В "Болтливой служанке" по чьей-то злой воле вполне респектабельные люди вовлечены в круг шантажа.
Из сборника "ТЕРРА-Детектив" (1997)
Содержание:
-
Фред Кассак - Болтливая служанка 1
-
Прелюдия 1
-
Часть первая - (allegro поп troppo) 4
-
Часть вторая - (allegro con grazia) 6
-
Часть третья - (allegro molto vivace) 10
-
Часть четвёртая - (allegro agitato ed. appassionato assai.) 15
-
Часть пятая - (adagio lamentoso) 21
-
-
Примечания 23
Фред Кассак
Болтливая служанка
Прелюдия
Звонок застиг Александра Летуара в момент, когда он третий раз за ночь пытался подвергнуть супругу своего директора утонченным истязаниям и она наконец готова была сдаться на милость победителя, в подтверждение своей доброй воли приступая к многообещающим приготовлениям.
Директорская жена улетучилась, и взору вырванного из сладкого сна Летуара предстала унылая действительность: беспорядок, растрескавшийся потолок, выцветшие обои, полная вонючих окурков пепельница и остановившиеся стенные часы.
Летуар разразился ругательствами, в коих к имени Господа присовокупил дома терпимости. Звонок раздался снова, и Летуар высказал пожелание, чтобы сам Вельзевул предался со звонящим противоестественному занятию. Но потом, вспомнив, что сегодня суббота, он понял, что звонит не кто иной, как служанка, а на нее не польстится даже не особенно разборчивый дьявол.
Скривившись, он встал, одной рукой нашарил стоптанные шлепанцы, другой - очки, накинул халат и пошел открывать.
- Доброе утро, господин Летуар. Как дела?
Летуар промямлил что-то, предаваясь размышлениям о том, сколь многозначно слово "женщина". Он не переставал изумляться: как так получается, что этот термин с равным успехом приложим и к этой Жоржетте Лариго, и к супруге его директора?
Войдя, Жоржетта направилась на кухню. Она являлась по субботам утром вот уже два месяца. И вот уже два месяца по субботам утром, впуская ее, Летуар машинально раздевал ее глазами - уж так привык он поступать со всеми женщинами, попадавшими в его поле зрения. Решительно, нет: здесь делать нечего. Ее ноги созданы, похоже, исключительно для того, чтобы ходить. Ягодицы также являли собой нечто плоско утилитарное. Тощие груди не вдохновляли. Что касается головы (каковую у женщин он в любом случае рассматривал как отросток второстепенной значимости), то и на ней все было сугубо функционально. Вся же совокупность - не красивее и не уродливее кухонного электрического комбайна - охоту к критике отбивала столь же бесповоротно, сколь и охоту в прямом смысле этого слова - даже у мужчины, свободного от предрассудков и всегда расположенного отыскать в любой женщине что-то привлекательное.
А ведь Жоржетте едва исполнилось сорок! "Прекрасный возраст для женщины! - мысленно скрежеща зубами, думал Летуар. - Возраст, в котором сексуальный расцвет обогащен опытом. Вот уж не повезло мне! Будь эта швабра хоть чуток поаппетитнее, я бы занимался с ней любовью, а она занималась бы моим хозяйством - к обоюдному, так сказать, удовольствию. Мне не пришлось бы оплачивать ее социальное страхование и таскаться по бабам, что дало бы существенную экономию. Не говоря уж о пользе для души и тела. Для сластолюбца воздержание пагубно".
Жоржетта между тем вернулась из кухни. Она успела снять пальто, облачиться в блузу в красную и синюю клеточку, переобуться в тапочки и повязать на голову розовую косынку.
Летуару же грезились субретки в мини-юбках, в черных чулках, в туфлях на шпильках и со щедрым декольте. У него, как обычно, зачесались руки выставить Жоржетту за дверь. И, как обычно, он от этого воздержался: с его вечным невезением по женской части у него были все шансы нарваться на еще более страшную уродину, променять шило на мыло. И лишиться даже того немногого, что он имел. Потому что работа у Жоржетты спорится, этого у нее не отнимешь. Так что если во всем искать и светлую сторону, стоит согласиться, что трудолюбие и чистоплотность - не самые бесполезные качества для служанки.
- Я могу прибрать в спальне?
- Валяйте.
"Будь я материалистом, в слове "служанка" главным для меня был бы корень. Мне же в нем явственнее всего слышится окончание женского рода. Несомненное доказательство того, что я идеалист".
Так размышлял Летуар, готовя себе завтрак. Чашка повторяла округлость женской груди. Длинный фаллос ножа вонзился в податливую мякоть хлеба. Молоко поднялось белой пеной. Летуар выключил газ и предался сладостным мечтаниям о том, как он проведет сегодняшний вечер.
У каждой свои достоинства и недостатки. Белокурая Бетти - профессионалка высокого класса, но на языке у нее одни деньги. У грузчицы - самый монументальный круп на бульваре Батиньоль, но у нее что-то посвистывает при каждом выдохе. Длинноносая славится одной своей штукой, которая просто-таки сводит с ума, но у нее всегда такой донельзя скучающий вид. Лолотта и Пепе работают дуэтом, и обе на редкость изобретательны, но обладают досадной склонностью прыскать со смеху в самый неподходящий для этого момент.
Так размышлял Летуар, макая в обжигающий кофе свой длинный и твердый круассан, когда в дверь вдруг зазвонили.
Поначалу он решил, что это почтальон. Но почтальон всегда звонит дважды, а сейчас звонок надрывался многократными нетерпеливыми трелями.
Летуар положил свой враз обмякший круассан на стол. Звонок явно не сулил ничего хорошего.
С тряпкой в руке на пороге возникла Жоржетта, с бесстрастностью вокзального информатора объявила, что кто-то звонит в дверь, и замерла в ожидании дальнейших указаний.
- Сходите взгляните, кто там.
Пока она удалялась, глаза Летуара по собственной инициативе и повинуясь стойкому условному рефлексу устремились на те части ее ходильных приспособлений, что выступали из-под клетчатого передника, но сам Летуар остался недвижим, напряжен и обращен в слух.
Он услышал, как Жоржетта отворила дверь и мужской голос осведомился, дома ли господин Летуар. Голос был знакомый, и Летуар ощутил, как его досада перерастает в тревогу.
- Он дома, - ответила Жоржетта, - но не одет.
- Оденется позже. У меня к нему разговор.
Дверь захлопнулась: Жоржетта впустила посетителя. Летуар почувствовал, что сбываются его худшие опасения. Он с горечью подумал о превратностях судьбы и о хрупкости счастливых мгновений: минуту назад он думал исключительно о любви, о ее забавах и радостях, а теперь непрерывным потоком извергает адреналин.
Неохотно поднявшись, он придал лицу выражение безукоризненной честности и побрел навстречу гостю.
Встреча состоялась в присутствии Жоржетты в его небольшой гостиной. Улучив момент, пока вошедший снимал шляпу и клал ее на стол, Летуар ногой запихнул под диван последний номер "Парижского алькова", валявшийся на полу и во всей красе многокрасочной печати демонстрировавшей прелести несравненной Магды (коими благодаря приложенным к журналу двухцветным очкам можно было любоваться и в рельефном изображении).
- Дорогой господин Гродьё! - протянув руку, преувеличенно любезно воскликнул Летуар, - вы здесь, у меня? В субботу утром? Чем я обязан этому удовольствию? Простите мой вид, но…
- Знаю, час ранний, - отрезал гость. - Но мне необходимо было увидеть вас как можно раньше.
Он сделал вид, что не заметил протянутой руки. Говорил он со значением, опустив глаза долу. Летуар почувствовал, как улетучивается последняя надежда на то, что его опасения окажутся беспочвенными. Тем не менее он решил притворяться до конца:
- Неужели это так срочно? Ничего не понимаю! Когда мы вчера вечером прощались в агентстве…
- Когда мы вчера вечером прощались в агентстве, я еще не…
Гродьё запнулся, кашлянул и деликатно указал глазами на Жоржетту, с благожелательным интересом внимавшую их разговору.
- А?.. Ах да, Жоржетта, сходите за продуктами!
- Прямо сейчас? - удивилась Жоржетта.
- Не-мед-лен-но.
- А что купить? У вас есть все: молоко, масло сливочное и постное, уксус, корнишоны, горчица…
Ответ на мгновение обескуражил Летуара. Он действительно ни в чем не нуждался, тем более что обедал и ужинал всегда в кафе самообслуживания на Больших Бульварах, где его ненасытному взору беспрепятственно открывался вид на ножки тамошней кассирши.
- Принесите… э-э… соус "Бешамель" в тюбике.
- А что, есть и такой?
- Да-да, но он очень редко бывает. Ищите во всех магазинах!
- Боюсь, это займет много времени. В вашем предместье все лавки черт-те где!
- Можете не торопиться.
- Тогда я возьму ключ, чтобы не беспокоить вас, когда вернусь?
- Да. Он в двери. Ну, идите же!..
- И халат снимать не буду. Надену пальто прямо поверх: быстрее обернусь.
- Да-да, конечно.
Гродьё дожидался ухода Жоржетты молча, упорно не сводя глаз с носков своих ботинок. Летуар, исподтишка наблюдая за ним, думал, что ему всегда следовало бы опасаться этого высокопарного кретина, который на его памяти ни разу даже не оглянулся на женщину. За Жоржеттой захлопнулась дверь.
- …Когда мы вчера вечером прощались в агентстве, я еще не проверял содержимое сейфа.
Итак, вот оно. Случилось самое худшее. Только сейчас, по степени овладевшего им смятения, Летуар смог оценить, сколь безрассудно он до этой минуты уповал на чудо.
- Так вы его проверили? - пролепетал он.
- Ну да. Внеплановая проверка. Вам не повезло, Летуар. Я и не знал, что вы так остро нуждаетесь в деньгах. Впрочем, содержать такой особняк, как у вас, да еще с садом… Вы приобрели его совсем недавно, не правда ли?
- Позвольте, уж не намекаете ли вы, что…
- В агентстве лишь три человека имеют доступ к сейфу: господин директор, вы и я. Господин директор уже неделю как за границей и вернется лишь на будущей неделе. Что касается меня, то я знаю наверняка, что мне не в чем себя упрекнуть…
- Мне тоже! - вскричал Летуар, с прискорбием отдавая себе отчет, что его протест звучит не менее фальшиво, чем очередное правительственное опровержение.
- Послушайте, не надо усложнять мне задачу, - сказал Гродьё. - Я и так уже провел бессонную ночь, решая, не следует ли без промедления доложить о вас президенту компании? Но в таких делах с ним шутки плохи: он не из тех, кто отказывается от судебного преследования, довольствуясь увольнением. Он из тех, кто предает виновного в руки правосудия. Доложить ему о вас - предательски, за вашей спиной, без предупреждения - это выше моих сил. Вот я и решил Дать вам шанс…
Гродьё выдержал паузу. Летуар, который с первых слов коллеги затаил дыхание, смог наконец вздохнуть свободнее.
- Летуар, - драматическим тоном воззвал Гродьё, - верните мне эти деньги. Давайте договоримся, что это была минутная слабость, и забудем об этом. Иначе…
- Иначе что?
- Иначе я прямо от вас направляюсь к президенту Ребиньюлю и ставлю его в известность о пропаже из сейфа агентства (…) франков.
- Вы не сделаете этого, дорогой коллега! - воскликнул Летуар, про себя подумав, что этот мрачный болван как раз вполне на это способен.
Впрочем, Гродьё и сам поспешил его заверить:
- Непременно сделаю! Это вопрос принципа! Летуар, явите добрую волю, верните эти деньги!
Летуар разглядывал длинный и узкий лоб Гродьё, его орлиный нос, широко расставленные глаза, всю эту физиономию добропорядочного супруга, добропорядочного отца, добропорядочного гражданина, не обремененного страстями и пороками. Он спрашивал себя: да возможно ли, Господи, так закоснеть в своей честности, в своем супружестве, в своем отцовстве, в своей гражданственности и в своей нравственности, чтобы подобно Гродьё всерьез полагать, будто он, Летуар, запустил руку в сейф с целью обложить деньги про запас; чтобы ни на миг не заподозрить, что от этой суммы осталась от силы четверть: основная ее часть, пройдя через руки Лолотты, Пепе, Белокурой Бетти, Грузчицы и Длинноносой, влилась в национальную систему денежного обращения.
- Дорогой коллега, - вкрадчиво произнес он, - если я не ошибаюсь, вас ведь никто не уполномочивал проверять содержимое сейфа до возвращения директора нашего агентства, не правда ли? Таким образом, эта проверка, которую вы сами же назвали внеплановой, может рассматриваться как чисто личная инициатива?
- Совершенно верно…
- В таком случае не могли бы вы потерпеть до возвращения нашего директора, вроде как… э-э… ну, как если бы вы ничего не заметили?
Гродьё устремил на Летуара свой тусклый взгляд, который никогда не оживляла даже искорка сладострастия, и изрек:
- Это невозможно.
- Вот как?
- Зная о происшедшем, я уже не могу вести себя так, как если бы ни о чем не знал. Молчать после того, как наша встреча состоялась, означало бы стать вашим сообщником. Это означало бы проявить нелояльность по отношению к руководству, по отношению к близким, по отношению к себе самому! У меня есть жена, да, Летуар! У меня есть дети, да, Летуар! У меня есть совесть, да, Летуар!
- И со всем тем, что у вас есть, вы без колебаний донесете на меня господину Ребиньюлю, прекрасно зная, что он в свою очередь без колебаний предаст меня в руки правосудия?
- Это мой долг, Летуар.
"С самых юных лет, - подумал Летуар, - я не доверял чувству долга, которое не считается ни с какими жертвами. И я был прав: еще чуть-чуть, и я сам стану жертвой долга этого остолопа!"
- Но если господин Ребиньюль предаст меня в руки правосудия, - терпеливо продолжал он, - я рискую угодить в тюрьму, вам это известно?
- Если вы оступились впервые, то вам, возможно, дадут отсрочку приговора.
- Но до суда я буду под арестом!
- Вполне вероятно.
- Мне не позволят оставаться на свободе до тех пор, пока не дойдет очередь до рассмотрения моего дела! Это может тянуться много месяцев…
- А то и лет, - подтвердил Гродьё. - Правосудие во Франции медлительно. Зато неподкупно.
- Так что дадут мне отсрочку или нет, я буду месяцами, а то и годами гнить за решеткой.
- Это не смертельно.
Без баб-то не смертельно? Без баб?! Месяцы, а то и годы без запаха женщины! Без ласкающего глаза зрелища бесчисленных пар ножек в чулках под загар, в чулках в сеточку, в чулках с рисунком, в чулках с блестками, которые благодаря моде на мини-юбки превращают тротуары города в гигантские подмостки мюзик-холла "Консер-Майоль", напоминая Летуару райский ад его юношеских увлечений. Месяцы, а то и годы без возможности утолить с Белокурой Бетти или с Грузчицей свою всепоглощающую и непрестанно растущую жажду. Месяцы, а то и годы без возможности погладить чью-то лодыжку в нейлоновых бликах, расстегнуть чей-то лифчик…
От ужаса у него заледенела спина. Ему не разрешат даже выписывать "Парижский альков". Мир без женщин - ни из плоти и крови, ни на снимках. Да он загнется.
- Итак?
Голос Гродьё вырвал его из кошмара. Вздрогнув, Летуар растерянно повторил:
- Итак?
- Что вы решили?
- Это ваше последнее слово: деньги сейчас же или доклад господину Ребиньюлю? Третьего не дано?
- Боюсь, что третьего действительно не дано.
- Вы… и в самом деле не можете потерпеть… скажем, каких-то два-три дня? Вы же понимаете, что в мои планы с самого начала входило возместить взятое и я…
- Не утруждайте себя. Деньги при вас?
- Э-э… Конечно же, при мне! Конечно же! Что за вопрос!.. Но… э-э… какие гарантии, что вы никого не посвятили в курс дела? Что эта история не дойдет до ушей господина Ребиньюля?
- Об этом не знает никто, кроме вас и меня.
- Вы могли просто так, походя, упомянуть в разговоре с приятелем или там с женой: "Вот, иду к этому подлецу Летуару, который запустил лапу в сейф…" Нет?
- Я ни с кем о вас не говорил. Никто даже не знает, что я пошел к вам.
- Вы даете слово?
- Даю.
Летуар не стал настаивать: слово Гродьё отлито из бронзы.
- Так, хорошо! Отлично! Сидите здесь! Одну секундочку, я схожу за деньгами.
Он поспешил в спальню, открыл ящик столика…
Когда он вернулся в гостиную, держа правую руку в кармане, Гродьё по-прежнему рассматривал носки своих ботинок. Летуар вытащил руку из кармана. Гродьё, встрепенувшись, вскричал:
- Эй! Что вы делаете? Что это такое?
- То самое третье, которое все-таки дано, если мне будет позволено так выразиться… - объяснил Летуар, разряжая обойму в сослуживца.
Гродьё, не пикнув, повалился на пол. Поглядев на него, Летуар пришел к выводу, что мертвый он выглядит еще глупее, чем живой.