- Не может быть! - пораженный Рябиков присел на стул. - А мы-то думали...
- Думали мы с тобой плоховато. Ведь в описи точно указаны все мельчайшие особенности пропавших вещей. Ну, хотя бы эта. На похищенной миниатюре между золотым ободком и портретом нанесены слова: "Тот жив, бессмертен тот, Отечество кто спас". На этой же никакой надписи нет. А мы с тобой не потрудились посмотреть как следует. Можно было и не беспокоить человека.
- Ну, скажешь тоже. Похожи ведь вещицы-то как две капли воды. И потом, где там, в его конуре, да и в такую рань заметить, есть надпись на миниатюре или нет. Ее и днем-то в лупу смотреть надо.
- Все это так, но факт остается фактом - миниатюра не та, и объект нашего внимания, следовательно, тоже не тот.
- Что же теперь?
- Как что? Пожелай ему успехов в его путешествии и давай думать, с чем сегодня вечером пойдем к Дедковскому.
- Может, нам дело с "Соборниками" поворошить более обстоятельно?
- Да, я тоже думал об этом. Пожалуй, мы рано охладели к нему. Давай-ка посмотрим все материалы.
Дело "Соборников" было весьма значительным.
Несколько дельцов организовались в крепко сколоченную группу. Здесь были работники реставрационно-художественных мастерских, одного рекламно-издательского предприятия, двух типографий, крупного комиссионного магазина. Свой "хлеб насущный" они зарабатывали похищением икон из церквей и соборов и сбытом их любителям русской старины.
Из церкви в Брюсовском переулке ими были похищены "Спаситель", "Иоанн Креститель", "Рождество богородицы" и "Тайная вечеря". В Покровском соборе украден "Георгий Победоносец". Несколько ценных икон были взяты в старообрядческом храме Рогожского поселка, в церкви на Преображенском валу, в историко-краеведческом музее в Городце, Саввино-Сторожевском монастыре в Звенигороде и в некоторых других соборах и церквах.
Участники, проходившие по этому делу, были изобличены и осуждены. Казалось, зачем к нему возвращаться? Но возвращаться следовало. Стало известно, что по разным причинам далеко не все "любители церковных реликвий" были разоблачены и оставшиеся на свободе пытались продолжать свою деятельность.
Электромонтер Исторического музея Кирилл Буняков во время тех событий работал в старообрядческом храме в Рогожском поселке, где было похищено несколько икон. Но причастность его к делу не установили, и он выступал на суде лишь в качестве свидетеля.
В Историческом музее Буняков слыл аккуратным, добросовестным работником. За три года не имел каких-либо замечаний. Правда, ходили по музею разговоры, что очень уж обеспеченно живет электромонтер. Приболел он как-то, и ездил к нему представитель месткома. Хорошо обставленная квартира, много дорогих икон с лампадами. Набожным человеком оказался Кирилл Буняков. Но, в конце концов, это было его личное дело. Достаток в семье вроде бы тоже объяснялся просто: подвизался Буняков в выборной десятке одной из известных московских церквей. Общественным служителям всевышнего тоже, видимо, перепадало от мирских подаяний.
Несколько вечеров и ночей подряд Иванцов и Рябиков изучали дело "Соборников" и все-таки ничего, что бы наводило на участие в нем Буняков а, не находили. К хищению реликвий из музея, судя по всему, отношения тоже не имел. В день кражи ушел с дежурства по болезни. Бюллетень представил.
Вел он себя спокойно, на вопросы Иванцова и Рябикова отвечал обстоятельно, объяснял все, что требовали объяснить. И все-таки оперативным работникам не верилось, что совсем чист электромонтер Буняков. Особенно в связи с одной мелкой, незначительной деталью. После одной из бесед с капитаном Иванцовым Буняков, выходя из комнаты, осенил себя крестным знамением. Рябиков, шедший в это время по коридору, пошутил:
- За что бога благодарите?
Буняков явно растерялся, но быстро взял себя в руки и спокойно ответил:
- За то, что жив, по земле хожу.
- Ну, давай, давай, общайся с всевышним.
Когда Рябиков рассказал об этом Иванцову, тот в сердцах бросил карандаш на стол:
- Чувствую, что рыльце у него в пушку, а зацепок никаких.
- И я это тоже чувствую, только что проку от наших ощущений. Шубы из них не сошьешь.
- Ничего, терпение, лейтенант Рябиков, терпение. Все тайное когда-нибудь становится явным.
Разгадку личности электромонтера Бунякова нашли. Но нашли не скоро.
В один из осенних дней по старому Арбату не спеша шел пожилой, седой человек - Илья Александрович Пучков. Недалеко от комиссионного магазина он повстречался со старым приятелем - Петром Сергеевичем Лапоногом. Оба они были известными в Москве знатоками и любителями старины, непременными участниками всяких общественных начинаний по этой части. Все свои скромные сбережения и даже часть пенсии они тратили на коллекционирование редких и диковинных вещей. Но строгими людьми слыли старики. Не возьмут вещь ни за деньги, ни задаром, если почувствуют, что идет она к ним не из чистых рук.
Лапоног, как только остановились и поздоровались, предложил:
- Илья, есть чудесная вещица. Кубок XVI века.
- А что же сам?
- Недавно две картины купил. Поиздержался. А потом утварь-то ведь больше по твоей части.
- Ну, а владельцы как? Надежные?
- Да вроде бы. Мне их Кирилл Фомич прислал.
- Буняков?
- Да, он.
- Странно. Он же сам никогда такое не упустит.
- Редкие иконы ждет. Не хочет тратиться.
Пучков не мог остаться равнодушным к столь заманчивой вещице, как кубок XVI века, и пожелал встретиться с его обладателем.
Он явился в тот же вечер.
Илья Александрович не зря всю жизнь провел в музеях, на выставках, заседал в закупочных и других комиссиях но оценке художественных предметов. Он бережно взял в руки голубоватый, с золотистыми разводами кубок, любовно осмотрел каждую деталь тончайшей художественной росписи, сдул пылинки. И тихо, аккуратно поставил на стол. Потом взял лупу и медленно осмотрел вещь еще более внимательным и цепким взглядом. Обеспокоила старого знатока крышка. Сам кубок был XVI века, а крышка... Крышка, судя по орнаменту, по замысловатому рисунку, явно принадлежала к XVIII зеку.
В прошлом году Илья Александрович, работая над книгой по старинной русской керамике, целый месяц провел в Эрмитаже и слышал, как сокрушались работники одного из отделов по поводу того, что какой-то прощелыга "увел" две уникальные вазы, имеющие историческую ценность, и старинный кубок. Илья Александрович точно помнил, что речь тогда шла о кубке XVIII века. Кубок, что стоял на столе, был не тот, это ясно. Но вот крышка...
Пучков решил отказаться от покупки:
- Дороговато, молодой человек, не по карману. Извините.
- Неужели это дорого?.. Сто пятьдесят рублей?
- Да, для меня дорого.
- Но, понимаете, мне очень нужны деньги, очень.
- Понимаю, вполне понимаю. Но не могу.
Укладывая кубок в саквояж, парень все-таки предложил:
- Вы подумайте. А утром мы с приятелем к вам заглянем. Кое-что еще покажем.
Посетитель ушел. А Илья Александрович, встревоженный, позвонил в Ленинград своему приятелю, работнику Эрмитажа, и рассказал о визите.
- У нас действительно пропало несколько вещей с немецкой выставки утвари XVI века. В том числе, кажется, и кубок. Но точно не помню, надо проверить.
- У вас ведь и раньше, как мне помнится, что-то из утвари пропадало?
- Да, да.
- Так вот, думаю, что посетитель, который у меня был, - один из ваших клиентов. Принимайте меры.
- Это интересно! Похититель у вас в городе, а мы - принимайте меры? Вы должны задержать этого гастролера.
- И как же я, по-вашему, должен поступить?
- Ну, я не знаю как. Сообщите, куда и кому следует.
- Нет уж, увольте. Я совершенно не знаю, как это делается.
- Ну что ж, пусть уплывают музейные вещи в грязные руки спекулянтов и перекупщиков. Нам, знаете ли, тогда и говорить не о чем.
Сотрудник Эрмитажа оказался, видимо, решительным человеком. Он поднял в Ленинграде всех, кого надо, и утром Московский уголовный розыск получил сообщение: в Москве продается экспонат из Эрмитажа, следует немедленно связаться с гражданином Пучковым, живет там-то.
В это же утро к Пучкову вновь явился вчерашний парень. Его сопровождал такой же рослый молодой человек в широкой кожаной куртке. Им, видимо, действительно очень нужны были деньги. Поставив кубок на стол, его обладатель сообщил: "Сто..."
Но у Ильи Александровича желание приобрести эту редкостную вещь уже окончательно пропало.
- Знаете, ребята, кубок я покупать не буду. Если он действительно ваш, снесите в комиссионный магазин, это в пяти минутах ходьбы отсюда. Если... чужой, то мой совет: верните туда, где взяли. Так будет лучше.
- Вы что же, пугаете нас, подозреваете в чем-то? - поднял черные лохматые брови обладатель кубка.
- Да нет, что вы? Просто советую.
- Ну, а по другим вещицам разговор будет такой же? - настороженно спросил второй парень.
- А о чем, собственно, речь?
Парень вытащил из внутренних карманов куртки завернутые в серые тряпицы три небольшие фарфоровые статуэтки.
Илья Александрович, далеко отставив от глаз, долго и внимательно смотрел на них.
- Вещи чудесные. Старинные изделия русских мастеров. Больших денег стоят.
- Во сколько их оцените? - спросили оба посетителя почти разом.
- Это дорогие вещи, ребята.
- Уступим, берите.
- Нет, нет, это не для меня. Советую обратиться туда же.
Посетители переглянулись:
- Вы что это, серьезно? И окончательно?
- Да, вы уж извините.
- Бывай здоров, старик. Нам рекомендовали тебя как знатока и коллекционера, а ты, оказывается, просто старый дрожащий заяц. - Парень в кожаной куртке ухмыльнулся было своему удачному, как ему показалось, каламбуру, но его спутник мрачно упрекнул:
- Пошли быстрей. Чего ухмыляешься?
Они вышли не оглядываясь. А через полчаса к Илье Александровичу явился лейтенант Рябиков.
- Чем могу служить? - удивленно спросил Пучков.
- Извините, Илья Александрович. Нам сообщили из Ленинграда, что вчера вам предлагали кое-какие музейные вещицы. В частности, пропавшие в Эрмитаже.
- Точно я этого сказать не могу, но сомнение у меня возникло, и я сообщил об этом ленинградским коллегам.
- Расскажите подробнее, что за люди были? Что у них за вещи? Понимаете, Илья Александрович, это очень важно.
- Что за люди? С одним я виделся дважды, вчера и сегодня, со вторым только сегодня и то накоротке, подробной характеристики дать не могу.
- Что, они и сегодня были здесь?
- Недавно ушли.
- Эх, какая досада! Так кто же это? Жулье?
- Да нет, на жуликов не похожи. Предлагали довольно редкий кубок тончайшей работы. Говорят, что из семейных реликвий. Я, конечно, не утверждаю наверное, но думаю, что вещица не из фамильного наследия. Еще предлагали три фарфоровые статуэтки. Тоже прекрасные изделия. И думаю, тоже не их родовые.
- Когда они обещали опять прийти?
- У меня они больше не будут. Я отказался купить эти вещи.
- Жаль, очень жаль. Ну что же, спасибо, Илья Александрович. Будем искать.
Войдя в кабинет Дедковского, Рябиков еле сдерживал волнение.
- Товарищ майор, объявились какие-то любители реликвий. Может, это именно те, кого мы ищем?
- Да? И где же они? - оторвавшись от бумаг, поднял голову Дедковский. Рябиков торопливо рассказал о посещении Пучкова.
Дедковский присвистнул:
- Если бы вы их с собой привезли, я бы понял ваш восторг. Но вы же их проморгали.
- Я был у Пучкова через час после сообщения из Ленинграда. За полчаса до меня они ушли. Жаль, конечно, что так получилось, но мы найдем их, найдем. Далеко уйти они не могли. А обрисовать их я уже смогу. Так что прошу вас дать указания всем службам о розыске.
...Их задержали, когда такси подкатило к Курскому вокзалу. И вот обладатели немецкого уникального кубка и фарфоровых статуэток в МУРе.
Перед Иванцовым и Рябиковым сидели разбитные молодые люди. Одеты небогато, но вычурно. Оба в пресловутых джинсах в обтяжку, в здоровенных ботинках и диковинных куртках. Держатся внешне спокойно, на вопросы отвечают не спеша, подумав.
- Как оказались в Москве?
- Сели в поезд и приехали.
- Зачем?
- Как это зачем? На град-столицу посмотреть.
- И это все?
- Все. А разве этого мало? Разве Москва не стоит таких поездок?
- Ну, как же. Тут спора быть не может.
- Именно. А вот что у вас в МУРе окажемся, не ожидали. Это в наши планы не входило.
- В наши планы тоже не входит мешать людям любоваться столицей. Но, как известно, нет правил без исключения.
- Тогда, может, объясните, чем мы обязаны этому исключению?
- Ясность в этот вопрос надо внести общими силами. И потому приступим к делу. Откуда у вас антикварный кубок немецкой работы и фарфоровые статуэтки?
- Какой кубок? О чем вы? Это какое-то недоразумение. Приехали посмотреть Москву. Побывали на Ленинских горах, на ВДНХ, в Третьяковке...
- Очень хорошо. Но все-таки, как насчет кубка и статуэток?
- Да не знаем мы никакого кубка, никаких статуэток. Не иначе здесь какое-то недоразумение.
- Ну что ж. Придется вас убеждать иначе.
Когда парни увидели входившего в комнату Пучкова, они переглянулись, побледнели, но продолжали свое:
- Знать ничего не знаем, видим этого гражданина в первый раз.
Илья Александрович возмутился:
- Вы что же, молодые люди, хотите сказать, что я говорю неправду?
- Вы просто путаете нас с кем-то.
- Ничего я не путаю и вам этого не советую. Я вам что говорил? Или идите в комиссионный, или сюда, если вещи приобретены нечестным путем. Я вам сочувствую, но помочь ничем не могу. - Повернувшись к Иванцову и Рябикову, Пучков торжественно произнес:
- Товарищи следователи, заявляю официально и ответственно: именно эти молодые люди были у меня и предлагали антикварный кубок и три фарфоровые статуэтки. Что это за юноши, я не знаю, может, они и вполне приличные молодые люди, я же свидетельствую лишь то, что было.
- Что вы теперь скажете, молодые люди?
- То же, что и говорили.
- Значит, не хотите говорить чистосердечно?
- А мы и так говорим чистосердечно. Что есть, то и говорим. Заявляем еще раз категорически: гражданин нас с кем-то перепутал.
Пучков, обескураженный и пораженный этой бессовестной ложью, молчал. Потом воскликнул:
- Позвольте, позвольте! Есть же еще один человек, который подтвердит, что это именно те молодые люди.
- Кто же это? - спросил Иванцов.
- Лапоног Петр Сергеевич. Ведь именно он мне порекомендовал встретиться с ними.
- Что же, пригласим гражданина Лапонога. Будьте любезны сказать адрес.
Пучков, подслеповато щурясь, стал листать записную книжку. Но тут заговорил один из парней:
- Ладно, не будем осложнять дело. А то действительно создастся впечатление, что к вам попали какие-то матерые грабители. Гражданин говорит правильно, мы действительно были у него и действительно хотели продать кое-какие безделушки. Поиздержались малость в столице.
- Что именно вы хотели продать?
- Ну, вы знаете. Кубок и три статуэтки.
- Откуда у вас эти вещи?
- Домашняя утварь. Валялась довольно долго без всякого употребления. Потому и решили к делу пристроить. Ценность не так уж велика, но когда в кармане пусто, и рубль сумма.
Иванцов возразил:
- Ну, зря вы так. Кубок, например, из коллекции Российского императорского дома. Изделие старых немецких мастеров. А статуэтки - работа семнадцатого века. Ценности отнюдь не пустяковые, И это вы прекрасно знаете. Но главное - они не из ваших домов, а из музеев.
- Что? Из музеев? Из каких музеев? Нет, вы явно решили приписать нам какое-то чужое дело.
- Не будем спешить. Давайте разберемся подробно. С кубком более или менее ясно. Теперь о статуэтках. Что это за вещи? Откуда они?
- Говорим же вам, собственные, домашние вещи.
- Это придется проверить. Вызовем специалистов, подвергнем вещи экспертизе. Если они принадлежат вам, а не кому-то другому, тогда что же... Где сейчас находятся кубок и статуэтки?
- Они... Мы... Ну, продали их.
- Продали?
- Да, продали. А чего ж тут такого? Ведь именно за этим мы и приходили к гражданину Пучкову.
- Где продали? Кому?
- Сегодня на Люсиновской улице.
- Сдали в магазин?
- Нет, в магазине не приняли. Пришлось продать какому-то любителю.
- Все это основательно осложняет дело. И осложняете его вы сами. Что ж, лейтенант, - обратился Иванцов к Рябикову. - Сделаем так. Вы подробно запишите с их слов портрет этого любителя и принимайте нужные меры. Надо найти его, обязательно найти. А мы тем временем свяжемся с гражданином Лапоногом.
Вечером, когда Рябиков пришел к Иванцову, тот озабоченно спросил:
- Ну как у тебя? Покупатель не обнаружился?
- Нет.
- Я так и думал. Между прочим, Лапоног этих ребят, в сущности, не знает, виделся с ними накоротке. Их ему рекомендовал... Кто бы ты думал? Буняков.
- Буняков? Интересно! Может, они того... вместе работают? И может, это кончик ниточки из клубочка?
- Вполне возможно.
- Повисло у нас это дело. Над нами уж подшучивать начинают.
- Не удивительно. Полгода прошло, а мы ни с места. Ну, да ничего, любое дело концом хорошо. Я тоже почему-то думаю, что на сей раз мы не зря невод закидываем. Авось этот хитроумный и набожный карась Буняков не нырнет от нас в глубину.
Буняков, когда его пригласили на Петровку, поздоровался с Иванцовым и Рябиковым, как со старыми знакомыми.
- Опять, товарищи начальники, меня беспокоите? Ведь все уже выяснено, все, что мог, я рассказал.
- Кажется, не все.
- У меня есть хорошее правило: когда мне что-либо кажется, я крещусь.
- И помогает?
- Очень.
- В том, что у вас это правило соблюдается, мы убедились.
- Вот-вот. И вам его рекомендую.
- Спасибо. Но скажите-ка нам, Кирилл Фомич, вам известны Валерий Ломачев и Борис Куницын?
- Что-то незнакомые имена.
- А вы подумайте получше.
- Можно, конечно, и подумать, но вряд ли это поможет.
...Очная ставка с ленинградскими "любителями старины" ничего не дала. Буняков категорически утверждал, что видит этих людей впервые. Ломачев и Куницын твердили то же самое: не знаем, совсем не знаем этого гражданина.
- А вот Петр Сергеевич Лапоног утверждает, что именно вы рекомендовали ему встретиться с ними.
- Это неправда. На эту тему у нас разговора не было.
- Но вы встречались?
- Виделись на днях. Здравствуй да прощай, вот и вся встреча.
Попросили войти Петра Сергеевича Лапонога.
- Гражданин Буняков рекомендовал вам этих молодых людей?
- Да. Он посоветовал мне встретиться с ними. У ребят, говорит, интересные вещицы. Вещи оказались действительно стоящими, но в тот день я уезжал в Грузию. И потом керамика и фарфор не по моей части. Поэтому дал адрес Ильи Александровича.
- Гражданин Буняков, вы слышали?