- Вы огорчены? - спросила она с иронией.
- Нет.
- Неправда. Огорчены.
- Если вы на этом настаиваете.
- Лгали мне тогда, да?
- Нет. - Он удивился, что так легко соврал.
- Действительно не выдумывали?
- Нет.
- Подожду его здесь. Я поступила как свинья.
- Почему?
- Я позволяла ему обманываться. А это самое большое свинство, какое человек может сделать человеку.
"Я знаю большее, - подумал Хенрик. - И она тоже. Хотя, может быть, и это правда. Может быть, все начинается с одного - с неверности".
- Допустим, - ответил он. - И все-таки вы не должны отдаваться сразу. Только для того, чтобы быть верной.
- О! - воскликнула она. И рассмеялась сухо, искусственно. - Жертвовать телом, - попробовала она засмеяться снова, и это вышло у нее так же искусственно, как и перед этим.
Они замолчали. Блондинка продолжала дремать. "У Смулки с шефом будет длинный разговор. Я мог бы смыться и попробовать включить телефон. Позвоню уполномоченному и все ему расскажу".
- Холодно, - пожаловалась Анна и опять закашлялась. - Простудилась в вагоне.
Хенрик подозвал Шаффера. Немец подошел, он был растроган.
- Прекрасный бал, настоящий дипломатический прием, не правда ли?
- Пани просит аспирин, Шаффер.
- К вашим услугам.
- Где находится центральная телефонная станция? На почте?
- Вы уже сказали сами, мой дорогой, - ответил немец.
- Где это?
- На Почтовой.
- Логично, но где она?
- За памятником Фридриху Великому, узенькая улочка направо.
- Куда вы идете? - спросила Анна.
- На Почтовую.
- Я пойду с вами.
- Нет, подождите Смулку. Я хотел бы, чтобы мой уход не был замечен.
Когда Хенрик вышел в сквер, в пахнущую увядающей травой ночь, и оказался возле деревьев, в листьях которых дрожали капельки серебра, он вспомнил об ожидающем его задании, и на минуту ему стало легко. Волнение, охватившее его теперь, было совершенно иного рода: оно делало его сильным и независимым.
10
Ночь была светлая, луна круглая и знакомая, луна из любовных серенад и чувствительных шлягеров, ночь романтических пар. "Забудь об этом, это декорация, истрепанная и убогая, я должен найти почту, оповестить власти, а потом пусть произойдет то, что должно произойти. Опередить Мелецкого, только это и важно. Мне не нужно полнолуние, чтобы любить девушку, мне не нужны ни декорации, ни реквизит, я видел одну вчера в телячьем вагоне, помню ее волосы, помню взгляд, мне не нужны возбуждающие средства, я должен опередить Мелецкого. Направо от памятника Фридриху находилась узенькая улочка - это Почтовая, надо искать здесь, люблю такие старые улочки, ей, наверно, лет триста". Свет луны сюда не проникал, улочка была черная и зловещая, уходящая в черную пропасть. И все-таки почту он нашел без труда. Шаффер был прав, желтые ящики - точный ориентир. Хенрик толкнул дверь, дверь открылась, он оказался в полной темноте. Зажег спичку: лестницы, надписи, двери. Его опять окружила темнота, но она уже не была загадочной, прямо - лестница, наверху-телеграф, телефонный узел. Хенрик чиркнул спичкой, увидел все, что запечатлела память, направо дверь к телефонам, он толкнул ее, она поддалась. Хенрик снова зажег спичку. Увидел два стола, коммутатор, корзину с бумагами; придвинул стул к аппаратуре, сел и при свете спички стал рассматривать блестящие кнопки, переключатели, розетки, вилки, пальцы то погружались в темноту, то снова появлялись из нее. Он надел наушники, коммутатор молчал. Было темно, в ушах звенело. Хенрик чиркнул спичкой. "Всуну-ка я эту вилку в розетку". Коммутатор молчал. Снова стало темно. "Черт, ничего не получается".
Хенрик решил разжечь за окном костер. Он вынес стул и корзину с бумагами. Разломал стул, потом поджег бумагу и плетеную корзину - вспыхнуло пламя, и стекла окна на первом этаже окрасились в красный цвет. Внутри должно быть уже светло - теперь спокойно можно пробовать. Он старательно сложил костер из обломков стула. Плетеное сиденье занялось сразу, и в небо взметнулось высокое и горячее пламя. Хенрик взбежал по лестнице. Свет костра заглядывал через окно в комнату и бросал красные блики на стены. Он приложил трубку к уху. Тишина. Затрещало. Сигнал! Длинный плачущий гудок, знак связи с миром.
Пурпур со стен уже стек, костер за окном угасал. Тьма вокруг все сгущалась, ее разгоняла только настойчивая мелодия сигнала. Неожиданно в трубке раздался треск.
- Алло!
- Алло, - ответил хриплый женский голос. - Это Зельно?
- Да, да, Зельно.
- Я хочу говорить с уполномоченным, - сказал Хенрик по-немецки.
- Мы не знаем его номер.
- С замком!
- В замке сейчас никого нет.
- Барышня, а с кем я могу сейчас поговорить?
- Со мной.
- Большое спасибо, в другой раз. Кто в этом проклятом городе дежурит?
- Милиция.
- Прекрасно, соедините меня, пожалуйста, с милицией…
- О, вы преступник? Что вы делаете в Грауштадте?
- Барышня, я уже догадался, у вас глаза голубые или черные.
- Зеленые.
"Спокойно, спокойно, девушке скучно, и она хочет пофлиртовать, не надо ее злить, а то она разъединит".
- Я опасный преступник, у меня пистолет, и я буду стрелять, - сказал он. - Соединяйте меня с милицией.
- Хорошо. Я буду навещать вас в тюрьме.
Наконец-то отвязалась. Длинные гудки. Спят, черт бы их побрал. Потом опять треск, и сонный низкий голос:
- Слушаю.
- Это милиция? - спросил Хенрик.
- Милиция. А что?
- Я говорю из Грауштадта. Оперативная группа Мелецкого.
- Капрал Кубаль.
- Здравствуйте, капрал. Слушайте меня внимательно. Дело очень серьезное.
- Минутку.
Опять тишина. Потом другой голос:
- Поручник Вжесиньский у телефона. Это пан Мелецкий?
- Говорит Хенрик Коних из оперативной группы. Докладываю: Сивово не разрушено. Жителей нет. Врачебная аппаратура на месте. Можно принимать выздоравливающих. Но самое важное - как можно быстрее двиньте переселенцев.
- Ладно. Утром отправим группу.
- А завтра они к нам прибудут?
- Постараемся.
- И хорошо бы несколько вооруженных людей.
- Обстановка обостряется? - спросил голос оттуда.
- Пока непонятно.
- Мелецкий вооружен, - сказал поручник.
- В том-то и дело, - сказал Хенрик. - О моем звонке он ничего не знает.
Минутное молчание. Потом:
- Понимаю. Приеду сам, но только около полудня.
- В самый раз. Спасибо.
Хенрик положил трубку. Послышались шаги и голоса. Голоса становились все отчетливее. "Мелецкий, - разобрал Хенрик. - Наверно, продал Шаффер. Он один или с людьми?"
Хенрика ослепил луч света. "Мог меня сейчас убить. Сделать нырок в сторону? Поздно".
- Погасите эту мерзость, - сказал Хенрик.
- Что вы здесь делаете? - услышал он голос Мелецкого. Мелецкий был один, остальные остались на улице. Столкновения не будет, Смулка не проговорился.
Хенрик отвернулся. Увидел свою огромную тень, карабкающуюся на стену.
- Перестаньте светить в глаза! - закричал Хенрик.
Свет пополз на потолок. Мелецкий подошел к коммутатору, приложил трубку к уху, перевел рычажок.
- Сигнал есть, - сказал шеф. - Это Зельно?
- Да.
Мелецкий выключил аппаратуру.
- Вы звонили? - спросил он.
- Да.
- Уполномоченному?
- Нет. В милицию.
- Еще лучше! Что вы ему наплели?
- Я вас только выручил, - сказал Хенрик невинно. - Я доложил, что курорт не разрушен, оборудование в комплекте и что мы ждем переселенцев.
- Я вам звонить не поручал.
- Ах, пан шеф, - пробовал обратить все в шутку Хенрик. - Ведь задачу нам объяснили вы.
- Я запрещаю вам делать что-либо самочинно!
- У меня были самые лучшие намерения.
- Что вам ответила милиция? - спросил Мелецкий. Хенрик заколебался.
- Они сказали, что время есть.
- Что еще? - спросил Мелецкий. Хенрик вздохнул.
- Коних, - сказал Мелецкий. - Вы хотели бы здесь подзаработать?
- Конечно.
- Тогда будьте поосторожней с милицией. Может сорваться крупное дело.
- Понимаю, пан доктор.
На улице их ждал Шаффер. Он стоял ссутулившись, красный глаз сигары блуждал в темноте где-то на уровне лица.
- Предатель, - шепнул Хенрик, проходя мимо. Красный глаз заколебался. Шаффер подавился дымом.
- Как можно! - закашлялся он в темноте. - Как можно! - И пошел за Хенриком, выкрикивая сквозь кашель слова возмущения. Хенрик не слушал.
- Быстрее, - сказал Мелецкий, - там наши буйствуют.
- Смулка, да? - спросил Хенрик.
- Смулка спит, - сказал Мелецкий. И пренебрежительно махнул рукой. - Упился, как свинья, и спит.
11
Рыжая плакала.
- Что с ней? - спросил Хенрик. Никто ему не ответил. Янка спала в кресле, пани Барбара глумилась над "Лунной сонатой", Анна исчезла. Блондинка воскликнула:
- Юзеф, куда ты запропастился? - и подбежала к шефу. Рыжая продолжала плакать.
- Что с ней? - опять спросил Хенрик.
- Ей разорвали платье, - ответила блондинка и показала на Вияса: - Это вот этот ей удружил.
Прилизанный скривился.
- Платье, - буркнул он презрительно. - У тебя будет сто платьев! Перестань реветь, дура. Ну что случилось? - пробовал Вияс успокоить рыжую. - Ничего не случилось, дурочка. Ничего такого. - Он был пьян. - Не умею с ними разговаривать.
- Где Анна? - спросил Хенрик.
- Не знаю.
"Пошла в номер Смулки, - догадался Хенрик. - Он мой союзник. Не буду об этом думать, есть дела посерьезнее. Надо перетянуть на свою сторону Чесека и Рудловского, нас будет четверо".
- Почему она это сделала? - Рудловский наклонился над дремавшей Янкой, пустил ей в лицо струю табачного дыма.
Янка открыла глаза, но Рудловского не заметила, обвела сонным взглядом Хенрика, улыбнулась и прошептала:
- Ты? Забавное недоразумение.
Хенрик ответил Янке улыбкой. "Кажется, она посылала мне воздушный поцелуй", - припомнил он, проходя мимо. Он слышал, как она сказала:
- Честное слово, я спать не собиралась, но вы столько говорили!
- Ну что вы, я усыпил вас при помощи гипноза, - отвечал Рудловский.
- Попробуйте еще раз.
- Это уже совсем другое дело, теперь может не получиться. Хенрик обратился к Чесеку:
- Где Анна?
- Я видел ее в зале.
"Пошла к Смулке", - решил Хенрик.
- Шаффер, шампанского, - приказал Мелецкий. Пани Барбара поднялась из-за пианино.
- Посмотрите на него, - сказала она, показывая на Чесека, - хорошенько всмотритесь в него и низко ему поклонитесь.
Чесек рассмеялся, на его лице появилась дыра, зубы он потерял в лагере, но, видимо, у него были другие качества.
- Шапки долой, панове, - сказал Хенрик.
- Как я выгляжу? - спросила пани Барбара.
- Великолепно.
- Я всегда верила в народ! - крикнула она. - Черт бы вас побрал с вашими интеллигентскими комплексами. - Она обняла Хенрика и стала что-то шептать ему на ухо, быстро и бессвязно, что-то о Чесеке.
- С этого дня я сторонница народа, простота чувств, безошибочность реакции. Чесек! - крикнула она. - Allons!
Подошел Шаффер с бокалами шампанского на подносе.
- Предатель, - успел шепнуть Хенрик. Пани Барбара взяла бокал и тяжело села.
- Сначала выпьем, - сказала она уставшим голосом. Было похоже, что с ней вот-вот начнется истерика. - Хенрик, ты с нами, - потребовала она.
- Простите, но я должен разыскать Анну, - ответил он. Хенрик нашел Анну на лестнице, она дремала, прислонившись головой к балюстраде. Лицо ее было искажено гримасой боли, должно быть, ей снились кошмары. "Так будет всегда, - подумал он, - такими будут наши сны". Анна застонала, ее обидели, наверно, у нее отнимали что-то дорогое, а может быть, она видела чью-то смерть или как били ее мужа, она скулила жалостно, как собачонка. Хенрик погладил ее по коротко остриженным волосам.
- Пани Анна, - выдавил он.
Она открыла глаза. Протерла их рукой и вздохнула.
- Что вы здесь делаете? - спросил Хенрик.
- Жду вас.
- Меня? - спросил он недоверчиво.
- Я хотела вам сказать, что Смулка не пришел.
- Вы с ним не виделись?
- Нет. Шеф сообщил, что Смулка лег спать, и орал, что разобьет голову каждому, кто попытается его разбудить.
- Он забыл о вас, я вам сочувствую.
- Меня лично это не очень задело, - сказала Анна с улыбкой. "Как она это умеет! - подумал он. - Где она научилась этой игре взглядов, улыбок, небрежно брошенных слов, слов, которые нельзя забыть, которые берут в плен и покоряют. Она обворожительна. Мне хочется целовать ей руки, которыми она обхватила свои колени, я сажусь возле нее и заглядываю ей в глаза, ее глаза почти синие в мерцающем свете свечи, они ласковые и слегка улыбающиеся". Хенрик наклонил голову.
- Что вам снилось? - спросил он.
- Не помню.
- Вы плакали.
- Правда? - удивилась она. Снизу донесся голос Шаффера:
- Шампанское, герр профессор!
Немец стоял в темном зале; на подносе, который он держал, сверкали хрустальные бокалы.
- Хотите выпить? - спросил Хенрик.
- Да! - Она сказала это с неожиданной экзальтацией. Хенрик сбежал по лестнице и, не глядя на Шаффера, взял с подноса два бокала.
- Я не предатель, - сказал немец, шатаясь.
Хенрик не ответил и стал осторожно подниматься по лестнице, боясь разлить шампанское. Он слышал за собой неуверенные шаги немца. Хенрик подал бокал Анне. Они чокнулись, понимающе улыбаясь.
- Я не предатель.
Возле них, на две ступени ниже, без подноса, с бокалом в дрожащей руке стоял Шаффер. Вина в бокале осталось уже немного.
- Вы удостоите меня большой чести, профессор, и вы, пани, если соизволите со мной выпить, - сказал Шаффер.
- Что случилось? - спросила Анна по-польски.
- Он проболтался шефу, что я пошел на почту.
- Это очень важно?
- Очень. И он это понимает.
- Позвольте объяснить, - сказал Шаффер. - Пан бургомистр сам заметил, что вас нет. Сначала он спросил пани, не так ли, где пан Коних, я это хорошо понял, а вы ответили, что не знаете.
- Благодарю вас, Анна, - вставил Хенрик.
- Потом он спросил меня. Я тоже ответил, что не знаю, но потом пан бургомистр напомнил, что он здесь бургомистр, и отдал мне приказ, он подчеркнул, что это именно приказ, и велел проводить его на почту. Вы же знаете, пан профессор, что такое для немца приказ.
- Пан Шаффер, - перебил Хенрик, - я сейчас вам скажу, что я думаю об этом культе приказа. Я думаю, что его так разрекламировали только потому, что он выгоден. Обычно выполняются те приказы, которые нравятся. Вы создали миф о себе как о тупых службистах для обмана окружающих.
- У вас очень оригинальный взгляд, Herr Professor.
- Гораздо менее, чем вы думаете. Вот у вас, пан Шаффер, хронический катар желудка и что-то там еще, хотя был приказ, что каждый немец должен быть здоровым и охотно погибать за родину. Мне хотелось бы поговорить с доктором, который вас обследовал.
- Его здесь нет, но не подумайте, что я жалею, что не погиб за родину.
- Я не виню за это ни вас, ни вашего доктора. Я даже вас за это уважал, пан Шаффер. Но сейчас, когда вы притворяетесь жертвой дисциплины, вы перестали мне нравиться.
- Позвольте выпить этот бокал за здоровье дамы?
- Пейте, Шаффер. Вы ничем не загладите своей вины, потому что отплатили мне черной неблагодарностью. Это я нашел вас и вернул к жизни. Я чувствовал себя почти вашим отцом.
- Хочу заметить, герр профессор, хоть это может показаться и нахальным, что я существовал до того, как вы сюда пришли. У меня сорок лет в Грауштадте дело, мужской и дамский салоны.
Хенрик молчал. Вступать в дискуссию? Рассказывать, что они творили у нас? Безнадежно. Он никогда этого не поймет. Останемся на уровне намеков и метафор.
- В нашем сознании, - сказал наконец Хенрик, - вы не существовали. Вас придумал я. Был пустой городок и вой ветра. Потом появилось бездыханное тело. Присутствующая здесь пани советовала прошить его пулями. Но я вдохнул в него жизнь. В то время как вы своей болтовней едва не лишили меня жизни.
- О чем идет речь?
- Бургомистр хотел меня застрелить.
- Я ничего не понимаю, - сказала Анна. Шаффер поклонился.
- Вы меня создали, профессор, а теперь боитесь, как бы я не сорвал яблоко с древа познания. Мне все равно, я могу и не знать.
Но я видел здесь одну вещь, которая может вам пригодиться. Не хотите ли пойти со мной?
"Теперь предаст его", - догадался Хенрик. Он пошел за Шаффером в подвал. Прошли кухню, в которой догорали свечки, и оказались в темном помещении склада. Шаффер чиркнул спичкой и пробормотал:
- Слава богу, кажется, никто не взял. Вот! - вдруг воскликнул он.
Спичка погасла.
- Что там? - спросил Хенрик.
- Оружие. Легкий пулемет.
- Посвети.
Шаффер чиркнул спичкой. Хенрик опустился на колени. "Господи, - подумал он, рассматривая оружие, - только бы не попало в руки Мелецкому!" Спичка погасла.
- Вы стояли на коленях, как перед божеством, - услышал он голос Анны.
Хенрик поднялся. Шаффер снова зажег спичку.
- Погаси, - сказал Хенрик, хватая старика за руку.
Они оказались в полной темноте. Хенрик не отпускал руку парикмахера.
- Об этом оружии не должен знать никто, вы поняли?
- Конечно. Оно вам пригодится?
- Может быть. Выйдем отсюда впотьмах. Держите язык за зубами, пан Шаффер.
- Конечно.
- Даже если прикажет бургомистр?
- Создатель немного больше, чем бургомистр, - ответил парикмахер.
- Наконец мы понимаем друг друга.
Когда они вошли в вестибюль, Хенрик распорядился:
- Теперь, пан Шаффер, идите в зал. Если будут спрашивать о нас, вы ничего не знаете.
Когда Шаффер ушел, Хенрик сказал Анне:
- Нужно посмотреть, что делает Смулка. Возьмите, пожалуйста, фонарь.
Некоторое время они блуждали по коридорам, среди теней и бликов, прыгающих по стенам, вытягивающихся по полу, когда наконец за каким-то очередным поворотом нашли дверь номера, который выбрал себе Смулка. Анна остановилась.
- Что такое? - спросил Хенрик.
- Когда он меня увидит, к нему снова вернется амурное настроение.
- Я войду один.