* * *
Вокзал жил своей обычной суетной, шумной жизнью, как некий гигантский вечный двигатель, неутомимо и постоянно перегоняющий бурливые людские потоки по залам, лестницам, перронам к нетерпеливым, гудящим поездам, а из них подхватывал эти потоки и выплёскивал в город. К ночи вокзал чуть затихал и снова разгонялся утром до полной мощности. Разные люди мелькали в этих потоках, разные цели и заботы влекли их. Людские потоки то схлёстывались, пересекались на миг, и тут же людей разносило в стороны, навсегда, безоглядно. И нельзя было позволить, чтобы при этих мимолётных встречах кто-то кого-то обидел, обманул, воспользовавшись чьей-то растерянностью, волнением и тревогой, чтобы кто-то запутался, потерялся в бурном людском водовороте. К тому же здесь легче всего было скрыться, затаиться, чтобы затем незаметно покинуть город.
И потому обстановка на вокзале менялась непрерывно, лихорадочно и неумолимо быстро. И так же быстро и напряжённо следили за ней, а то и вмешивались в неё работники милиции. Здесь требовались особый опыт, своя сноровка, тактика и уйма специальных знаний. Одна из первых заповедей тут гласила: на вокзале надо знать всех, кто тут работает, абсолютно всех, от уборщиц в залах ожидания до последнего носильщика на перронах, от официанток в ресторане до бесчисленных билетёров, киоскёров, буфетчиц, кассиров, знать, кто чего стоит и что от каждого можно ждать.
Когда Лосев приехал на вокзал, то прежде всего решил разыскать своего давнего знакомого и коллегу по уголовному розыску Диму Войцеховского, работавшего на этом вокзале ровно столько, сколько сам Лосев в МУРе, и потому знавшего до тонкости всю вокзальную жизнь с её обычаями и нравами.
Дежурный по отделу отыскал Войцеховского мгновенно в одном из залов ожидания, в самой гуще людского водоворота. Дежурный лишь спокойно сказал в небольшой микрофон на столе:
- Восемьдесят шестой, как слышите? Приём. - И щёлкнул тумблером.
Тут же в микрофоне раздался далёкий и сиплый голос Войцеховского сквозь шорох и скрежет обычных помех:
- Вас слышу. Приём.
- Зайдите ко мне. Вас ждут.
- Иду.
Лосев не успел оглянуться, как в комнате дежурного появился невысокий, худощавый Войцеховский, энергичный, подтянутый, даже франтоватый. На узком, чуть вытянутом вперёд лице его с живыми тёмными бусинками-глазками топорщились под длинным носом чёрные усики, придавая Войцеховскому сходство одновременно с приезжим издалека мелким спекулянтом (что было весьма полезно, как подумал Лосев) и с каким-то зверьком вроде тушканчика (что вообще-то свойственно внешности любого человека, если приглядеться повнимательнее).
- Кого вижу! - оживлённо воскликнул Войцеховский. - Каким ветром?
- Попутным. Есть разговор. Где бы тут… - Виталий огляделся.
- Пошли к нам. Все ребята в разгоне. Жаркие у нас дни сейчас.
- У нас тоже не замёрзнешь.
Они вышли в небольшой внутренний коридорчик и вскоре оказались в тесной пустой комнате с четырьмя письменными столами.
- Скажи-ка мне, - поинтересовался Лосев, - у вас буфеты до какого часа обычно работают?
- Какие ты имеешь в виду?
- Ну, которыми пассажир может воспользоваться или вообще… любой человек. - И поколебавшись, Виталий добавил не совсем понятно для Войцеховского: - Впрочем, да-да… и пассажир.
Тот удивлённо посмотрел на него снизу вверх - они ещё не успели расположиться за каким-нибудь столом - и неожиданно дружески и лукаво подмигнул. Высокая, чуть сутулая фигура Лосева в сером спортивного покроя пиджаке и светлых брюках, его загорелое открытое лицо, копна пшеничных, словно выцветших от солнца, волос и весёлые глаза вызвали у Войцеховского неожиданный прилив дружеского доверия.
- Ты мне прямо скажи, чего тебе в буфете надо, - предложил он. - Из-под земли достану. Рыбку, может, или вырезочку паровую, кило на два?
- Ты что? - в свою очередь изумился Лосев.
- А чего? Мы всё можем, - лихо подмигнул Войцеховский и назидательно заключил: - С кого много - спрашивается, тому много и дано. Понял?
- Брось, Дима, эти заботы, - хмуро посоветовал Лосев.
- Ещё чего! Если не я, то кто позаботится, Люська? Она в своей поликлинике вошь на палочке получит. Ты, родимый, где живёшь, на земле или на небе? Учти, сам о себе не подумаешь, никто о тебе не подумает, ни один замполит. Вот так. И получаю всё вполне законно, тут не сомневайся даже. А если ты…
- Ладно, - довольно невежливо оборвал его Лосев. - Я, словом, не за тем приехал. Ты мне ответь на вопрос: до какого часа работают буфеты на вокзале?
- По разному. Есть и которые круглосуточно. Для пассажиров дальнего следования, в их зале ожидания. Ну а в общем зале - до двадцати четырёх обычно, - деловито сообщил Войцеховский, так, словно и не было у них никакого другого разговора. Однако, не удержавшись, всё же добавил: - Чудила ты всё-таки, Виталий.
В тоне его прозвучало даже некоторое сочувствие.
- Как узнать, были в том буфете позавчера перед закрытием жареные пирожки с мясом и пиво? - снова спросил Виталий, игнорируя последние слова Войцеховского.
- Ну как узнать. Пойти да спросить, - чуть обиженно ответил Войцеховский. - И все дела.
- Тогда проводи, если можешь. В том буфете у тебя приятельницы нет? - улыбнулся Лосев. - Ты ведь человек контактный.
- Работа такая, - неуступчиво и сухо ответил Войцеховский. - Идём, представлю. Не укради только, - он коварно ухмыльнулся. - А то все покушаются.
- Красавица?
- Сам увидишь.
Они вышли из комнаты и по каким-то запутанным коридорам и лестницам прошли в огромный и гулкий зал ожидания. У дальней стены виднелась длинная стойка буфета с полками за ней во всю стену, где были расставлены коробки с конфетами и печеньем, разноцветные бутылки и банки.
Петляя между длинными деревянными скамьями, на которых расположились в ожидании своих поездов пассажиры, Лосев и Войцеховский стали пробираться к буфету. Люди вокруг негромко беседовали, читали. Здесь было мало детей, мало багажа. Это были в основном пригородные пассажиры. Поезда здесь ходили сравнительно часто, и потому в зале царила обстановка деловая, торопливая и озабоченная. Никто тут не спал, не располагался есть и вообще не готовился к длительному ожиданию, и не возникало мимолётных знакомств.
Вначале Лосев, добравшись до высокой и длинной буфетной стойки, не увидел буфетчицу, зато сразу же заметил пирожки, жареные пирожки с мясом, как было указано на этикетке, лежавшей рядом с блюдом. Тут же находились и бутерброды с сыром, непременная принадлежность буфетного ассортимента. Только лишь пива, естественно, не было. Оно теперь относилось к дефициту, и это обстоятельство следовало учесть в предстоящем разговоре. И тут он увидел наконец и буфетчицу, она с усилием протиснулась из какой-то дверцы между полками. Это была средних лет, необъёмной толщины женщина. Растянутый до предела белый испачканный чем-то халат еле выдерживал напор её могучих форм. Мясистое, расплывшееся лицо её блестело от пота, на грубо крашенных бронзовых волосах еле удерживалась белая несвежая наколка. Жирной, обнажённой до локтя рукой буфетчица откинула со лба прядь волос и холодно, настороженно взглянула на подошедших мужчин.
- Здрасьте, Мария Савельевна, дорогуша, - задушевным, почти игривым тоном произнёс Войцеховский, пряча усмешку, которая предназначалась Виталию, уж очень тот был в первую минуту поражён видом этой женщины, ожидая увидеть что-то прямо противоположное. - У нас к вам просьба, Мария Савельевна, - тем же тоном продолжал Войцеховский. - А точнее сказать, вопросик.
- Ну и чего надо? - грубовато и величественно спросила буфетчица. - Ничего не получила, чего тебе надо, сразу скажу.
- При чём здесь "получила", - с досадой возразил Войцеховский. - Я же русским языком говорю: есть вопросы. Вот у товарища есть к вам вопросы, - он указал на Виталия. - Наш товарищ, из города.
Мария Савельевна всем своим тучным телом грузно повернулась к Лосеву. Глаза их встретились, и неожиданно на отёкшем, суровом лице буфетчицы мелькнуло какое-то подобие улыбки и суровый взгляд чуть смягчился.
- И какой же у вас вопрос ко мне, гражданин? - спросила она уже совсем не сухо и не величественно, как вначале, а с некоторой, казалось бы, симпатией и даже желанием помочь.
- У меня их целых четыре, с вашего разрешения, - улыбнулся Лосев.
- Ну давайте, давайте, хоть четыре, хоть сколько, - добродушно разрешила Мария Савельевна. - Раз уж из города приехали. Надо же.
- Первый: вы работали позавчера вечером?
- А как же. До ночи чухонилась. Пропади оно всё тут.
- И вот пирожки эти, - Виталий указал на стойку, отметив про себя, между прочим, изменения в тоне, каким теперь говорила с ним буфетчица. - Они позавчера тоже в продаже были?
- Ну, были. Что ж тут такое? Товар ходовой.
Она снисходительно усмехнулась.
- До самого конца работы они в тот день были? - продолжал допытываться Лосев.
- До самого, до самого. Чего ж им не быть?
- Ну а пиво было?
- А что такого? Мне указание дано, я и продаю. А уж набежало… Их как электричеством всех ударило, откуда только узнали.
- Ясное дело, - вздохнув, согласился Лосев, про себя досадуя такому внезапному скоплению покупателей в тот момент, и, улыбнувшись, заключил: - Вот и все четыре вопроса, Мария Савельевна, как раз и уложились. Ну а теперь постарайтесь вспомнить, не заглянул ли к вам в тот вечер, часов так в двенадцать…
- Перед самым, выходит, закрытием?
- Вот-вот, именно так, - с ударением произнёс Виталий. - Перед самым закрытием вот этот человек. - И он передал Марии Савельевне фотографию.
- Ха! - воскликнула она, едва взглянув. - С портфелем, малявка такая? Ну, точно.
Профессиональная память на лица у тех, кто всё время обслуживает людей, не раз помогала, а то и выручала Лосева. И он привык полагаться на таких людей, на их память, если, конечно, был убеждён в их искренности. Между прочим, Виталий знал, что наблюдательность таких людей одним запоминанием не ограничивается. Она обычно включает ещё и мгновенную узнаваемость ими некоего как бы социального и профессионального статуса появившегося перед ними человека. И потому, когда Мария Савельевна узнала по фотографии того маленького человека, Виталий быстро, пока не успел стереться в её памяти возникший образ, спросил:
- Кто он такой, как, по-вашему?
- Да скорей всего, торговые занятия, - задумчиво просипела Мария Савельевна. - Вроде бухгалтер или завмаг. Глаз очень быстрый. И потом, портфель у него был, - она многозначительно подняла толстый палец. - Цеплялся он за этот портфель не знаю как. Смех прямо. Одной ручкой ел да пил, а другой его не отпускал. Ну а потом гнать я их стала, потому как закрывать мне было пора. По понедельникам мы до двенадцати.
- Кого же это "их" стали гнать? - насторожился Виталий.
- А с ним ещё один был, мордатый, глазищи наглые. Всё зыркал по сторонам. Волос - во! - копна. Как теперь, знаете, модно у всяких певцов там. Ну и курточка. Ох, с этой курточкой мне мой сыночек всю плешь проел. А где я ему достану? Зелёная такая, жатая, с карманами всюду. Ну, я её враз узнаю, что вы! Ко мне он не подошёл, за столиком остался, вон за тем, - она указала толстой рукой на один из дальних столиков. - Этот подошёл, с портфелем. Сам всё и унёс.
- С портфелем, значит, - задумчиво повторил Лосев и уточнил: - А какой из себя портфель, заметили?
- А чего тут замечать? Большой, чёрный, два жёлтых замка на ремнях. Богатый, словом, портфель. С деньгами небось.
- М-да, - как бы согласился с ней Лосев, рассеянно потерев подбородок точно таким жестом, как делал это обычно Цветков, и снова спросил: - А гнать вы их стали в двенадцать? И сразу они ушли?
- У меня не задерживаются, - самодовольно усмехнулась Мария Савельевна. - Я видом беру. Как сказала - всё. Сыр даже не доели. Ноль часов пятнадцать минут было. Это я точно вам говорю, - она покосилась на фотографию. - Подхватил свой портфельчик, и будь здоров.
"За полчаса до смерти", - подумал про себя Виталий, и на миг ему стало даже не по себе от этой непредсказуемости судьбы.
- А разговор вы их случайно не слышали, хоть что-нибудь? - спросил он снова. - Отдельные слова хотя бы.
- Ругались, - махнула рукой Мария Савельевна, но тут же подняла палец. - Или нет, вру. Тот, в куртке, его вроде как уговаривал. А этот ни в какую. Чего-то он говорил… - Она задумалась. - Нет, не помню. И чего вы этим сморчком махоньким интересуетесь, неужто натворил чего?
- Да так, - усмехнулся Лосев. - Очень мы, знаете, любопытные. До всего нам дело есть.
- Ну да, да, - охотно, со смешком подтвердила толстая буфетчица и мельком взглянула на Войцеховского, не проронившего ни слова на протяжении всего разговора, как бы всё ещё сердясь за её бестактные слова насчёт "ничего не получила". - Это точно, - согласилась Мария Савельевна, - вам до всего дело есть.
И Лосев не разобрал, говорит она это одобрительно или насмешливо, и только по её заплывшим поросячьим глазкам, сейчас сузившимся до щёлки, чтобы не выдать себя, он понял, что никакого одобрения в её словах нет и относится это главным образом к Войцеховскому.
- Вы этого человека с портфелем первый раз видели? - задал он новый вопрос. - Раньше к вам не заходил?
- Нет, - покачала головой Мария Савельевна.
- А тот, в зелёной куртке?
- Тот-то? Да вроде мелькал.
- В такое же время?
- Бог его знает. Врать не буду.
- Ладно, Мария Савельевна, - вздохнул Виталий. - Спасибо за хороший разговор. Вы просто бесценный человек. Если разрешите, я к вам через денёк-другой ещё разок загляну. Может, вы чего интересного вспомните про тех двоих.
- Заходите, - величественно разрешила Мария Савельевна, вытирая локтём пот со лба. - Чего ж не поговорить. Только вспомнить не обещаю.
На том они и расстались.
* * *
Вернувшись в отдел, Лосев и Войцеховский расположились на стареньком диване, втиснутом между столами. Тесно было в комнате. Но сейчас здесь никого не было. Некоторое время оба молча курили, словно перебирая в уме подробности состоявшегося разговора, потом Виталий сказал:
- Что-то неважная у тебя тут слава, Димочка.
- Подумаешь, - презрительно пожал плечами Войцеховский. - Чего только по злости баба не сбрехнёт. Воровать не даю, и все дела.
- Нет, не все дела, - жёстко возразил Лосев. - Ты, я так понял, активно здесь пасёшься. - Он насмешливо покосился на Войцеховского. Тот вскипел от негодования:
- Откуда эти данные? У тебя что, факты есть? Ну давай, давай, выкладывай, раз так. Пиши рапорт, топи!
Он вскочил с дивана и теперь уже сверху вниз, как рассерженный зверёк, смотрел на Лосева. Верхняя губа у него от возбуждения подёргивалась, и короткие усики, казалось, воинственно топорщились, обнажая мелкие, частые, желтоватые от курения зубы.
- Ты сядь, - примиряюще сказал Лосев. - Фактов у меня нет, так что писать не собираюсь. А вообще работа наша много соблазнов имеет, ты это и сам понимаешь. Власть. Димочка, какая-никакая, а власть.
- Философ, - насмешливо заметил Войцеховский, заметно успокоившись и небрежно развалясь на диване. - Тебе в замполиты надо идти. Будешь всех воспитывать. Хотя… - Он всё-таки старался быть объективным и потому снисходительно добавил: - Сыщик ты тоже неплохой.
- Ну, спасибо, - улыбнулся Лосев. - А теперь давай подумаем. Как могли эти двое появиться в буфете около двенадцати ночи?
- И один из них с портфелем, будто с работы.
- Вот-вот. Что же это за работа такая, которая в двенадцать ночи кончается? Или так поставим вопрос: что же они после работы делали, если только в двенадцать ночи перекусить заскочили?
- М-да, - с сомнением покачал головой Войцеховский. - Вопрос.
- А ты прикидывай. Ну что может быть?
- Да мало ли куда они после работы могли зайти. Тысячи дел у всех.
- Не-ет, милый мой, кое-что всё же предположить можно, - усмехнулся Лосев, заканчивая курить и ища глазами, где бы загасить сигарету. - Вот одну версию я и хочу с тобой обсудить. - Он наконец отыскал пепельницу на тумбочке возле графина и, приподнявшись, размял в ней окурок. Потом задумчиво спросил:
- А что, если они с поезда только что сошли, приехали откуда-нибудь, а?
- Вполне возможно.
- Во-от, - удовлетворённо произнёс Виталий. - А с какого пригородного поезда они могли сойти? Ты погляди в расписание.
- Ну, давай поглядим.
Войцеховский поднялся с дивана, перегнулся через стол и, выдвинув верхний ящик, достал оттуда небольшую книжицу.
- Значит, так. - Он снова уселся на своё место и стал перелистывать страницы расписания. - Вот дальние…
- Дальние меня не интересуют, - сказал Лосев. - Из них пассажиры выходят с вещами. А тут один портфель на двоих.
- Зато, видать, ценный, если он его из рук не выпускал.
- Именно что, - с ударением подтвердил Лосев. - Там не смена белья и зубная щётка для дальней дороги. Там, скорей всего, бумаги, деньги, что-то вроде этого. Словом, ты прав, ценный портфель.
"Такой ценный, - подумал Лосев, - что, возможно, он за этот портфель жизнью заплатил".
- Так что дальние поезда отпадают, - решительно заключил Виталий. - Смотри пригородные.
- Что ж, посмотрим. - Войцеховский снова принялся листать расписание. - Так… так… - бормотал он. - Какие же тут прибыли около двадцати четырёх?.. Вот, к примеру, из Нарова… в двадцать три тридцать семь… Подойдёт? - Он посмотрел на Виталия.
- Пожалуй, - кивнул тот. - Отбирай все в интервале от, допустим, двадцати трёх пятнадцати до двадцати трёх сорока пяти. Или нет! - Виталий заставил себя собраться с мыслями. - Если эти двое приехали на электричке в Москву, то, видимо, сразу пошли в буфет. А от платформы до буфета… ну, от любой платформы сколько минут потребуется?
- Ну, минут десять, самое большее.
- Вот. Теперь считай. Мария Савельевна вытурила их в четверть первого. Они даже сыр доесть не успели. Выходит, провели они в буфете минут пятнадцать, ну от силы двадцать, так?
- Ну, пожалуй, так, - солидно кивнул Войцеховский.
- Добавь десять минут на дорогу в буфет с платформы. Ну, накинем ещё пять - десять минут на возможные задержки в пути, на нерасторопность, на поиски этого самого буфета. Выходит, интервал прибытия интересующих нас поездов сужается до… до, самое большее, пятнадцати минут. Вот тут и ищи.
- Ясненько, - энергично, даже с энтузиазмом подхватил Войцеховский, невольно заражаясь этим неожиданным поиском. - Значит, наровский поезд оставим. Ну что ещё?.. Ага! Вот поезд из Каменска. Прибытие двадцать три сорок две. Подходяще. И остановок в пути мало, кстати говоря. Всего… Раз, два, три, четыре. Четыре остановки всего. Ну, перед самой Москвой ещё три. Но они не в счёт. Нет, просто очень подходящий поезд! Запишем его. - Войцеховский сделал новую пометку в блокноте. - Теперь дальше… - В конце концов он выудил ещё три поезда, и этим список исчерпался. После некоторого обсуждения два поезда они всё же вычеркнули. Осталось три.
- Придётся проверять, - заключил Войцеховский, удовлетворённо и даже плотоядно потирая руки.
- Бригады там постоянные, не знаешь?
- Как сказать. Там же почти одни женщины. Текучесть большая.