Тяжкие раздумья прервал появившийся у столика Риг. Он оперся о столешницу, схватил стоявший перед тарелкой Антекки бокал красного вина и опрокинул его себе в глотку.
- Риг…! - изысканно выругался Сворм.
Риг дикими глазами обвел присутствующих. Кажется, этот бокал был у него сегодня далеко не первым. Покачнувшись, охранник возвестил:
- Кокси, Барнаби идет по твою душу.
Сворм мрачно усмехнулся:
- Ты откуда взялся, Риг?
И Риг поведал о своих злоключениях, о Твиди, Гривсе, Крокере, об ордерах и банковских тайнах, обо всем прочем… Понять его было трудно, потому что рассказ на три четверти состоял из ругательств и междометий. Но, однако, главное прояснилось.
- Это ж… незаконно! - вознегодовал Дэйв Антекки.
- У него достаточно материала, чтобы отправить нас всех на виселицу, - заныл Риг.
Сворм смерил его ледяным взглядом:
- Жаль, что тебя не съели крысы, - и сделал незаметный жест.
Два дюжих бандита завернули Ригу руки за спину и поволокли его к выходу. В этот момент им навстречу ввалился в двери молодчик Антекки:
- Там копы! - Он ошарашенно моргал. - Барнаби объявил, что он за Свормом и за тобой, Дэйв.
Антекки поднялся и приосанился:
- Живыми они отсюда не уйдут. Можешь покинуть помещение через черный ход, Сворм. У меня здесь два пулемета.
Сворм улыбнулся:
- Два плоскостопа и ноль свидетелей! Жаль пропустить такой цирк.
Мановением руки он распределил своих людей - они мгновенно рассеялись по помещению. Антекки спрятал пистолет под скатерть, Сворм держал свой в кармане пиджака, сунув туда руку словно бы просто так. Все взгляды устремились на дверь.
Наступившую тишину разорвал голос капитана Барнаби.
- Эй, преступнички! - послышалось снаружи. - У меня ордера на арест каждого из вас. Выходите по одному с поднятыми руками.
Антекки и Сворм переглянулись. Сворм крикнул:
- Зайди и возьми нас сам, придурок! - Он одной рукой покрепче сжал пистолет, а другую приподнял, готовый дать команду к стрельбе.
Двустворчатая дверь тут же распахнулась… и команды стрелять не последовало: в помещение ввалилось более дюжины человек - но совсем не полицейских. Четырнадцать хороших знакомых, добрых друзей, коллег, авторитетов… и только двое врагов. Риттер, Миллер, Крокер, Гроган… Скованные друг с другом, они образовали живую баррикаду, за которой пригнулись вооруженные Барнаби и Галлаген.
- Кокси, Дэйв, сдавайтесь! - развязно-наглым тоном приказал Барнаби.
Крокер закричал, как обиженный ребенок:
- Не стреляй, Кокси! Вы нас всех перебьете!
Барнаби и Галлаген продвигались медленно и неумолимо, подгоняя свой живой щит.
- Соображайте живее, ребятки! Добрая игра! Потанцуем! - то и дело отпускал дурацкие реплики Барнаби.
- Стоять на месте! - закричал Антекки. - У меня пулеметы!
- Не надо, Антекки! Не подвергай свою шкуру опасности. Иначе кого же мы повесим! - подначивал Барнаби. - Поднимите ручки и сдавайтесь.
Главари молчали. Сворм опирался о помост для музыкантов, Антекки застыл на фоне большого барабана. Негры-музыканты давно испарились - едва только запахло жареным.
- Кончай свой блеф, Барнаби, - неуверенно заговорил Сворм, - тебе нас не взять, нас ведь все равно намного больше…
Барнаби рассмеялся:
- Я мог бы тебя ухлопать, Кокси, но ты мне нужен живым. Хочу посмотреть, как ты будешь потеть перед судом. Как ты запляшешь на веревке. Как тебя вскроют в морге. Как твой…
Сворм нахмурился: глупые насмешки его не трогали, только казались очень уж странными. Он о чем-то начал догадываться.
Небрежным жестом поправляя одежду, он у себя за спиной сумел подать своим знак не начинать стрельбу. Но вот психи из команды этого тупицы-макаронника… Осторожно скосив глаза на "коллегу", Сворм лихорадочно ломал голову, как дать тому понять, что надо проявить выдержку. Только бы… только бы коп не начал и его дразнить как следует…
- Эй, Дэйви, разве твоя итальянская мамочка тебе не объясняла… - О, дьявол, сволочной коп как будто подслушал мысли!
Сворм предостерегающе вскинул руку, но понял, что опоздал.
Антекки не захотел узнать, что именно должна была объяснить ему мамочка. С его губ сорвалось иноязычное ругательство и - приказ стрелкам:
- Тони, Перес, давай!
При этих словах он сам выхватил пистолет из-под скатерти и выстрелил.
Одновременно затарахтели два ручных пулемета, завопили раненые, зазвенели разбитые стекла. Барнаби и Галлаген рухнули в один и тот же момент. Крокер, голову которого наполовину снес поток свинца, повалился на Барнаби. Галлаген, падая, прежде чем на него сверху лег труп Миллера, успел точным выстрелом отправить к праотцам Антекки…
Дикая какофония стихла почти так же внезапно, как и началась.
Стрельба прекратилась, слышны были лишь стоны, проклятия и всхлипывания. Казалось, это стонут изрешеченные стены. И тут от двери раздался голос Дьюэйна:
- Шеф, ты в порядке?
Барнаби осторожно высунул голову из-под трупа адвоката. В дверях маячили Дьюэйн и Форсайт с дымящимися "томми" в руках. Барнаби поднялся, за ним Галлаген. Подошли их товарищи, бледные, сосредоточенные.
- Тютелька в тютельку, как планировали, - изумленно покрутил головой Дьюэйн. - Ха, я горжусь, что стирать штаны после этого дельца мне не понадобится. Однако, между нами, до этого было недалеко…
- Зато сэкономили деньги налогоплательщиков, - ухмыльнулся Барнаби. - Двух зайцев разом…
Форсайт вытер лицо.
- Удивительно, что настолько легко, даже примитивно получилось. Пулеметчики у Антекки какие-то чокнутые. Палили в белый свет, будто им все равно куда. Половину работы за нас сделали, своих и чужих - того…
Оглядывая картину поля боя, подошли к помосту для музыкантов. Антекки, прорвав один бок большого барабана, сидел в нем восковым манекеном, привалившись к уцелевшей оболочке.
- Сворм, похоже, пытался смыться, - заметил Дьюэйн. - И ему почти удалось, скользкому прохвосту.
Барнаби поглядел в ту сторону: Кокси Сворм лежал ничком на краю площадки, коленями на полу, туловищем на сцене. В спине его зияли три отверстия, кровь стекала на пол.
- Как будто рука свыше управилась, - задумчиво сказал капитан. - Судьба - она, наверно, все же есть…
- Почему? - не понял Галлаген.
- Точно так же погиб тот маленький мальчик, - ответил Барнаби и отвернулся.
The Creeping Siamese
Dashiell Hammett
Существует множество различных мнений по поводу того, кто был наиболее влиятельным писателем двадцатого столетия. Среди прочих имен называется и Дэшил Хэммет.
В начале двадцатого века писатели, отступая от высокопарного и претенциозного стиля Генри Джеймса и его предшественников из Викторианской эпохи, начали тяготеть к созданию прозы безыскусной и стремительной. Позднейшие исследователи, как правило, особенно выделяют в связи с этим несомненную мощь таланта Эрнеста Хемингуэя.
Но кто явился вдохновителем самого Хемингуэя?
Это был… Хэммет.
Даты публикаций отражают строгие факты, не содержащие в себе никакой мистики.
Первый рассказ Хэммета из его знаменитого цикла "Оперативник" ("Continental Ор") появился в журнале "Черная маска" 1 октября 1923 года. В последующие годы образ крутого и харизматического частного сыщика часто фигурировал в различных литературных произведениях.
Первая книга Хемингуэя - "В наше время" - была опубликована в 1924 году в Париже ограниченным тиражом, а в США напечатана в количестве 1335 экземпляров лишь в октябре 1925 года. К этому времени Хэммет был уже состоявшимся и пользовавшимся огромной популярностью автором. Он регулярно печатался практически во всех крупных журналах того времени, специализировавшихся на "криминальном чтиве".
Вкупе с безымянным оперативником "Континентального детективного агентства", Дэшил Хэммет (1894–1961) создал образ Сэма Спейда, ставшего героем наиболее знаменитого из всех американских детективных романов, когда-либо написанных или экранизированных, - "Мальтийский сокол". Первоначально этот роман (как, впрочем, и все последующие романы Хэммета, кроме "Худого человека") печатался по главам в "Черной маске".
Написанный Хэмметом на пике его успеха и творческого мастерства рассказ "Коварные сиамцы" был опубликован автором в журнале "Черная маска" в марте 1926 года, за год до того, как там начали печатать главы его первого романа "Красная жатва".
Коварные сиамцы
Дэшил Хэммет
(пер. Р. Грищенков)
1
Он появился, когда я, расположившись возле кассы в приемной сан-францисского филиала детективного агентства "Континентал", неотрывно следил за тем, как Портер проверяет мой расходный счет. Незнакомец был одна кожа да кости, высокий и с безжалостным лицом. На его широких плечах мешковато висела серая одежда. В лучах заходящего солнца, лучи которого пробивались сквозь неопущенные жалюзи, его лицо своим цветом напоминало новые коричневые туфли.
Он открыл дверь рывком, а потом в нерешительности застыл на пороге; костлявая ладонь судорожно сжимала ручку распахнутой двери. Однако в лице его не было растерянности. Неприятное и отталкивающее, своим выражением оно создавало впечатление, будто его обладатель припомнил нечто на редкость неприятное.
Томми Хауд, наш веснушчатый и курносый паренек-посыльный, поднялся из-за стола и приблизился к барьеру, разделявшему офис.
- Что вам уго… - начал было Томми, но осекся.
Человек отпустил дверную ручку. Он обхватил тощими руками свои плечи; его рот разверзся в зевке, не имевшем ничего общего с обычной непринужденной зевотой, и так же резко закрылся. Губы человека скривились, явив желтизну плотно сжатых зубов.
- Проклятие! - пробормотал он с отвращением и рухнул на пол.
Я перемахнул через барьер, миновал распростертое тело и выскочил в коридор.
Через четыре двери от нас Агнес Брейден, пышная особа тридцати с чем-то лет, которая вела публичные курсы стенографии, стояла у своего офиса, готовая войти.
- Мисс Брейден! - прокричал я, и она обернулась, ожидая, когда я подойду. - Бы видели человека, только что зашедшего в наш офис?
- Да. - В ее зеленых глазах зажглись огоньки. - Высокий мужчина, поднимавшийся в лифте вместе со мной. А что?
- Он был один?
- Да. Именно так, на этом этаже вышли только он и я. А в чем дело?
- Вы никого не заметили рядом с ним?
- Нет, хотя в лифте я не обратила на него внимания. А что такое?
- Он вел себя странно?
- Я этого не заметила. Случилось что-нибудь?
- Благодарю вас. Позднее я заскочу к вам и все объясню.
Я обежал все коридоры на нашем этаже, но ничего не обнаружил. Когда я возвратился в офис, тощий субъект по-прежнему лежал на полу, правда, уже перевернутый на спину. Как я и полагал, он был мертв. Наш Старик, осматривавший тело, при моем появлении как раз поднимался с колен. Портер висел на телефоне, пытаясь дозвониться до полиции. Глаза Томми Хауда на побелевшем лице смотрелись как голубые полтинники.
- В коридорах никого, - сообщил я Старику. - Этот тип поднялся на лифте вместе с Агнес Брейден. Та заявила, что он был один и к нему никто не приближался.
- Ясненько… - Голос Старика и его улыбка были исполнены такого елея, что казалось, будто труп возле его ног - лишь фрагмент узора на ковре. Полвека сыскной работы оставили в нем эмоций не более чем в бильярдном оценщике. - Похоже, его пырнули ножом в левую часть груди; довольно-таки обширная рана, которую он пытался заткнуть этой вот шелковой тряпицей, - нога Старика коснулась бесформенного комка красноватой ткани на полу, - которая прежде была саронгом.
День нынешний для Старика - это отнюдь не вторник, а предположительно вторник.
- На теле этого субъекта, - продолжал он, - я обнаружил девятьсот долларов в разных банкнотах, а также немного серебра; золотые часы и карманный нож английского производства; еще японская серебряная монета в 50 сен; табак, трубка и спички; расписание Южной Тихоокеанской линии; два носовых платка без ярлычков прачечной; карандаш и несколько листков бумаги для письма; четыре двухцентовых почтовых марки; ключ с биркой "Отель Монтгомери. Комната 540". Его одежда выглядит как новая. Вне всяких сомнений, мы почерпнем из нее что-нибудь еще при более углубленном изучении, каковым, однако, я не намерен заниматься до прихода полиции. А тебе покуда лучше отправиться прямиком в "Монтгомери" и поглядеть, что там можно выяснить.
Первый же человек, на которого я натолкнулся в вестибюле отеля "Монтгомери", оказался именно тем, кто был мне нужен: тамошним охранником Педерсеном, светлоусым экс-барменом, разумевшим в сыске не более, чем я в саксофонах, но неплохо разбиравшимся в людях и в том, как к ним найти верный подход, что вполне соответствовало букве его нынешней профессии.
- Хелло! - приветствовал он меня. - Счет знаешь?
- Шесть - один, Сиэтл, конец четвертого. Кто обитает в пятьсот сороковой, Пит?
- Да ведь игра-то не в Сиэтле, олух! В Портленде! Человек, чье гражданское самосознание не развито в должной степени, и даже представления не имеющий о том, где играет его команда…
- Завязывай, Пит! У меня нет времени на то, чтобы забавляться с этой детской чепухой. Один мужик только что рухнул замертво в нашем заведении с ключами от пятьсот сороковой.
На лице Педерсена проступили пятна гражданского самосознания.
- Пятьсот сороковой? - Он уставился в потолок. - Это, должно быть, тот тип, Раундс. Рухнул замертво, ты говоришь?
- Замертво. Грохнулся на пол прямо посреди комнаты, имея ножевое ранение. А этот Раундс, что он был за человек?
- Я так вот сразу о нем не слишком много смогу рассказать. Высоченный и тощий, с дубленой шкурой. Я бы даже не обратил на него внимания, если бы не его болезненный вид.
- Точно наша птичка! Давай поднимемся в номер.
У конторки портье мы узнали, что этот человек прибыл днем ранее, зарегистрировавшись как X. Р. Раундс из Нью-Йорка и заявив клерку, что намерен съехать не позднее чем через три дня. Какой-либо почты или телефонных звонков ему не поступало. Никто не знал, когда именно этот человек покинул отель, поскольку он не оставил своего ключа у портье. Ни мальчишки-лифтеры, ни коридорные тоже ничего не смогли нам сообщить.
Осмотр его комнаты почти ничего не добавил к тому, что нам уже было известно. Багаж постояльца состоял из одного чемодана свиной кожи - помятого, поцарапанного и со следами тщательно соскобленных дорожных наклеек. Он был заперт, но замки подобных чемоданов ничего особенного собой не представляют. Этот отнял у нас всего лишь около пяти минут.
Одежды у Раундса - как той, что находилась в чемодане, так и той, что висела в шкафу, оказалось не так уж и много; вся она была недорогой, но зато новой. То, что подлежало стирке, не имело ярлычков прачечной. Популярные фасоны, широко известные бренды - все это могло быть приобретено в любом городе страны. Не было обнаружено ни клочка бумаги с записями. Ни одной путеводной нити. В комнате Раундса не нашлось ничего, что могло бы подсказать, откуда и с какой целью он прибыл.
Педерсен был весьма раздосадован всем этим.
- Я полагаю, что, если бы его не укокошили, он бы наверняка смылся, задолжав за неделю! Типы, не имеющие при себе ничего, что могло бы установить их личность, и не оставляющие портье ключей от комнаты, выходя из отеля, не заслуживают большого доверия!
Мы почти завершили осмотр, когда коридорный ввел в комнату сержанта О'Гара из полицейского управления, служившего в отделе уголовных расследований.
- Уже наведался в Агентство? - спросил я его.
- Ага, как раз оттуда.
- Что новенького?
О'Гар, сдвинув на затылок свою черную широкополую шляпу сельского констебля, почесал круглую голову.
- Негусто. Док утверждает, что его уделали при помощи шестидюймового лезвия, имевшего в ширину два дюйма, и он не мог прожить после такого удара более двух часов, а скорее даже и часа. В базе данных на него мы ничего не нашли. А здесь вам удалось что-нибудь обнаружить?
- Фамилия - Раундс. Он зарегистрировался вчера, как прибивший из Нью-Йорка. Барахлишко все новенькое, и нет ничего, что дало бы нам какие-либо зацепки. Кроме одного - он явно не хотел оставлять следов. Ни писем, ни заметок - ничего! Ни пятен крови, ни следов борьбы в комнате нет.
О'Гар повернулся к Педерсену:
- Ты возле отеля не замечал каких-нибудь смуглокожих субъектов? Индусов или похожих на них?
- Не видел, как мне кажется, - ответил охранник. - Но я все для вас разузнаю.
- Выходит, что красный шелк все-таки оказался саронгом? - спросил я.
- И весьма дорогим, - сообщил сержант. - Я немало повидал их за четыре года военной службы на островах, но никогда еще не встречал такого качественного, как этот.
- А кто их носит?
- Мужчины и женщины на Филиппинах, Борнео, Яве, Суматре, полуострове Малакка, местами в Индии.
- Значит, твоя идея заключается в том, что некто, учинивший резню, стремится привлечь к себе внимание, шляясь по улицам в красной юбчонке?
- Не пытайся быть остроумным! - рявкнул на меня О'Гар. - Эти саронги достаточно часто используют в сложенном или скрученном виде. Да и откуда мне знать, что он не был заколот где-нибудь на улице? А к слову, откуда мне знать, что его не прирезали в том же вашем притоне?
- Мы сами хороним своих жертв, никого не извещая. Давай спустимся вниз, что ли, и поможем Питу в поисках твоих смуглолицых.
Версия провалилась. Если какие-то смуглолицые и крутились возле отеля, они были достаточно умны, чтобы не попасться.
Я позвонил Старику, сообщив ему о том, что мне стало известно, - для этого мне и дыхания не пришлось переводить, - а потом мы с О'Гаром провели остаток вечера в поисках решения; мы стреляли во все стороны, но ни разу не попали в цель. Мы опросили водителей такси, созвонились со всеми тремя Раундсами, значившимися в телефонной книге, но в итоге поисков неведение наше осталось таким же, каким было в самом начале.
В газетах, появившихся на улицах чуть позднее восьми часов вечера, все происшествие было представлено в известном нам свете.
К одиннадцати часам мы пришли к выводу, что настала ночь, и двинулись каждый в направлении своей постели.
Однако разлука наша длилась недолго.