- У нас в пятницу на вокзальной площади открыли новый магазин электроники - "Бик - камера". Знаете, в том здании справа от вокзала, где раньше универмаг "Сого" был. Ну который разорился в прошлом году.
Все присутствующие дружно закивали, демонстрируя свою хорошую осведомленность в сложных перипетиях перехода в наших сложных экономических условиях торговых точек из рук в руки.
- Поэтому, - продолжил я, - ваши жители и поехали в Саппоро на поезде. Там в первые дни работы не пропихнуться, парковка же у них небольшая - машин на триста.
- Понятно, - кивнул Ивахара.
- На сегодня мы имеем заявления на украденные из салонов машин три проигрывателя компакт - дисков, две системы навигации и несколько заявлений по мелочам - сигареты, зажигалки, диски. В общем, пока все это совпадает с теми предметами, которые вы, господин майор, обнаружили в каюте Ищенко. Но нам нужно время, чтобы соотнести все конкретно.
- Как похищались вещи? Взлом?
- Нет. Во всех случаях ни замки, ни стекла автомобилей не повреждены. Вор или воры открывали дверные замки при помощи неизвестного длинного плоского предмета, который просовывался в дверь в зазор между рамой и стеклом.
- Неизвестного? - хмыкнул Ивахара.
- Мы получили на анализ линейку найденную у тела Ищенко, но результаты экспертизы по ней будут только к четвергу или к пятнице. Не раньше.
- Почему так долго?
- Видите ли, Ивахара-сан, во всех случаях машины не получили никаких повреждений, и владельцы продолжают ими пользоваться. Мы составляем сейчас график, удобный для хозяев, по которому они смогут предоставить нам свои автомобили для осмотра.
- Ну да, и последние отпечатки с них до четверга сползут, - расстроился Ивахара. - Хорошо, будем подводить предварительные итоги. Итак, имеется убитый ножом в спину русский рыбак, промышлявший у нас кражами автомобильных аксессуаров. Будем надеяться, что все, что мы с майором Минамото нашли в его каюте, будет опознано владельцами и что в этом плане здесь вопросов нет. В непосредственной близости от покойника имеются также следы от зимних покрышек автомобиля повышенной проходимости, о котором мы ничего не знаем, как не знаем и того, имеет ли он вообще отношение к инциденту Ни орудия убийства, ни улик в нашем распоряжением нет. Да, я забыл спросить кинологов: собака ваша что-нибудь унюхала?
Кинологом оказалась средних лет женщина в штатском - полноватая, с несоразмерно большой головой, явно диссонирующей с ее коротким и пухлым телом. До вопроса Ивахары на нее никто никакого внимания не обращал, что, по всей видимости, ее не слишком устраивало, поэтому, получив наконец слово, она затарахтела как из пулемета:
- По указанию майора Такидзаки, который сначала принял это дело, когда оно числилось еще за американским отделом, я провела анализ места преступления с помощью служебного пса Маки - чана. Маки - чан следа взять не смог, более того, по его поведению можно было понять, что либо источников запахов в данном месте слишком много, либо нет вообще. Я выступаю за вторую версию…
- Почему именно за вторую? - прервал ее пулеметную очередь Ивахара.
- Я учитываю характер улицы, где произошло убийство.
- Что именно в ее характере вы учитываете?
- Улица пустынная, пешеходов на ней много никогда не бывает, поскольку больших магазинов и предприятий общественного питания на ней нет Жильцы же находящихся на ней домов, как правило, подъезжают к ним на машине.
- Значит, по-вашему, убийца или убийцы были на машине?
- Я такой возможности не исключаю. Хотя, конечно, они могли применить специальные химикаты для уничтожения следов.
- Какие химикаты?
- Ну, например, любые аэрозоли для чистки унитазов или ванн. Они содержат…
- Достаточно, понятно, спасибо, - прервал кинологшу Ивахара. - Маловероятно, чтобы убийца заранее запасся спреем для чистки кафельной плитки. Все это выглядит как спонтанное, неподготовленное убийство. Еще мнения есть?
Я всплыл из мягкого кресла, в котором успел утонуть за это время, и подтянул себя руками к кромке стола:
- Если предположить, что Ищенко - вор, промышляющий похищением автомобильных аксессуаров, тогда в эту ночь он должен был почистить несколько машин. Нет?
- Вы имеете в виду, Минамото-сан, что при нем должны были быть украденные ранее вещи? - понял мой намек Ивахара.
- Да, именно это я имею в виду - Я не смог отказать себе в удовольствии поиграть словами, хотя в нынешней ситуации каламбурить было не очень-то к месту. - При Ищенко не было ни возможной добычи - а добыча должна была быть, потому что, как нам только что доложили, смерть настигла его в шестом часу, а на судне он отсутствовал всю ночь, - ни документов, хотя капитан Титов заявил нам с господином майором, что все документы, то есть и паспорт моряка, и разрешение на высадку на берет; у Ищенко были в порядке. Собственно, как я понимаю, иначе и быть не могло. Нам пока точно не известно, какое время Ищенко промышлял в Отару вскрытием машин, но в любом случае остающийся на ночь в городе иностранный моряк должен иметь при себе все документы в абсолютном порядке, иначе для него появляется дополнительный риск быть задержанным за нарушение иммиграционного режима. Автомобильные воры - народ чувствительный, поэтому следят за тем, чтобы "бумажная" сторона дела была в полном порядке.
- Что вы предлагаете, Минамото-сан? - прервал меня Ивахара.
- Предложений несколько. Первое: надо проверить все аналогичные автомобильные кражи как минимум за последние двенадцать месяцев и сопоставить их даты с приходами в порт "Юрия Кунгурцева"…
- Сержант Камада, исполнять немедленно, - негромким голосом Ивахара отдал протокольный приказ сидевшему через два человека слева от себя сержанту.
- Второе: нужно искать документы Ищенко. Шанс, что они целы, невелик: убийца мог их сжечь или утопить в общественном туалете, но тем не менее делать это нужно.
- Сержант Имамото! - тем же полушепотом переадресовал мое второе пожелание другому своему подчиненному расторопный Ивахара.
- И третье: надо искать…
Но что, на мой взгляд, необходимо искать, присутствующие так и не узнали, потому что дверь широко распахнулась, и в зал темно - синим буревестником влетел растрепанный и взволнованный лейтенант. Он громко извинился перед всеми, спланировал к левому плечу Ивахары и что-то быстро - быстро, на зависть раскрывшей рот пышечке - собаководше, залепетал на ухо майору По мере получения информации Ивахара постепенно вздымался над столом и на последних словах лейтенанта совсем выскочил из кресла, хлестнул по мне встревоженными глазками, едва уловимым движением подбородка указал мне на дверь, извинился перед всеми и вылетел с лейтенантом из зала подобно солидному, но все еще находящемуся в неплохой спортивной форме папаше - альбатросу сопровождаемому в полете своим желторотым птенцом. Я оперся на подлокотники кресла и катапультировался вслед за этой птичьей парой. В коридоре разгоряченный Ивахара выплеснул на меня:
- Там пришел потерпевший, который заявляет, что у него сегодня угнали джип "мицубиси-паджеро".
- И?
- Он живет на Цветочной улице. Машина стояла возле дома в том месте, где был найден Ищенко.
Я взглянул на птенца - лейтенанта - он весь светился от радости и вдохновения.
- Господин майор… - застрекотал он, - извините, господа майоры! Пойдемте скорей, вы должны с ним поговорить!
- Почему скорей, лейтенант? - Мне не нравится, когда молодежь начинает торопить начальников. Сначала им требуется от нас поскорей поговорить с потерпевшим, потом - поскорей налепить им на плечи новые офицерские погоны с очередным званием, а потом - так же поскорей - освободить место под солнцем. - Что за спешка?
- Вы понимаете, - замялся лейтенант, осознав, что я неправильно его понял, - он плохо себя чувствует.
Глава третья
Пускай это, может, и нечеловечно, и почитаемые моим папашей обожающие все человечество в целом и его отдельных индивидов в частности Толстые и Достоевские (хотя нет, не совсем так - Достоевский, кажется, по отдельности никого не любил…) так не то что говорить, даже думать запрещают, но таких людей, как тот, что сидел теперь в тесном кабинете для снятия показаний, я про себя называю "брёхлыми". Я как-то на курортном досуге (на Гуаме, если мне память не изменяет) попытался слить в единую лексему всю разрушительную силу таких отталкивающих эпитетов, как "блеклый", "дохлый" и "дряхлый" - так с тех пор этим словом и пользуюсь. Есть категория японцев, грешная плоть которых неподвластна магической силе банной мочалки и зубной щетки. Они могут тереть себя под душем до побагровения кожи и появления на ней склизкой лимфы, могут скоблить свои редкие и кривые зубы до крови на деснах, но это им все равно не поможет. Видимо, это у них от рождения, гены, что ли: серый, землистый цвет нездорового лица, неистребимый затхлый запах давно не проветривавшейся одежды и, главное, отсутствие в глазах каких бы то ни было намеков на чувство юмора и самоиронию. Эти брёхлые люди словно не выпали, как полагается, на свет божий из чрева любвеобильной матери, а, вопреки законам естественного отбора, выползли на него из мрачной, сырой норы подслеповатого крота, не имеющего ни малейшего понятия ни о базовых принципах личной гигиены, ни о наличии у человека иных радостей, кроме более или менее регулярных вдохов и выдохов. И при всем при этом, живя среди нас, эти дурно пахнущие личности с невзрачным экстерьером стремятся показать своими не поддающимися логическим объяснениям поступками, что они тоже люди и им не чужды обыденные для "непахнущих" граждан амбиции и тщеславие.
Сасаки не соврал: ему действительно было плохо. Маленький, худой мужчина - типично брёхлый - неопределенного возраста, с хрупкими девичьими плечами и вихрастой шевелюрой уперся жалкой страусиной головкой в сложенные на столешнице худенькие ручонки и, сидя на месте допрашиваемого, имитировал прилив сладкого сна. Как только мы с Ивахарой хлопнули тяжелой дверью с зарешеченным окошком, он поднял на нас свои узкие глаза. Меня всегда поражают такие взгляды. Как одна пара человеческих глаз может быть одновременно пронизана и глубочайшей тоской, и бездонным равнодушием? Я никогда не страдал от недостатка актерских способностей: спонтанное или, вернее, перманентное лицедейство у меня в характере как от рождения, так и от профессиональной деятельности, ибо в нашем деле нужно не только уметь с десяти шагов попасть из "люгера" в золотое обручальное кольцо так, чтобы пуля прошла навылет, не задев его краев, но и быть способным разыграть перед требовательным клиентом сцену в которую он, как привередливый, вечно чем-то неудовлетворенный педант Станиславский, обязательно поверил бы. Но мне никогда не удавалось совместить в своем взгляде эти два разноплановых чувства. По очереди - пожалуйста! Чередуя ежесекундно - да нет проблем! Но чтобы одновременно - это вот никогда. А сидевший сейчас передо мной глубоко опечаленный чем-то глобальным брёхлый персонаж делал это без видимого напряжения.
- Вы кто? - задал свой первый вопрос Ивахара, усаживаясь за стол и приглашая меня жестом присоединиться к нему.
- Катагири, - выдавил из себя двуликий страдалец и издал гортанью близкий к неприличному булькающее - хлюпающий звук, после чего неожиданно брякнул: - Сами знаете…
- Вам плохо? - не обратив внимания на последнюю ремарку, спросил сердобольный Ивахара.
- Нет, - крутануло головой невразумительное человеческое создание, которому теперь можно привесить на комариную шею бирку с надписью "Катагири".
- Точно нет? - недоверчиво переспросил майор.
- Водички нельзя ли? - прошептал Катагири и так сильно икнул, что мы с Ивахарой синхронно дернулись на своих стульях и одновременно прикрыли на груди руками свои пока не запятнанные ничем, словно честь офицера, мундиры.
Ивахара нажал на никелированную кнопку в торце столешницы, и из-за двери показалась голова нашего проводника - лейтенанта.
- Сасаки-кун, принеси воды, пожалуйста.
- А вам кофе не подать, господин майор? - с приторной услужливостью начинающего официанта откликнулся Сасаки.
- Вы кофе будете, Минамото-сан? - обратился ко мне Ивахара. При произнесенном второй раз за последние тридцать секунд слове "кофе" вялый Катагири окончательно позеленел и вновь изверг из себя страшный чавкающее - хлюпающий звук, подобно тому с которым заблудившийся в бескрайних болотах Восточного Хоккайдо беспечный путник безвозвратно проваливается на веки вечные в мерзкую, прожорливую топь, ничего не успевая крикнуть в необъятную сумеречную пустоту вокруг себя.
- Не откажусь.
- С сахаром, со сливками? Или просто черный?
- С лимоном, если можно. - Я люблю озадачивать чужих подчиненных тогда, когда они находятся в неудобном положении. Вот и сейчас наивный Сасаки надеялся быстро от меня отделаться, получив стандартный заказ на черный или с молоком кофе, и потому он не почесался зайти внутрь кабинета и вопрошал с порога. Мой лимон его ошеломил, и он стал решать, как ему быть дальше, то есть просунуть в кабинет вслед за головой все свое тело или же ограничиться только все той же головой. Дело в том, что пить кофе с лимоном у нас в Японии не принято. Более того, это не принято, по-моему нигде, кроме России. Первый раз я попробовал этот дьявольский, но в принципе не смертельный напиток еще в детстве, когда отец затащил к нам домой в Токио какого-то знаменитого советского журналиста - япониста, пробавлявшегося в столице съемками гневных и обличительных телерепортажей о традиционных весенних выступлениях японских профсоюзов, - грузного и щекастого великанчика со смешной фамилией, которую я, разумеется, точно не помню: то ли Цветков, то ли Светлов - что-то в этом роде… Так вот этот Цветков - Светлов и предложил маме бросить в сваренный ею кофе по кружочку лимона. Сам он, а заодно и папаша мой безудержный кофе этот пить не стали, а, помнится, ударили по саке, поднимая один за другим тосты: то за успех японского профсоюзного движения, то за достаточную наполняемость бюджета тогда мне еще неведомой информационной программы "Время". Мы же с мамой хлебнули из вежливости приготовленного по умному совету шумного гостя напитка. С тех пор я его время от времени попиваю, то есть, как любит шутить мой друг Ганин, "живу попиваючи". Честно говоря, особой прелести в этом зелье я не нахожу но, когда Ганин предлагает мне выпить с ним дома кофейку, никогда от вбрасывания в него лимонного кружка не отказываюсь, и делаю это не из вежливости и мягкотелости, а из хорошо знакомого всем японцам физиологического желания испытать редкие вкусовые ощущения и тем самым выделиться из общей толпы, пьющей кофе только со сливками и сахаром.
- Э - э-э… - ржавой дверной петлей проскрипел Сасаки, - лимон у нас… Лимона у нас… Извините… Есть только сок… В чашечках таких, запаянных, знаете? Не очень натуральный… Для чая… С лимоном…
- Хорошо, лейтенант, давайте ваш не очень натуральный сок, - снисходительно согласился я, ехидничая про себя по поводу того, как легко огорошить провинциального лейтенантика оригинальным гастрономическим заказом.
И тут неожиданно подал голос Катагири:
- И мне лимон… сок лимонный… и водички побольше, если можно… сами знаете…
Сасаки получил от Ивахары кивок одобрения заказов нашей троицы и исчез.
- Итак, пока несут лимон, расскажите, что у вас случилось? - посерьезнел в одночасье Ивахара.
- Машину угнали… - икнул в ответ тоскливый Катагири.
- Вы где живете? - Ивахара пролистнул папочку, всученную ему Сасаки в коридоре две минуты назад.
- Цветочная улица, седьмой квартал, сами знаете, Елисейские Поля.
- Какие Елисейские Поля? - Ивахара поднял свои широкие брови.
- Сами знаете, дом так называется: "Елисейские Поля", - пояснил Катагири.
У нас любят давать обычным многоквартирным домам броские иностранные названия, все больше, кстати, французские. Мой друг Ганин, например, живет в стандартном четырехэтажном доме, который называется - ни много ни мало - "Монмартр". То есть живет-то он на окраине Саппоро, но на, вернее, в "Монмартре", то есть вроде как в самом настоящем Париже. От этого и работа у него спорится, и с почками проблем нет. Вот и этот грустный Катагири туда же - у него, значит, не четырехэтажный картонный сарайчик с тонюсенькими, не греющими даже в несуровые октябрьские деньки асбестовыми стенами, а целые "Елисейские Поля". Хотя если весь наш Отару с единственным невразумительным каналом, который последний раз чистили лет двадцать назад, - это самая что ни на есть японская Венеция, то почему бы Катагири не пожить в якобы Венеции на якобы Елисейских Полях. В конце концов, для нас, японцев, все дело в магии имени, очаровании бренда: настоящие, парижские Елисейские Поля - это вона где, а наши, отарские, под боком - можно прийти, потрогать или даже квартиру снять.
- Адрес? - продолжил удовлетворенный лапидарным комментарием Катагири Ивахара.
- Я же говорю: Цветочная улица, сами знаете, седьмой квартал… - начал повторять Катагири.
- Квартира? - конкретизировал свой вопрос Ивахара.
- Триста четыре.
- Квартира ваша?
- Ну моя, чья же еще… сами знаете…
- Я спрашиваю: вы ее владелец или снимаете?
- А-а, в этом смысле…
- Исключительно в этом!
- Снимаю, конечно! Сами знаете… Какой там "владелец"…
- Понятно. Что по машине?
- Нету машины больше, - сокрушенно качнул давно не чесанной головой Катагири.
- Сами знаем, - не удержался я от приступа ехидства и прилива сарказма.
Здесь раздался легкий тычок в дверь, и из-за нее осторожной уточкой выплыл Сасаки с подносом в руках. Он бережено составил на стол принесенные напитки: две потрескавшиеся казенные чашечки с кофе, над которыми еще веял легкий парок, он поставил перед Ивахарой и мной, Катагири подвинул два запотевших стакана с водой и между мной и Катагири разместил блюдечко с горкой малюсеньких пластиковых чашечек - баночек с лимонным соком.
- Вы сколько сока будете? - поинтересовался у меня Катагири, оживший при виде воды.
- Одну упаковку, - ответил я, отодрал от хрупкой коричневой чашечки крышечку из фольги и влил вязкую желтоватую жидкость в свою чашку.
- Тогда можно мне?.. - Своего вопроса Катагири не закончил и стал судорожно сдирать фольгу со всех остальных чашечек с лимонным соком и вливать его в поданную ему воду.
Влив пять или шесть доз сока в первый стакан, Катагири трясущимся указательным пальцем левой руки размешал свой самодельный лимонад и залпом выпил эту не самую аппетитную смесь, от одного только вида которой у меня где-то под гландами появились первые симптомы изжоги. Затем в течение следующих тридцати секунд он повторил это священнодействие уже со вторым стаканом, проглотив который тем же ритуальным залпом в очередной раз громко булькнул - хрюкнул и сразу весь как-то обмяк и обвис.
- С вами все в порядке? - вновь недоверчиво спросил его Ивахара.
- Теперь пока да, - крепнущим на глазах голосом откликнулся Катагири, и в это, глядя на него, можно было поверить.
- Говорить можете?
- Могу! Сами знаете…
- Говорите!
- Что говорить? Адрес опять? Цветочная ули…
- Про машину рассказывайте.
- Да - да, машина… - При упоминании о своей драгоценной потере Катагири вновь поник, но уже не так глубоко, как в начале нашей приятной застольной беседы.
- Что за машина у вас?