* * *
- Неплохо бы пойти чего-нибудь пожевать, патрон.
- Не рано, Макс?
- А мы не будем слишком наедаться. Чтобы потом можно было пойти и пожевать еще.
- Нет уж, второй, третий и четвертый раз ты это сделаешь без меня.
Они вышли из кабинета и сразу же в коридоре нарвались на начальника управления.
- Провели первый допрос Роббинса, - доложил лейтенант. - Он взял тайм-аут - подумать.
- Вы полагаете, сегодня от него можно что-нибудь ожидать?
- Почти не сомневаюсь. Во всяком случае мы не дадим ему надолго расслабиться. Через час он снова будет в моем кабинете.
- Рассчитываете, что сознается?
- В чем-нибудь непременно сознается. Он парень с головой.
Они спустились по лестнице в столовую.
- Вы что, патрон, уже поняли, во что он с нами будет играть? Лично моя интуиция почему-то молчит.
- Ждет питания, наверно… Ну сколько ты еще собираешься положить себе салата? Хочешь все управление объесть?
- Зато я возьму совсем немного соуса ко второму. Думаете, Роббинс закроется от убийства чем-нибудь другим?
- В рапорте от взявших его на юге коллег сказано, что он летел с двумя пересадками. Нужно проверить, не было ли у него возможности добраться до места назначения по более короткому маршруту. Займись сразу, как только все это съешь.
Через полтора часа лейтенант приказал привести задержанного. Макс уже занял свое прежнее место.
- Ну как, - обратился Блейк к Роббинсу, едва тот успел сесть напротив, - собрал мозги в кучку?
На лице последнего промелькнуло что-то отдаленно похожее на улыбку.
- А трудную вы мне задали задачку, начальник. Другого бы кого на мое место.
- Другого, как видишь, нет.
Роббинс поежился.
- Я плохо разбираюсь в ваших законах, начальник. Вот если, к примеру, я б что-то и забрал из дома Крайтона, - он осторожно взглянул на Блейка, - по вашим словам выходит, сознайся я в этом, мне все равно будет хуже. Пришьете тогда убийство окончательно?
- А ты не убивал?
- Да сдохнуть мне на этом месте!
- Видишь, Джонни, выхода у тебя нет другого, как правду говорить. Будешь отнекиваться, пришьем тебе это дело обязательно! А скажешь правду, попробуем помочь. Если мы почувствуем, что ты не обманываешь, значит настоящий преступник на свободе, и мы должны его искать.
Роббинс набрал воздух в легкие и с шумом выдохнул.
- Влип я действительно… да трудно было удержаться! А какая мне пойдет статья, если я укажу, где припрятал ценности, а вы найдете настоящего убийцу?
- Получишь условно год-полтора, - ответил из-за спины Макс. - Вот здесь как раз адвокатам будет легко убедить суд, что ты действовал сгоряча. Тем более, что добровольно потом во всем сознался.
Роббинс недоверчиво посмотрел на лейтенанта.
- Он правду говорит?
- Правду. Срок у тебя был единственный, и очень давний. А в этом эпизоде ты действовал импульсивно и сам потом одумался.
- Видит бог, так оно и было!
- Ну вот и не тяни из себя душу, давай, рассказывай.
Лейтенант посмотрел на часы. Было без четверти три.
- Значит, тогда так. - Роббинс потер лоб под грязной челкой. - Стал я с месяц назад примечать, что Крайтон по ночам спускается в подвал, сплю-то я чутко… Один раз заметил это, другой. Ну и сделалось мне любопытно - чем он, значит, там занимается? Шутки с ним плохи, но все же я не удержался. Услышал в очередной раз его шаги, подождал немного, ну и тихо так пошел к лестнице в подвал. Внутрь, конечно, я заглядывать побоялся. Стою там у двери и слушаю. Звук, как будто бы, из другого от входа угла. И похоже очень, как работу какую-то делают. С металлом, или что-то вроде. Ну, я постоял немного и вернулся, а на следующую ночь - снова проверил. И точно, понял, в каком это именно месте он там возится. А через пару дней все прекратилось. Я подождал еще, и днем, когда Крайтона не было дома, спустился в подвал и все осмотрел. Ну точно! Не иначе, как он подпиливал вентиляционную решетку, тайник сооружал. - Роббинс снова потер лоб. - Я трогать его не стал. Кто его знает - с каким он секретом? Может там простая даже ниточка где-нибудь натянута, я дерну, а Крайтон потом все поймет. И тогда мне крышка!
- Что, крутой очень был твой приятель?
- Да уж, прощать ничего не любил… Ладно, прознал я про это дело и успокоился. А в голове, все же, оно засело. Ну и когда его кто-то прихлопнул…
- Кто это мог, по-твоему, сделать? Старые друзья? Мстили за что-нибудь?
Роббинс задумчиво покачал головой:
- Очень мне это самому удивительно. Дел у него было много разных, чего скрывать… только странно.
- Что именно странно?
- Хитрый он очень был человек. С детства такой. Всегда сам шел первым номером, организовывал, а на главный риск ставил других.
- Тогда почему тебе кажется странным, что кто-то из бывших не мог отомстить?
- Я же говорю - очень хитрый. С крупными людьми он не связывался, а в дело брал всякую мелюзгу, сявок. Где им, вонючкам, мстить.
- Ты говоришь, он начал сооружать этот тайник месяц назад?
- Около того. Или чуть больше.
- И что же тебе там досталось?
- Серьги, кольцо и пять тысяч долларов деньгами.
- Какие серьги? Какое кольцо?
- Хорошие.
- Что значит хорошие?
- Дорогие на вид. А так, не знаю. Это Крайтон любил ювелирные лавки брать, а не я. Он понимал.
- Ну хорошо, диктуй, куда ты их припрятал.
- Значит, записывайте, автоматическая камера хранения в аэропорту Канзас-Сити. Бокс сто тринадцать. Шифр: две пятерки, две четверки, единица, ноль. Там все лежит.
- Ладно, сейчас звякнем в тамошнее отделение.
- А со мной что будет?
- Пока посидишь. Только вот скажи, пожалуйста, почему ты полетел дальше на юг с пересадкой в Далласе? Мог ведь подождать полчаса и лететь прямым рейсом?
Опять что-то похожее на улыбку мелькнуло на его лице.
- Потому и не стал ждать, чтобы побыстрее смотаться из Канзас-Сити.
- Ну да, логично. Иди теперь, отдохни.
Они остались в кабинете вдвоем. Макс сразу взялся за телефонную трубку.
- Скажи им, чтобы как можно быстрее прислали по факсу подробное описание этих драгоценностей. А то курьерской службой мы получим их не раньше завтрашнего вечера.
Лейтенант откинулся на спинку кресла, но тут же снова вернулся в прежнее положение и, опустив локти на стол, забарабанил по нему пальцами.
Что-то складывалось… что-то складывалось… но не так, как он ожидал.
И пока помощник говорил по телефону с Канзас-Сити, лейтенант продолжал задумчиво отстукивать дробь.
- Как вы думаете, патрон, - Макс положил трубку и уселся напротив на место Роббинса, - врет он, что не убивал, или не врет?
- Черт его знает! Откуда у него, ты мне скажи, это дорогое итальянское оружие?
- Если драгоценности, что были в тайнике, действительно тянули на большую сумму, он мог не поскупиться.
- Правильно. Только в его рассказе была одна достоверная деталь.
- Какая?
- А та, что рискованно было осматривать тайник при живом Крайтоне. Ты бы стал смотреть на его месте?
Помощник сомнительно качнул головой.
- Ну вот, и ты бы не стал.
- Да что вы, патрон, меня все время ставите на место этой швали?! Они сперва делают, а потом уже думают. Там на роже это написано.
- Ничто так не обманывает, как человеческое лицо, Макс, поверь моему опыту. И рожи тоже бывают обманчивы. А если считать его кретином, то надо отказаться от нашей же собственной гипотезы - слишком тонкий получается для тупого парня сценарий убийства. Когда они обещали прислать нам факс с описанием драгоценностей?
- Сказали, что за час управятся.
- Хорошо. Уточни пока у соседей подробности по убийству этой пианистки Нордау. Тот ли это Генри Нордау? Они, наверно, уже выяснили. И узнай, что там было из дома похищено.
* * *
Кэти сделала в три часа своему пациенту обычный укол. Тот, другой, будет позже, через четыре часа.
Он насвистывал, когда она вошла. Красивую и задумчивую мелодию. Она спросила - что? Он ответил - русского композитора прошлого века. Одного из самых великих. И он снова насвистел ей музыку, маленький кусочек из симфонии. Тонкие переливающиеся звуки показались ей немного чужими, но очень светлыми. Как будто они пришли не со стороны, а из верхнего мира, где тоже знают, что есть боль и печаль, но их не боятся.
"Моя мама это очень любила, - сказал он. - А вы любите музыку, Кэти?" - "Наверное, нет, - честно созналась она. - Рок мне кажется глупым, а классической музыки я немного побаиваюсь".
Ему, почему-то, понравились ее слова. "Моя мама была крупным музыкантом, но всегда говорила, что классической музыкой нельзя ушибать. И если слушатель ее не понимает, еще не известно, кто из двух сторон прав".
Очень странно. Он совсем не боится смерти. Такие спокойные, умные и почти веселые глаза… А сама она ее боится?
Кэти вдруг вспомнила далекий маленький эпизод ее детства.
Наверно тогда ей было года четыре… да, не больше. Она уже лежала в своей кроватке, а родители, собираясь в гости, пришли попрощаться, препоручив ее старшей сестре. Почему она тогда спросила о смерти? Она не помнит. Видимо, просто еще не успела раньше спросить об этом, за тот короткий срок, что жила на земле. "Все люди умирают?". - "Все", - ответил отец. У него были свои понятия о честном воспитании детей. Железобетонные, как с возрастом стала понимать Кэти. "И вы с мамой когда-нибудь умрете?" - "Да, когда-нибудь и мы". - "Нет!", - не впуская эти слова в свою душу сказала Кэти. Она встала на ноги и вцепилась руками в деревянную решетку кроватки. - "Нет!", - и топнула ногой, чего никогда не имела права делать. "Пожалуйста, ложись и не капризничай! - сказали ей. - Немедленно ложись!". Тогда произошло что-то страшное. Кэти упала на кровать и стала кричать. Не плакать, хотя слезы тоже лились, а кричать. Так громко, как только она могла. И в этом крике не было слов. Один орущий протест против того, что принять невозможно.
Родители были тем же, чем бог, но то что они говорили - не могло быть правдой.
Она не приняла тогда смерти. И кажется, не приняла ее до сих пор.
* * *
Четыре часа - самая жара.
"А хорошо бы, - подумал Блейк, - съездить днем на озера. В следующий уикэнд. Искупаться как следует, полежать на траве на солнышке. А то так и лето без толку пройдет. - Он еще раз взглянул на часы. - Две минуты пятого. Пора бы уже и факсу прийти".
Он решил сам пройти в отдел и узнать, что происходит. Но только и успел, что встать из кресла.
- Эврика, патрон, эврика! - помощник распахнул дверь и застыл с бумагами в руках на пороге. - Не миновать нам теперь премий и почестей! Ну и в яблочко же мы попали!
- Ты сам как яблочко, Макс, вернее, как лампочка на новогодней елке. Давай, все толком.
- Так ведь есть от чего, патрон! Садитесь, а то упадете!
Макс тут же стал раскладывать два факс-листа на столе, рядом друг с другом.
- Вот! Слева от вас описание похищенных из дома пианистки Нордау драгоценностей, справа - описание того, что нашли в Канзас-Сити в камере хранения. Читайте сами!
Однако помощник не дал ему читать и тут же, схватив ручку, начал тыкать ею в середину строк:
- Тут самое главное! В доме Нордау похищены: бриллиантовое колье, серьги с камнями по два с половиной карата, и в три карата кольцо. Кольцо-розетка с белым эмалевым обводом. Читаем теперь справа факс из Канзас-Сити: две серьги с бриллиантами не менее двух карат, кольцо с бриллиантом около трех карат, обрамление кольца - белая эмаль. Ну, каково?
- Про колье не сказано, значит Роббинс припрятал его в другом месте. Вероятнее всего в Далласе. Давай его сюда!
Макс уложился в одну минуту. И, видимо, гнал задержанного по коридору так, что тот даже несколько запыхался, появившись в дверях.
- Что за спешка, начальник? Мне как раз дали сливовый компот, хорошо что без косточек…
- Садись, Джонни! - Блейк сделал паузу и внушительно на него посмотрел. - Что ж это, сын мой, ты делаешь, а? Компоты жрешь? А полиция Далласа должна просвечивать флюрорентгеном все хранения багажа в местном аэропорту? Послушай, мальчик, там было еще колье, в тайнике у Крайтона. И если его найдут до того, как мы им точно сообщим, где оно, твое добровольное признание адвокаты смогут использовать разве что для сортира. У тебя секунды…
Секунды только и понадобились.
- Пишите, начальник! В левом крыле аэропорта, бокс номер… - Блейк начал записывать.
- А что это за флю-рио-ренген? - деликатно осведомился Роббинс, дождавшись, пока помощник не отзвонит в Даллас и не повесит трубку.
- Сам не знаю. Первое, что пришло мне в голову.
- Э-ээ… тьфу на вас, начальник!
- Это вместо "спасибо за компот"? Ах, Джонни, Джонни! Макс, уведи неблагодарного.
Когда помощник вернулся, лейтенант дочитывал факсы. Уже спокойно, не торопясь.
- Красиво вы его сделали, патрон. Я же говорил - болван!
- Меня другое сейчас интересует, Макс. Они подтвердили, что Генри Нордау - тот самый. Сын убитой пианистки Нордау.
- Да, я обратил внимание на это очень странное совпадение. Вы полагаете, здесь может быть разгадка?
- Не знаю. - Блейк с полминуты задумчиво смотрел перед собой. - Начнем проверять.
* * *
Сегодня среда. Еще один день проходит. Как быстро заканчивается жизнь - за одну неделю. А всей предыдущей как будто и не было вовсе - такой замечательной, ставшей недописанной сказкой… Нет, что за глупости, была! Их просто было две, две жизни. Та - до тридцати четырех лет, и эта - в одну неделю. Та жизнь ушла как длинный сон, в котором человек переживает, волнуется, ждет… Во сне ведь все видится по-настоящему, и непонятно, что сон может вдруг прерваться, пока это действительно не произойдет.
Произошло. Теперь только эта вторая жизнь ощущается как подлинная явь.
Неделю назад он был в последний раз у себя в университете.
- Жаль очень, профессор Нордау, что вы не поедете в ЦЕРН. Может быть, передумаете?
Генри отрицательно качнул головой.
- Но я тем не менее оставлю в списке вашу фамилию. Отказаться можно еще и через две недели. Я, однако ж, надеюсь. Тем более, что основной научный багаж для Швейцарии - это ваши личные разработки. И многие коллеги в Европе будут весьма сожалеть.
- Благодарю вас, господин декан. Вы завышаете мои заслуги. А на вопросы по нашим общим материалам вы сами лучше меня сумеете ответить. Еще раз благодарю.
Покинув кабинет, Генри сразу направился к выходу. Время поджимало. Хотя идти здесь не так далеко.
"Значит - белый форд с игрушкой-кивином на заднем стекле".
Хотелось пить, но можно потом. Лучше, все-таки, иметь пару минут в запасе.
Белый форд с кивином стоял на положенном месте, и, подходя к нему, Генри заметил слегка приоткрытую заднюю дверцу.
Значит, туда его и приглашают сесть.
В кабине кроме него был только один человек. Впереди, за рулем.
Генри поздоровался. Ему ответили кивком головы.
Мотор зажурчал и они поехали.
Несколько раз сворачивали из переулка в переулок. Потом постояли на светофоре и поехали дальше, только пропустив вперед задние машины. Затем снова повернули в переулок и там остановились.
- Простите, что буду разговаривать, сидя к вам спиной, сэр, - сказал человек. - Думаю, вас это не очень обидит.
- Как вам удобней.
- Да. - Он протянул назад небольшой плотный пакет. - Здесь то, что вам нужно. Именно то. И инструкция пользования. Без труда разберетесь.
- Сколько?
- Две тысячи, сэр. Дешевле мы не можем.
Генри отсчитал деньги и протянул их человеку через плечо.
- Пересчитайте.
- Нет необходимости, сэр. Пару слов еще, если позволите.
- Да, пожалуйста.
- Наши общие друзья, разумеется, не сообщали подробностей. Но мы серьезные люди и сами кое-что понимаем. Возможно, вы не до конца в себе уверены, или появятся сложности. Тогда вы сможете обратиться к нам. Опять через наших общих друзей. Мы все сделаем сами, сэр.
- Я буду иметь в виду.
- Всего хорошего, сэр.
- Всего хорошего.
На соседней улице он сел в такси. Прижимая к себе пакет. Маленький и тяжелый.
Дома он не стал трогать пакет, просто положил его на стеллаж до вечера. А прежде нужно решить все дела: с деньгами, домом и прочим.
Генри сначала позвонил в агентство и договорился насчет рояля - чтобы завтра к вечеру его доставили Марше. Потом сел за бумаги, банковские счета - свои и переведенные на него теперь мамины. Ее документы на авторские права, которые тоже переоформлены на него и сейчас должны быть переоформлены снова.
Он вдруг подумал о предложении, сделанном ему час назад в машине. Что если подстраховаться, если судьба повернется к нему спиной?
А причем здесь судьба? Он верил в нее, как в абстрактное нечто, пока жизнь не показала, кому она отдает людей в руки. И кто он сам!
Генри встал из-за стола и оттолкнул кресло, так что оно откатилось на середину комнаты.
Никакой судьбы нет! Есть солнечный свет и пакость, мразь, которая может в любой момент закрыть солнце от человека. И тем, кто не думал об этом, судьба не поможет! Она отступит и будет безразлично смотреть на ничтожных. На таких как он, недостойных солнца над головой.
Генри с силой задернул шторы перед открытым окном, и в комнате все потемнело. Но солнце все равно лезло внутрь через тонкую ткань, и с этим ничего нельзя было сделать.