- Черт возьми, Кольберг. Это же сука! - Он вытер лоб. Кольберг подошел и лизнул его в лицо. Они слышали, как Гера скулит за дверью. Какое-то время он сидел, спрятав лицо в руках, пытаясь прийти в себя после шока. Осмотрел себя: его одежда была вся в собачьей шерсти и крови. У Кольберга кровоточило ухо.
Наконец Сейер поднялся. Побрел в ванную. На полу в душе, на коврике, черный и мягкий, как шелк, горько скулящий живой комочек.
- Ничего странного, что она напала, - прошептал он. - Она хотела защитить щенков.
Рулон лежал у стены. Сейер присел на корточки и осмотрел его. Он был туго скатан, обтянут полиэтиленом и тщательно перевязан ковровым скотчем - такой почти невозможно отодрать. Сейер принялся теребить и рвать его, обливаясь потом. Кольберг тоже начал скрести, царапать, желая помочь, но Сейер отогнал его. Наконец он надорвал ленту и принялся разрывать пластик. Поднялся, дотащил рулон до гостиной. Гера скулила в спальне. Снова наклонился и сильно пнул рулон. Ковер начал разматываться, медленно и тяжело. Внутри лежало сдавленное тело. Лицо было разбито. Скотчем были перетянуты рот и нос, или, скорее то, что от них осталось. Сейер покачивался, глядя на труп Хальвора. В какой-то момент ему пришлось отвернуться и опереться о стену. Потом он отцепил от ремня свой телефон. Выглянул в окно, набрал номер. Проследил глазами за сухогрузом, идущим вниз по реке. И услышал гудок, протяжный печальный гудок. Я иду, как будто говорил он. Вот я иду, спешить мне некуда.
- Конрад Сейер, Оскаргате, пятнадцать, - сказал он в трубку. - Мне нужно подкрепление.
* * *
- Хеннинг Йонас? - Сейер повертел ручку между пальцами и посмотрел на допрашиваемого. - Вы знаете, почему вы здесь?
- Что за вопрос? - голос звучал хрипло. - Позвольте сказать вам одну вещь: всему есть пределы, и моему терпению тоже. Но что касается Анни, мне больше нечего сказать.
- Мы не будем говорить об Анни, - пообещал Сейер.
- Хорошо.
Он немного покачался на стуле, и Сейер увидел, что с его лица исчезло напряжение.
- Хальвор Мунтц словно сквозь землю провалился. Вы все еще уверены, что не видели его?
Йонас сжал губы.
- Абсолютно. Я его не знаю.
- Вы в этом уверены?
- Возможно, вы мне не поверите, но я продолжаю оставаться в трезвом уме, несмотря на постоянное давление со стороны полиции.
- Мы просто удивились, увидев его мотоцикл в вашем автомобиле. В "Транзите".
Послышался приглушенный хрип.
- Прошу прощения, что вы сказали?
- Мотоцикл Хальвора.
- Это мотоцикл Магне, - пробормотал он. - Я обещал парню починить его.
Он говорил очень быстро, не глядя Сейеру в глаза.
- Магне ездит на "Кавасаки". К тому же вы не имеете никакого представления о мотоциклах, вы специалист совсем в другой области, мягко выражаясь. Попробуйте еще раз, Йонас.
- Ладно, ладно! - Он вскипел и перестал владеть собой, крепко схватился за стол двумя руками. - Он вломился ко мне в галерею и стал мне угрожать! Намекал, что у него есть на меня какой-то компромат! Вел себя как сумасшедший или наркоман, заявил, что хочет купить ковер. Денег у него с собой, конечно, не было. Ну я и потерял голову. Дал ему оплеуху. Он вел себя отвратительно. Я забрал его мотоцикл. В качестве наказания. Пусть сам за ним приедет. Ему придется извиниться, чтобы получить его назад.
- Всего лишь дали оплеуху? Но ваша рука довольно серьезно повреждена? - Сейер покосился на содранную кожу на костяшках пальцев Йонаса. - Дело в том, что ни одна душа не знает, куда он делся.
- Он, вероятно, просто сбежал, поджав хвост. Вероятно, ему есть в чем себя винить.
- У вас есть какие-нибудь предположения?
- Вы расследуете убийство его возлюбленной. Возможно, вам следует начать с этого.
- Вы не должны забывать, Йонас, что живете в маленьком городке. Слухи распространяются быстро.
Йонас так сильно вспотел, что рубашка приклеилась к его груди.
- Я скоро переезжаю, - пробормотал он.
- Вы об этом уже говорили. Переезжаете в центр, не так ли? Итак, вы преподали Хальвору урок. Оставим его пока в покое?
Сейер чувствовал себя нехорошо, но не показывал вида.
- Возможно, дело в том, что вы легко теряете голову, Йонас? Поговорим немного об этом. - У него снова закружилась голова. - Начнем с Эскиля.
Йонас наклонился и достал из кармана сигарету. Выпрямился он не сразу.
- Нет, - простонал он. - У меня не хватит здоровья снова говорить об Эскиле.
- Мы будем говорить столько времени, сколько потребуется, - жестко сказал Сейер. - Начните с того дня, с седьмого ноября, с того момента, как вы проснулись, вы и ваш сын.
Йонас слабо покачал головой и нервно облизал губы. Единственное, о чем он мог сейчас думать, - это о дискете, содержание которой ему так и осталось неизвестным. Сейер забрал ее и прочитал все, что написала Анни. Эта мысль просто сбивала его с ног.
- Об этом сложно говорить. Я постарался забыть об этом. Что, во имя всего святого, вы хотите извлечь из этой старой трагедии? Вам что, нечем больше заняться?
- Я понимаю, что это сложно. Но все равно попытайтесь. Я знаю, что вам было тяжело и что вам нужна была помощь. Расскажите мне о нем.
- Но почему вы вдруг вспомнили об Эскиле!
- Этот мальчик был важной частью жизни Анни. Нужно проверить все, касающееся Анни.
- Я понимаю, понимаю. Я просто сбит с толку. На какое-то мгновение я подумал, что вы подозреваете меня - вы знаете в чем. Что я имею какое-то отношение к смерти Анни.
Сейер улыбнулся на редкость широкой улыбкой. Он удивленно посмотрел на Йонаса и покачал головой.
- Неужели у вас был мотив для убийства Анни?
- Конечно нет, - лихорадочно выпалил Хеннинг. - Но, чтобы быть честным, было нелегко решиться позвонить вам и рассказать, что она была у меня в машине. Я понимал, что это равносильно тому, чтобы высунуть голову из воды.
- Мы бы все равно это выяснили. К тому же вас видели.
- Именно так я и думал. Поэтому и позвонил.
- Расскажите мне об Эскиле, - невозмутимо повторил Сейер.
Йонас осел и затянулся сигаретой. Он выглядел сбитым с толку. Губы его шевелились, но он не издавал ни звука.
Мыслил он ясно, но комната уменьшилась в размерах, и до него доносилось лишь дыхание человека по другую сторону стола. Он бросил взгляд на часы на стене, чтобы собраться с мыслями. Был ранний вечер. Шесть часов.
Шесть часов. Эскиль проснулся с воодушевленными криками. Бился между нами в постели и бросался в разные стороны. Хотел тут же встать. Астрид необходимо было поспать еще, она плохо спала, поэтому встать пришлось мне. Он вышел со мной из комнаты, пошел в ванную, повис на моих штанинах. Его руки и ноги были везде, а изо рта вечно несся шквал громких звуков. Потом он извивался как угорь, когда я, теряя терпение, пытался одеть его. Не хотел надевать памперс. Не хотел надевать одежду, которую я ему нашел, взобрался на крышку унитаза, пытался сорвать вещи с полки под зеркалом. Флакончики и баночки Астрид упали на пол и разбились. Я спустил его вниз и тут же был пойман за штаны. Я осадил его, сначала дружелюбно, положил ему в рот таблетки "Риталина", но он их выплюнул, схватил занавеску ванной и умудрился сорвать ее. Я оделся, следил, чтобы он не навредил себе и ничего не сломал. Наконец мы оба были одеты. Я поднял его и понес на кухню, чтобы посадить в кресло. По пути он внезапно откинул голову назад и ударил затылком по моему рту. Губа треснула. Пошла кровь. Я пристегнул его и намазал бутерброд, но он не хотел есть то, что я приготовил, он качал головой и опрокинул тарелку, уронил ее со стола, крича, что хочет колбасы.
- Йонас? - повторял Сейер. - Расскажите мне об Эскиле.
Йонас очнулся и посмотрел на него. Наконец он принял решение.
- Ну что ж, как пожелаете. Седьмое ноября. День, ничем не отличающийся от других, то есть неописуемый день. Он был атомной бомбой, терроризировал всю семью. Магне все хуже учился в школе, старался как можно реже бывать дома, исчезал с приятелями после обеда и вечерами. Астрид не высыпалась, мне не удавалось вовремя открывать магазин. Каждый прием пищи был испытанием. Анни, - сказал он вдруг и печально улыбнулся, - Анни была единственным светом в окошке. Она приходила и забирала его, когда у нее было время. Тогда в доме наступала тишина, как после урагана. Мы падали там, где сидели или стояли, и отлеживались - приходили в себя. Мы были изнурены и отчаялись, никто нам не помогал. Мы получили однозначный ответ: он никогда этого не "перерастет". У него всегда будут проблемы с концентрацией, и он останется гиперактивным до конца жизни, и вся семья должна приспособиться к нему на долгие годы. На годы. Вы можете себе это представить?
- А в тот день, у вас был конфликт?
Йонас улыбнулся безумной улыбкой.
- У нас всегда был конфликт. У нас с Астрид развился невроз. Мы были уверены, что разрушаем его, у нас не было никаких шансов справиться с ним. Мы кричали и орали, и вся его жизнь состояла из ругательств и страха.
- Расскажите мне, что случилось.
- Магне просунул голову в кухню и крикнул "пока". И исчез - пошел к автобусу с рюкзаком за спиной. На улице было еще темно. Я сделал бутерброд с колбасой. Он все время стучал кружкой по клеенке, орал - нескончаемый поток звуков. Вдруг он увидел вафли - они остались на столе с вечера. Тут же он начал канючить, чтобы я дал ему их, но я, хотя и знал, что он все равно выиграет, сказал "нет". Это слово было для него как красная тряпка; он, конечно, не сдался, а еще раз стукнул по столу чашкой и принялся раскачиваться на стуле, который угрожал опрокинуться. Я отошел к окну, повернулся к нему спиной, руки мои дрожали. Наконец поставил перед ним тарелку с вафлями. Оторвал пару сердец. Я знал, что он не сдастся и не съест их мирно и спокойно, я постоянно был начеку. Эскиль хотел вафли с вареньем. Я намазал малиновое варенье на два сердца, торопясь, трясущимися руками. И тут он улыбнулся. Я очень хорошо помню ее, его последнюю улыбку. Он был доволен собой. Больше всего на свете меня раздражало, когда он бывал вот так доволен собой, доводя меня до бешенства. Он поднял тарелку и ударил ею об стол. Он не хотел их больше, он желал не вафли, единственное, что его интересовало во всем мире, было настоять на своем. Они соскользнули с тарелки и упали на пол, и мне пришлось найти тряпку. Я собрал вафли и свернул их вместе. Он с интересом смотрел на меня. На маленьком личике совсем не было страха - он ведь не знал, что сейчас произойдет. Я весь кипел внутри. Пар должен был выйти наружу, я еще не знал как, но внезапно я наклонился над столом и засунул вафли ему в рот, запихнул их так глубоко, как только смог. Я еще помню удивленное выражение его лица, когда из глаз у него брызнули слезы.
- Теперь! - закричал я в ярости. - Теперь ты съешь свои проклятые вафли!
Йонас сломался посередине, как ветка.
- Я не имел это в виду!
Сигарета лежала и тлела в пепельнице. Сейер сглотнул и позволил глазам скользнуть в направлении окна, но не нашел ничего, что могло бы вытеснить с его сетчатки образ маленького мальчика со ртом, полным вафель, и большими, широко раскрытыми от страха глазами. Он посмотрел на Йонаса.
- Мы должны принимать детей, которые рождаются у нас, разве нет?
- Это твердят нам один голос те, кто сами не знают, каково это. А теперь я буду приговорен за жестокое обращение, приведшее к смерти. Что ж, вы припозднились. Я давно приговорил и осудил себя, и вы уже ничего не сможете с этим сделать.
Сейер посмотрел на него.
- На чем же основан ваш приговор?
- Смерть Эскиля - целиком и полностью моя вина. Я нес за него ответственность. Ничто не может оправдать или извинить меня. Я просто не имел этого в виду. Это был несчастный случай.
- Вам пришлось нелегко, - тихо сказал Сейер. - Вам некуда было идти со своим отчаянием. И вместе с тем вы наверняка чувствуете, что уже расплатились за то, что произошло. Ведь так?
Йонас онемел. Его глаза бесцельно смотрели по сторонам.
- Сначала вы потеряли младшего сына, потом ваша жена уехала от вас со старшим. Вы остались один.
Йонас заплакал. Рыдания клокотали у него в горле.
- И все же вы продолжали жить дальше. У вас была ваша собака. Вы расширяли фирму, дела шли все лучше. Чтобы начать все заново, как вы, требуется много сил.
Йонас кивнул. Слова были похожи на воду комнатной температуры.
Сейер прицелился и снова выстрелил:
- А потом, когда вы, наконец, начали снова прибирать дела к рукам, и жизнь пошла дальше - возникла Анни?
Йонас задрожал.
- Может быть, она бросала на вас обвиняющие взгляды, когда вы встречались на улице? Сначала вы наверняка удивились: почему это она так недружелюбна? А потом, когда вы увидели, как она идет по тропинке вниз с рюкзаком на спине, вы поняли, что произошло в тот раз?
Девочка шла вниз по тропинке. Она сразу же узнала меня и резко остановилась. Послала мне тревожный взгляд. Все ее существо почти агрессивно отторгало меня.
Она снова пошла вперед быстрыми шагами, не оглядываясь. Я окликнул ее. Я должен был выяснить, в чем дело. Наконец она согласилась сесть ко мне в машину, руки ее изо всех сил сжимали рюкзак, лежавший у нее на коленях. Я ехал медленно, не знал, как начать разговор, боковым зрением воспринимая напряженную фигуру - воплощенное обвинение.
- Мне нужно с кем-нибудь поговорить, - начал я, колеблясь, крепко стиснув руки на руле. - Мне нелегко.
Я знаю, ответила она и посмотрела в окно, но вдруг повернулась и бросила на меня короткий взгляд. Я постарался расслабиться. Еще можно оставить все как есть, но она сидела в моей машине и готова была выслушать меня. Возможно, она была достаточно взрослой, чтобы понять меня; возможно, именно этого она и хотела - своего рода признания, просьбы о прощении. Анни, и все эти ее разговоры о справедливости…
- Мы можем поехать куда-нибудь и поговорить, Анни, в машине так тяжело. Если у тебя есть время, всего несколько минут, а потом я отвезу тебя туда, куда тебе нужно?
Мой голос был тонким и умоляющим, я видел, что это трогает ее. Она медленно кивнула и выдохнула, откинулась на спинку кресла и снова посмотрела в окно. Через некоторое время мы проехали магазин Хоргена, и я увидел мотоцикл, припаркованный рядом. Я вел машину медленно и осторожно вверх по плохой дороге на Коллен, а потом припарковался на развороте. Анни внезапно забеспокоилась. Рюкзак остался на полу возле переднего сиденья, я пытаюсь вспомнить, о чем я думал, но мне ничего не приходит в голову, я помню только, что мы брели в лес по мягкой тропинке. Анни шла рядом, высокая и стройная, молодая и упрямая, но не застывшая, она спустилась за мной к воде и, колеблясь, села на камень. Перебирала собственные пальцы. Я помню короткие ногти и маленькое кольцо на левой руке.
- Я видела вас, - тихо сказала она. - Я видела вас через окно. Как раз когда вы склонились над столом. А потом убежала. Потом папа сказал, что Эскиль умер.
- Я понял, - с трудом ответил я, - ты так вела себя, что я понял: ты меня обвиняешь. Каждый день, когда мы встречались на улице, у почтовых ящиков или у гаража, ты меня обвиняла.
Я заплакал. Наклонился и всхлипывал, уткнувшись лицом в собственные колени, Анни сидела рядом, очень тихо. Она ничего не говорила, но когда я, наконец, выплакался, я поднял глаза и увидел, что она тоже плачет. Я впервые за много месяцев почувствовал облегчение. Ветер был теплый и гладил меня по спине - была еще надежда.
- Что мне делать? - прошептал я потом. - Что мне делать, чтобы справиться с этим?
Она взглянула на меня своими серыми глазами почти изумленно.
- Рассказать все полиции, конечно же. Рассказать все как было. Иначе вы никогда не обретете мира!
Моему сердцу стало очень тесно в груди. Я положил руки в карманы, постарался удержать их там.
- Ты сказала кому-нибудь? - спросил я.
- Нет, - тихо сказала она. - Пока нет.
- Берегись, Анни! - закричал я в отчаянии. У меня вдруг возникло ощущение, что я поднимаюсь со дна вверх, из темноты к свету. Единственная парализующая мысль овладела мной. Что только Анни знает обо всем, и больше никто во всем мире. Как будто поменялся ветер, в ушах сильно зашумело. Все было кончено. На ее лице застыло то же удивленное выражение, что и на лице Эскиля. Потом я быстро пошел через лес. Я ни разу не оглянулся и не посмотрел на нее.
* * *
Йонас изучал занавески и лампу дневного света под потолком, все время складывая губы для того, чтобы произнести слово, которое никак не мог выдавить из себя. Сейер посмотрел на него.
- Мы обыскали ваш дом, и у нас достаточно улик. Вы обвиняетесь в неумышленном убийстве собственного сына, Эскиля Йонаса, и умышленном убийстве Анни Софи Холланд. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Вы ошибаетесь! - тихо пискнул Хеннинг Йонас. Многочисленные лопнувшие кровеносные сосуды придали его глазам красноватый отблеск.
- Другие, не я, будут оценивать вашу вину.
Йонас зашарил пальцами в кармане рубашки. Он так сильно дрожал, что стал похож на старика. Наконец рука вынырнула из кармана с плоской маленькой металлической коробочкой.
- У меня пересохло во рту. - Пробормотал он.
Сейер посмотрел на коробочку.
- Знаете, вам необязательно было ее убивать.
- О чем вы говорите? - тихо спросил Йонас.
Он перевернул коробочку и выудил маленькую белую пастилку.
- Вам необязательно было убивать Анни. Она умерла бы сама, если бы вы немного подождали.
- Вы меня разыгрываете?
- Нет, - весомо сказал Сейер. - Я бы никогда не стал так шутить. У нее был рак печени.
- Вы ошибаетесь. Не было никого здоровее Анни. Она стояла у воды, когда я поднялся и пошел, и последнее, что я слышал, были всплески - она бросала камни в воду. Я не сказал об этом в первый раз, но она осталась сидеть у озера. Это правда! Она не хотела ехать со мной назад, хотела пойти пешком. Вы понимаете, кто-то появился, пока она стояла у озера. Молодая девушка, одна, в лесу. Наверху, у Коллена, кишмя кишат туристы. Вам когда-нибудь приходило в голову, что вы совершаете ошибку?
- Иногда приходило. Но вы же понимаете, что все кончено? Мы нашли Хальвора.
Йонас скорчил внезапную гримасу, как будто кто-то проткнул его ухо иглой.
- Горько, не так ли?