- Телефон у него есть?
- Может, и есть. Я не знаю. Никогда не испытывал ни малейшего желания позвонить ему. Ну что, все? Я могу вернуться к своему бриджу?
Инспектор уже держал телефонную книгу и искал телефон Лубэ. Позвонил он ему сам. Между ним и Лекёром установилось теперь что-то вроде безмолвного взаимопонимания. Они жили одной и той же надеждой, одним и тем же нетерпением. Не ожидая приглашения, Андрэ сделал то, о чем он и думать бы не посмел еще утром: он взял параллельную трубку. Телефон звонил в квартире на улице Па-де-ла-Мюль. Он звонил и звонил, как будто бы в квартире никого не было, и нетерпение Андрэ становилось. уже нестерпимым, когда, наконец, гудки исчезли.
Благодарение господу! Голос принадлежал женщине, и, видно, немолодой:
- Это ты наконец? Откуда ты звонишь?
- Алло! Нет, мадам, это не ваш муж.
- С ним что-нибудь стряслось?
В голосе звучала надежда, как если бы женщина уже давно ждала этого случая и не была бы слишком расстроена, если бы несчастье случилось.
- Я говорю с мадам Лубэ, не так ли?
- А с кем же еще?
- Вашего мужа нет дома?
- Перво-наперво вы сами кто такой?
- Инспектор Сэлар.
- Зачем он вам нужен?
Инспектор закрыл ладонью микрофон трубки и обратился к Лекёру:
- Свяжитесь с Жанвье. Пусть мчится туда сломя голову.
- Разве сегодня утром ваш муж не вернулся домой?
- Вам лучше знать! Я думаю, что полиции все известно!
- И часто это случается?
- Это его дело, не так ли?
Без сомнения, она ненавидела пьяницу мужа, но теперь, когда ему грозила опасность, она была исполнена решимости встать на его защиту.
- Полагаю, вам известно, что он больше не служит в полиции?
- А может, он нашел работу почище!
- Когда он бросил работу в бюро "Аргус"?
- Чего?.. Куда это вы метите?
- Могу заверить вас, мадам, что ваш муж был уволен из сыскного бюро "Аргус" уже больше двух месяцев назад.
- Все вы врете…
- …Что означает, что последние два месяца он каждый вечер отправлялся на службу…
- А куда еще ему было идти? В Фоли-Бержер?
- Вам известно, почему он сегодня не вернулся домой? Он не звонил вам, не правда ли?
Она, должно быть, боялась сказать что-нибудь не так, потому что, не издав больше ни звука, повесила трубку.
Когда инспектор опустил свою, он повернулся к Лекёру, тот стоял за ним, глядя в сторону. Голос Лекёра прерывался, когда он сказал:
- Жанвье уже в пути.
К нему относились, как к равному. Он понимал, что это продлится недолго, что завтра, сидя за коммутатором, он снова будет только спицей в огромном колесе парижской полиции.
Розыски теперь расширились. Приметы бывшего сержанта Лубэ были сообщены во все полицейские участки, всем, патрулям.
Теперь искали не только десятилетнего мальчугана, но еще и мужчину пятидесяти восьми лет, в сером пальто с бархатным воротником и в старой серой фетровой шляпе, мужчину, который знал Париж, как свою ладонь, и был знаком с повадками полиции.
Вернулся Жанвье.
- Она хотела захлопнуть дверь перед моим носом. Она ничего не знает. Говорит что муж каждый месяц вручал ей свою получку.
- Вот почему ему приходилось воровать. Большие суммы ему были не нужны - он просто не знал бы, что с ними делать. Как она выглядит?
- Низенькая и темнолицая, с пронзительным взглядом. Волосы крашеные - чуть ли не в синий цвет. Носит митенки - должно быть, у ней экзема или еще что-нибудь.
- Удалось достать его снимок?
- Стоял один на буфете в столовой. Она не хотела отдавать, пришлось забрать силой.
Ладно скроенный, пышущий здоровьем мужчина с глазами навыкате, который в юности, должно быть, слыл у себя в деревне первым красавцем, навсегда сохранил это выражение тупой самонадеянности. Снимку было уже много лет. Без сомнения, теперь Лубэ выглядел иначе.
- О чем вы думаете, Лекёр? - спросил инспектор.
- Да вот о том, что мой племянник и Лубэ могут и не быть вместе.
- Что вы имеете в виду?
- Они не были вместе в самом начале, иначе Лубэ не дал бы мальчику возможности поднимать тревогу. Между ними должна была быть какая-то дистанция. Один преследовал другого.
- Как вы к этому пришли?
- Когда мальчуган взбирался по водосточной трубе, он считал, что во всем виноват его отец. Иначе с какой стати он отослал бы его на Аустерлицкий вокзал, если он не рассчитывал встретиться там с ним, избавившись предварительно от жестянки с бутербродами?
- Из окна своей комнаты, - вставил Жанвье, - он мог видеть ноги убитой.
- Чего мы не знаем, так это был ли убийца еще там.
- Не могу поверить, что он все еще находился в квартире, - сказал Сэлар. - Будь он там, он бы притаился, подождал бы, пока мальчик спустится с подоконника в комнату, а потом сделал бы с ним то же самое, что и со старухой.
- Послушай, Оливье… Когда ты вернулся домой сегодня утром, свет у вас горел?
- Да.
- В комнате мальчика?
- Да. Это было первое, на что я обратил внимание. Меня это встревожило. Я подумал, уж не заболел ли он.
- Весьма вероятно, что этот свет увидел убийца и испугался. Он, должно быть, сразу же выбежал из дома…
- И ждал, что произойдет.
Догадки? Да. Но это было все, что им оставалось делать. Нужно было поставить себя на место того человека и думать так же, как думал он. Все остальное зависело от патрулей, сотен полицейских, рассеянных теперь по всем уголкам Парижа, и, наконец, от удачи.
- Минуточку, инспектор… К тому времени мальчик, возможно, уже знал, что его отец не убийца.
- Каким образом?
- Мадам Файе потеряла много крови. Если бы убийцей был его отец, кровь успела бы подсохнуть. Ведь с того момента, когда Франсуа видел его в комнате, прошло девять часов…
- Он узнал, кто это сделал, - Лубэ или кто-то другой, когда выходил из дома мадам Файе. Лубэ не знал, видел ли его мальчик в комнате. Франсуа, наверное, испугался и пустился наутек…
На этот раз его перебил отец мальчика.
- Нет. Он не убежал, если ему было известно, что объявлена большая награда. Что я потерял работу. Не убежал, если он видел, что я пошел к старухе брать в долг.
Инспектор и Андрэ Лекёр переглянулись. Они должны были признать, что Оливье прав, и это вселило в них страх за ребенка.
Нет, необходимо было нарисовать эту картину иначе. Темная, безлюдная улица в отдаленном квартале Парижа за два часа до рассвета.
И этот бывший полицейский, одержимый чувством обиды и недовольства, который только что убил свою девятую жертву, чтобы отомстить за себя обществу, которое изгнало его, чтобы доказать самому себе, что он все еще достаточно умен и осторожен и может бросить вызов всей полиции, а в сущности, и всему миру.
Был ли он снова пьян? В такую ночь, когда бары были открыты дольше, чем обычно, он, без сомнения, выпил больше, чем всегда. И что увидели на той темной, безлюдной улице его выпученные, воспламененные алкоголем глаза? Маленького мальчишку, первого, кто узнал, что убийца - это он…
- Хотел бы я знать, есть ли у него оружие, - вздохнул инспектор.
Жанвье тотчас же ответил:
- Я спросил его жену. Похоже, что он всегда носит его с собой - автоматический пистолет, но только незаряженный.
- Откуда она знает, что незаряженный?
- Несколько раз, упившись больше обычного, он кидался на нее, угрожал пистолетом. После этого она вынула и спрятала патроны, а ему сказала, что и незаряженного вполне хватит, чтобы пугать людей, а стрелять не обязательно.
Где теперь эти двое? Странная дуэль, в которой на стороне взрослого была сила, а на стороне ребенка - скорость.
Мальчик мог быть сильно испуган, но им руководило нечто способное отодвинуть страх на задний план: награда за поимку убийцы, которая должна была положить конец унижениям отца.
Когда люди, томящиеся ожиданием в префектуре, дошли до этого в своих рассуждениях, больше им, в сущности, и не о чем было говорить. Они сидели, разглядывая план улиц, а воображение рисовало им ночной Париж и ребенка, который, соблюдая приличную дистанцию, неотступно по пятам преследовал взрослого мужчину. На улицах не было никого, кто мог бы угрожать одному и помочь другому. Доставал ли Лубэ свой пистолет, пытаясь отогнать от себя мальчика?
Когда город проснулся и люди стали выходить на улицы, что мог предпринять мальчик? Мог ли он кинуться к первому встречному и закричать: "Убийство!"
- Конечно, - медленно сказал Сэлар, - ведь он шел позади Лубэ.
- А я в свое время рассказал мальчику о системе сигнальных телефонов, - вставил Андрэ Лекёр.
Маленькие крестики в блокноте пробудились к жизни. То, что вначале было загадочным, стало теперь почти простым. Простым, но трагичным.
Мальчик рисковал своей жизнью, чтобы спасти отца. Слезы медленно бежали по лицу Оливье. Он и не пытался их скрыть.
Инспектор был погружен в глубокое раздумье.
- Какова бы ни была причина, - прошептал он, - я полагаю, теперь они шагают вместе.
В тот же самый момент на стене зажглась лампочка. Словно зная, что это зовут его, Лекёр ответил вместо Бедо.
- Да. Я так и думал…
- Это насчет тех двух апельсинов, - сказал он инспектору. - Они нашли какого-то маленького араба, он спал в, зале ожидания третьего класса на Северном вокзале. Апельсины все еще были у него в карманах. Он убежал из дому, потому что отец его колотил.
- Ты думаешь, что Биба… уже нет?
- Если бы он был мертв, Лубэ вернулся бы домой, потому что ему больше нечего было бы бояться.
Значит, где-то в залитом солнцем Париже, где семьи прогуливались по бульварам, наслаждаясь свежим воздухом, еще продолжалась борьба.
Ясно, что Франсуа шел теперь след в след за своей добычей, потому что боялся потерять Лубэ в уличной толкотне. Но почему он не звал на помощь? Без сомнения, потому, что Лубэ пригрозил ему пистолетом. "Одно слово, мой мальчик, и я разряжу его в твой живот…"
Каждый из них преследовал свою цель: один хотел как-то отвязаться от ребенка, другой ждал момента, когда убийца потеряет бдительность и тогда он сможет поднять тревогу, прежде чем тот успеет выстрелить.
Речь шла о жизни и смерти.
- Лубэ вряд ли будет держаться центра города, где, к его неудовольствию, слишком много полицейских, которые к тому же знают его в лицо. Скорее всего от площади Звезды они направились в отдаленные и тихие районы Монмартра.
Половина третьего. Ели они что-нибудь? Смог ли Лубэ, который думал сейчас только об одном - как бы ускользнуть, удержаться от выпивки?
- Господин комиссар… - Анд-рэ Лекёр не мог говорить с той уверенностью, с какой бы ему хотелось. - Я знаю, в Париже - тысячи маленьких баров. Но если мы выберем наиболее вероятные районы и бросим на это дело достаточно много людей…..
Погоней занимались теперь все присутствующие, но Сэлар позвонил еще и в судебную полицию, где было шестеро дежурных, и приказал каждому из них прозванивать шесть телефонных линий.
- Алло!.. Это "Бар друзей"?.. В течение дня вы не видели мужчину средних лет с мальчиком лет десяти? На мужчине серое пальто и…
Снова Лекёр ставил маленькие крестики, но на этот раз не в своей книжке, а в телефонном справочнике. Бары занимали в нем десять страниц, и некоторые носили самые зловещие названия.
План Парижа был на столе, и вскоре на маленькой аллее позади площади Клиши, в районе, пользующемся дурной репутацией, инспектор сделал первую отметку красным мелком.
- Да, у нас был мужчина, который подходит под это описание, был около двенадцати. Он выпил три рюмки кальвадоса и заказал стакан белого вина для мальчика. Мальчик сначала не хотел пить, но под конец выпил и с жадностью проглотил пару яиц…
Увидев, как осветилось лицо Оливье Лекёра, можно было подумать, что он услышал голос своего сына.
- Не знаете, куда они направились?
- К бульвару Батиньоль, я думаю… У мужчины вид был такой, будто он уже перехватил рюмку-другую еще до нас.
- Алло!.. "Занзи-Бар"?.. Не видели ли вы…
Это стало рефреном. Стоило кончить одному, как те же самые слова повторял его сосед.
Улица Дамремон. Снова Монмартр, но на этот раз подальше. Час тридцать. Лубэ разбил стакан, его движения к этому времени стали уже неловки. Мальчик поднялся и пошел было к уборной, но когда мужчина двинулся за ним, он передумал и вернулся на свое место.
- Да, мальчик выглядел немного испуганным… Что же касается мужчины, то он хохотал и ухмылялся, как будто радовался хорошей шутке…
- Слышишь, Оливье? В час сорок Биб еще был там.
Андрэ Лекёр не решился сказать, что было у него на уме. Поединок приближался к своей высшей точке. Теперь, когда Лубэ всерьез принялся накачиваться алкоголем, это был только вопрос времени. Сможет ли мальчик продержаться достаточно долго?
Мадам Лубэ было легко говорить, что пистолет не заряжен. Рукоятка достаточно тверда, чтобы проломить мальчику голову.
- Алло!.. Да… Где? Бульвар Ней?
Они уже достигли окраины Парижа. Бывший сержант, похоже, все еще был в здравом уме. Мало-помалу он уводил мальчика к одному из тех отдаленных районов, где возвышались в лесах Молчащие еще стройки и лежали безлюдные пространства пустырей.
Три полицейских автомобиля и все свободные патрульные на мотоциклах, с которыми удалось связаться, были немедленно отправлены в тот район. Даже Жанвье умчался, взяв маленький автомобиль инспектора. Им пришлось сделать все, что было в их силах, чтобы уговорить Оливье остаться.
- Алло!.. Да… "Ориент-Бар"… Что, что такое?..
Трубку поднял Андрэ Лекёр. Приложив ее к уху, он встал, делая рукой такие отчаянные и странные знаки, что комната мгновенно затихла.
- Что?.. Не говорите так близко в трубку…
В тишине всем был слышен высокий голос.
- Это для полиции… Скажите в полицию, что я его поймал… Этого убийцу… Алло!.. Что? Это дядя Андрэ?
Тон голоса вдруг стал ниже:
- Говорю вам, я буду стрелять… Дядя Андрэ…
Вряд ли Лекёр разобрал, кому он сунул трубку. Он рванулся из комнаты и кинулся вверх по лестнице, едва не оторвав дверь.
- Быстро!.. Все машины к "Ориент-Бару", застава Клинанкур…
И, не дожидаясь, пока приказ будет передан, с той же стремительностью бросился назад. В дверях он остановился как вкопанный, пораженный внезапно воцарившейся в комнате тишиной.
Сэлар держал трубку, из которой доносился голос, говорящий на самом что ни на есть парижском диалекте:
- Все в порядке… Не беспокойтесь… Я уговорил этого друга бутылкой по черепушке… Уложил его в лучшем виде… Бог знает, что ему надо было от ребенка… Что такое?.. Хотите с ним поговорить?.. Эй, малютка, ну-ка… Иди сюда… И дай мне твой пугач… Не люблю я таких игрушек… О-ла-ла! Он не заряжен!
Другой голос:
- Это дядя Андрэ?
Инспектор оглянулся и не Андрэ, а Оливье передал трубку.
- Дядя Андрэ… Я его поймал.
- Биб! Это я…
- Что ты там делаешь, папа?
- Ничего… Ждал вестей про тебя… Было так…
- Ты не представляешь, что со мной случилось… Подожди минутку… Это полицейские. Они только что приехали…
Какие-то неразборчивые звуки. Голоса, шарканье подошв, звон стекол. Оливье Лекёр слушал, неловко стоя около коммутатора, глядя на огромный план города на стене и не видя его, мыслями весь там, на далекой северной окраине Парижа, на продутом ветром бульваре.
- Они забирают меня с собой…
Другой голос:
- Это вы, шеф?.. Говорит Жанвье…
Можно было подумать, что это Оливье Лекёра стукнули бутылкой по голове, - так он стоял, держа трубку, и невидящими глазами глядел прямо перед собой.
- Он отключился, шеф, просто отключился. Сейчас его уносят отсюда… Когда мальчик услышал, что звонит телефон, он решил, что это его шанс. Он выхватил пистолет из кармана у Лубэ и кинулся к аппарату… Хозяин здесь твердый орешек… Если бы не…
Маленькая лампочка зажглась на плане Парижа.
- Кто-то разбил стекло сигнального телефона на площади Клинанкур… Говорит, что в баре там побоище… Я позвоню снова, когда мы выясним, что там происходит…
В этом не будет особенной нужды.
Так же, как теперь Андрэ Лекёру не было нужды ставить в колонку "Разное" еще один маленький крестик…
Сокращенный перевод
Е.КУБИЧЕВА
1
Biberon - соска (франц.).