- Нет. Да я об этом и не спрашивала. Я не обсуждаю с любовниками их личную жизнь.
- Во время встреч с Харрисом вы пользовались комнатой Галлахера в Джексон-Хайтс или ездили в мотель?
Она с удивлением посмотрела на него.
- Джордж отвозил меня в свою собственную квартиру.
- В Стейтен-Айленде?
- Нет. У него есть квартира в Бруклине, на Оушэн-парквей.
- Вы всегда встречались с Галлахером в Джексон-Хайтс?
- Да, с ним и с другими женщинами.
- Как я понимаю, это вам пришло в голову заниматься любовью втроем?
- Совершенно верно. Обычно я не имела дела с бисексуалами, и мне было интересно узнать, каково это.
- Вот почему вы встречались с Харрисом и Галлахером?
- Именно поэтому.
Вдруг из-за какого-то куста появились два громадных кота, каких Скэнлон прежде и не видывал. Они прыгнули ему на колени.
- Это мои малышки, - произнесла она. - А я искала вас. Это Писс. - Она погладила кота. - А это Фелляция. Не правда ли восхитительны?
"Бешенство матки", - подумал Скэнлон, беря одного кота и спуская его на пол. Потом он схватил второго и отправил туда же.
- Вам не нравятся мои крошки?
- Нравятся, но только когда не сидят на мне. А что вы можете сказать о тех женщинах, которые занимались с вами любовью?
- Рина Бедфорд - молодая особа, любительница острых ощущений. Она довольно активный участник.
- А Донна Хант?
- Домохозяйка средних лет, мечтающая урвать кое-что от жизни, пока та не кончилась. И брак, и муж уже у нее в печенках.
- Она была активным или пассивным участником оргий?
Улыбнувшись, Луиза Бардвелл прижала подушку к груди.
- Она была очень активной. Думаю, она сама удивилась, обнаружив в себе бисексуальные наклонности. И даже немножко испугалась.
Дверь оранжереи открылась, и Скэнлон увидел толстого мужчину с седоватой бородкой и лицом эльфа. На нем были широкие черные брюки и рубашка с расстегнутым воротником. На шее висела золотая цепочка с фигуркой Будды.
- Позвольте представиться. Меня зовут Макс Бардвелл. Вы, наверное, тот полицейский, которого ждала моя жена, - произнес он.
Скэнлон встал, и они пожали друг другу руки.
- Выпьете кофе или чего-нибудь покрепче? - спросил Макс Бардвелл.
- Кофе, пожалуйста, - сказал Скэнлон.
- В таком случае, почему бы нам не пройти на кухню? Я приготовлю всем кофе, - произнесла Луиза Бардвелл, вставая.
Скэнлон последовал за ними на кухню. Женщина варила кофе, двое мужчин сидели за длинным белым столом.
- Продолжайте, лейтенант, - сказала Луиза Бардвелл, заливая воду в кофейник.
- Макс, вы знали о связи вашей жены с Галлахером, Харрисом и этими женщинами?
- Конечно. У нас с Луизой нет тайн друг от друга. Многие, включая, наверное, и вас, считают наш брак необычным. И в общепринятом понимании это так и есть. Но нас он устраивает, и это главное.
- Разве вас не беспокоит, что ваша жена встречается с другими? - спросил Скэнлон, наблюдая за Луизой, расставлявшей чашки и блюдца.
- Конечно нет, - ответила она. - Мой муж знает, что я люблю только его одного.
- Луиза права, лейтенант. Наша любовь - вот что важно.
- Значит, у вас удачный брак, - произнес Скэнлон, глядя на Луизу. - Расскажите мне о Валери Кларксон.
- Это я втянула Валери в наши дела, - сказала Луиза, разливая кофе и присаживаясь рядом с мужем. - Она лесбиянка. Думаю, осознав это, она почувствовала себя лучше.
Похлопав Луизу по руке, Макс сказал:
- Ты мой маленький лекарь.
"Еще один осел", - подумал Скэнлон.
- Вы все еще встречаетесь с Джорджем Харрисом?
- Нет. Я уже около месяца ни с кем не встречаюсь.
- На это есть причина?
- Я подумала, что пришло время расширить свой горизонт, если можно так выразиться.
- Так вы говорите, миссис Бардвелл, что больше не встречаетесь ни с Харрисом, ни с женщинами?
- Нет, не встречаюсь.
- Лейтенант, мы узнали из газет и радио, что Галлахер и миссис Циммерман погибли во время разбойного нападения. Я не могу понять, при чем тут связь моей жены с Галлахером, Харрисом и остальными.
- Когда сталкиваешься с убийством двух человек, нужно быть очень бдительным. Лишние факты нам не помешают.
- Вы сказали, что не уверены, будто это было убийство с целью ограбления, - произнес доктор.
- Я хотел сказать вовсе не это, - ответил Скэнлон. - Действительно, все говорит за то, что мы имеем дело с неудавшимся ограблением. Но я все же обязан вести следствие и задавать вопросы, чтобы убедиться, что мы не упустили чего-то важного. Полиция любит действовать дотошно. - Он смерил Бардвелла взглядом. - Скажите, док, вам случайно не знаком доктор Стэнли Циммерман? Это сын женщины, которую убили.
- Нет. - В голосе Макса Бардвелла послышались враждебные нотки. - Нет, не знаком.
Скэнлон встал.
- Разрешите воспользоваться вашим телефоном. Мне нужно позвонить на работу.
- Конечно, - сказала Луиза Бардвелл. - Вот он, на стене. Но есть и другой телефон, в гостиной. Пройдите туда, там вам никто не помешает.
Скэнлон стоял, устремив взор на камин, и ждал, пока кто-нибудь в бригаде подойдет к проклятущему телефону. Неужели люди, жившие в пятнадцатом и шестнадцатом веках, были такими же озабоченными, как наши современники? - думал он. "Египетская принцесса"! С ума сойти!
Наконец раздался щелчок. Кто-то поднял трубку.
- Девяносто третий. Сакиласки.
Скэнлон узнал голос Колона.
- Сакиласки, есть кто-нибудь?
- Нет, почти все уже ушли.
- Я не буду заходить. Если что, звоните домой, - сказал Скэнлон.
- Хорошо, лейтенант.
Вернувшись на кухню, он увидел, что Луиза Бардвелл сидит за столом рядом с мужем и читает последний номер журнала "Трах".
- Не хотите попробовать конфеты? - спросила она Скэнлона. - Очень вкусные. Настоящий молочный шоколад.
Он взглянул на коробку, и его передернуло. Конфеты имели форму половых губ.
- Нет, спасибо. Я на диете. Где вы их покупали? - спросил Скэнлон, глядя, как Луиза берет из коробки конфету и подносит ко рту.
- Мне подарил их Джо Галлахер, - ответила она.
- Можно посмотреть?
Она поставила коробку перед ним.
Перевернув ее, он прочитал в правом углу: "Лавджой компани, Бруклин, Нью-Йорк".
Глава 7
Грейт-Джонс-стрит - отросток Восточной Третьей улицы, всего два квартала между Бауэри и Бродвеем. К западу от 33-й пожарной команды есть широкий незастроенный участок, который днем используется как платная стоянка, а ночью пустует, если не считать нескольких машин.
До мансарды, где жил Тони Скэнлон, можно было добраться пешком, пройдя через стоянку и поднявшись по зигзагообразной пожарной лестнице на задах дома. Ему нравилось взбегать по металлическим ступенькам. Это помогало сохранять форму. Иногда он любил побегать по пандусу вместе с пожарниками, которые постоянно торчали перед зданием пожарной станции.
Он оставил свою машину в дальнем конце почти пустой стоянки и посмотрел на часы. Четверть двенадцатого. Он устал от людей и хотел побыть один. Закрывая машину, Скэнлон заметил группу пожарников, которые заигрывали со студентками, спешившими в университетский городок. Один из пожарников, пузатый парень по имени Фред, увидел его и поманил к себе.
Подходя, Скэнлон увидел, как один из пожарников попытался ухватить молоденькую студентку за юбку.
- Ты заметил, какие у них сиськи? - воскликнул пожарник, обращаясь к Скэнлону.
Скэнлон знал, что это была любимая тема Фреда и его друзей.
- Нет, не заметил, - стараясь скрыть раздражение, ответил он. - В чем дело?
- Что ты думаешь о новом трудовом договоре? По-твоему, мэр согласится повысить зарплату на восемь и восемь десятых процента?
- Вероятно, рост зарплаты будет такой же, как и раньше, но его растянут на два года, - ответил Скэнлон, мечтая расстаться с пожарными и прогуляться.
Как бы он ни уставал, прогулка по Гринвич-Виллидж всегда освежала его. Фантомных болей не было, он мог расслабиться и спокойно подумать.
Баскетбольный матч в скверике на углу авеню Америк и Западной Третьей улицы, как обычно, привлек толпу болельщиков и любителей пари. Уличные торговцы продавали батарейки, книжки в бумажных обложках, даже золотые украшения. Художники торговали своей отвратительной мазней. Скэнлон прогуливался под их пристальными взглядами. Вдруг он заметил приближающуюся парочку. Широкая в кости негритянка в черной ковбойской шляпе, лихо заломленной набекрень, в красных тренировочных штанах в обтяжку и облегающем алом свитере, в котором едва помещалась громадная грудь, шла под руку с белым сикхом из Гринвич-Виллидж. Его борода ниспадала на грудь, голова была обмотана белым тюрбаном, а балахон из домотканой материи почти волочился по земле. Лишь изредка из-под него показывались носки плетеных сандалий. Сикх опирался на громадный посох длиной в десять футов.
На Бликер-стрит он миновал ресторан с рукописной вывеской, предлагавшей отведать сычуаньских и тайских яств. Он подумал о новой волне азиатских иммигрантов, быстро захвативших пищевую промышленность города, и вспомнил, как легавых учили отличать этих пришельцев одного от другого, китайца от тайца, бирманца от вьетнамца и так далее. Тощий черноволосый грабитель и убийца из Гонконга, корейские банды налетчиков, камбоджийские продавцы наркотиков позаботились об образовании полицейских.
Свернув на Западную Четвертую улицу, он заметил группу весело щебечущих девушек, спускающихся по ступенькам павильона "Розовая пипка". Не удержавшись, он заглянул в окно лавки, торгующей различными сексуальными причиндалами, и увидел коллекцию фаллосов и весьма откровенных трусиков. "Это дело всегда приносило доход", - сказала ему Гретта Полчински. Он резко, повернул назад. Лучше уж заняться домашними делами.
В мансарде Тони Скэнлона были высокие потолки и огромные окна во всю стену. Пол был выложен наискосок паркетными дощечками на полиуретановой подстилке. На кухне были гранитные стойки. Стены из неоштукатуренного кирпича, от пола до крыши - две стальные опорные колонны. Тут и там небрежно разбросаны коврики, мебель в комнате - из настоящего дерева. Посреди комнаты стоял обеденный стол из толстого матового стекла на крепких стальных ножках. Вместо стульев - бочонки. Кровать с медной спинкой и пологом была гордостью Скэнлона. Стенка над нею была обита батиком с изображением Нептуна верхом на дельфине в пучине моря.
Скэнлон купил эту мансарду на деньги, занятые в пенсионном фонде и городском кредитном Союзе. Домовладелец Джек Финберг, превративший мансарды в квартиры, знал Скэнлона и предложил ему купить жилье по дешевке.
Финберг, бывший букмекер из Бруклина, смело вкладывал свои деньги в недвижимость. Пятнадцать лет назад его дочь изнасиловали, когда она возвращалась из Бруклинского колледжа. Расследование этого происшествия поручили детективу Тони Скэнлону. Спустя три дня Скэнлон и детектив Хоукинс арестовали на Бэйнбридж-стрит Лесли Брауна по подозрению в изнасиловании дочери Финберга. Бритоголовый здоровяк неистово сопротивлялся при аресте. Во время драки он сломал нос детективу Хоукинсу. В официальном рапорте сообщалось, что, пытаясь убежать, Браун выскочил из квартиры и полез по пожарной лестнице. Потеряв равновесие, он упал с третьего этажа и напоролся на острую ограду перед зданием.
Брауна быстро отправили в больницу, где врачи осмотрели его и прооперировали, в результате чего бандит остался без гениталий. Потом Браун жаловался адвокату, что детектив Скэнлон, увидев своего коллегу без сознания на полу, потерял самообладание и стал бить его дубинкой по голове и туловищу. Он также утверждал, что Скэнлон поднял его с пола и сбросил с пожарной лестницы, пользуясь тем, что Браун лишился чувств.
Скэнлон упрямо отрицал предъявленные ему обвинения. Благодаря этому случаю Лесли Браун заговорил меццо-сопрано, а Тони Скэнлон приобрел квартиру.
Скэнлон поднялся к себе, как обычно, по пожарной лестнице и сразу задернул все шторы на окнах. Убедившись, что двери заперты, он еще раз проверил, плотно ли зашторены окна. Его всегда раздражало любопытство обитателей Манхэттена. Хотя Грейт-Джонс-стрит была тихой улицей, Скэнлон все равно опасался стать объектом слежки какого-нибудь извращенца с биноклем. То, что он собирался сделать, было его тайной, и он не желал ее раскрывать.
Скэнлон прошел в спальню, разделся, подошел к комоду и открыл один из ящиков. Достав новый корсет, он надел его, осторожно натягивая на протез. Скэнлон всегда надевал корсет, поддерживавший протез во время упражнений.
Он подошел к музыкальной системе и включил кассету с аэробикой Ричарда Симмонса. Полчаса Тони Скэнлон занимался аэробикой. Многочисленные паломничества к докторам не освободили его от хромоты. Только присущее ему упрямство принесло результат: помогли аэробика и долгие изнурительные прогулки по городу, но больше всего - его несгибаемая решимость остаться в полиции.
Приняв душ, Тони надел синий махровый халат, сел за стеклянный стол и раскрыл личное дело Джо Галлахера. В нем его характеризовали как умелого руководителя, отличного организатора, имеющего большой авторитет среди подчиненных. Ерунда! Это совсем не совпадало с тем, что Скэнлон услышал от Германа Германца. В деле лежали письма от различных религиозных и общественных организаций с благодарностями в адрес Галлахера.
Скэнлон пролистал старый рабочий блокнот Галлахера. У каждого полицейского был такой блокнот, чем-то напоминающий вахтенный журнал. По уставу, в нем полагалось вести подробную запись каждого дежурства: число, маршрут, задание и многое другое. Туда полагалось заносить рапорты о выполненных заданиях, всех событиях, смене мест патрулирования и отлучках с поста. Если во время дежурства ничего не случалось, полицейские должны были записать: "Ничего примечательного" - и подписаться. Блокнот Галлахера пестрел такого рода записями. Это не удивило Скэнлона. Полицейские, хорошо знающие нравы улицы, старались записывать в свои блокноты как можно меньше. Все, что хоть раз попадало на его страницы, могло послужить поводом для вызова в суд. Ни один полицейский еще не попал в тюрьму за то, что, поклявшись на Библии, заявлял, будто ничего не помнит.
Время пролетело незаметно. От напряжения у Скэнлона заболели глаза. Он бросил на стол ручку и потянулся. Затем встал из-за стола и направился к бару, достал бутылку виски и плеснул немного в стакан со льдом. Взбалтывая виски, он подошел к полке, и выбрал из большой стопки пластинок свою любимую - с песнями Эдит Пиаф, включил музыку и пошел в спальню. Там он медленно разделся, снял протез и растянулся на кровати. Долго массировал больную ногу, пока боль наконец не утихла.
Он напрягал культю, пытаясь пошевелить несуществующими пальцами. Ему было противно видеть ее рядом со здоровой ногой. Бесполезный обрубок.
Скэнлон оглядел себя. Крепкое стройное тело, мощный пресс. Черные курчавые волосы на груди плавно переходили в "тещину дорожку". Он сжал свой член пальцами. Тот ожил и упал на живот. В приступе злости он схватил свою плоть и сжал так, что головка покраснела. "Гордость мужчины, его проклятие, его пожизненный крест", - подумал Скэнлон, отталкивая член.
Он налил себе виски. Эдит Пиаф пела "Мой Бог". Торжественный скорбный голос певицы и виски настроили Скэнлона на философский лад. Так бывало всегда. Где-то в ночи кричала кошка. Потом вдруг взревели клаксоны и пожарные гудки.
Он поднял глаза к звездному небу, устремив взор сквозь ночную тьму к какой-то далекой галактике, и принялся вспоминать тот день, когда его жизнь претерпела необратимую перемену.
Шла вторая неделя февраля, унылого, угнетающе серого месяца. С сумрачного небосвода уже три дня подряд падал снег. Город сковал мороз, и он сделался странно, пугающе неподвижным. Машины были погребены под снегом, и только отчаянные смельчаки решались ездить без крайней нужды. Было шесть утра, детективы ехали на задание в служебной машине без опознавательных знаков. Свистел ветер.
У Тони Скэнлона тогда было две ноги. Цепи на колесах скрежетали, "дворники" никак не могли справиться со снегом. За рулем сидел детектив Уолдрон. Киган и Капуччи отдыхали на заднем сиденье. Сержант Тони Скэнлон сидел рядом с шофером и смотрел на падающие снежинки.
Детективы из 24-го участка направлялись в северный мидтаунский участок, чтобы арестовать подозреваемого в разбойном нападении, имевшем место в их районе. Преступника выдала любовница, потому что он переспал с ее подругой. Старая как мир любовная история.
Вести машину было трудно. Они проехали угол Пятьдесят восьмой улицы и Восьмой авеню, когда по радио передали: "Поступило сообщение о перестрелке в северном Мидтауне. Двое белых мужчин, вооруженные автоматами. Отель "Адлер". Сорок первая улица, 1438. Ответьте, прием". Радио смолкло. Диспетчерская повторила вызов. Патрульная служба не ответила. Детективы были в десяти кварталах от отеля "Адлер". Устав патрульной службы предписывал не отвечать на вызов, если патруль находился на расстоянии более пяти кварталов от места преступления во время его совершения. Скэнлон знал по опыту, что не меньше половины дежурных патрульных уже связались с руководством и сообщили, что не могут прибыть на место, поскольку застряли в снежных заносах в пригороде.
Диспетчерская повторила вызов в третий раз.
Прозвучал первый ответ: "Дэвид Эдвард Джордж в пути".
"Кто-нибудь вас заменит?"
Уолдрон посмотрел на Скэнлона. Сержант взял микрофон.
- Детективы Двадцать четвертого находятся на расстоянии пяти кварталов. Мы прикроем.
- Принято, двадцать четвертый.
Детективы прибыли на место первыми. Они быстро выскочили из машины, не закрывая дверцы и не выключая сирену. Они с трудом пробились сквозь сугробы. Снег скрипел под ногами. Скэнлон и Капуччи первыми подбежали к гостинице. В тот же миг они увидели двух мужчин в синих куртках и масках, выбегавших из роскошного отеля. Один из преступников держал в руке черный чемодан. Капуччи закричал:
- Стой! Полиция.
Люди в масках резко остановились и повернулись к полицейским. Скэнлон увидел, что в руках у них были "вальтеры МПК", маленькие тридцатидвухзарядные автоматы. Увидев оружие, Скэнлон сначала подумал было, что это игрушки. Не спуская глаз с автоматов, он выхватил свой револьвер и открыл стрельбу. Вокруг него уже ложились пули. У Скэнлона вдруг заложило уши. Он был без очков и наушников. Перестрелка продолжалась. Не учебная стрельба в тире, а настоящий уличный бой. Снежинки липли к носу, забивали глаза. Вдруг у него кончились патроны. Пригнувшись, он начал перезаряжать револьвер. Едва закрыв барабан, почувствовал острую боль в левой ноге. Он упал, и дома вдруг завертелись колесом вокруг него. Скэнлон попытался подняться с земли, подтянулся, оперся на локоть и открыл огонь. Кругом трещали выстрелы, Скэнлон слышал крики и думал, что, наверное, это кричит он сам. Щеки его горели, теплая липкая жидкость потекла по ногам. Потом потемнело в глазах. Он успел выпустить четыре пули, прежде чем потерял сознание.