздо более громких и очевидно несправедливых. А тут и придраться не к чему! Подножка – как в учебнике! Можно даже сказать, демонстративная, на нервах: не сдержался, да и дал сзади по ногам! Стопроцентный фол! И вдруг такое!
Только опытному глазу было понятно, что толпа настроена на большое кровопролитие, а действиями атакующих кто-то умело руководит. Когда первые разъяренные зрители достигли центра поля, то небольшая группа крепких парней быстро сомкнулась вокруг футболистов и судьи, а остальные покатились дальше. Через минуту центр поля опустел, но несколько окровавленных тел остались на желтоватой от жары траве. И по тому, как неестественно уткнул в газон окровавленную голову главный судья, как стоял на коленях исполнитель пенальти, вдавливая окровавленные кулаки в распоротый живот, было ясно: били их намеренно насмерть, чем-то заранее припасенным…
Дальше толпа, словно по какому-то незримому сигналу, организованно рванула в сторону кучки башкирских болельщиков, размахивавших, увы, неуместными в этот момент флагами "Содовика", радуясь неожиданному голу. Находились они в огороженном секторе, как делалось всегда, чтобы отделить болельщиков соперничающих команд друг от друга.
Цель была ясна, и превосходящие силы болельщиков обиженного "Волгаря" в течение пяти минут вытоптали вражеский сектор до полного обездвижения, а тех, кто успел выбраться за его пределы, гнали к выходу, настигая и добивая отстающих. При этом над стадионом неслись воинственные клики "Россия для русских!" и "Бей черножопых!"…
За каких-то пятнадцать минут стадион – ухоженный и недавно отремонтированный – был начисто разгромлен. Погасло, вспыхнув синими всполохами, табло: кто-то умело организовал короткое замыкание. Накопившаяся у двух основных выходов толпа сорвала с петель огромные металлические ворота и хлынула на ближайшие улицы.
Удивительно было то, что она не разбрелась, не распалась на хаотичные группки, а, напротив, толково объединилась и энергично атаковала здание ГУВД, которое пало буквально в минуты. Такой сплоченной и организованной атаки там никто не ожидал… Караул обезоружили, вскрыли арсенал, и вскоре по улице города двигалась как минимум сотня вооруженных автоматами и пистолетами людей, пополненная отребьем, освобожденным из милицейских "обезьянников".
И вновь, как при разгроме стадиона, действия нападавших были очень организованными: кто-то отдал приказ уничтожать все наружные камеры наблюдения на пути погромщиков. А потом здание ГУВД загорелось – и не где-нибудь, а именно там, где хранились архивы и следственные дела…
Следующим пало здание администрации области, которое было захвачено практически без сопротивления и тут же подожжено.
Через час центр города целиком был в руках мародеров. Они громили магазины, нападали на квартиры, поджигали машины и мусорные баки. То и дело вспыхивали локальные перестрелки – это отдельные, наиболее крепкие характером мужики защищали своих женщин и жилища при помощи охотничьего оружия. Но мародерам хватало и того, что было бесхозным и беззащитным.
Как всегда бывает в условиях стихийных бунтов, началось сведение личных счетов. Кто-то поспешил поквитаться с бывшей любовницей и ее новым хахалем, кто-то пристрелил ненавистного соседа и его задиристую собаку, а были и такие, кто просто куражился, пользуясь безнаказанностью и наличием оружия, которое пускали в ход без особых колебаний – даром, что водки и наркоты было завались.
И опять в какую-то минуту, когда казалось, что бунт становится неуправляемым, кто-то заново перестроил силы нападавших, направив одних в сторону очистных сооружений, снабжавших город питьевой водой, а других – к аэропорту, вокзалу и двум центральным электростанциям.
Когда генерал Гирин получил из Москвы приказ принять на себя руководство операцией, план у него был уже готов. Собрав командиров подразделений, он, как всегда, спокойно, отдавал четкие распоряжения:
– Остров будем брать малыми силами! Остальные – в город! Весь личный состав, за исключением отряда боевых пловцов, снимается с позиций и экстренно перемещается в город: вертолетами, на БМП, танками…
– Того, что есть – не хватит, товарищ генерал!
– Реквизируйте подходящие транспортные средства у населения.
– Будут проблемы, товарищ генерал! Это незаконно!
– Незаконно, – согласился Гирин. – Только пока мы конституцию изучать будем, город сожгут дотла, да еще и вырежут наполовину!
На месте рассредоточиться по стратегическим объектам. Списки у вас на руках. Повторяю – никаких сантиментов! Любой вооруженный человек, оказывающий мало-мальское сопротивление – объект для уничтожения! Отчитываться будете показателями физически уничтоженных, раненных и плененных бандитов! Чем больше, тем лучше!
Гирин всмотрелся в напряженные лица своих подчиненных и добавил:
– Всю ответственность беру на себя. И чтобы у вас поджилки не тряслись, своим решением ввожу в городе военное положение с… – Гирин посмотрел на часы… – с двадцати двух ноль-ноль! Передайте это по всем радиоточкам, по всем телеканалам, через громкоговорители! С десяти вечера любой человек, находящийся на улице, будет задержан минимум на двадцать четыре часа. Любой, у кого есть оружие, после единственного предупреждения будет атакован на поражение. К утру город должен быть под нашим контролем! Всем ясно?
– Так точно! – отозвался нестройный хор.
– Координацию операции возлагаю на полковника Баркова! К шести утра жду доклад о выполнении поставленной задачи.
– Есть! – рявкнул Барков и, повернувшись к офицерам, приказал:
– Готовность к выдвижению – пятнадцать минут. Вертолетная группа атакует аэропорт с ходу! Закрепляет там часть десанта и выдвигается в район электростанций. Остальные решения вырабатываем на маршруте. Выполнять!!!
Яшка Пегая футбол не любила. Из всей их компании только "мамка" Ляля орала дурнем: "Судью на мыло!" или распевала вместе с астраханскими фанами дурацкие речевки, вроде того:
Мы поставим в позу "рак"
"Содовик" Стерлитамак!
Или так:
Эй, "Волгарь"! Давай, ударь,
чтобы спекся их вратарь!
Яшка в этих коллективных запевках не участвовала. Да и никто из девчонок тоже. На стадион они ходили не игру смотреть, а работать. И "мамкиных" пристрастий не одобряли, поскольку это напрямую мешало главному – поиску клиентов.
"Мамка" была никакая не Ляля, а Лена Порывай. Но в их компании все имели клички. К примеру, Яшка Пегая была по жизни Яной Пеговой, Акула – Акулиной Ананьевой, а Светка Демидова получила прозвище Светка Димедрол за пудовые кулаки, которыми могла при необходимости в два счета "вырубить" самого здорового мужика – как бы димедролом усыпить…
Так вот, Лялины пристрастия мешали всем по той простой причине, что девчонки "работали" во время матча как раз в секторе, который отводился для болельщиков приезжей команды.
Заезжие болельщики, приехавшие за любимой командой издалека, ночевали после матчей в гостиницах и к тому же сильно выпивали – когда за победу, когда от огорчения, а чаще по традиции, предписывающей "обмыть это дело". Во время матча девочки наметанным глазом выбирали "объект" и брали его в работу.
И что? Клеится, скажем, Яшка к какому-нибудь заезжему фраеру из Набережных Челнов, болеющему за свой "КАМАЗ". Шмотки фирменные, часы недешевые да и кошелек карман оттопыривает, короче, самый клиент и есть. А тут рядом эта идиотка, потеряв последние мозги, надрывается:
Расскажи челнинской шмаре -
это вам не на Дакаре!
Тут вам ходу не дадут
И умело…!
В конце, понятно, шло обидное слово в рифму. За такое разъяренные гости из Татарстана могли запросто вышвырнуть безбашенную Ляльку (и всех, кто с ней хороводится) из своего сектора, а при случае и надавать хороших тумаков, невзирая на пол…
Поэтому с некоторых пор девочки стали ходить во вражеский сектор без "мамки", оставляя ее вволю оттягиваться среди таких же, как она, фанатов астраханского "Волгаря".
И сегодня все вроде было, как обычно. Пегая наметанным глазом выбрала двух хорошо одетых парней, которые то и дело прикладывались к пластиковой бутылке с надписью "Кола", распространявшей аромат паленого коньяка.
Яшка собой гордилась. К четырнадцати годам она имела хорошо обозначенную грудь, подчеркнутую облегающей майкой, открывающей пупок, а также стройные ноги, которые предпочитала оголять до предела, втискиваясь в крошечные джинсовые шорты. По части завлечения клиентов она была звездой и главным человеком в боевой пятерке.
Акула работала на подхвате, изображая стеснительную Яшкину подругу. Мол, таких внешних достоинств у меня, конечно, нет, но девчонка я очень даже ничего, при случае могу проявить свой тщательно скрываемый темперамент. Она робко вздыхала, поглядывая исподтишка на выбранную жертву, и всем своим видом давала понять, что еще неизвестно, кто вам, дяденьки, больше понравится – я или сексапильная подружка!
Светка Димедрол себя предлагала только по большой необходимости. Работу по части интима она откровенно не любила. Куда больше ей нравилось высматривать подвыпивших мужиков или приехавших вместе с ними таких же нетрезвых подруг, а потом грабить их разными доступными способами. Одних попросту избивала, заманив в темную подворотню и очищая затем карманы. У других срывала цепочку с шеи или вырывала из рук сумочку. А могла элегантно, двумя пальчиками вытащить, как она выражалась, "партмонетик" из кармана увлеченного футболом мужчинки.
Она же охраняла Яшку с Акулой, когда те работали по-крупному: выбирали обеспеченных клиентов, шли с ними в гостиницу, а там – по обстоятельствам. Редко – отрабатывали то, на что сторговались, то есть оказывали сексуальные услуги за деньги. Чаще – "клофелинили" и грабили клиентов. Иногда просто упаивали их до потери сознания и тоже грабили.
Но случались и непредвиденные конфликты. Тогда можно было запросто за такие фокусы и жизнью поплатиться. Тут-то на помощь приходили Светка Димедрол и "мама Ляля". По условному сигналу они врывались в комнату, молотили не ожидавших нападения мужиков заранее припасенными средствами и стремительно скрывались, прихватив подруг.
Как и Светка, Лялька со своей мужиковатой фигурой особого сексуального интереса у мужиков не вызывала, но запросто могла с ними крепко выпить, не теряя при этом головы даже от лошадиных доз алкоголя, а потом, если все складывалось, грабила своих собутыльников.
Был еще один участник банды – Яшкин семилетний брат, Эмиль, которого кликали Пегим. Его роль сводилась к тому, чтобы в случае заварушки на стадионе, когда клиент ухватывал Светкину руку в собственном кармане, расплакаться, вцепиться в почуявшего неладное мужика, орать дурнем, что, мол, пацана обижают незнакомые дяди и даже пристают с самыми дурными намерениями. Пока атакованный клиент разбирался с пацаном, пока на неистовые вопли мальца нехотя реагировала ленивая милиция, девицы разбегались, а потом незаметно исчезал и Эмиль.
Когда разъяренные фанаты "Волгаря" ринулась в "башкирский" сектор, "мама Ляля" быстро поняла: толпа разбираться не будет! Она одной из первых ворвалась на гостевую трибуну и сходу ударила ногой в лицо мужика, который приладился было лапать Яшку. Потом дала знак остальным и, яростно прокладывая себе дорогу локтями, быстро вывела свою команду из неминуемой кровавой молотилки.
Далеко уходить не стали. Как только толпа, разгромив вражеский сектор, ринулась дальше, Лялька повела свою девичью команду чистить карманы поверженных болельщиков "Содовика". Выбирали тех, кто лежал без движения или был избит так, что плохо понимал происходящее. Были и те, кто, придя в себя, пытался оказывать сопротивление. Таких Светка Димедрол вместе с Лялькой безжалостно били ногами, вкладывая в каждый удар накопившуюся ненависть ко всему мужскому сословию, да и ко всему роду человеческому тоже.
– Вот это да! – возбужденно орала Лялька. – За один раз годовую норму выберем! Гуляем!
В это время в секторе появились два молодых мента, изрядно потрепанные в только что состоявшемся "боестолкновении". С ними были две женщины в белых халатах – видимо, из дежурной "Скорой помощи".
– Эй! – крикнул один из служивых, с удивлением наблюдая, как Яшка ловко выворачивает карманы очередного клиента. -А ну прекратить!
– Да это братишка мой! – спокойно отвечала Яшка, пока Лялька со Светкой занимали позицию для атаки. – Вот избили, дай, думаю, деньги и часы заберу, а то у вас в милиции или в больнице потом все равно отнимут.
– Ты что несешь? – возмутился милиционер. Но больше ничего сказать не успел, так как Лялька, подкравшись сзади, безжалостно разломала о его голову пластиковый стул. Его напарник отскочил и стал судорожно вытаскивать из кобуры пистолет, но Светка Димедрол со всего маха ударила его ногой в пах и тихо сказала скорчившемуся от боли сержантику:
– Лежи, не рыпайся, тогда не трону!…
– Вы бы, тетки, шли пока отсюда! – обратилась Лялька к остолбеневшим медработницам. – Мы тут минут за пять управимся, тогда и приступите. А сейчас – идите от греха…
Астрахань – город старый, особой свежестью и так не отличается. Ну, разве что центр… Но сейчас – полностью обесточенный, с разбитыми витринами и горящими машинами на улицах – он выглядел как декорация, построенная для очередного американского фильма-катастрофы.
Между захватившими город группами было установлено четкое разделение труда, что говорило о наличии единого центра, из которого отдавались приказы.
Выпущенные из городской тюрьмы уголовники специализировались на пунктах обмена валюты, ювелирных магазинах и дорогих пригородных особняках. Любое сопротивление подавлялось ими с беспримерной жестокостью. Награбленное грузили в машины, которые захватывали тут же на улице и отправляли в неизвестном направлении.
Бомжи к серьезным объектам не рвались, опасаясь столкновения с блатными, и грабили в основном квартиры попроще, дешевые магазины и рестораны, запасаясь одеждой, жратвой и спиртным.
А еще были несколько хорошо вооруженных групп, состоящих из людей, которые в погромах не участвовали. Эти действовали по-военному четко, причем каждая заранее знала свой маршрут.
Серьезного сопротивления погромщики пока не встречали. Милиция и сохранившие боеспособность подразделения других силовых ведомств – "чекисты", "эмчеэсовцы", работники прокуратуры – получили команду сосредоточиться в районе центрального вокзала и дожидаться прибытия подкрепления в лице регулярных воинских частей и спецподразделений.
Яшка предложила двигать всей компанией на вокзал.
– Там сейчас куча электричек скопилась! – резонно заключила она. – Толчея! Привокзальная гостиница переполнена! Есть кого чистить!
– Точно! – обрадовалась "мамка". – Все сложим в автоматические камеры хранения, а когда заварушка кончится, айда в Сочи! Погуляем! – зажмурила она глаза.
– Слышь, а где твой Альфик? – неожиданно спросила Яшка.
– Зачем тебе Альфред? – насторожилась Лялька.
– Как зачем? Наркоту жрать за счет девичьего "передка" ему, конечно, в кайф, но в такой момент мог бы и подсобить… Работы хватит!
– И то верно! – согласилась Лялька, не заподозрив подвоха. А должна была почуять, что неспроста Яшка зовет на дело ее сожителя, который в свое время, по Лялькиному же наущению, стал первым мужчиной для всего этого девичьего сообщества.
Девчонки попадали в Лялькино поле зрения по-разному. Яшка с братишкой и Светка были детдомовскими. Сбежали из Тамбова в Астрахань, в теплые края. Жили на рынке, побирались, пока Лялька к делу не пристроила. Акула – наоборот, местная. Ушла из дома от родителей-алкоголиков, и в первую же ночь оказалась в Лялькином притоне. Там и познала радости любви в исполнении наркомана Альфреда, которому в его паскудном занятии помогала сама Лялька, считавшая, что работающих у нее девчонок надо сначала хорошо обучить премудростям профессии, а потом уже выпускать в самостоятельное плавание.
У Лялькиного притона была специализация: малолетки. Поначалу девчонок было много, человек десять. Но потом остались только Яшка с братишкой, Акулина и Светка. Остальные – кто сбежал, кого забили до смерти обиженные клиенты, кто помер от передоза…
Из оставшихся наркотиками баловалась только Светка. Говорила, что под кайфом хорошо расслабляется и легче подавляет в себе чувство физического отвращения к мужикам, если приходится ложиться с ними в постель. Зато на "выходе", при первых признаках ломки, у Светки "наступало озверение". Тут уж она могла отыграться на клиенте и в охотку попинать его, спящего или пьяного. А если сдури сопротивлялся, то и до смерти забить, хотя такое случилось со Светкой только один раз, и она об этом случае особо никому не рассказывала.
Девчонки шли через разгромленный город в отличном настроении. Лялька ругалась по мобильному с хахалем и требовала, чтобы тот не ширялся до утра и поработал на общую кассу. Тот, видимо, упирался, заставляя подругу для убедительности вспомнить все лучшие обороты русского языка.
– Какое, на хрен, военное положение? – орала она в трубку. – В городе ни одного мента не видно… Нормально все! Давай, двигай на вокзал!
Насчет милиции Лялька соврала. Минут за пять до этого возле них остановился УАЗик, набитый милиционерами по самую крышу. Один из них оглядел из окна компанию, многозначительно хмыкнул и строго произнес:
– Значит, так, девочки! Через полчаса чтоб вас на улице не было!
– Так мы на вокзал! – ответила за всех Яшка. – Вот сестренка наша, старшая, провожает… – Яшка кивнула на Ляльку. – Мы на электричку, к бабушке в деревню!
– Хочу к бабушке! – захныкал Эмиль. – Спать хочу. В поезд хочу.
– Вот видите! – кивнула на брата Яшка. – А транспорт не ходит… Вот мы пешком и топаем через весь город.