До одиннадцати он слушал "Трехгрошовую оперу". Потом начался концерт джазовой музыки, его стало клонить ко сну, а пани Бутылло все еще не было. Он вышел на воздух. Автомобиль стоял перед домом, в саду царили тишина и мрак. "Заболталась она с соседкой", - проворчал Генрик. Снова развалился на тахте. Прямо перед ним был камин и то место, где нашли тело убитого Бутылло. Когда глаза смыкались, ему чудилось, будто сквозь прикрытые ресницы он видит лежащее на полу тело. Тогда он широко открывал глаза и упрекал себя в трусости.
Кончились последние известия, прозвучал гимн, и Генрик поймал станцию Монте-Карло. Танцевальная музыка вернула ему утерянное было душевное равновесие. Но уже через минуту его вновь охватило беспокойство, которое все росло и росло. Он вдруг подумал: "А может, пани Бутылло вышла в сад и ее там убили?" В голове назойливо звучал куплет из брехтовской песни.
"Я должен выйти в сад и поискать ее", - убеждал он себя. Генрик боялся, боялся все сильнее и сильнее. Внезапно ему привиделось, будто чье-то лицо прижалось к стеклу. Он сорвался с тахты и выхватил штык из ножен. Со штыком в руке подбежал к двери и закрыл ее на задвижку. Потом спустил в комнате шторы.
"Я должен выйти в сад", - медленно повторял он, но даже не сделал попытки встать. Из приемника лилась эстрадная музыка, ревел саксофон. Генрик решился. Подошел к двери, широко распахнул ее и остановился на пороге.
- Пани Бутылло! А-ау! - крикнул он неверным голосом. Чутко вслушиваясь в звуки, рождаемые ночью, он дошел до калитки и вернулся обратно, совершенно успокоившись.
- Она сейчас придет. Я трус и истерик, - произнес он вслух. Выключил на кухне газ и, чтобы убедить себя в собственной храбрости, оставил двери открытыми. Рядом с дверью, ведущей из коридора в салон, он поставил стул. "Если кто-нибудь попытается войти в салон, стул упадет". Растянулся на тахте, в ногах положил обнаженный штык и заснул легким младенческим сном.
1 июня
- День добрый, - проговорил поручик Пакула и снял с головы свою огромную шляпу. Генрик вскочил.
- Как так? Уже утро? Выходит, я проспал здесь всю ночь? А где пани Бутылло?
Пакула пожал плечами.
- Скорее такой вопрос должен задать я. - Пакула прошелся по кухне, потом заглянул в спальню.
- Понятия не имею, что с ней стряслось, - начал оправдываться Генрик. - Она хотела ночевать у своей подруги в Лодзи и собиралась взять отсюда все самое необходимое. Я приехал с ней вчера, она обещала подробно рассказать, как нашла тело своего мужа. Решил, так сказать, провести рекогносцировку местности. Вы ведь не хотели делиться со мной информацией…
- Не хотел и не жалею об этом.
- Тем не менее мне известно все. Меня заинтересовали отношения между Бутылло и его соседом, и я отправился к Гневковскому. В это время пани Бутылло занялась упаковкой чемодана. Вернувшись, я ее не застал. А машина стояла у дверей…
- Она и сейчас там стоит.
- Вот видите. Я предположил, что она ненадолго забежала к соседке. Мне не оставалось ничего другого, как только ждать. Я подумал: сейчас вернется, потому что свет не потушила, в кухне под чайником горел газ. Ждал-ждал, наконец заснул. - С этими словами Генрик погасил в комнате свет и выключил приемник, передававший утренний выпуск последних известий.
Пакула расположился в кресле (другое кресло было занято чемоданом).
- А почему вы держали в руке штык?
- Я боялся. Точнее говоря, было как-то не по себе от мысли, что здесь недавно убили человека. В один прекрасный момент мне даже показалось, будто за окном маячит какая-то рожа, и я задернул занавески.
- Однако дверь вы оставили открытой?
- Сначала закрыл. А потом открыл. Хотел доказать себе, что я не боюсь. Кроме того, в любую минуту могла вернуться пани Бутылло.
- Та-а-ак… - протянул Пакула. - А что с ней случилось?
- С кем?
- С пани Бутылло?
- Не знаю, - ответил Генрик и закурил сигарету.
- Та-а-ак… - Пакула встал с кресла и, тяжело ступая, прошелся по комнате. - Сыщика из себя разыгрываете? - как бы нехотя спросил он.
- А я вам что, мешаю?
- Нет. Развлекайтесь на здоровье. Генрик перевел разговор на другую тему:
- Пани Бутылло - очень красивая женщина. Кто знает, не было ли у нее какого-нибудь друга, помимо Бутылло?
- У нее есть любовник. И человек этот не может представить удовлетворительное алиби. Поэтому я и приехал к пани Бутылло. Она должна мне кое-что объяснить.
- Что за человек, кто он?
- Полегче, редактор. Он женат, и у него двое детей. Милиция в таких случаях обязана не разглашать тайну. Пока он не будет арестован.
- Вы его арестуете?
- Приказ об аресте у меня в кармане. Его судьба зависит от того, как пани Бутылло ответит на мои вопросы. Как видите, я сообщил вам массу сведений. - И усмехнулся злорадно, ибо, по сути дела, он не сообщил ничего. Внезапно лицо его посуровело. - Когда я был здесь в прошлый раз, коврик у шкафа лежал, мне кажется, иначе, - указал он носком ботинка.
Генрик пропустил его замечание мимо ушей.
- Вы совершенно неосновательно видите во мне своего конкурента, я не собираюсь сделаться детективом-любителем и разыскивать убийцу пана Бутылло. Просто я хочу выяснить историю трости и сделать из этого газетную статью. Я полагал, что пани Бутылло сможет оказать мне большую помощь, чем кто-либо иной. Вчера днем она пришла в редакцию, хотела узнать, о чем я разговаривал с ее мужем, потому что после нашего разговора он отказался идти с ней в театр и уехал на машине в Лодзь. Я решил воспользоваться случаем и выудить у нее кое-какие нужные мне факты. Она предложила поехать в ее машине и поговорить в дороге. Похоже было, будто она знает, кто убил ее мужа.
- Э-э, - махнул рукой Пакула. - Подумаешь, секрет! Это - дело рук ее любовника. Она, наверное, думала, будто вы приехали к ее мужу и сообщили ему о том, что у нее, пани Бутылло, есть любовник. Бутылло сейчас же сел в машину и поехал к нему. Между ними произошла ссора. Бутылло вернулся домой. Любовник приехал следом за ним и убил его. А в общем… - он махнул рукой, - …сейчас мы все узнаем. У нее самой. - Неожиданно он нагнулся и сдвинул коврик перед шкафом. - А может, уже ничего не узнаем, - пробурчал он.
Под ковром чернело пятно засохшей крови. Стараясь не наступить на пятно, Пакула отворил шкаф. Они увидели висящие на вешалках пальто. Из-под пальто виднелись голые ноги. Пакула раздвинул пальто. Они увидели локоны изумительных белокурых волос пани Бутылло. Голова ее была запрокинута как-то неестественно и страшно, лицо оставалось в тени.
- Мертва, - тихо произнес Пакула. Он сделал шаг назад, пальто снова сомкнулись, и остались видны только голые ноги, отливавшие восковой желтизной.
- Так, значит, она… здесь?.. Всю ночь?.. А я спал… Поручик кивнул.
- Что будем делать? - спросил Генрик. Пакула не ответил.
- Может, сбегать позвонить в милицию? Следователь испытующе взглянул на Генрика.
- Нет. Вам нельзя оставлять эту комнату.
- Тогда вы позвоните!
- Но мне тоже нельзя.
- Ну ладно, будем сидеть здесь, - сказал Генрик.
- Но сидеть просто так тоже нельзя.
В шкафу лежал труп женщины, а Пакула медлил, не приняв пока никакого решения. На его счастье, к дому Бутылло приближался какой-то человек.
- Я этого типа знаю, - сказал Генрик. - Его фамилия Скажинский. Позавчера я встретил его у сестры Рикерта. Он вроде бы тоже коллекционер.
Они услышали стук. Пакула открыл. В дверях стоял Скажинский.
- Вы к кому?
- Прошу прощения, я хотел узнать, где живет пан Гневковский. Мне сказали, что надо идти в этом направлении, но ваш дом уже последний…
- Вы прошли мимо. Гневковский живет в соседнем доме.
- Благодарю вас, - услышал Генрик голос Скажинского.
Взглянул через плечо Пакулы и увидел, как Скажинский двинулся в сторону калитки. Поручик крикнул ему вслед:
- Извините, пан, одну минутку! - Скажинский остановился. Пакула произнес:
- Я сотрудник милиции. Будьте так любезны, позвоните от Гневковского по номеру 004 и передайте, что поручик Пакула просит оперативную группу немедленно приехать к нему.
- Что-нибудь случилось? - забеспокоился Скажинский.
- Вы запомнили номер?
- Да-да, запомнил, - услужливо поддакнул Скажинский и быстро вышел на улицу.
Они вернулись в комнату.
- А у меня снова нет алиби, - вздохнул Генрик.
- Вот-вот, - не без иронии кивнул Пакула. - На этот раз у вас в самом деле нет алиби. Если говорить относительно предыдущего убийства, то девушка по имени Розанна подтвердила, что вы действительно были вместе.
- Вы разыскали ее! - обрадовался журналист.
- Я же вам говорил тогда, что это будет нетрудно сделать. Они присели. Генрик - в кресле, чтобы не видеть голых ног убитой, виднеющихся в шкафу. Пакула - на тахте, точно лицезреть это жуткое зрелище доставляло ему удовольствие. Начал разговор, который вскоре превратился в допрос, только без протокола. Генрик должен был подробно рассказать обо всем, что делал накануне. Он скрупулезно описал визит пани Бутылло к нему в редакцию, повторил содержание их разговоров в автомобиле и дома; сообщил о визите к Гневковскому и обо всем, что пережил потом.
- Я уверен, - закончил Генрик, - что медицинская экспертиза установит, что пани Бутылло была убита между девятью и половиной десятого, то есть в то время, когда я находился у Гневковского.
- Не требуйте от врачей невозможного. Врач может установить время убийства только приблизительно. А установить, была ли она убита без пяти девять или в тридцать пять десятого, пока, к сожалению, не в его силах. А для того, чтобы ударить ножом, сунуть тело в шкаф и прикрыть следы крови ковриком, не нужно и пяти минут.
- Вздор! Чепуха! - выкрикнул Генрик, вскакивая с кресла. - Я ее не убивал. Неужели я сидел бы здесь всю ночь…
Пакула пожал плечами.
- А я и не утверждаю, что убили вы. Но справедливости ради я должен заметить, что убийца не всегда покидает место преступления. Случается даже, он сам звонит в милицию. А кроме того, вы ведь не знали, что я явлюсь сюда сегодня утром.
Он встал. На дорожке в саду вновь показался Скажинский. Генрик и Пакула вышли ему навстречу. Скажинский очень вежливо поклонился журналисту, не смея спросить, что делает он здесь в обществе милиционера.
- Я позвонил. Обещали сейчас приехать. В самом деле что-нибудь случилось?
- Спасибо, что позвонили, - холодно поблагодарил Пакула. - Вы узнаете об этом из газет.
- Дело настолько серьезно?! - воскликнул Скажинский. Генрик счел нужным вмешаться:
- Газеты далеко не всегда пишут исключительно о серьезных делах. Кстати, - вспомнил он, - чем кончилась история с золоченой солонкой? Гневковский вам ее продал?
- Сказал, что должен еще подумать.
Пакула сделал рукой жест, отсылающий Генрика в дом. А поскольку Скажинский не выказывал намерения уйти, Пакула сказал ему что-то резкое и выпроводил его из сада Бутылло.
- Все следы затопчет, - сердито проворчал он, входя в комнату.
Генрик держал в руке трость. Пакула взглянул на него с неприязнью.
- Мы эту штуку у вас отберем.
- Вы думаете, она сыграла какую-то роль во всем этом?
- Не болтайте чушь! Играй тросточка хоть какую-нибудь роль, то прежде всего убили бы вас. Несомненно одно - именно трость впутывает вас в целую цепь пренеприятнейших событий. Кто вы такой, черт вас дери?! - внезапно взорвался он.
- Как так? Вы не знаете, кто я?
- Что вы тут делаете? - кричал Пакула, не в силах сдержать себя. - Что вам нужно в квартире убитой?! Зачем вы сюда приперлись?! Кто вас об этом просил?! Кто вас заставляет спать в одной комнате с убитой?!
- Не знаю, - ответил Генрик. Пакула был прав. Тросточка впутывала Генрика в какие-то жуткие хитросплетения.
Пакула вырвал тросточку из рук подавленного Генрика.
- Надо еще проверить, не убита ли она вашим штыком, - с угрозой в голосе произнес он.
Пока не приехала оперативная группа, они сидели молча, погрузившись в свои мысли. Потом все изменилось: фотограф щелкал вспышкой, из шкафа вынули труп пани Бутылло. Генрик не хотел этого видеть и уединился в кухне с майором Бучеком, который тоже прибыл на место происшествия. Ему пришлось еще раз повторить свой рассказ о событиях вчерашнего дня. Наконец к ним пришел Пакула, отдал трость и присовокупил, что пани Бутылло убита ударом ножа. Очевидно, это был длинный кухонный нож. Удар был нанесен точно так же, как и при убийстве пана Бутылло: сзади, под левую лопатку, прямо в сердце. На свежевскопанной грядке под окнами комнаты были обнаружены следы ботинок. Подобные следы нашли также на вспаханном поле, за которым начинался лес. Собака-ищейка довела милицию до места, где убийца втыкал нож в землю, чтобы очистить его от крови. На лесной дороге след прерывался. Тут же стоял какой-то автомобиль.
- Тот же самый? - спросил Бучек.
- Пока неизвестно. Там сухая твердая глина, и следы шин почти неразличимы. Но чтобы выехать на шоссе, нужно проехать через грязный участок дороги, и следы в том месте обязательно остались. Увидим… - сказал Пакула.
- Этот гад оставил машину на том же месте, где и в прошлый раз.
- Почти в том же самом, - Пакула кивнул. Он велел Генрику показать подошвы. Затем презрительно махнул рукой.
- Значит, - удовлетворенно проговорил Генрик, - мне вовсе не привиделось, будто какая-то рожа заглядывала в окно.
Они не удостоили его ответом. Бучек посадил Генрика в милицейскую машину и отвез в Лодзь. Лишь через шесть часов, после долгого и утомительного допроса, на сей раз тщательно запротоколированного, Генрик попал к себе домой. Трость у него так и не отобрали: он пригрозил, что пожалуется в Министерство внутренних дел.
2 июня
В редакции еженедельника, где работал Генрик, отношения между сотрудниками основывались на взаимном доверии. Вчерашнее отсутствие Генрик объяснил необходимостью срочно съездить в Варшаву. Главный редактор посмотрел на это сквозь пальцы. Генрик принялся за работу, и чем больше он работал, тем сильнее укреплялся в решении отказаться от желания восстановить родословную тросточки, ибо до добра его это не доведет. Так бы и случилось, не позвони к нему сестра магистра Рикерта.
- Что с вами случилось? Я звонила вам вчера и позавчера, никак не могла застать.
- Я был в отъезде.
- А у меня для вас интересная новость. Я еще раз заглянула в записки моего брата и заметила, что все его торговые операции связаны с конкретными лицами, и лишь три помечены буквой икс, а одна - игрек. Это означает, что некоторые вещи мой брат купил от некоего Икса, а одну вещь продал некоему Игреку. Что вы об этом думаете?
- Какие именно вещи?
- Часы. Мой брат купил их у Икса двадцать пятого мая прошлого года. Четырнадцатого ноября прошлого года он приобрел у Икса золотое блюдо. Десятого марта он купил у Икса золоченую солонку, а двадцать первого мая продал Игреку серебряный нож.
- Кто, по-вашему, скрывается за этими буквами?
- Откуда я могу знать… Вы будете их разыскивать? Помолчав, Генрик ответил:
- Кто знает, может быть… Только не торопите меня. Пока мне хочется устраниться от каких-либо розысков.
- Но почему?
- Об этом вы в ближайшее время узнаете из газет.
- Прошу вас, расскажите мне, а то я умру от любопытства.
- Убита пани Бутылло.
На другом конце провода наступило молчание. Генрик подумал было, что старушка положила трубку, как вдруг услышал тихое:
- До свидания… - В трубке щелкнуло и послышались короткие гудки.
Вечером Генрик отправился в кафе на улице Монюшко. Там не оказалось никого из его друзей - ни Марека, ни Юлии. Он увидел отставного капитана, которого все звали ротмистром: в первую мировую войну он, по слухам, служил в кавалерии. Как обычно, ротмистр сидел со своим псом, французским бульдогом. Хозяин и пес были удивительно похожи. Одинаковые маленькие носы, выпученные глаза и отвисшие щеки. Ротмистр любил покровительствовать молодым писателям и журналистам. Его покровительство заключалось в том, что он без конца рассказывал о самых неправдоподобных происшествиях, якобы случившихся с ним. Хвастался своими ратными успехами и знакомствами в артистических кругах довоенного времени. Когда кто-нибудь из молодежи пытался вставить замечание, ротмистр кричал:
- Цыц! С вами говорит история.
Увидев ротмистра, Генрик очень обрадовался. Он знал, что старик - безумный фантазер, но обладает хорошей памятью.
- Пан ротмистр, - обратился он, присаживаясь к столику, - вам ничего не говорит фамилия Кохер? Адвокат Кохер.
Ротмистр бросил на него презрительный взгляд.
- Вы еще спрашиваете! Да я Кохера знал лично, он бывал в доме моего отца. Как вам известно, мой отец являлся директором лодзинского банка.
Генрик кивнул. Недавно ротмистр говорил, что отец его был известным в Лодзи промышленником.
- Адвокат Кохер умер, если я не ошибаюсь, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, - продолжал ротмистр. - У него была дочь, изумительной красоты девушка, Иза Кохер. Слыхали о ней?
- Нет.
- Ах, что за девушка! Должен вам сообщить, у меня с ней было одно очень милое приключение. Прошу представить себе, но однажды, кажется, в двадцать третьем году…
- Я хочу узнать не о вас, пан ротмистр, - прервал его Генрик, - а о Кохере.
- А что Кохер? Адвокат. Способный адвокат. Умер. Вот о его дочери, известной своею красотой Изе Кохер, есть что порассказать. Надо вам заметить, в те годы я выглядел не так, как сейчас. Молодой, в офицерском мундире, а мундиры тогда были с иголочки, не то что теперь…
- А Иза Кохер?
- Что - Иза? После романа со мной она вышла замуж за какого-то немца, хозяина мануфактурной лавки. Умерла она, кажется, через два года после свадьбы. Ах, да! Вспомнил! Того немца звали Эрнст Бромберг. Его потом подозревали в убийстве одной цирковой актрисы. Я знаю это дело со всеми подробностями, потому что, изволите видеть, мой отец работал тогда в редакции одного из лодзинских журналов. Да я и сам, как вы знаете, пописывал.
- Цирковая актриса? Убита?
- Удар стилетом. Ах, какая красавица! Должен вам доложить, у меня с ней было презабавнейшее приключение. В один прекрасный день прихожу я в цирк на представление. Сидел я, конечно, в директорской ложе. На мне мундир. С иголочки, элегантный, как черт те что. Она была наездницей и привела меня в такой восторг, что я купил цветок, как сейчас помню, красную розу. Она скакала по арене, я бросил ей цветок. Хотела его схватить, перегнулась и чуть не упала с лошади. Я, конечно, тут же бросаюсь на арену, чтобы подхватить ее…
- Она упала? - спросил Генрик.
- Не тогда! Она упала потом, в мои объятия! - захохотал ротмистр. - Похоронили ее на Старом кладбище. Ее закололи стилетом. Скорее всего это - дело рук ее ревнивого мужа или любовника. А любовником ее был Бромберг.
- Когда это случилось?
- В 1919 году.