– Жужу, – спросил я, задумчиво пуская дым, когда поток слов мадам несколько поиссяк. – Скажите мне, что же вы все-таки поперли? У кого? И кому оно надо?
9
Вкратце славная история замечательного города Тумпстауна и его ок(рестностей) такова.
В те незапамятные времена, когда динозавры еще были маленькие, а рахиминисты не слезли с деревьев или даже, может, вовсе не зародились, в мире существовало еще не так много вещей, на которые просвещенному человеку хотелось бы без отвращения бросить искушенный взгляд. Иными словами мир был хаотичен и по большей части неприятен как для проживания, так и для времяпровождения. Но уже тогда среди порожденного непредсказуемой матушкой-природой хаоса отчетливо выделялось несколько населенных нормальными людьми островков, первым из которых все единогласно признавали Винздор. Сей очаг цивилизации, на который круглый год с неослабным вожделением косились лохматые варварские орды, породил из своих недр ряд самых что ни на есть исторических личностей, немало способствовавших тому, чтобы мир принял привычные, теперь кажущиеся нам безусловными формы. Я имею в виду в первую очередь господина Алена Дика Дройта, графа Винздорского, а также давно покинувшего нас герцога дю Плесси и ныне здравствующих и до сих пор вносящих посильную лепту буквально во все Люлю Шоколадку и Юллиуса Тальберга, не говоря уж о прочих.
И получилось так, что, создав определенные предпосылки для последующего развития цивилизации, природа вымыла руки – а возможно и ноги – в ближайшем ручье и неслышно отошла в уголок, где и принялась усиленно почивать на лаврах, предоставив миру выкручиваться самостоятельно.
Вот тут в дело и вступил граф Винздорский. Он начал с того, что принялся ездить по редким городам и обширным весям, внимательно приглядываясь к новшествам и загружая их с дальним прицелом в цепкую память, а также походя уничтожая туповатых варваров, имеющих глупость встречаться на его не всегда прямом пути.
В один из таких вояжей – дело как раз было на побережье – господин Дройт натолкнулся на очередную бревенчатую стену (а надо вам знать, что постоянное присутствие под боком орущих зычными голосами толп вонючих мужиков с разнообразным дубьем и неудержимой страстью к чужому имуществу породило множество таких стен, в разной степени высоких, но все как одна мощных, сработанных из здоровых стволов), а за стеной оказался городок – небольшой, боевитый, даже местами ухоженный, но несколько безалаберный в смысле способов наведения порядка.
Господин Дройт сотоварищи покинул рейсовый дилижанс и живо вник в местные проблемы: подрался с таможней, нанес визит в банк, навел дружбу с Кисленненом и случайно прибил забором местного шерифа, что следовало сделать уже давным-давно, ибо этот толстый пьяница любил только собственный револьвер, до такой степени длинноствольный, что варвары почитали его за предмет культа и называли – в грубом переводе – "Далеко-Стреляй-Быстро-Убивай". Револьвером достоинства шерифа Гопкинса, собственно, и исчерпывались, так что после того, как его – дрыхнувшего глубоким пьяным сном – задавило рухнувшим забором, тумпстаунское сообщество в большинстве своем вздохнуло с облегчением.
Так и вышло, что граф Винздорский сделался тумпстаунским шерифом – а кто бы еще, собственно? Приглядевшись к местным делам, г. Дройт сделал выводы и записи в блокнотике, наладил трехсменную охрану городских стен и возобновил поездки по местам. Его вояжи со всей неизбежной закономерностью привели к тому, что через довольно короткое время в метрополии у власти встала Палата лордов, понаехавших в Тумпстаун по приглашению нового шерифа, – он прельстил баронов и маркизов блестящими перспективами развития, железной дорогой и стремительным развитием демократии (в правильном понимании этого слова) – а после этого городишко стал расти как на дрожжах и строиться как одержимый.
И все было хорошо – даже замечательно – и варвары уже не накатывали на город так часто, как раньше, присмирели варвары, присмирели! – и тумпстаунская биржа бурлила, и Пит Моркан взялся за строительство комбината по производству электрических пишущих машинок с памятью на двадцать четыре страницы, – но тут неожиданно выяснилось, что любая форма правления имеет свой исторический предел даже при вопиющей, тотальной демократии: престарелый герцог приказал нам всем долго жить собственным головным мозгом уже без него, и мудрый г. шериф, как всегда посоветовавшись с японским князем Тамурой, воспользовался этим обстоятельством для внедрения в тумпстаунское общество очередных перемен.
В городе было провозглашено президентское правление, которое вначале мало кто одобрил, но которое быстро доказало свою состоятельность и немалую жизнеспособность. Единственным существенным недостатком нового положения вещей стало чрезмерное обилие разных политических партий, расплодившихся как опята на сыром пне; но и это оказалось по вкусу тумпстаунским обывателям, быстренько и со вкусом включившимся в политическую жизнь. Добавлю, что демократия в славном городке Тумпстауне развилась уже до такой степени, что никому – кроме, разве что, самых оголтелых рахиминистов – и в голову не приходило переизбрать вечнозеленого президента О’Рейли.
А вот в Клокарде управляло так называемое городское собрание: раз в пять лет, на две недели – и в эти дни стрельба на улицах гремела непрерывно – город делился на округа, от которых выдвигались депутаты, избиравшиеся в это самое собрание всеобщим тайным голосованием. Позднее прорвавшиеся в собрание, из своего числа – опять-таки тайным голосованием – выбирали президента, коему предстояло в течение последующих пяти лет разруливать все клокардские проблемы, соотноситься с сопредельными городами и делать тому подобные немаловажные вещи от лица города. Через пять лет петрушка с выборами начиналась по новой: новые члены городского собрания, новый президент и все такое. Бах-ба-бах! У нас такого никогда не было. И это странно, ибо всем известно, как охочи тумпстаунцы до активных развлечений – виски не наливай лишний стаканчик, а пострелять дай непременно, лучше по движущимся целям – а что такое выборы, как не две-три недели здорового отдыха, полного разнообразных развлечений?
Резиденцией клокардского президента и его администрации была ратуша – именно туда я и направился. Мне были нужны подробные карты города, включая сюда всякого рода коммуникации, типа канализации и оптоволоконных линий. После казуса, приключившегося с мадам Цуцулькевич, искать карты в компьютерной сети я почел неразумным – так что оставалось позаимствовать потребное иным способом и в ином месте.
Напустив на себя самый простецкий вид, я по всем правилам местного этикета справился у могучего, торчащего столбом справа от входа констебля, как пройти в отдел регистрации предпринимательства, получил исчерпывающие объяснения – "вверх по лестнице на второй этаж, направо по коридору, шестая дверь" – и проник в ратушу.
Здесь было прохладно и пустынно: редкие посетители и служащие (мало различающиеся меж собой по внешнему виду) неторопливо шествовали по ковровой дорожке, устилающей широкую мраморную лестницу, передвигались по коридорам; а на площадке второго этажа, у высокой металлической плевательницы, под огромным, в тяжелой тусклой раме портретом какого-то исторического лица курила сигары, оживленно беседуя, группа из четырех джентльменов самого делового вида.
Никто не обратил на меня ровно никакого внимания и я, талантливо отворачиваясь от камер слежения, а кое-где непринужденно заслоняя лицо шляпой, обследовал сначала второй этаж – как и было велено констеблем, – а потом спустился на первый, где, как я и подозревал, располагался архив и разные технические службы городского хозяйства.
В длинном темном коридоре, простиравшемся по обе стороны от лестницы, оказалось и вовсе безлюдно. В конце, правда, светилась красным глазком очередная камера, но я – деревенский простак с глупой рожей – не вызвал никаких подозрений: из двери с надписью "Охрана" ко мне на встречу никто не вышел и не поинтересовался, какого, собственно, черта я сюда приперся, оставив в небрежении любимые сельскохозяйственные угодья и тучный скот.
Удачно вытягивая шею и изо всех сил тараща глаза на вывески, я медленно прошествовал по коридору и скоро обнаружил искомый архив, однако же стойко пренебрег нужной дверью и постучал в следующую – с потрясающей по глубине табличкой "Служба коллекторов".
На стук никто не вышел, не откликнулся и вообще никак не отреагировал – и я на всякий случай постучал еще раз, а затем, сделав вид, что таки да, меня пригласили, повернул бронзовую ручку, открыл массивную дубовую дверь (в клокардской ратуше вообще все было капитальное, выстроенное на совесть) и, сорвав с головы шляпу, проник внутрь.
Моему взору предстало обширное помещение, уставленное шкафами и столами – всего столов я насчитал три: широких, заваленных бумагами; из шкафов торчали аккуратные рулоны чертежей или чего-то в таком роде, а на столах мерцали экранными заставками мониторы компьютеров. Самое забавное было то, что в коллекторной службе не оказалось ни служителей канализации, ни камер слежения: совершенно возмутительная, надо вам сказать, беспечность! А вдруг сюда заберется злобный рахиминист, желающий совершить политическую диверсию в трубах – среди отходов и прочих вторичных продуктов? Засунет в какую-нибудь важную трубу свой кожаный носок? Это же весь город может залить дерьмищем, а кто будет виноват? С рахиминистов станется, да-да!
Но я-то не собирался чинить препятствия текущему под городом говну, а потому быстренько присел к ближайшему компьютеру и тронул его за мышь. Бегущая строка "Жизнь становится все более настоящей" сменилась хорошо обжитым рабочим столом – и я еще раз про себя выругался: ну надо же! уйдя по своим немаловажным делам, местные труженики коллекторов и очистных сооружений даже не озаботились запаролить экранные заставки, не говоря уже о самих компьютерах – приходи, кто угодно, и делай, что хочешь! А я-то уже приготовится взламывать!..
Здание было опутано локальной сетью, и это меня особенно порадовало, потому что изначально я планировал вылезти на карниз и забраться в соседний архив через окно. Однако же прогресс и здесь оказался к моим услугам, и через пару минут я уже уверенно шарил в архивной базе данных, выуживая и сбрасывая на захваченный с собою диск все карты, которые только сумел отыскать.
Карт оказалось много и – разные. Диск заполнился почти под завязку. Я как раз отстрелил его, поднялся и стоял уже у самой двери, когда она распахнулась и в помещение мелкими шажками вошла миловидная молодая дама в обтягивающем жакетике темно-синего цвета, с длинными, уложенными в высокую прическу белыми крашеными волосами и с папкой под мышкой. Дама выглядела немного, на мой вкус, комично, потому как к такому короткому кокетливому жакетику скорее полагалась бы не менее короткая и именно что обтягивающая юбка; на ней же юбка была длинная и широкая – до самого пола, как и водится в Клокарде; при этом белая блузка дамы обладала таким изрядным вырезом, что если бы не кружавчики и всякие рюшечки, я бы ее не заметил – в разрезе незастегнутого жакета царили высоко поднятые розоватые налитые корсетом груди – перси! – и на них возлежали три нитки крупного жемчуга. Перси готовы были выпрыгнуть из жакета и броситься прямо на меня, и я замер, пораженный этим сногсшибательным зрелищем. Даже рот открыл от восторга.
– Кто вы? – подняла выщипанные брови пришедшая прелестница. – Кто вы и отчего здесь?
– Мэм! – Я сорвал шляпу, и склонился в легком поклоне, не будучи в силах отвести взгляд от дивного зрелища. – Я бедный фермер, которого привели в ратушу мелкие хозяйственные дела… Но только не спрашивайте меня о них, ибо все вылетело из моей крайне бестолковой головы в тот миг, как вы появились передо мной! Позвольте ручку?
Зардевшаяся от моих огневых взглядов дама секунду помедлила, но потом заиграла ямочками улыбок и ручку позволила, и я к ней припал в долгом поцелуе.
Все же хорошо, что Лиззи меня сейчас не видит, хотя я и умер!
Но… друзей надо заводить везде и всегда.
– Ну полно вам, полно… – смущенно произнесла белокуро-крашеная, неторопливо – нехотя! – отняла у меня руку и, шелестя юбкой, сделала несколько шажков в обход; захлопнула дверь.
– Ах нет, нет, не полно, совсем не полно! – разворачиваясь следом, жарко произнес я. – Вы так очаровательны! Так красивы! За всю жизнь я не видел ничего подобного! – Грудь дамочки должна была бы уже, по логике вещей, дымиться. – Я просто не знаю, как теперь буду жить! Еще утром все кругом было обыденным и пресным, а теперь… О скажите же мне скорее, как вас зовут, прекрасная?
– Кэтти, – поведала она, кокетливо опустив ресницы, и я тут же воспользовался этим, дабы снова завладеть ее рукой.
– О Кэтти! Кэтти… – бормотал я, покрывая руку поцелуями, словно в забытьи. – О Кэтти… – И я замер, вновь упершись взглядом в ее впечатляющего размера вымя. – Вы позволите?..
На лице покрасневшей Кэтти читалось некоторое сомнение – так ли она меня поняла? но сомнение тут же сменилось уверенностью: да, именно так! – и прелестница с грудями в изнеможении подняла руку к полуприкрытым глазам, практически готовая "позволить" пылкому сельскому джентльмену прямо тут, как в глубине коридора раздались голоса и шаги.
Кэтти неохотно встрепенулась, выдернула руку.
– Сегодня вечером, в "Карбункуле", в девять, – горячо прошептала она, косясь на дверь. – А теперь идите, идите! Нас не должны застать вместе!
В этом я с ней был глубоко согласен. Подарив Кэтти еще один исполненный животной страсти взгляд, я ловко проскользнул мимо дамочки к двери – на ходу таки чмокнул ее молниеносно в левую грудь, вызвав полузадушенное ойканье, и оказался в коридоре.
Навстречу важно двигались несколько джентльменов официального вида – тоже с папками в руках, – попыхивающих неизменными сигарами; джентльмены оживленно переговаривались, я раскланялся и миновал их безо всяких осложнений.
А вот дверь в комнату охраны оказалась приоткрыта; оттуда доносились разные интересные звуки и я позволил себе мимоходом заглянуть в щелочку.
Укрепленный на стене телевизор передавал выпуск тумпстаунских новостей, коим внимал пожилой охранник, сложивший на стол ноги в роскошных сапогах.
Я пригляделся.
С экрана вещал Роб Чаплин.
– …Вчерашних событий. Лучше других их прокомментирует хорошо нам всем знакомый инспектор полиции Сэмивэл Дэдлиб, возглавлявший эту победоносную операцию, в результате которой очередное гнездо бандитского элемента было стерто с лица земли! – Чаплин горел неподдельным энтузиазмом. – Доблестные силы тумпстаунской полиции в очередной раз доказали, что безнаказанно нарушать закон у нас не позволено никому! Прошу вас, инспектор!
Под одобрительное "так! вот это так!" охранника на экране появился я – собственной персоной, немного поцарапанный, с куском пластыря на лбу, но вполне живой и веселый.
– Спасибо, Роб! – кивнул Сэмивэл Дэдлиб Чаплину. – Наказание действительно неотвратимо, дамы и господа. Мы обещали их всех переловить – и мы их переловили. Со всей уверенностью могу вам сегодня сказать, что с бандой пресловутого Патрика покончено раз и навсегда!..
Совершенно обалдев от увиденного, я медленно отлип от щели и механическими шагами двинулся к выходу; даже налетел ненароком на высокого, меланхолично жевавшего табак господина с тощим портфелем в жилистой руке.
Если Роб Чаплин берет интервью у Сэмивэла Дэдлиба в Тумпстауне, то кого же тогда убило прямой наводкой из пушки в маковом поле и – кто же в таком случае я, если вот он, Дэдлиб?..
10
– Вот что, Жужу, – сказал я, входя в номер гостиницы "Зеленый попугай", что стоит рядом с баром "Сикоку". – Нам надо крупно поговорить.
Мадам Цуцулькевич поднялась мне на встречу с кровати, преисполненная очевидной доброжелательности.
– Отчего же не поговорить, Люк? А что вы имеете в виду под "крупно"?
Я наклонился к холодильнику и извлек из него бутылку мочевинного пива "Миллер". Что делать! В Клокарде к моему визиту совершенно не подготовились, "Асахи" не завезли, приходится пить что найдешь. Даже такое. Уселся в кресло, сопровождаемый внимательным взглядом Цуцулькевич, неторопливо закурил сигару и откупорил бутылку.
– Я имею в виду следующее. Благодаря стечению неумолимых обстоятельств, мы с вами оказались в идиотской ситуации. Вы что-то там сперли у очень непростых ребят. Причем, работая на моем ноутбуке. К нам тут же явился полицейский и я его нечаянно, скажем так, застрелил. С места происшествия мы с вами скрылись. Нравится мне это или нет – но таковы факты. Нас наверняка ищут. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
Жужу согласно кивнула.
– Я вижу два выхода из наших скорбных обстоятельств. Первый – мы с вами немедленно выбираемся из Клокарда и с криками "ой-ой-ой" бежим прочь до ближайшей границы – с максимально возможной, будто нам фитиль в задницу вставили, скоростью, чтобы больше сюда никогда не вернуться.
– Я не люблю бегать, – поставила меня в известность мадам Цуцулькевич. – Можно поехать на велосипеде. И вообще напрягаться – это такой суксь!
– Да, я вас понимаю, мэм. Что может быть пошлее, чем напрягаться, особенно по мелочам, тем более – из-за какого-то шерифа, который уже послал, несомненно, людей на наши поиски! Фигня какая!
– С чего вы взяли, Люк?
Нет, эта наивность меня просто поражает! Божий одуванчик! И эта женщина беззастенчиво тырит чужие файлы, умудряясь при этом озаботиться заметанием следов! Пришлось взять из холодильника еще один "Миллер".
– Видите ли, мэм… – Я глубоко затянулся. – Ведь в "Пауланере" хорошо запомнили и вас, и меня. К тоже же, на пороге моей комнаты валяется хладный труп с дыркой в башке! Нужно быть полным дауном, чтобы не сложить эти вещи вместе. А местный шериф никогда не производил на меня впечатление дауна. Постарел – да, но еще вполне бодренький. По крайней мере, в том, что законно, а что – нет, разбирается неплохо. Между нами, я еще не встречал ни одного города в мире, где было бы принято стрелять в полицейских. Вы следите за моей мыслью?
– Пока да, – Жужу обезоруживающе улыбалась. – Но… может, они поищут-поищут да и перестанут? Они же не знают, что мы тут, верно? Не найдут и успокоятся, подумают, что мы сбежали, а мы пойдем посмотрим на ратушу. Кстати, Люк, вы не в курсах, тут есть какой-нибудь музей? Лучше исторический?
– Нет музея! – Я начинал медленно свирепеть. Да в конце концов! Зачем она мне вообще сдалась, эта мадам Цуцулькевич? Пусть себе шляется по музеям, а я пойду своим путем. – Жужу, поймите, что мы в жопе. В глубокой. Если мы не сбежим, то нас найдут. Рано или поздно. Но – поскольку Клокард город маленький, думаю, что скорее рано, чем поздно. В маленьких городках все друг друга знают, и обнаружить приезжих не составляет особого труда.
На лице Жужу отразилась работа мысли.
– Допустим, вы правы, Люк…
– То есть как это – допустим?!
– Ну вы правы, правы, хотя это все и крайний бэд… Вы что-то говорили про два выхода? Или мне показалось?