- Ладно, давай по-другому. То, что ты организовал перевозку денег на самолетах "Глобуса", мы знаем. То, что деньги это не твои были, - тоже знаем. Кишка у тебя тонка со всеми твоими стриптизами миллиард баксов собрать. А самолет-то упал, и денежки теперь в полиции под большим амбарным замком хранятся. А кому-то это наверняка не понравилось. - Грязнов сделал паузу, оценивая, какое впечатление произвела на Гвоздя его речь. Пока никакого - Гвоздь нагло ухмылялся, понимая, что доказать его личное участие в этом деле будет весьма проблематично. Но Грязнов и не собирался ничего доказывать. - Теперь мы делаем вот что: тискаем во все газеты и на телевидении, что арестован, мол, известный уголовный "авторитет" Рогозин, который под грузом улик, против него собранных, согласился чистосердечно во всем признаться и назвать всех своих сообщников и заказчиков. А еще пускаем слушок, что Гвоздь хотел кинуть своих хозяев и, если бы не трагическая случайность (полицейские не вовремя подоспели), кинул бы.
- Да кто вам поверит? - возразил Гвоздь, но как-то не очень уверенно.
Грязнов продолжал давить:
- А нам и не нужно, чтобы верили. Мы информацию пробросим и будем ждать. Рот тебе заткнуть они захотят обязательно, не могут не захотеть. Даже если знают тебя как облупленного и уверены в тебе на все сто. Мало ли чем мы тебя достали, а мертвый ты точно уж никому ничего не скажешь. Так что, - потер руки Грязнов, - сажаем мы тебя в Лефортово или вообще выпускаем под подписку о невыезде и ждем, когда тебя придут убивать. Потом следим за убийцами и, глядишь, выходим если не на самого Мефистофеля, то на его связи. А там клубочек потихоньку разматывается, и он уже у нас в каталажке. Только путь этот тернист и кое для кого вообще может оказаться последним. Хотя я тебе клятвенно обещаю, что на твоих похоронах поприсутствую и даже цветы принесу. Гвоздики. Желтые. Ты любишь желтые гвоздики?
Гвоздь молчал, раздумывая. Наглости у него явно поубавилось.
- Гвоздики, говорю, любишь?!
- Нет.
- Ладно, тогда ромашки полевые, согласен? Представь, гроб черного дерева с золочеными ручками… мавзолей, как у Тамерлана, с почетным караулом и надписью "Дорогому Гвоздю от почитателей и соратников"… Только лажа это все, похоронят тебя, может, и с почестями, а потом забудут через неделю, и порастет твоя могилка бурьянами и елками.
- Отстань, начальник, не трави душу. В камеру хочу, голова у меня болит. И адвоката хочу.
- Насчет адвоката это ты зря. Он же у тебя наверняка давно Мефистофелем перекупленный. Он тебя еще быстрее нас сдаст. И в камеру я тебя тоже пока не пущу, а то прибьют тебя прямо сегодня и не получится у меня насладиться последним с тобой разговором. Ты, кстати, почему убегал?
- Инстинкт, - буркнул Гвоздь.
- Надо же, какие ты слова знаешь! Что, от каждого постового шарахаешься на улице? - насмешливо поинтересовался Грязнов. - Или это только на меня у тебя такая реакция?
- Отстань, начальник. Все одно умирать, а сукой не буду.
- Ты неверно реагируешь. Во-первых, Мефистофель этот, как я понимаю, не кореш твой блатной и на него ваши общаковские законы не распространяются. А во-вторых, не обидно тебе, что дружок твой Халилов тебя сдал, ты страдать будешь, а он, как прежде, жизни радоваться.
- Сука!
- Кто сука? Курить хочешь?
- Здоровье берегу.
- Здоровье, Гвоздь, тебе теперь ни к чему. Тебе бы жизнь поберечь.
- А на хрена мне жизнь без здоровья? Вы мне жизнь все равно не сохраните. Поматросите и бросите.
- А вот это ты зря, договоримся.
- Только не надо мне грузить. Знаем мы ваши обещания. От него никуда не спрячешься, этот везде достанет.
- От кого? От Мефистофеля?
- Угу.
- То есть ты его все-таки знаешь?
- Нет.
- Опять двадцать пять! Слушай: ты нам его называешь, никто, кроме меня и вот его, - Грязнов кивнул на Турецкого, - ничего не узнает. Могила. Меня ты знаешь, а его - я знаю, он не продается. Мы берем твоего Мефистофеля и сажаем его на долгие годы вплоть до высшей меры. Причем на тебя никаких даже намеков: Халилов проболтался, мы помудрили, сам Мефистофель где-то прокололся, и тебе в этой цепочке места нет. Веришь?
- Ладно, предположим, дам я вам наводку на Мефистофеля, только как вы это на Халилова вешать будете? У Халилова с ним вообще никаких контактов не было. А кого, кроме меня, в ментовку тягали? Никого. Значит, тут всей вашей логике конец: только я и есть сука.
- Да что ты причитаешь, как баба в токсикозе! Когда мы его возьмем, ему уже не до тебя будет. Он о своем здоровье беспокоиться начнет. Только, чтобы все у нас вышло гладко, рассказывать тебе придется подробно, с мельчайшими деталями и, главное, все, что знаешь.
- Не знаю я его!
Грязнов сделал вид, что сдался и этот разговор его окончательно утомил. Он достал сигареты, угостил Турецкого, закурил сам и потянулся к кнопке на столе, чтобы вызвать конвоира.
- Ну, шагай в камеру. Прессу тебе доставлять будем оперативно, своевременно. Почитаешь, порадуешься…
Теперь Гвоздь по-настоящему испугался:
- Ты… не понял, начальник. Я ведь в натуре его не знаю.
Грязнов с явной неохотой снял палец с кнопки, как бы демонстрируя, что дает задержанному последний шанс.
- А деньги ты дядины переправлял?
- Нет, деньги его, Мефистофеля, - живо согласился Гвоздь. - Только с ним я никогда не встречался.
- То есть он тебе волны посылал телепатические?
- Кончай, начальник. Он мне звонил, а может, и не он даже, говорил, где и что нужно забрать и куда отправить. Я делал, он мне платил. Все.
- Неужели так-таки никогда и не видел? А как докладывал, как связывался, если вдруг срывалось что-нибудь?
- А никогда ничего не срывалось. Водички дай попить. - Гвоздь жадно осушил стакан воды и без спросу потянулся за сигаретой. - Прижал ты меня начальник, раскололся я, как на духу, все сказал.
- Ну, хоть предположения у тебя были, кто он может быть? - смягчился Грязнов, видя, что Рогозин говорит правду. - Бывший сиделец, нувориш, партиец старой закалки, военный, гэбист - кто?
- Не было у меня никаких предположений, себе дороже вычислять. Я его разъясню, а он меня похоронит.
- Так уж прямо и похоронит? Что, были прецеденты? - недоверчиво переспросил Грязнов.
- Были.
- Ладно, - Грязнов решил зайти с другой стороны, - тут у вас не далее как на прошлой неделе намечалась всероссийская сходка, почему не состоялась?
- А это ты к чему пристегнул начальник? - удивился Гвоздь. Дескать, ладно, с Мефистофелем его прижали, но это ведь еще не значит, что он уже записался в добровольные осведомители и станет исповедоваться по полной схеме.
- Если я правильно понимаю, кто-то вас вежливо предупредил, что готовится грандиозная облава, и, если я опять же правильно понимаю, был это твой же благодетель Мефистофель. Нет?
- Нет. Человек пришел, сказал, что от Пушкина, - нехотя объяснил Рогозин.
Турецкий недоуменно вскинул брови. Но Грязнов воспринял упоминание о солнце русской поэзии совершенно спокойно.
- Но Пушкин - это не Мефистофель?
- Опять не веришь, начальник, - обиделся Гвоздь и потянулся за второй сигаретой, о том, что нужно беречь здоровье, он уже забыл. - Пушкин - это Пушкин, а Мефистофель совсем другое, хотя вполне может такое быть, что Мефистофель его человек.
Турецкому начало казаться, что он слушает разговор двух умалишенных. Скажем, русских литераторов XIX века - Батюшкова и Чаадаева.
- Все-таки строишь предположения?! - поинтересовался Грязнов.
- Отпустил бы ты меня, устал я. Что знал - сказал.
- Совсем отпустить?
- Одиночку хочу прямо у тебя в МУРе. И дело заведи, что якобы я краденой рыжухой банковал. В это… в особо крупных размерах.
- А доказательства?
- Будут тебе доказательства.
- Так ты поэтому и сбежать хотел? Склад золота у тебя в бассейне?
- Лучше я по этапу пойду. Пожить еще хочется.
Грязнов хотел было отпустить Рогозина в камеру, видя, что тот действительно устал и что сегодня от него уже вряд ли удастся чего-то добиться, но Турецкий жестом остановил и, перебравшись к столу, спросил:
- А можно про деньги Мефистофеля поподробнее? Кто и как вам их передавал, что было потом.
Гвоздь смерил его оценивающим взглядом:
- Ты откуда, начальник, будешь, из фининспекции?
- Из Генпрокуратуры России, - вежливо ответил Турецкий.
- Мое дело было маленькое: доставить деньги к самолету, проследить, чтоб погрузили. Дальше в самолете груз сопровождали его люди и принимали за границей тоже. Здесь я забирал бабки каждый раз из разных мест. Иногда в Москве, иногда во Владивостоке, иногда вообще грузили прямо на Украине или в Белоруссии.
- Откуда уходила последняя партия?
- Из Львова.
- А его люди? Все время одни и те же?
- Сначала разные были, а последние два и три раза одни и те же.
- Фамилий конечно не знаете?
- Нет.
- А описать можете?
- Фраера. Может, мусора скурвившиеся…
- Почему вы так решили?
- Козырные.
- В смысле наглые?
- Точно.
- Ну а внешний вид: рост, вес, особые приметы?
- Один длинный, жилистый, блондинистый, обыкновенный. Другой толстый, чернявый, рожа в оспинах, глазки в кучку смотрят. Петух бы из него отменный вышел.
Грязнов лично позаботился, чтобы Гвоздя устроили в лучшем виде. Лично проинструктировал охрану и распорядился проверять задержанного каждый час и в случае чего докладывать незамедлительно. Памятуя случай, когда важному свидетелю, сидевшему здесь же, что-то подмешали в еду, Грязнов попросил дежурного сбегать в магазин и купить печенье, шоколад и две пластиковые бутылки минеральной воды. Сам проверил целостность упаковок и сам доставил в камеру, порекомендовав Гвоздю более ничего в рот не брать. Собственно, ничего особо ценного Гвоздь им не сообщил, не оправдал возлагаемых на него надежд, но обещание есть обещание - по крайней мере, до колонии он должен доехать живым.
Турецкий ждал друга в кабинете, расхаживая из угла в угол и с отвращением косясь на чай с травами, которым его пыталась напоить секретарша Грязнова, - кофе у них, видите ли, кончился. Только что бегала в магазин - не могла купить. Маргарита бы себе такого никогда не позволила.
- Не слишком ли много у нас совпадений? - набросился он на Грязнова, едва тот успел переступить порог. - Эта сладкая парочка: Толстый и Тонкий - наследила, во-первых, в деле Невзорова, во-вторых, в самолете. Какова вероятность, что это одни и те же люди?
- Саня, от дела Невзорова тебя давно отстранили, - попытался урезонить друга Грязнов.
- Знаю, но что я могу поделать, если эти дела пересекаются? Знаешь, у меня вообще такое чувство, что Костя как всегда знал все наперед. То есть под давлением начальства он от дела меня формально отстранил, но фактически позволил продолжать расследование, причем с этим самолетом у нас появляются новые факты и новые ниточки.
- На Костю это похоже. Только почему он тебе этого не сказал?
- Чтобы оставить незамутненным мое мироощущение. Итак, те двое: мотивы их мне пока не ясны, но мотивов у них могло и не быть, если они простые исполнители, а вот возможность у них в принципе была. Они убивают Невзорова, тут же выезжают во Львов, принимают деньги, грузятся на самолет и отбывают в Германию. По времени все раскладывается. Из самолета они таинственно исчезают, возможно, прихватив с собой часть денег, и растворяются в Европе. Правдоподобно?
- Нормально. Только с этим нельзя идти даже к Косте, маловато фактуры будет.
- Спокойствие. Кроме этих слесарей-бухгалтеров у нас еще есть твой Мефистофель. Сам же с пеной у рта доказывал, что он стоит за деньгами из самолета, а по делу Невзорова его участие даже доказано. Вот тебе еще одно совпадение.
- Хорошо, но все равно маловато будет, - не унимался Грязнов.
- Давай посмотрим, что у нас получается.
Турецкий извлек из стола Грязнова чистый лист бумаги и, вооружившись фломастером, принялся рисовать. В центре листа он расположил по кругу несколько жирных точек:
- Это организации, структуры страны: правительство - Фроловский, администрация Президента, окружение Президента, структуры СНГ, Германия и любимое ФСБ. - Он надписал над каждой точкой соответствующее название. - Теперь по персоналиям. - "Важняк" поставил в верхней части листа еще четыре точки поменьше. - По первому делу у нас проходили Невзоров, Снегирь (пока на всякий случай считаем, что это разные люди), Ожегов, Свиридов. Определяем связи. - Он взялся рисовать лучи от каждого человека к названию организации. - Невзоров - администрация Президента, Фроловский, ФСБ, СНГ, Германия; Снегирь - Невзоров, Германия; Ожегов - Невзоров, ФСБ; Свиридов - администрация, ФСБ.
- Сожги это, - от души посоветовал Грязнов.
- Теперь второе дело. - Турецкий расположил в нижней части листа Бакштейна, Халилова, Гвоздя, "Пушкина" и особо жирно выделил слово "Деньги". - Бакштейн завязан на Халилова, Германию и, если исходить из специфики его бизнеса, обязательно на правительство, администрацию и окружение Президента; Халилов - на окружение Президента и Германию; Гвоздь завязан на деньги, а "Пушкин" может быть источником этих денег.
То есть, помимо наших убийц-курьеров, получаем пересечения по Германии, по СНГ и по окружению Президента. Немного странно, что пока во втором деле не фигурирует ФСБ, но вполне может быть, что мы еще не все знаем.
- Тут я согласен. Наша сладкая парочка, эти Толстый и Тонкий, вполне могут оказаться гэбэшниками.
- Заметь еще, что где-то в этой схеме спрятался и сам Мефистофель, если он вообще существует.
- Существует, существует, не сомневайся. Кстати, что дали твои изыскания насчет происхождения миллиарда?
- Вот тут прокол. Фроловский при всем своем положении не способен украсть такие деньги незаметно. Это треть ежемесячного бюджета страны, и копил он эти деньги не десятилетиями. Это более или менее регулярная деятельность, и, если верить Гвоздю, отправления делались неоднократно. Если даже все правительство только тем и занимается, что ворует для Фроловского, значит, они все тоже получают свой процент, причем немалый, значит, нужно накинуть на эту сумму еще процентов хотя бы 20–30. Ведь вряд ли везли сразу все: и гонорары сообщникам, и капитал Фроловского в одном контейнере. То есть эти дополнительные деньги еще где-то осели. Короче, что-то уж очень это все невероятно и фантастично. Как мне объяснили люди неглупые и сведущие в этом вопросе, такие деньги могут в принципе являться оборотным капиталом теневой экономики. Нефть, оружие, наркотики. Наши воротилы закупают, скажем, наркотики или оружие за границей, продают здесь, вырученные деньги снова перевозят за границу, там покупают новую партию, и так далее и так далее.
- Но из того, что ты мне только что изложил, еще не следует, что Фроловский не Мефистофель. Деньги-то, возможно, и не его. Он может просто использовать свои связи и влияние, чтобы размещать средства за границей в наиболее выгодные предприятия.
- Да я не против Фроловского. Просто не стоит на нем зацикливаться. Понимаешь, что-то уж слишком легко мы пришли к этому выводу. Как будто нас подвели за ручку и ткнули носом. Почему Мефистофель не может оказаться откуда-нибудь из ГБ? Зачем они так исступленно прятали концы по Невзорову и Ожегову? Только ради того, чтобы не полоскать старое грязное белье? Кто доставал тебя анонимными звонками? Кто мог вычислить вашу с таким трудом скрываемую операцию по захвату всех "авторитетов"? Фроловского в этом заподозрить можно, но ему это было бы нелегко: силовые министры ему напрямую не подчиняются, они о своих делах докладывают только Президенту. Проницнуть, что что-то такое может иметь место? Нет, это слишком притянуто за уши. А главное - чистоплюй Фроловский и вдруг связывается с уголовниками, пусть даже и бывшими? Нет, в это меня никто не заставит поверить.
- Тогда кто?
- Да хоть тот же Иванов, например. Наглая, мерзкая рожа.
- А почему ты отмел администрацию? Мефистофель вполне мог окопаться и там, оттуда тоже ниточки тянутся почти всюду.
- Согласен. Давай еще раз перепотрошим администрацию, теперь на предмет Халилова и Бакштейна с его паспортами, но подспудно будем продолжать разъяснять Невзорова. - Турецкий вдруг умолк и пару минут внимательно рассматривал схему. - Слава, меня посетила гениальная идея.
- Кто еще может быть Мефистофелем?
- Нет, как убедить Костю выделить оба дела в совместное производство. Уговариваем Гвоздя составить фоторобот курьеров Мефистофеля. Потом эти портретики предъявляем свидетелям убийства на Лубянке, и они их опознают как убийц Невзорова.
- А опознают?
- Должны. Вперед?
- Саня, ночь уже на дворе, где я тебе художников сыщу.
- А если Гвоздь до утра не доживет?
- Типун тебе на язык! Доживет, куда он денется. Там одиночная камера, усиленная охрана. Да и спит он уже. Полночи будем уговаривать.
- Ладно, подождем. Завтра прямо с утра готовь фотороботы, а я позабочусь о свидетелях.
Грязнов пришел на работу раньше обычного и распорядился: как только появятся художники, немедленно вызвать их к нему, а после доставить Гвоздя. Была только половина восьмого, и нужно было как-то убить полчаса, а то и час: народ совсем распустился, редко кто приходит на работу вовремя.
Обычно в периоды вынужденного безделья он перечитывал Конан Дойла, чтобы и досуг, так сказать, был профессионально полезен. Но сегодня Грязнов вспомнил о валявшейся в столе уже вторую неделю видеокассете с каким-то старым английским фильмом итальянца Микеланджело Антониони. Фильм ему продал знакомый видеопират со словами: "После этого на свою профессию сыскаря ты посмотришь по-другому". Грязнов попросил секретаршу сварить кофе, поставил кассету и уставился на экран.
…Группа молодых бездельников, раскрашенных, в цирковом тряпье, носилась по улицам какого-то города и смущала прохожих своими приставаниями. Вот они напугали чопорных монашек, вот пробежали мимо надутых английских бобби. Тут же, встык, изнуренные рабочие выходят после смены из заводских ворот. Камера сосредоточивается на одном из них, который, попрощавшись с товарищами, заходит за угол, потом бежит, оглядываясь, и внезапно оказывается за рулем роскошного лимузина…
Ага, думал Грязнов. Английские "кагэбэшники" послали своего агента в среду английского пролетариата. Но оказалось, что это неугомонный фотохудожник решил сделать альбом фотографий, побывав в низах общества, альбом, который бы вобрал в себя всю грязь и пакость жизни.
Фильм шел уже 15 минут, и до сих пор не было ни единого выстрела. Грязнов начинал скучать, хотя главный герой ему нравился. Этот молодой лохматый парень ни с кем не считался, женщины увивались вокруг него, а он не обращал на них внимания, весь погруженный в свою работу. "Вот-вот, - думал Грязнов, - так и надо. А то бабы вечно все портят".
Зазвонил телефон. Грязнов взял трубку.
…Экстравагантный фотохудожник зачем-то покупал в магазине самолетный пропеллер…
Грязнов почесал дистанционкой кончик носа.