С глухим стуком упали на гроб комья земли. Первую пригоршню бросила худая маленькая женщина в черном. Жена, а может быть, сестра, потому что именно о сестре упоминала соседка. Генрик постарался запомнить лица солидных мужчин - очевидно, коллег покойного. Среди присутствующих находилось несколько женщин. Возможно, они были женами этих солидных мужчин. Но только одна из них была в черном, та худенькая старушка. Сестра, решил он.
Внезапно он увидел знакомое лицо: седая дама из комиссионного магазина. Она, кажется, удивилась, увидев Генрика на похоронах. Седая дама имела все основания считать, что имя покойного стало известно Генрику всего несколько дней назад и именно от нее, и вот он является на похороны, как старый знакомый магистра.
Могильщики засыпали гроб землей. Генрик подумал с грустью: "Сейчас они закапывают тайну моей трости". Спустились сумерки. Люди понемногу стали расходиться. Седая дама из магазина тоже решила уйти. Генрик двинулся за ней следом. На главной аллее он поклонился и подошел к ней.
- Как это все печально, - сказал он. - Неделю назад вы сообщили мне о существовании магистра Рикерта. Я хотел нанести ему визит, когда неожиданно узнал о его безвременной кончине.
- …И так и не успели с ним поговорить, - окончила за него седая дама. Она, наверное, подумала, что Генрик - человек исключительно тонкой души, коль скоро он пошел на похороны человека, которому даже не успел нанести визит.
- Насколько мне известно, произошел несчастный случай, - сказал он.
- Магистр Рикерт ехал на своей машине, а когда он пересекал полотно железной дороги, из-за поворота вылетел скорый поезд и…
- Как это все печально! - сочувственно вздохнул он. - Представляю себе, как восприняла это известие его супруга.
- Он холостяк, кроме сестры, у него не было никаких родственников. Сестра приехала на похороны из Варшавы.
Они расстались на улице, у кладбищенских ворот. Седая дама свернула влево, а Генрик с девушкой пошли вправо. Его дом был в десяти минутах ходьбы.
- Приглашаю вас поужинать со мной, - проговорил он, помахивая портфелем, в котором он целый день таскал провизию, купленную по случаю так и не состоявшегося визита Юлии.
28 мая, вечер
- Как вас зовут?
- Розанна, - ответила она, прикрывая двери ванной. Вымыла руки, чтобы помочь ему готовить ужин.
- Вы сейчас придумали это имя или немного раньше?
- А не все ли равно? Мальчишки со Старого кладбища зовут меня Розанной. Там у каждого есть своя подпольная кличка.
- Но я не мальчишка со Старого кладбища и считаю, что настало время, когда мы должны быть друг с другом откровенны.
- А что это вам даст?
- Хотите ли вы помочь мне выяснить загадочные обстоятельства смерти Яна Рикерта?
- Хочу. Но при чем тут мое имя? Если окажется, что меня зовут Зосей, это облегчит наши розыски?
- Нет. Но я думаю, что полная откровенность нам только поможет.
- Ладно, - сказала она без особого энтузиазма.
- Кто вы, собственно? Чем занимаетесь?
- Я работаю в доме моделей. Шью. Но с сентября буду работать манекенщицей.
- Это ваша заветная мечта?
- Конечно. А у вас какая мечта?
- Пока одна. Чтобы вы перестали считать меня каким-то джентльменом-взломщиком. Достаточно взглянуть на мою комнату, чтобы понять: я не тот, за кого вы меня принимаете. Квартира обставлена неплохо, но чтобы добиться этого, я пять лет работал не покладая рук. Кроме того, для взломщика у меня слишком много книг.
- Вы думаете, что взломщик не может иметь в доме библиотеку?
- Не знаю. У меня нет знакомых взломщиков.
- Успокойтесь. Я хорошо знаю, кто вы и где работаете.
- Вы уверены?
- Я же знала, что вы живете в новом доме рядом со Старым кладбищем. Вчера зашла к дворничихе, сказала, будто у меня для вас письмо, и без труда выведала о вас все, что хотела.
- И вы не разочаровались?
- Нет. Но когда я сегодня увидела вас в кафе с дамой, я подумала, что она вам не подходит.
- Чем она вам не нравится? Она очень талантливая художница.
- У нее слишком заносчивый вид. Не выношу таких баб. Я хотела ее разозлить и поэтому все время вам улыбалась. Потом мне стало вас жаль, и я подошла к столику.
Генрик нарезал хлеб и вынул из портфеля банку сардинок, пирожные и бутылку вина.
- Это все для нее? - насмешливо проговорила она, намазывая масло на хлеб, и, так как он ничего не ответил, спросила: - Вы предпочли бы, чтобы здесь была она, а не я?
Генрик опять промолчал.
- Все-таки она не поверила, что вы разговаривали с Рикертом.
- А вы?
- А я верю.
- Почему?
- Вы не умеете врать, вы просто не в состоянии выдумать такую историю.
Он почувствовал себя уязвленным.
- Должен вам сообщить, что я написал несколько книг. И все они с начала и до конца были выдуманы.
- Это ничего не значит. Придумать на бумаге вы можете, по в жизни вы человек очень наивный и правдивый. Я разбираюсь в людях.
- Да?
- У меня была довольно тяжелая жизнь.
- Гм, - кашлянул он.
- Не беспокойтесь, я не стану утомлять вас рассказом. Но в одном можете не сомневаться: моего знания жизни хватит на то, чтобы поверить в самые неожиданные происшествия.
- Разговор с Рикертом вы тоже относите к таким происшествиям?
- Посмотрим, - сказала она серьезно. Сейчас это была уже не та девушка, которая препиралась с Лолеком у Старого кладбища. Сняв плащ, она осталась в скромном голубом платье с белым воротничком. Вызывающая вульгарность, так коробившая его, куда-то исчезла.
Генрик открыл бутылку вина. Они поставили закуски на поднос и перешли в комнату. Он сел на тахту, а она - в кресло, стоящее перед низким столиком. Генрик рассказал ей о покупке тросточки и объяснил, что привело его к Рикерту.
- Что вы обо всем этом думаете? - спросил он.
- В привидения я не верю, - помолчав немного, ответила она. - Рикерт умер. Следовательно, человек, с которым вы разговаривали в его квартире, был не Рикерт.
- Почему вы так думаете?
- Вы же сами мне сказали, что тот человек ни разу не назвал себя Рикертом.
- Однако он дал понять, что это так.
- Он думал, что вы знакомы с Рикертом и его мистификация не удастся. Но быстро понял, что вы Рикерта никогда не видели. Однако до самого конца беседы он не был в этом уверен, поэтому ни разу не сказал, как его зовут.
- Почему же он не сказал прямо: "Рикерт умер"?
- Именно в этом и заключается секрет. Пользуясь тем, что все родственники и знакомые магистра поехали на похороны, неизвестный человек с неизвестной целью вошел в квартиру покойного.
- Если верить соседке, двери были закрыты и ключи лежали у нее.
- У него могли быть свои ключи.
- Верно, - согласился он. - Но почему же этот субъект пригласил меня в комнату, выдавая себя за Рикерта, вместо того чтобы прямо сказать мне: "Пан Рикерт умер" или "Пан Рикерт будет позднее"?
- Припомните еще раз как следует начало разговора с этим человеком.
- Прекрасно помню, как все было. "Слушаю вас. В чем дело?" - "Я хотел бы поговорить с магистром Рикертом". А он спрашивает: "О чем вы хотите поговорить?" Тогда я начал объяснять, что купил в комиссионке одну вещь и хотел бы кое-что о ней узнать. "О чем именно идет речь?" - спросил он, а когда я заколебался, он пригласил меня в комнату.
- Вот именно, в этом вся соль! Именно здесь ключ к разгадке. Похоже на то, что он пригласил вас только тогда, когда узнал цель вашего прихода. Иными словами, вы его чем-то заинтересовали. Это было для него так важно, что он не стал отделываться от вас и пошел на мистификацию, выдавая себя за Рикерта.
- Ничего не понимаю, - вздохнул Генрик.
- Но ведь это проще пареной репы. Допустим, незнакомец находился в квартире для того, чтобы украсть какую-нибудь вещь. Часы, деньги, золотой браслет, меха, радиоприемник. Вдруг в квартиру, где он хозяйничает, входит какой-то субъект, то есть вы. Что ему делать? Сплавить вас как можно быстрее, чтобы иметь возможность довести свое дело до конца. Сделал он это? Нет. Услышав, что вы пришли по поводу какой-то вещи, он пригласил вас в комнату. Больше того, он даже выдал себя за Рикерта, чтобы узнать, о какой именно вещи идет речь. Он действовал вопреки воровской логике. Следовательно, это не был вор в обычном понимании этого слова. Он явно что-то искал в квартире покойного. Искал, но не мог найти. Вдруг появились вы. Он пригласил вас, ибо рассчитывал, что вы каким-нибудь образом сможете помочь ему в его поисках. Вы ему рассказали о тросточке. И что тогда произошло?
- Он потерял ко мне всякий интерес. Дал понять, что пора оставить его одного.
- Иначе говоря, он искал не тросточку.
- Вы были бы великолепным детективом! - воскликнул он. Они выпили по рюмке вина. Рассуждения девушки и в самом деле показались ему очень логичными. Гордость его, однако, была сильно уязвлена: ведь скорее ему полагалось бы сделать подобный вывод. Он выпил еще одну рюмку вина и сказал:
- По-моему, автомобильная катастрофа была подстроена. Рикерта убили, и в квартире Рикерта я разговаривал с его убийцей.
Пить он не умел. После четвертой рюмки он изменил свою версию следующим образом.
- Я когда-то видел пьесу Сухово-Кобылина под названием "Смерть Тарелкина". Тарелкин был тип, по уши залезший в долги. Чтобы избавиться от кредиторов, он инсценировал свою смерть, купил гроб, положил туда куклу, похожую на него, под куклу - дохлую рыбу. Что вы скажете, если выяснится, что мы участвовали в похоронах куклы господина Рикерта, магистра и искусствоведа. Вас не восхищает такая гипотеза?
- Нет, - откровенно ответила она. Демонстративно убрала со стола недопитую бутылку вина и унесла ее на кухню.
Ему это очень не понравилось. Горький опыт подтвердился еще раз: стоит только пригласить молодую девушку в холостяцкую квартиру, как она сразу начинает распоряжаться, как у себя дома. Не захотела даже выслушать его гипотезы до конца.
Генрик пошел в кухню, чтобы заварить черный кофе. Розанна или Зося - ему было все равно, как ее зовут на самом деле, - включила проигрыватель и поставила старинный вальс "На сопках Маньчжурии". Генрик вылил себе на брюки черный кофе. К счастью, брюки были темными и пятно можно было замыть горячей водой. Он вынул из шкафа другой костюм и заперся в ванной. Включил газ, чтобы нагреть воду. Из-за шума колонки и бульканья воды он едва услышал звонок телефона. Пока он накинул халат и вбежал в комнату, телефон уже не звонил. Трубка лежала на вилке аппарата, из радиолы гремел старинный вальс.
- Звонила какая-то женщина, - с равнодушным видом объяснила Розанна-Зося.
- Юлия? - обрадовался он.
- Не знаю. Спросила Генрика; услышав мой голос, никак не хотела поверить, что это действительно ваша квартира. Я ей сказала, что вы в ванне и что я с удовольствием вас позову, по она бросила трубку.
- Это была Юлия! Она хотела объясниться со мной.
- А трубку все-таки бросила, - вздохнула она, удачно разыгрывая сожаление.
"Я потерял Юлию. Теперь я уже наверняка потерял Юлию", - подумал Генрик и вернулся в ванную.
Но через минуту телефон зазвонил вновь. На этот раз Генрик опередил Розанну. Как молния, метнулся он к телефону и схватил трубку.
- Генрик слушает, - тепло произнес он.
- Говорит реквизитор киностудии, - прохрипел в трубке мужской голос. - В комиссионном магазине мне сказали, что вы на днях купили старинную тросточку со штыком. Она нужна нам для одной картины. Будьте так добры, уступите ее нам.
- Нет.
- Сколько вы за нее заплатили?
- Пятьсот злотых.
- Мы дадим вам тысячу.
- Нет.
- Полторы тысячи.
- Она не продается. Это историческая ценность.
- Именно такая нам и требуется. Я предлагаю за нее две тысячи злотых. Согласны?
- Я не продаю ее. Благодаря ей я напал па след одной архиинтересной истории.
На другой стороне провода долго не отвечали. Потом голос отозвался снова.
- Три тысячи! После окончания фильма можете получить тросточку обратно. Устраивают вас такие условия?
- А для какого фильма она нужна? - спросил Генрик.
- Для фильма "Влюбленные". Вы согласны?
- Нет. Ни в коем случае, ни при каких условиях. Трость я не продам.
- Это ваше последнее слово?
Генрику показалось, будто в голосе мужчины звучит бешенство и даже угроза.
- Да, последнее.
На другом конце повесили трубку. Генрик передал Розанне содержание разговора. Вдруг он хлопнул себя по лбу.
- Черт возьми! Откуда этот реквизитор знает, что в тросточке штык? В магазине об этом понятия не имели, и о штыке я не говорил никому, кроме лже-Рикерта.
- Может, Лолек растрепал?.. - заметила Розанна.
- Реквизитор ссылается на информацию из магазина. Какая-то подозрительная история. Да, - вспомнил он. - "Влюбленные" - современный фильм. Зачем им понадобилась старомодная трость?
- Киношников не поймешь, - сказала Розанна. - Я читала как-то, будто фильмы, действие которых происходит на берегу озера, снимаются на берегу реки. Если в фильме речь идет о горах, то съемочная группа едет к морю, и наоборот.
Генрик взял телефонную книжку, нашел номер своего школьного товарища, как раз занятого на съемках фильма "Влюбленные".
- Тросточка со штыком? - удивился тот. - Что-то я не слышал, чтобы она была нужна нам. - И тут же спохватился: - Знаешь, старик, у нас всяко бывает. Вчера - не нужно, а сегодня - кто его знает… Подожди, я сейчас позвоню нашему реквизитору, а потом тебе.
Прождав напрасно целый час. Генрик опять позвонил другу.
- Нет, старик. Никакая тросточка нам не нужна, мне сам реквизитор сказал.
- Но ведь он же звонил мне!
- Да нет же! Говорю тебе, он ничего об этом не знает. Генрику было этого достаточно.
- Дело нечисто. Кто-то страшно хочет заполучить мою тросточку.
- Может быть, звонил лже-Рикерт?
- Не думаю. Ведь когда он услышал о трости, у него сразу пропал интерес ко мне.
- Это могла быть просто уловка. Так он себя и выдаст, ждите!
- Мне сдается, голос в трубке совсем не похож на голос человека, выдававшего себя за Рикерта.
- Телефон искажает голос, - заметила она и снова поставила "На сопках Маньчжурии".
Было около одиннадцати вечера. Генрих вооружился тросточкой и проводил девушку до трамвайной остановки.
29 мая, утро
Сестра Яна Рикерта, покойного магистра и искусствоведа, приняла Генрика очень тепло. Шторы на окнах были раздвинуты, комната проветрена, завядшие цветы убраны. Ничто не напоминало Генрику вчерашней встречи с таинственным незнакомцем.
Худенькая старушка оказалась на редкость веселой и болтливой. Она усадила его в кресло, то самое, в котором он сидел во время разговора с "Рикертом", и через десять минут они беседовали, как добрые, старые знакомые. От соседки ей уже было известно о некоем мистическом субъекте, находившемся в квартире ее покойного брата. К счастью, она не верила в привидения.
- На первый взгляд, - сказала она, - в квартире все на месте. Во всяком случае, все крупные вещи. Имущество брата мне знакомо, ведь я часто приезжала к нему из Варшавы. Как правило, я гостила у него по нескольку недель. Стирала ему, готовила, убирала, так что неплохо знаю его вещи. Если же вор ничего не украл, а так оно, кажется, и есть, то зачем он приходил сюда и выдавал себя за моего брата?
- Может быть, он искал здесь что-нибудь?
- Если он искал деньги, то зря старался. Дела моего брата шли неважно, особенно в последние годы. Чтобы купить машину, он продал свои самые ценные вещи. Видите ли, в последнее время он много пил. О покойниках плохо не говорят, но, к сожалению, ничего хорошего о нем не скажешь. В конце концов, - махнула она рукой, - из квартиры ничего не пропало. А ведь вас интересует именно это, не правда ли?
- Зачем вы оставили соседке ключи от квартиры?
- Я предполагала, что на похороны приедет наша старшая сестра из Вроцлава, мы ждали ее до самого последнего момента.
Сперва она приедет в квартиру брата, подумалось мне. На похороны уже не успеет, пусть лучше отдохнет и подождет нас здесь. Поэтому я и отдала ключи соседке. Но сестра не приехала. Сегодня получила от нее письмо: пишет, что чувствует себя неважно. Ничего удивительного: ей уже восемьдесят два года.
- У вашего брата было, наверное, много друзей и знакомых. Не заметили ли вы в их поведении чего-нибудь такого, что могло бы показаться странным?
- А, понимаю. Вы хотите узнать, не был ли тот незнакомец одним из друзей моего брата?
- Именно так.
- У брата было два друга: адвокат Станецкий и пан Бутылло, торговец редкими вещами. Оба очень помогали мне на похоронах. Они были со мной на кладбище. Пан адвокат Станецкий взялся безвозмездно привести в порядок все дела моего брата. Он очень честный и порядочный человек. То же самое можно сказать и о пане Бутылло. Представьте себе, что вчера пан Бутылло вернул мне шестьсот злотых, которые одолжил у моего брата. Человек менее честный не отдал бы ни гроша в надежде на то, что о долге никто не знает.
- Значит, магистр Рикерт не вел деловых записей? - озабоченно проговорил Генрик.
- Боже сохрани! - всплеснула руками старушка. - Чтобы к нему прицепился финотдел? Да он и не занимался большими делами, только посредничал в торговле антикварными товарами. Точнее говоря, помогал пану Бутылло.
- Это плохо, - огорчился Генрик и спросил: - Неужели пан Рикерт не вел абсолютно никаких деловых записей?
Она покачала головой, а потом погрозила ему пальцем:
- Уж больно вы прыткий! Я жила у брата по нескольку недель и не знала, что он действительно ведет заметки. Вчера и позавчера меня два раза спрашивали об этом адвокат Станецкий и пан Бутылло, потому что такие заметки очень помогли бы ликвидировать дела моего брата. Я им все повторяла, что брат не вел записей, и вдруг - на тебе! - оказывается, все-таки вел. Когда я узнала, что в квартире рылся кто-то чужой, я проверила тайники в секретере брата (у него был секретер с двумя потайными ящиками). В одном из них лежал старый, трехлетней давности календарь. Мне сразу показалось странным: зачем старый календарь лежит в тайнике? Перелистала его и увидела деловые заметки. Надо будет сегодня позвонить адвокату. Вдруг окажется, что еще кто-нибудь остался должен брату. Ведь не все такие честные, как пан Бутылло.
"Тепло, теплее, горячо!" - подумал Генрик, как, бывало, в детстве, во время игры. Старушка пристально поглядела на Генрика и проговорила:
- Может быть, вас удивляет тот факт, что я не заливаюсь слезами? Но судите сами, человек я довольно старый. Брат был моложе меня на пятнадцать лет. Я успела уже привыкнуть к мысли о собственной смерти, и хотя смерть брата огорчила меня, она не лишила меня самообладания.
Сухонькая старушка в черном почти утонула в кресле. На маленьком, сморщенном личике живо блестела пара черных глаз. Разговаривая с Генриком, старушка сверлила его взглядом, точно стараясь проникнуть в его самые сокровенные мысли. Ему чудилось, что во взгляде ее сквозит насмешка, будто ее что-то забавляет. Он допускал, что ему еще не раз придется беседовать со старушкой о покойном брате, и хотел иметь в ее лице союзника. Поэтому он очень вежливо заметил:
- Вы любили своего брата? Она кивнула.