6
Мы заходим со Славой на Петровку. Он хочет узнать, нет ли каких новостей от группы наружного наблюдения, приставленной к Дине Ткачевой.
Пока он ходит в недрах шестиэтажного здания ГУВД, я ошиваюсь в дежурной части. Грязнов оставил меня здесь, потому что отсюда мы отправимся, если повезет, машиной к старику Моисееву.
Я вспомнил, что кто-то из соседей упоминал о некоем милиционере с перевязанной щекой, который вошел в четырнадцатую квартиру к Мещеряковой. Это значит, умница Андриевский позаботился о том, чтоб никто даже случайно его не опознал. А с милой подружкой Катей можно не прятаться. Неужели это все-таки он?
Я вытащил из кармана фотокарточки. Ну конечно, ни шапки, ни повязки.
Дежурный, крепкотелый майор, высовывается из-за своего барьера, отгораживающего пульт связи от просторного холла:
- Что это у вас, товарищ следователь? Труп какой-нибудь?..
Любопытство, конечно, не совсем здоровое, но, занятый своими мыслями, я показываю ему снимки и рассеянно отвечаю:
- Нет, пока еще не труп…
Через некоторое время слышу радостный голос майора:
- О! Да это же тот самый летёха, что Грязнова искал!
- Когда искал? Зачем?
- Да вот когда это я дежурил… - майор полез пальцем в настенный календарь. - Утром девятнадцатого заступил, после того как шухер с американцем был на Минском шоссе. Грязнов отсыпался, а к нему с утречка лейтенант этот из МВД нагрянул… Я почему запомнил: после него Вячеслав бегал, спрашивал, кто к нему приходил, а на самом лица нет. Я тогда еще спросил, в чем, мол, дело, да Грязнов не сказал.
У меня аж ладони зачесались от такого неожиданного открытия. Стараясь скрыть волнение, почти равнодушно я спросил:
- Вы уверены, что это тот самый милиционер?
- Да конечно! Тогда он в шапке был, не снимал, но ухмылочка эта очень запоминающаяся!
Появился Слава, не ожидая вопросов, коротко сказал:
- Ничего интересного. Дома сидит.
- Зато у нас с дежурным для тебя сюрприз! - говорю ему и добавляю: - Да и для меня, наверное…
Грязнов выслушивает дежурного, который заново рассказывает про обстоятельства встречи с переодетым в милиционера Андриевским, жмет майору руку, а мне говорит, когда мы выходим на улицу:
- Ты знаешь, Сашок, камень с души упал! Мать моя говорила такую пословицу: у вора один грех, а у обворованного - сто грехов. Потому что на кого только ни подумаешь, пока точно не узнаешь. А дурная мысль у православных тоже за грех канает. По этому поводу стоит напиться!
- Не сегодня.
- Ну, значит, немножко выпить, а?
- Немножко я не против.
7
Семен Семенович отворил дверь сразу, Слава еще руку не успел отнять от звонка.
- Заходите, заходите, ребята! Спасибо, что пришли!
- Семен Семенович, - говорю, вылезая из куртки в узкой прихожей. - Мы извиняемся сразу от порога, но у нас есть скромное желание - по сто семьдесят граммов на брата. Можно и по сто. Конечно, это наглость с нашей стороны, в который уже раз приходить без своей бутылки, но дело в том, что в киосках такую парашу продают, что лучше уж одеколон пить!
- Зачем эти извинения, Саша?! - воскликнул Моисеев. - Я так и не научился пить водку в одиночку, а привычку покупать искоренить не могу. Так что считайте мою хибару комнатой психологической разгрузки!..
- Или нагрузки, если переберем! - подхватил Слава.
Как Моисеев ни гнал нас в гостиную, мы расположились на кухне, выпили настоечки и поведали старому криминалисту, по какому поводу возлияние.
- Хотите посмотреть на эту молодую да раннюю харю? - спросил я, заканчивая рассказ о последних наших неудачах и успехах.
- Меня всегда интересовали одаренные люди, Саша, даже если они находятся, так сказать, по другую сторону баррикад.
Я достал фотокарточку, протянул Семену Семеновичу.
Тот по своей криминалистской привычке взял ее осторожно, кончиками пальцев, за уголки, положил перед собой на стол, взглянул через стекла очков, наклонился пониже, всмотрелся и сказал такое, чего мы не слышали от него никогда:
- Слава, если вас не затруднит, наплескайте мне полную стопку…
Завороженный, как зритель, попавший в лапы гипнотизера, Грязнов выполнил просьбу, затем налил и себе, старательно избегая моего строгого взгляда.
Моисеев проглотил содержимое рюмки одним глотком, понюхал кусочек хлеба и молвил:
- Ребята, вы не поверите, потому что так не бывает даже в индийском кино, только пусть я отравлюсь кислым фиксажем, если этот парень не мой постоянный клиент…
- Какой? Который доллары у вас проверяет?
- Он…
Я в изнеможении откидываюсь к стене:
- Ну слушайте, сегодня не день, а прямо бенефис Андриевского!
- Так выпьем же за то, чтоб у мальчика не случилось несчастного случая, холеры или СПИДа, чтоб он здоровеньким дожил до своего ареста! - провозгласил Слава.
- Подожди! - одернул я его и обратился к Моисееву. - Семен Семенович, долго он к вам ходил?
- Около года. В его приходах не было ни системы, ничего такого, чтобы можно было заранее знать, когда явится.
Одно было постоянно - он всегда звонил перед приходом, причем между звонком и приходом проходило очень мало времени. Такое впечатление, что звонит из дома по соседству…
- У него в машине телефон, - пояснил Слава.
- Когда он к вам последний раз приходил? - спросил я.
- Да не очень давно. В двадцатых числах ноября. Саша, если вам нужно, я могу восстановить точно все даты его посещений, а также суммы денег, которые он приносил на проверку.
- Зачем он у вас их проверял, Семен Семенович? - спросил Слава. - Если он получал их в банке, там же есть детекторы валют.
Моисеев разбирал свой архив эксперта и одновременно отвечал Грязнову:
- Честно сказать, я и сам интересовался у него. Знаете, что он сказал? Половина всей долларовой наличности, гуляющей по нашим просторам, это искусная подделка, которую может выявить только экспертная группа в Вашингтоне, возможно, в нашем Центробанке, ну и Семен Семенович…
- Вот как! - удивился я. - Вам бы эти сведения поставить в основу своей рекламной кампании, от клиентов отбоя бы не было!
- Несомненно, Саша, - кивнул Моисеев. - Но я, несмотря на пятый пункт, никудышный коммерсант. В чем и упрекали меня даже собственные дети.
Я позвонил Меркулову. Он был еще на работе.
- Костя, мне на завтра нужна санкция на задержание подозреваемого Андриевского!
- Уже? - слегка удивился он.
Я поведал ему о последних открытиях, сделанных с помощью фотокарточки, которую отпечатали в лаборатории с пленки Федулкина.
- Хорошо, - согласился Костя. - Дам вам санкцию, только применяйте с пользой для дела.
- А як же ж! - вырвалось у меня.
8
Следователь - это человек, устанавливающий виновность конкретного лица в совершении конкретного преступления. Работа подразумевает четкое следование логике доказательств и поиск истины в сочетании с бесстрастностью. Но следователь - это человек, поэтому кроме логики он обладает еще и чувствами. И хотя над моим отдельно взятым разумом эмоции практически никогда не брали верх, более или менее они могут влиять на мое отношение к человеку. Так, временами мне был симпатичен рецидивист Петров по кличке Буряк. Он был убийцей, не заслуживающим никакого снисхождения, но он не был тупым злобным существом или маньяком, а преступления, пока не ушел в профессиональные убийцы, совершал дерзкие и даже озорные, что мне и моим коллегам, уставшим от кровавой бытовухи, импонировало. Одно дело расследовать убийство топором на кухне, особенно когда убийца храпит на полу рядом с убитым, а над ними на столе недопитая бутылка водки. И совсем другое - дерзкое ограбление в условиях неожиданности, на что горазд был молодой Буряк. Да и к нам покойный бандит относился без ненависти, а Грязнова так даже уважал.
Мне нравится Юрий Андриевский. Даже сейчас, когда я почти уверен, что он преступник, и, возможно, государственный. Он молод, эрудирован, умен. Он умеет держаться и умеет подать себя - качества подзабытые за время социалистического единообразия. Хорошо дружить с таким человеком, но и сыграть с ним в игру "следователь - подозреваемый" тоже будет интересно.
Занятый этими мыслями, я незаметно подошел к своему дому по раскисшему от мокрого снега тротуару. Поздний час вкупе со слякотным ненастьем разогнал по квартирам даже хулиганствующих подростков.
Я привык к тому, что они сидят на площадке последнего этажа, пьют пиво, играют в карты или тискают девчонок. Из всех соседей по площадке я, пожалуй, единственный, кто приходит домой чаще всего после девяти вечера. Поэтому с ними у меня почти приятельские отношения, иногда, если не очень поздно, я останавливаюсь немного поболтать с ними, угоститься пивом. Это им очень нравится. А в обмен на то, что я не гоню их от своей входной двери и не вызываю втихаря милицейский патруль, они громко не матерятся, не оставляют после себя свалку отходов жизнедеятельности молодежной, пока еще законопослушной банды. Иногда я консультирую их по вопросам права, не забывая, конечно, воспитательный момент. Так, когда меня спросили, как можно "закосить" от службы в армии так, чтоб не посадили потом, я вполне правдиво ответил, что самый надежный в юридическом отношении способ - поступить в институт…
Правда, лифт ребята считали ничейным, и поэтому стены кабины, не спеша, со скрипом, поднимающей меня наверх, были усеяны пятнами копоти, рисунками и надписями, наглядно доказывающими, что юношеская гиперсексуальность - не вымысел досужих последователей доктора Фрейда.
Надписи - дело привычное и даже забавное местами, но на сей раз имелась деталь, превращающая поездку в тест на степень брезгливости. Через серый, заплеванный пол тянулась розовато-серая комковатая лужица рвоты. Едва не вляпался, когда входил в кабину на первом этаже, предупредил об этой опасности резкий запах.
Лифт остановился, створки дверей медленно поехали в стороны, открывая взору совершенно темную площадку. Странно, успел подумать я, вроде договаривался с пацанами, чтоб лампочек не били…
Слабое пятно света из кабины протянулось до противоположной, окрашенной в салатовый цвет стены, на которой темнел встроенный железный ящик с электросчетчиками. А рядом с ним человеческая фигура в камуфляже с маской на лице.
Не больше секунды смотрели мы друг на друга. И пока натруженная голова соображала, что за тип и чего ему здесь надо, тело по многодневной привычке стало совершать почти рефлекторные движения к выходу. Но вот эта лужа мерзопакостная! Ноги повернули корпус боком к выходу и немного ближе к боковой стене кабины, чтобы удобнее было переступать лужу. В это мгновение л подумал, что возможно и скорее всего этот наемник послан сюда по мою душу. В это же мгновение в руке у боевика что-то щелкнуло, и, просвистев мимо моего лица, в заднюю стену лифтовой кабины воткнулось зловеще поблескивающее лезвие.
Он сделал шаг… и тут же дверь лифта закрылась. Он достиг наружных дверей в два прыжка, но было поздно - лифт начал опускаться. Это у него получалось веселее, чем подъем. Сколько их и что делать? Вот два вопроса, от правильного ответа на которые зависит моя бренная жизнь.
Нам разрешено ношение оружия, но я не привык к нему, и вороненая смертоносная машинка так и валяется в сейфе. Сейчас она бы мне пригодилась… спасти, может, и не спасла, стрелок из меня неважный, но зато не чувствовал бы себя жертвенным бараном.
Скорее всего, убийца один. Было бы их больше, кто-нибудь из них для страховки обязательно подсел бы ко мне в лифт. Итак, едет ли он вторым лифтом или бежит по лестнице вприпрыжку, у меня есть пара минут форы. Как использовать их с максимальной пользой? Выскочить из подъезда и добежать до коммерческого магазина, где есть телефон? Надо будет преодолеть открытое пространство двора… Я представил себя петляющим рысью по скользкой грязи. Н-да, конечно, коли жить захочешь, побежишь, будь ты хоть самим генеральным прокурором!.. Мягкой болью укололо сердце воспоминание об Ирине с дочкой. Каково им будет узнать, что меня замочили в двух шагах от дома? Нет уж, бегать не стану, но и рубашку на груди рвать не буду: мол, стреляй, сволочь!
Лифт слегка дернулся, останавливаясь на первом этаже. С той стороны из-за дверей доносится громкий гомон. Люди, компания, и, может, навеселе. Хорошо это или плохо?
Дверь открывается - на меня смотрят пятеро парней из завсегдатаев лестничной площадки. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга.
- Здрасте, Александр Борисыч, - нестройным хором здороваются они.
- Быстро посмотрели вокруг себя - нет мужика в камуфляже?
- Нет. А вы тоже его видели? Да? - загалдели парни, выглядящие жутковато-живописно в своей черной коже, цепях и прочих отличительных знаках племенного отличия городских аборигенов.
- Заходите сюда! Только осторожно - не наступите!
Чертыхаясь, парни попрыгали в кабину, продолжая возмущенно рассказывать:
- Серый с Антоном сидели на лестнице, что на чердак ведет, нас ждали. А этот приходит, говорит: кыш отсюда! Антон поспокойнее, вы же знаете, а Серый сразу ему в ответ: канай, мол, дядя! Он тогда подошел, как даст Сереге!..
- Куда едем?! - спросил я их.
- Как куда?! Мочить будем!..
- О! А что это?
Кто-то из них увидел торчащее из стены лезвие.
- Нож со стреляющими лезвиями, - сказал я. - Кто из вас живет в этом доме?
- Мы со Славкой.
- Значит, так, Славка, ты берешь мой портфель и идешь домой… Без разговоров! Телефон есть?
Он кивнул.
- Из дома звонишь моей жене и предупреждаешь от моего имени, чтоб из квартиры не высовывала носа и никому не открывала. Понял?
- Да.
- На каком этаже живешь?
- На четвертом.
- Вот туда для начала и поехали. Так что там с Серегой?
- Да положил он Серегу с первого удара, потом приказал Антону, чтоб убирался и Серегу утаскивал!
- И вы ему отплатить хотели?
- А как же?
- Дети! Глупые дети! Ему не надо вас даже кулаками бить, такими ножиками всех положит, хоть будьте вы все дети Брюса Ли. Так что ваше дело будет, если хотите мне помочь, отвлечь его внимание. Ясно?
- Да.
Лифт остановился на четвертом этаже.
Парень собрался идти с моим портфелем, и тут мне в голову пришла одна забавная идея.
- Нет, - сказал я, - иди налегке, портфель пригодится здесь. - Я дал ему свою визитную карточку с телефонами и добавил: - Скажешь жене, чтобы немедленно позвонила Грязнову. Запомнил?
- Да.
- Тогда вперед!
Парень ушел.
- Так, теперь вы слушаете и запоминаете. Выходим на восьмом этаже. Вы начинаете на площадке драку. Конечно, не всерьез, но так, чтоб со стороны это было незаметно. При этом разрешаю немножко матюкнуться и обязательно каким-то образом дать понять, что бьете вы меня. Ну можете крикнуть что-нибудь вроде: получай, прокурорская морда!
Ребята сдержанно хмыкнули.
Я тем временем снял куртку и яркий свитер.
- Вот это будет ваша добыча, парни. И портфель в придачу. Когда он заявится на шум, скажете, что какие-нибудь Слон и Беря погнали меня на крышу, потому что вы подозреваете, что еще не все деньги отдал…
Я просто вспомнил, что люк на крышу не закрыт на замок - замотан проволокой. Потому что осенью и зимой даже самые отчаянные головы нашего двора не рискуют вылезать на мокрую и скользкую крышу. А мне главное - вывести этого убийцу туда, где он даже случайно не наткнется на мирного обывателя, ничего не знающего ни о настоящих шпионах, ни о следователе Турецком.
На нашей крыше я был несколько раз. Ее не однажды уже латали и ремонтировали, потому что дом сдали досрочно. И ее плоская серо-черная поверхность напоминала пейзаж загубленной планеты.
Лифт остановился на восьмом. Я снял ботинки, повертел их в руках, но пожалел просто бросить, сунул в портфель.
Мы впятером тихо вышли из лифта на освещенную площадку. Соседний лифт гудел, работал. Может быть вез моего убийцу.
Напоследок сорвав с себя галстук и белую рубаху, шепнул парням:
- Все поняли?
Дружно кивают, а глазищи аж горят от азарта.
- Когда приедет милиция - прячьтесь по домам, может начаться стрельба.
На мне только майка, я в одних носках, но холода не чувствую. Хотел бы я посмотреть на человека, который мерз бы в такой ситуации.