- Зачем вы ходили к доктору Боярской? - спросил капитан для ясности картины, поскольку не был совершенно уверен, какой визит имел в виду мужчина. Еще тогда, когда она была маленькой, или какой-то еще, которого он не знал. Но сидящий перед ним человек сказал "доктор Боярская", а эта фамилия, это звание относились к теперешнему времени.
- Зачем? - растягивал по слогам мужчина. - Разве я знаю? Что-то у меня не сходилось. Позднее… после этого… после Задушек…
- Ага, позднее? А до этого вы не остановились перед таким шагом? - В капитане росло раздражение, хотя он знал, что ему нельзя принимать все это близко к сердцу.
- Я? - искренне удивился мужчина. - У меня не было никакого выбора. Я дал клятву. Погибло семнадцать человек ни за что. Лучших ребят, которых носила земля. Вы не можете себе этого представить.
"Могу, к сожалению, могу, но это не имеет никакого отношения к убийству, совершенному сейчас".
- Я был лишь орудием судьбы, - добавил мужчина тихо.
- Разве человек вообще может утверждать, что он орудие? - вспылил капитан. - Мы все делаем сознательно. Наши поступки являются следствием наших решений. Ни больше ни меньше. А вы никогда не думали о том, что все изменяется вместе с бегущим временем. За эти годы мы построили новое государство. Новое общество. Весь мир претерпевает невообразимые потрясения, а вы… может быть, для вас время остановилось?
- Да, с того момента, когда часы на башне были остановлены, время для меня остановилось. Я ничего не мог с этим поделать.
- Но тогда шла война, - ответил капитан Корда устало, - а у вас, у вас все смешалось- война и мирная жизнь. Закон и беззаконие, миф и реальность.
- Ничего у меня не смешалось, - услышал капитан. - Я жил, работал, как другие. Вы меня в чем-то обвиняете?
- В убийстве! - крикнул капитан. Его охватила ярость, но он тут же взял себя в руки.
Мужчина покачал головой.
- Это… это не было убийство. Это было… ужасное стечение обстоятельств.
- Из-за стечения обстоятельств вы жили по фальшивым документам. Вы обманывали порядочных людей, ведь мир состоит не из одних мерзавцев. Вы обманывали власти своей страны. Из-за стечения обстоятельств вы двадцать восемь лет преследовали человека, хотя это наша обязанность, а не ваша! Мы уполномочены давать ответ на вопрос, имело ли место преступление или нет. В этой стране выносить приговор может закон, а не самозванцы, упаси боже, не горе-мстители. А что сделали вы? - сказал он вдруг так, словно у него были к этому человеку личные претензии, и это, кажется, так и было. Потому что человек, сидевший перед ним, вдруг показался ему просто глупцом. "Я иногда тоже бываю бессильным, - подумал он. - Ну и что с того? Старею. Слишком много видел. Понял. Помню". - Что вы с собою сделали? - повторил он. - С собою, понимаете?
Мужчина с интересом посмотрел на пего.
- Вы тоже понюхали пороху в этой войне, да? Вы тоже были партизаном или в этой вашей армии. Могу дать голову на отсечение. Иначе бы вы так хорошо не справились со своей работой. Я-то знаю, что я с собою сделал, а почему это вас интересует?
- Нисколько не интересует, - отрезал капитан. - Лично я с удовольствием списал бы вас в расход. Вы испортили себе жизнь своей безнадежной глупостью, - сказал он наконец грубость и почувствовал облегчение. - Если бы это было сразу же после войны. Но сегодня? Это что-то объяснило?
- Ничего, - сказал мужчина сухо. - Человек может помочь себе только сам.
Капитан Корда кивнул головой.
- Это не только ваша ошибка. Ошибка была в самом начале, чем мы, коммунисты, могли вам помочь? - невесело улыбнулся капитан. - Человек представляет собой ценность лишь постольку, поскольку является частью общества. До тех пор пока это не осознает тридцать миллионов, будут случаться различные истории. Когда вы были у доктора Боярской?
Мужчина посмотрел на капитана невидящими глазами. Он возвращался к действительности откуда-то издалека.
- Когда? Позавчера. Быстро вы работаете, - добавил он. "Не сообщила нам, - подумал капитан. - Почему? Я был уверен, что она это сделает. Люди всегда загадка".
- О чем вы с ней говорили?
- В том-то и дело, - мужчина заколебался, - я даже не знал, с чего начать. За что ухватиться. Но она… рассказала мне обо всем сама. Кто может знать, почему с одним человеком судьба сыграет злую шутку, а у другого все как по маслу? - воскликнул он. - Почему она вдруг разоткровенничалась, когда ничего уже нельзя было изменить? Я все не могу понять, почему она сказала мне правду только позавчера, а не восемнадцать лет назад в Люблине.
"Потому что наконец поверила в закон. Наконец почувствовала себя в безопасности", - подумал капитан.
Казимеж Олендэрчик, Франэк, Ежи Ковалик окинул взглядом развороченную комнату. Повсюду были видны следы поспешных приготовлений к приближающемуся событию, самому важному в жизни женщины, которое уже не совершится. Он подумал о том, что события могут умирать так же, как люди. Нить оборвалась. Он спросил:
- Разрешите оставить записку?
Капитан кивнул утвердительно. Он отвернулся, пока мужчина писал, и так и не взглянул на слова, написанные па клочке бумаги, оторванном от пакета.
Жаль, что мы больше не увидимся. Но я рад, что ты не должна будешь смотреть в прошлое. Со мной это было бы так. Всегда. Мы можем чего-то ждать только от настоящего. Только от будущего.
Збигнев Ненацкий
ТРОСТЬ С СЕКРЕТОМ
Действующие лица
Генрик - журналист, редактор отдела еженедельной газеты.
Розанна - девушка со Старого кладбища.
Юлия - художница, сотрудничающая в еженедельной газете.
Пан Бутылло - торговец редкими вещами.
Пани Бутылло - красивая блондинка.
Сестра магистра Рикерта - бодрая старушка.
Пакула - следователь.
Кобылинский - репортер газеты "Эхо".
Бучек - майор милиции.
Гневковский - собиратель фарфора.
Скажинский - коллекционер из Бжезин.
Сконечный - дантист.
Бромберг - старик пенсионер.
Ротмистр - отставной военный.
Марек - поэт, товарищ Генрика по редакции.
Лица, упоминающиеся в повести:
Рикерт - магистр, искусствовед.
Мозек, он же Иосиф, он же Очко, - бандит.
Заза - артистка цирка.
Крыжановский - врач, автор воспоминаний.
Кохер - адвокат.
Федоренко - царский жандарм.
Ставецкий - адвокат.
Шуллер - эсэсовец.
21 мая
Во время утреннего дежурства по типографии, когда с ротационных машин сходили первые экземпляры газеты, Генрик увидел на столе технического редактора страницы рукописи доктора Крыжановского. Лодзинское издательство попросило редакцию напечатать любой отрывок из воспоминаний доктора до выхода книги в свет. Поэт Марек красным карандашом пометил отрывок, идущий в следующий номер. Генрик, однако, сомневался в редакторских способностях поэта Марека. Дело в том, что за последнее время тираж газеты неуклонно уменьшался, и Генрик боялся, что Марек выбрал не самый напряженный и захватывающий эпизод. С машины сходили первые экземпляры нового номера; дежурство по редакции обязывало Генрика оставаться в типографии до выхода последнего экземпляра, потому что печатникам не всегда хотелось промывать ротационные цилиндры и последние экземпляры выходили совсем смазанными. Руководимый скорее скукой, чем ответственностью, Генрик уселся за стол и принялся листать страницы рукописи доктора Крыжановского. А когда он кончил читать, уже было десять часов утра и грохот ротационной машины наконец утих.
Возвращаясь домой после дежурства, Генрик увидел тросточку в витрине антикварного магазина.
Она лежала на персидском ковре рядом с большой китайской вазой и несколькими почерневшими иконами. Тут же, прислонившись к выпуклому животу секретера, стояло прекрасное зеркало эпохи барокко.
Темно-вишневая трость с серебряным набалдашником была очень элегантной, и он представил себе, как какой-нибудь щеголь конца прошлого века сжимает ее рукой, затянутой в перчатку, наблюдая с высоких трибун ипподрома за скачками. Тот щеголь, как и Генрик, носил узкие брюки, цветные рубашки и шляпу с узкими полями. И все-таки вид Генрика с тросточкой в руках мог вызвать у прохожих только удивленные взгляды. Это было бы чудачеством и анахронизмом.
Но он все же вошел в магазин, указал на трость пальцем и справился о цене.
- Пятьсот злотых, - ответила седая дама.
Получив квартиру в новом доме, построенном на пустыре близ Старого кладбища, Генрик считал, что трость ему просто необходима. Домой он возвращался по безлюдной улице, отгороженной от кладбища высокой кирпичной стеной. В стене было много проломов, на заросшем кустарником кладбище по вечерам бродили группы подозрительных субъектов, которые через эти проломы вылезали на улицу и приставали к прохожим. Уже не раз и не два Генрик слышал крики не в меру развеселившихся подростков:
- Эй ты, очкарик, поставь рюмочку!
Он ускорял шаги, все более утверждаясь в своем решении купить трость. Ясное дело, эта трость должна быть большой, тяжелой и массивной. Но можно ли с такой тростью показаться па людных улицах Лодзи, в своей редакции или в кафе, где проводишь вечера? И он все откладывал момент приобретения трости, пока не встретил эту, изящную, темно-вишневую, с серебряным набалдашником.
- Она сделана из палисандра, - сказала седая дама, - а палисандр - очень крепкое дерево.
- Крепкое! - обрадовался он.
- Это изящная и стильная вещь. Шестьдесят лет назад она была верхом элегантности.
- Шестьдесят лет назад, - вздохнул он.
- У нее серебряный набалдашник. Некоторые набалдашники можно отвинтить и там оказываются углубления, в которых, если вам хочется, можно держать коньяк. Бывают тросточки со скрытым стилетом. Это, к сожалению, самая обычная. Набалдашник не отвинчивается. Нет и механизма для стилета. Наконечник у нее заделан наглухо.
- Она действительно кажется мне очень изящной и стильной, - согласился Генрик и добавил: - Интересно было бы узнать, кому она принадлежала раньше и кто фланировал с ней по улицам.
- О да, это было бы очень интересно, - улыбнулась седая дама. - Нам отдал ее на комиссию пан магистр Ян Рикерт. Он живет на Петрковской, в высоком доме с большими окнами. Вам известен этот дом, не правда ли?
Генрик вежливо кивнул. Тогда она объяснила, что магистр Ян Рикерт - искусствовед и что антикварный магазин поддерживает с ним тесный контакт, поскольку Рикерт иногда доставляет им для продажи ценные старинные вещи. Седая дама говорила с осторожностью, и Генрик сразу же понял, что магистр Рикерт попросту торгует редкими вещами, но делает это неофициально, чтобы не платить подоходного налога.
- Пан Рикерт, вне всякого сомнения, даст вам информацию о палисандровой тросточке, - сказала седая дама, заканчивая свой рассказ.
Он заплатил в кассу пятьсот злотых. Держа тросточку двумя пальцами, он гордо отправился домой, а вечером - в кафе. - Что ни день у Генрика новое чудачество, - сказал поэт Марек и добавил, что лично он предпочел бы купить в комиссионке красивую картину, а не какую-то там тросточку.
Генрик согласился. Картина действительно вещь значительно более нужная, чем тросточка. Но не для каждого. Он подумал: "У меня дома есть несколько картин, но вечером, на безлюдной улице…"
Юлия громко рассмеялась.
- Я думала, что Генрик все-таки станет современным мужчиной. Поговаривали даже, будто он откладывает деньги на автомашину. И вот на тебе: вместо машины - тросточка. Что это за мужчина?
Генрик слабо улыбнулся. Когда-то Юлия дала ему понять: если он купит машину, она готова совершать с ним автомобильные прогулки и они будут вместе, о чем он всегда мечтал и к чему стремился всей душой.
- Тросточка стоит недорого, - робко отозвался он. - Я заплатил за нее всего пятьсот злотых.
- Пятьсот злотых! - возмутилась Юлия. - Пятьсот злотых за совершенно бесполезную, никчемную вещь! Боже мой! - Гнев ее был неподделен. - Выйти замуж за такого человека - чистое наказание! Питается в самой дешевой столовке, шляпа обтрепанная, перчатки штопаные-перештопаные - и купил тросточку за пятьсот злотых!
Генрик уже не улыбался. Ему было очень неприятно.
24 мая
Генрик отдал тросточку подреставрировать, и она стала еще красивее. Набалдашник отливал серебром, а палисандр блестел темно-вишневой политурой. Железный наконечник гулко постукивал по плитам тротуара, когда он шел по пустынной улице вдоль кладбищенской стены.
Вечер был теплый, майский. Из-за высокой степы плыл густой, одурманивающий аромат распускающейся сирени. Огромная территория Старого кладбища была покрыта густым кустарником, укрывавшим провалившиеся могилы и покосившиеся памятники. В гуще ветвей прыгали кролики, бродили бездомные псы и собирались компании молодых лоботрясов.
Генрик не был знаком с нравами и обычаями подростков со Старого кладбища. Он мог судить о них только по тем коротким наблюдениям, которые делал, следя за ними из окна своей квартиры и во время вечерних прогулок. Он встречал их на улице, когда они расходились с кладбища. Это были парни и девушки лет двадцати. Одна из девушек казалась Генрику особенно интересной - высокая, очень стройная, с пушистыми черными волосами. Она была не такой крикливой, как остальные; кроме того, она выделялась своей красотой. Ее черные волосы всегда вызывали в нем ассоциацию с прочитанным в детстве романом под интригующим названием "Черная Манька, или Королева лодзинских бандитов". Эту, быть может, звали Зосей, Геней или Стефкой, и она не была королевой Старого кладбища, но при встречах он всегда с интересом наблюдал за ней.
…Пахло сиренью. Вооруженный тросточкой, Генрик позволил себе совершить короткий моцион, чтобы прочистить легкие, уставшие от городской пыли.
Улица, тихая и безлюдная, была скупо освещена старинными газовыми фонарями. Вытесненные из центра города современными светильниками, здесь они как бы переносили прохожих в прошлое. Тут тросточка казалась менее старомодной.
Неожиданно для Генрика из-за стены раздался громкий смех, а через мгновение из пролома выбежала девушка в светлом плаще. За ней парень. Догнал ее, схватил за руку. Они о чем-то спорили, громко и резко. Генрик узнал девушку: это была та, черноволосая.
- Нет, пойдешь! Раз обещала, значит, пойдешь! - с возрастающим раздражением кричал высокий худощавый парень.
Она лишь засмеялась в ответ и попыталась вырваться. Парень грубо схватил ее. Она отбивалась, крича:
- Нет! Нет! Нет! Нет!..
- А я говорю - пойдешь! - Он толкнул ее. - Идем, слышишь!
Генрик подумал, что не стоит вмешиваться. Они, наверное, из одной шайки. Очевидно, у них принято так грубо обделывать свои дела. Вмешаюсь, так еще, чего доброго, от обоих попадет.
- Отстань, а то закричу! - пригрозила девушка.
Парень отпустил ее и ударил по спине, потом снова схватил и толкнул.
Генрик подумал: "Парень, пожалуй, сильнее меня. А за стеной наверняка притаились его дружки. Лучше всего пройти мимо, будто я ничего не вижу и не понимаю. Через пять минут я буду в своей квартире. Может быть, мне все-таки удастся сегодня написать статью, о которой я мечтаю уже давно. А может, и не напишу, потому что буду размышлять, правильно ли я поступил, пройдя мимо них, точно я ничего не вижу и не понимаю".
- Пусти, слышишь, пусти! Помогите! - крикнула она Генрику. - Помогите, умоляю вас!
Он остановился.
- Оставь ее, сейчас же! - произнес он, опираясь на трость. Парень, однако, продолжал держать девушку за руку. Он только повернулся лицом к Генрику и злобно оглядел его. Девушка вырвала руку и отбежала на несколько шагов.
- Ты что вмешиваешься? Побереги свои очки, как бы не свалились! - презрительно произнес парень. Он уже заметил, что противник его отнюдь не богатырь.
Генрик взмахнул тросточкой.
- Убери эту корягу! - выкрикнул парень и быстрым движением ухватился за конец трости. Дернул, чтобы сломать или вырвать. Генрик изо всех сил уцепился за серебряный набалдашник.
Внезапно раздался сухой треск. Парень, потеряв равновесие, отлетел к стене. В руке он держал деревянный футляр, а у Генрика остался длинный и острый, как жало, стилет, рукояткой которого был набалдашник тросточки.
Генрик сделал шаг вперед, тогда парень бросил палисандровый футляр и скрылся в проломе.
Генрик нагнулся и поднял с тротуара брошенный футляр. Дрожащей от волнения рукой надел его на стилет. Раздался сухой треск. Это сработала какая-то пружина, соединяющая ножны с серебряным эфесом клинка. Перед ним снова была вишневая тросточка из палисандра. Он улыбнулся, и это ободрило стоящую рядом девушку. Тихо, но с явным восхищением она проговорила:
- Так вот вы какой… Ну и ну!
Генрика охватило приятное чувство победителя. Ему показалось, будто сейчас он стал совсем другим, не таким, как прежде.
- Ну и ну! - повторила девушка. Он пожал плечами.
- Не люблю, когда ко мне пристают, - объяснил он.
- И напугали же вы его! Он бежал, как крыса.
- Что это за тип?
- Его зовут Лолек. Он там у них главный. Молокосос, - прибавила она несколько погодя.
- А вы тоже из его компании? Отказались выполнить его приказ?
- Я? Из его компании? - она презрительно засмеялась. - Я же вам говорю, он молокосос. Ему девятнадцать лет.
- А вам?
- Двадцать два.
- На вид вам семнадцать.
- Это меня не волнует.
Он кивнул. Конечно, пока это ее не волнует. Посмотрел на нее повнимательнее: да, больше семнадцати ей не дашь. У нее тонкие черты лица, да и вся она очень тоненькая. "Красивая", - решил он про себя.
- Вы, наверное, живете в том большом доме на пустыре? - спросила она. - Можно вас проводить?
- Меня? - возмутился Генрик. - Это я вас провожу, а то на вас опять нападут.
- Вряд ли. Лолек меня застал врасплох. Никогда не думала, что он такая свинья. Хотел, чтобы я была с ними заодно. Только ничего у него не вышло.
Генрик постучал тростью по плите.
- Вы где живете? - спросил он.
- В центре.
- Я вас провожу до трамвая, - решительно произнес журналист и направился в сторону города.
Девушка послушно последовала за ним. Пройдя несколько шагов, она взяла его под руку.
"Ты смотри, какая смелая! - подумал он. - Имеет, видно, опыт в обращении с мужчинами". И ему стало жаль ее, такую красивую и такую легкомысленную.
Словно отгадав мысли Генрика, она сказала:
- Вы не любите уличные знакомства? - и с легкой издевкой повторила: - Вы не из таких, что знакомятся на улице?
- Не из таких, - ответил он со злостью, потому что насмешка в голосе девушки его рассердила.
- Вы из тех, кто и мухи не обидит. Вы любите гулять, помахивая тросточкой. Вы небось в театр ходите, сидите в кафе с красивыми женщинами, а как стемнеет, вытаскиваете в тихой улочке…
- Тсс! Тихо! - Он приложил палец к губам.
- Ладно уж, - сказала она. - Молчу, как могила.