- Посмотрите на меня, - потребовал Крамер. Миссис Джонсон медленно повернула к нему лицо. Он заметил, что она дрожит. И как-то вдруг постарела. Крамер начал сверху. Шляпка из мягкой черной соломки, украшенной атласными розами, которые давно уже оставили попытки подражать розам настоящим. Волосы под ними - седые, очень мягкие, нисколько не вьющиеся. Лицо широковатое, но не слишком. Что поражало, так это немая мука, стоявшая в глубоких карих глазах, у белков которых вовсе не было обычного для мулатов желтоватого оттенка, и в морщинках, глубоко врезавшихся по углам ласковых губ. Красивая шея была удивительно гладкой. Руки, крепко сжатые на черной юбке - сильные, но тонкие, с мелкими веснушками. Маленькие ноги.
Ясно было, что смешанной крови в ней - ничтожная доля. И когда-то миссис Джонсон должна была быть настоящим подарком для мистера Джонсона.
- Вы испуганы, - сказал Крамер.
Миссис Джонсон кивнула, с трудом владея собой.
- Почему?
- Не хочу неприятностей.
- Но если вы говорите неправду, то должны быть к ним готовы.
Она снова нерешительно кивнула.
- У вас нет ещё носового платка?
Миссис Джонсон послушно порылась в сумке и потрясла её, чтобы достать до дна. При этом на сиденье выпала вырезка из газеты.
Крамер взял её в руки и подержал так, чтобы показать заголовок: "Загадочная смерть загадочной девушки".
- Понимаете, о чем я? Одному из моих людей вы сказали, что не знали о полицейском расследовании обстоятельств смерти мисс Ле Руке.
- Он не сказал мне, какого расследования.
- Это не ваше дело. Еще вы сказали, что живете здесь, на Биддулф Стрит.
- Мне очень жаль.
- Вам жаль! Кто вас послал?
Миссис Джонсон нахмурилась.
- Никто меня не посылал. Я взяла и приехала.
- Откуда?
- Из Дурбана.
- Почему?
- Я уже говорила тому, другому полицейскому…
- Что вы портниха и все такое?
- Я портниха.
- И вы знали мисс Ле Руке?
- Она была когда-то моей заказчицей.
- И тоже жила в Дурбане?
- Да.
Крамер долго смотрел в упор на миссис Джонсон. Та беспокойно шевельнулась, но взгляда не отвела.
- Ну ладно, - зачем вы приехали?
- Что-то меня просто заставило. Чудная была девушка эта мисс Ле Руке. Просто ужасно, что с ней такое случилось. Я прочла об этом и так расстроилась, что ни о чем другом и думать не могла. У неё была такая дивная кожа…
- При чем здесь это? - взорвался Крамер, теряя терпение.
- Я… я не знаю. Только я все время о ней думала.
- Почему вы солгали сержанту?
- Потому что я боялась сказать ему правду. Ведь я… Цветным нельзя совать нос в такие дела…
Миссис Джонсон вообще слишком уже подчеркивала свои расовые проблемы. Это, а также некоторые слабые места в её истории возбудили у Крамера сомнение, не был ли он все-таки прав и не сбежала ли она в тот грязный сортир для цветных только чтобы укрыться от него.
- У вас есть с собой какие-то документы, подтверждающие, кто вы и где живете?
- Нет, никаких. Извините.
Крамер нахмурился, но не рассердился. Миссис Джонсон была первым звеном цепочки, ведшей от мисс Ле Руке, и от неё явно можно было кое-чего добиться. Но основной проблемой было время. С момента появления сообщения в прессе началась гонка. Каждый прошедший час был в пользу убийцы. А судя по тому, как шли дела, ему до ночи не добиться от миссис Джонсон всего, что она знала. Жаль, что она такая старенькая и хрупкая.
Крамер понимал, в каком он положении. Были дни, когда он мог насладиться допросом, словно симфонией; с разнородными часами, четким контрапунктом и заключительным победным и ликующим финалом. Но были и другие дни, когда ему нужна была правда и только правда. Гершвин имел случай узнать, что это такое.
И миссис Джонсон, как показалось, тоже это почувствовала. Поставив на колени сумку, словно пытаясь защититься, она с возрастающей тревогой смотрела на молчащую фигуру рядом. Неожиданно лицо Крамера озарила спасительная мысль.
- Тело ещё не было формально идентифицировано, - сказал он. - Вы говорите, что знали мисс Ле Руке - поедем посмотрим, она ли это.
После долгого молчания женщина кивнула.
Крамер включил рацию. Узел связи отозвался почти сразу.
- Говорит лейтенант Крамер. Нужно передать срочное указание в похоронную контору Аббота. Указания следующие: через десять минут приготовить Ле Руке для формального опознания. Пусть приготовят стол. И передайте им, что это от меня. Ясно?
Дежурный подтвердил прием и отключился.
Формальное опознание было рутинной процедурой и не предполагало ничего чрезвычайного. Но если использовать стол вместо выдвижного ящика, то под безжалостным светом результаты деятельности доктора Стридома предстанут во всей красе. И это должно вызвать шок.
Телефонограмму принял Фартинг, ибо Аббот обедал в своем клубе. Это его весьма расстроило. Настолько расстроило, что он снова закинул ноги на письменный стол и решил не делать вообще ничего, пока у него не кончится обеденный перерыв. Последнее время ему приходилось нелегко, ведь он ещё и учился по вечерам. Пожалуй, это было даже потруднее, чем раньше, когда он работал санитаром.
Кроме того, он только что получил из Британского института бальзамирования новое пособие и глава о бактериологии его весьма заинтересовала. Придется ему предупредить шефа о том, как тот рискует, проделывая некоторые вещи.
Но тут его начала мучить совесть и он наскоро пролистал главу о хирургической реконструкции, чтобы взглянуть на иллюстрации. Они были прекрасны.
- Ну-ну, - твердил он сам себе, бродя по моргу, - а они-то: - Этого тебе никогда не сделать, Фартинг, образование не то… Посмотрим!
Он как раз открывал холодильник, когда вошли Крамер с миссис Джонсон. То, что он увидел, Крамеру не понравилось. Ему не нравилось, когда не выполнялись его приказы, и ему не нравился этот молодой человек. Слишком молод и слишком фамильярен.
И тут события приобрели совершенно неожиданный оборот. Фартинг выдвинул ящик. Миссис Джонсон удивительно торопливо кинулась к нему. Фартинг осторожно откинул простыню. Старушка тихо вздохнула.
При взгляде на неё что-то приковало Крамера к месту. Он понимал, что где-то уже видел это выражение лица, видел у кого-то другого, но никак не мог вспомнить, где - это было выражение крайнего отчаяния, такого глубокого, что становилось даже больно.
Фартинг заметил, что женщина пытается о чем-то спросить.
- Простите? - хотел он ей помочь.
- Остались… на её теле остались какие-то следы?
Крамер одним прыжком оказался возле неё и схватил за руку.
- Почему вы об этом спрашиваете?
Миссис Джонсон вырвала руку, лицо её залилось злым румянцем.
- Я вам уже говорила, молодой человек - у неё была дивная кожа.
И тут Крамер заметил, что и у неё прекрасная кожа, особенно когда её оживил этот румянец. И ещё он заметил такое, что перехватило дыхание. Увидев их вместе, мертвую девушку и старую женщину, стоявшую рядом, он понял, насколько они похожи, не целиком, но множеством мелких черточек.
- Вы её мать?
- Да. - Гордо прозвучало в ответ. Фартинг немного подождал, потом снова накинул простыню.
- На теле её не было никаких следов, миссис Джонсон, - спокойно сказал Крамер.
Гопал вовсе не был рад снова увидеть Зонди, но Муса - был. Четверг, заявил он, для него самый тяжелый день. На Траард Стрит собирается слишком много торговцев и слишком много коптящих грузовиков, - почему, он и сам не знает. Обычно он как-то сносит рев клаксонов и крики торговцев, но в четверг они его слишком отвлекают, так что трудно становится штудировать довоенное издание энциклопедии, которое он перечитывает уже в третий раз. И хотя он уже одолел главу "Ископаемые" и с нетерпением ожидал, когда наступит черед главы "Ислам", в четверг всегда разумно предпочитал углубиться в американские комиксы.
Зонди продолжал свою речь и объяснил ему судьбу Гершвина и двух его подручных. Они за решеткой, и на этот раз надолго.
- Грязная работа, - ворчал Муса, - чертовски грязная. Ты уже сказал об этом Гопалу?
- Он не любит видеть в своем магазине черных, если, разумеется, они не пришли тратить деньги.
Муса вздохнул.
- Он крутой. Он очень крутой.
Зонди позволил ему поразмышлять над недостатком хозяйского характера, а потом философски обронил:
- Есть работа и работа.
- Что вы хотите сказать, сержант?
- Существует множество разных занятий, чтобы заработать деньги.
- Ага, деньги! Только их Гопал считает главным. А я что - нет, двести раз ему говорю, что человека создает образование. Ему же только и нужно, чтобы в пальцах шуршали бумажки.
- Серьезно?
- Точно, точно. Он такой жадный, что когда я в тот вечер взял с полки пакетик бурских орешков, то их тоже вписал в свою расходную книгу.
- И ждет, что ты ему за них заплатишь?
Муса рассмеялся смехом грустного клоуна.
- И все равно, откуда берутся деньга, а, Муса?
Индус искоса взглянул на Зонди.
- Я не при чем, - мрачно заявил он и дал понять, что огорчен, когда Зонди расхохотался.
- Ты, конечно, человек образованный, Муса?
- Я изучаю жизнь.
- У тебя зоркий глаз и хороший слух? Можешь интеллигентно рассуждать?
- Этим я отличался всегда.
- Ладно. Хотел бы ты получить такую работу, где бы сам распоряжался своим временем - и даже тем, чем тебе заниматься?
- Нужно сказать, это очень интересно, сержант. А что за работа?
- Сейчас мы проверим твои способности, - ответил Зонди. - Будь внимателен.
Муса вначале не понял. Но до него сразу дошло, когда Зонди достал из кармана две однорандовых банкноты и сунул их меж страниц "Энциклопедии".
- Приличные деньги и никаких налогов, - шутливо подчеркнул Зонди.
- И чертовски опасные. Я мыслитель, а не человек действия, сержант.
- Это ерунда, Муса, нечего бояться. Я не думаю, что человек с твоим умом может попасться тем типам, что меня интересуют.
Муса поморщился.
- Всякое случается - протянул он польщенно, но осторожно.
- Но вряд ли случится снова, особенно теперь, когда ты столькому научился. Ну, как? Для тебя это может быть и маленькой местью, если договоримся.
Муса пролистал том до банкнот.
- А это за что? - спросил он.
- За подсказку насчет машины из Лесото.
- Так это вам помогло?
- Пока ещё нет - нужно узнать побольше и быстро. Так что наш маленький подарок можешь считать залогом, если хочешь.
Говоря это, Зонди взял какую-то книжонку и удивленно взглянул на обложку.
- Джеймс Бонд, - заметил Муса. - Ты о нем что-нибудь читал? Неплохо.
- Я о нем слышал, - ответил Зонди и небрежно воткнул книгу на место.
Муса надолго задержал взгляд на блондинке, сомлевшей в объятиях Бонда.
- Ну, мне нужно возвращаться, - бросил Зонди от дверей. - А с этим делом надо бы поскорее. Может, ты успеешь до вечера, а, Муса?
Запах цветов был слишком силен. Крамера начинало от него тошнить, пока на складе похоронной конторы сидел возле миссис Джонсон, дожидаясь, пока та выплачется. Потом он решил зайти к фартингу, заодно и записать его показания.
- Ей там удобно? - спросил Фартинг, когда он подошел к стойке. - Меня так удивило, когда вы сказали, что наш выставочный зал не подходит. Никогда бы не подумал!
- Имя? - невозмутимо спросил Крамер.
- Джонатан Фартинг.
- Адрес?
- Я живу здесь, за магазином.
- Вы забирали ту девушку с Барнато Стрит?
- Да, я организовывал перевозку.
- Один?
- У нас есть одна из самых современных каталок, с поручнями и колесами.
- Понимаю. В связи с этим вы ничего не припоминаете?
- Все шло очень гладко. Там я её погрузил, тут выгрузил.
- Мне кажется, вы не относитесь всерьез к своей профессии?
- Честно говоря, лейтенант, меня эта сторона дела не слишком занимает. Меня скорее интересует…
- Меня это не интересует, Фартинг. Расскажите мне, что вы видели в доме.
- Ну, все обставлено было со вкусом, да? В спальне - очень красивые шторы, я Бог весть сколько ищу такие. Крамер тяжело вздохнул.
- А девушка? Ну, меня удивило, что она лежит так спокойно и аккуратно: и покрывало на постели, и все вокруг нетронуто. Да, ещё я чуть не забыл - я погасил её ночник.
- Он был включен?
- Да, но только он один. Только потом я заметил, что все остальное выключено.
- Но отпечатков пальцев вы не оставили. Как это?
- Можно сказать, разница между старой и новой школами. Я всегда в перчатках.
- Ага. - Крамер закрыл блокнот.
- Пожалуй, все, Фартинг. Но вот что скажите мне: почему вы не занялись мисс Ле Руке сами, а оставили это Абботу?
- Ну, на холоде это не к спеху. Кроме того…
- Да-да?
- Я лично предпочитаю с женщинами не работать.
- А Аббот?
Но в эту минуту вошли три местных почтальона, у которых был выходной, все трое примерно одного роста, собираясь переодеться в форму носильщиков и заработать себе на пиво. Извинились за четвертого, который не смог прийти, - заболел.
Крамеру пришлось оставить Фартинга, в панике кинувшегося искать замену, и вернуться взглянуть, как там миссис Джонсон. Та сидела совершенно прямо, глаза сухие, уже без шляпки.
- Кто-то мою девоньку убил, - встретила она его.
- Да. И теперь вы поможете нам выяснить, кто это был?
- Если смогу.
- Спасибо, миссис Джонсон.
- На самом деле меня зовут Френсис. Джонсон - моя девичья фамилия.
- Но все-таки Гледис?
- Да.
- Отлично, Гледис, так будет лучше. Ваша дочь выдавала себя за белую.
Миссис Френсис едва заметно улыбнулась.
- Можно это назвать и так.
- Ловко у неё получалось, - заметил Крамер. - Нигде в доме - никаких следов её прошлого. И шпион бы не сумел лучше. Единственное, что я нашел - маленькая фотография.
- Где она была?
- В медальоне сердечком.
Женщина закусила губу.
- На ней был её отец.
- Послушайте, Гледис, было бы лучше начать с самого начала.
- Это необходимо?
- Мне это может помочь понять все остальное.
На неё это явно произвело впечатление. Крамер уселся в кресло, которое Фартинг притащил из часовни, и начал писать.
- Родились вы в Кейптауне?
Ее невеселый смех весьма удивил его.
- Почему вы, белые, считаете, что все цветные родились в Кейптауне?
- А где тогда?
- В Дурбане.
- И?
И авторучка Крамера уже почти коснулась бумаги, чтобы записать дату рождения. Но через миг рука его упала вниз.
- И родилась я белой, - сказала миссис Френсис. - Все мы родились белыми. Вся семья. И так белыми мы и жили.
Глава одиннадцатая
За эти годы Крамеру случалось записывать самые невероятные показания. От бессвязных нареканий на поведение соседских псов до коротких покаянных признаний родителей, не уследивших за своими детьми при купании. Не раз ему приходилось вносить в свой блокнот еле слышные, произносимые в агонии последние слова умирающих. Это должно было бы приучить его в любых обстоятельствах вести себя прежде всего как профессионалу - но тут он сдался уже после десятка страниц. Дал миссис Френсис выговориться, и только временами кое-что помечал. Мозг его требовал отдыха. Нельзя сказать, что он его получил.
- Через год после того, как мы поженились, переехали в квартиру на Эспланаде, - рассказывала миссис Френсис. - Это называлось "Пальмовый двор" - один из тех небоскребов, где на верандах полно морского песка. Там постоянно носилось много детей, было немножко шумно, но хорошо.
Тесси была нашим первым ребенком. Чудная девочка, хотя часто по ночам плакала. Пат сказал - "и довольно!" - и если учесть, что занимал весьма скромный пост в автопарке, его можно понять. Леона мы не планировали, просто так получилось, если вы понимаете, что я имею ввиду, но кое-как мы справились. Пока они были маленькими, ничего. Но потом им стало требоваться все больше. Прежде всего Тесси. У неё нашли большие способности к музыке, пришлось купить пианино. Тогда я начала шить, чтобы хоть немного подработать.
Ну а Тесси делала большие успехи. Однажды ко мне пришла учительница музыки, некая миссис Кларк, и сказала, что пора Тесси взять другого учителя. Я была потрясена. Почему, Господи, - спросила я, - что Тесси натворила?
Тут миссис Кларк рассмеялась.
- Вы что, не понимаете? Тесси сдала все экзамены и получила столько отличий от Королевской академии музыки, что уже достигла моего уровня.
- Вы хотите сказать, что она могла преподавать музыку? - спросил Крамер.
- Да, вот именно. Миссис Кларк, эта милая старая дама, научила Тесси всему, что умела сама. Больше она ничего дать ей не могла. И вот я сказала Тесси, что случилось, а она заявила, что лучшим учителем для неё был бы один бельгиец из оркестра - я имею ввиду из городского оркестра. На другой же день я отправилась к нему, и он согласился, раз мы могли платить, и немало, поверьте. Пат и я обсудили все это и решили, что следует дать ей шанс. Я возьму ещё работу и рассчитаю служанку, а Пат попытается набрать сверхурочных.
- И вы так и сделали?
- Да. Но тут начал злиться Ленни - Леон. Тогда еще, правда, ничего серьезного. Он хотел стать пилотом, понимаете, но отставал по математике. Спросил отца, не могли бы мы нанять репетитора, и тот согласился. Тесси ведь брала уроки, правда?
- Он завидовал сестре?
Миссис Френсис рассмеялась.
- Временами он срывался, но в семье ведь всякое бывает.
Крамер трижды подчеркнул слова о зависти.
- Продолжайте. Что же было дальше? Он сдал экзамены?
- Такой возможности у него уже не было.
- Почему? Где он учился?
- В средней школе в Дурбане. Но это тут не при чем. От того, что он слишком много работал, Пат в конце концов заболел. Дела шли все хуже и ему пришлось ехать в Эддингтон, где врачи сказали, что это туберкулез.
И тут миссис Френсис умолкла, как отрезало. Испугавшись, что она не сможет продолжать, Крамер сорвал гвоздику и поднес ей.
- Понюхайте, чудный запах…
- Как странно, - пробормотала миссис Френсис, - в больнице всегда было полно гвоздик. Наверно, потому что на улице ими торговало множество индийской детворы. О чем это я говорила? Ах, да. Пат отправился на очередное обследование, и вдруг нам оттуда прислали записку, что он переведен в другую больницу. Помню, как я это прочитала и побежала к соседям, чтобы от них позвонить.
- Но почему?
- Думала, что произошла ошибка. Сказала девушке в Эддингтоне, что хочу знать, где мой муж. Спросив его имя, она надолго отошла от телефона. Когда вернулась, спросила, получила ли я записку. Потому и звоню, - сказала я, ведь там написано, что Пат отправлен в больницу для туземцев.
Крамеру некуда было смотреть, кроме прямо на нее.
- Ну, тут моя соседка не выдержала, вырвала у меня трубку и начала высказывать той девице все, что думала. И вдруг сразу умолкла и положила трубку.