23
Измочаленного допросами Стукалова на время оставили в покое, даже на телевидении его имя вспоминали не так часто, как прежде. Реакция на появление Суда Народной Совести была бурная, но прошла на удивление быстро, что не могло нас не радовать. Тем не менее обстановка нагнеталась, и мы ощущали это очень явственно. Все понимали, что наступившее затишье предвещает скорый взрыв.
В среду мне позвонил Меркулов:
- Быстро ко мне, мы едем на очередную конспиративную встречу. Форма одежды повседневная. Никому ни слова.
Я сразу сообразил, куда мы едем, но вида не подал. Мы спустились вниз, сели в его служебную машину и тронулись в путь.
- Слушай, Костя, - заговорил я, шокируя фамильярностью молодого шофера. - Как тебе кажется, отчего они не оказывают нам сопротивления? Вспомни, раньше, бывало, шаг в их сторону сделаешь, как тотчас начинаются всякие гадости, а тут мы у них на хвосте висим, а они благодушествуют, киллеров нам сдают.
- Наверное, все дело в том, - сказал Костя, - что мы действуем в их интересах.
Я кашлянул.
- Прошу прощения. Ты уточни, ты меня в предательстве подозреваешь или Грязнова?
- Я никого не подозреваю в предательстве, - сказал Костя. - Это операция совсем не того рода, к каким ты привык Просто мы мыслим шаблонно, и они этим пользуются.
- Но пока не слишком-то, - заметил я.
- Ты же понимаешь, они готовят новую акцию, - сказал Меркулов. - Сдача Стукалова была лишь первым шагом.
- Это я еще способен понять, - согласился я. - По всей видимости, следующим шагом должно быть устранение Стукалова.
- Да, - кивнул Меркулов. - Конечно.
- В тюрьме его достать будет сложно, - продолжал я развивать идею. - Значит, доставать его будут на переездах. Надо бы распорядиться об усилении бдительности.
- Генеральный уже распорядился, - сказал Меркулов. - Не тебе одному это в голову пришло. Но почему ты решил, что его будет сложно достать в тюрьме?
Я виновато пожал плечами.
- Инерция мышления, - извинился я. - Конечно, в тюрьме у них тоже могут быть свои люди. Только мне кажется, что им надо побольше шуму.
Меркулов задумался.
- Его уже все допросили? - спросил он.
- Все кто мог, - сказал я. - Ты думаешь, его могут шлепнуть в учреждениях правоохранительных органов? Риск большой.
- Кто их знает, что они придумали, - пробормотал Меркулов. - Ладно, не будем опережать события. Мы едем к бывшему заместителю министра безопасности, которого прочат в большие чины ФСК. Человек сидел на кадрах, можешь себе представить, что ему известно.
- Конечно, ему известно многое, только скажет ли?
- Должен, - сказал Меркулов. - У него случилось зависание, против него есть небольшой компромат, и ему нужны сторонники.
Большой чин встречался с нами на конспиративной квартире в районе станции метро "Авиамоторная". Квартира не представляла собой ничего примечательного, образец типичной серости. После того как она мне сразу резко не понравилась, я обнаружил, что письменный стол точно такой же, как у меня дома.
Что касалось хозяина, то это был приятной наружности мужчина лет около сорока, внешность которого во всем выдавала чиновника, но добродушный, простой и гостеприимный. Устраивая нас в кабинете, он жаловался на то, что квартира плохо укомплектована, что кроме грузинского чая там нет никаких напитков. От чая же мы предусмотрительно отказались, расположились в типовых креслах и начали разговор.
- Дмитрий Сергеевич, - обратился к нему Меркулов, - я должен предупредить сразу, что расследуемое нами дело не делает чести органам безопасности. Я бы не хотел, чтобы вы посчитали нас врагами вашей конторы.
- В свою очередь, и я попрошу не считать меня врагом всего прогрессивного человечества, - с улыбкой отвечал хозяин. - Я допускаю возможность злоупотреблений и преодоление их считаю необходимым для нашей организации.
Меркулов удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне.
- Саша, изложи, пожалуйста, краснодарское дело.
Я начал излагать скорбную историю убийства капитана Ратникова, не опуская важных подробностей. В частности, я несколько даже усугубил связь Щербатого с органами безопасности и в сцене появления незнакомцев так расставил акценты, что их принадлежность органам безопасности не вызывала сомнений.
Дмитрий Сергеевич слушал внимательно, иногда чуть кивая и вздыхая.
- Я понимаю ваше смущение, - сказал он в конце. - Конечно, признать такое преступление за нашей фирмой тяжело. Должен вам сказать, что в органах прежней эпохи не церемонились с людским материалом, но до убийства детей дело не доходило.
- Признаемся и мы, - сказал Меркулов. - Связь этих парней с органами еще не до конца высвечена. Но подозрения на этот счет самые серьезные.
- Я могу навести справки, - сказал Дмитрий Сергеевич. - В то время в Краснодаре действительно творились темные дела. У вас есть время?
Мы переглянулись не без удивления. По нашему представлению, такие справки требовали не менее нескольких дней.
- Вы хотите навести справки по телефону? - спросил Меркулов недоуменно.
Тот улыбнулся.
- Нет, не по телефону. В соседней комнате стоит компьютер, соединенный с нашей служебной сетью. Это займет минут десять - пятнадцать.
Он вышел в эту самую соседнюю комнату, а я сказал:
- От этих компьютеров совсем житья не стало.
- Да-да, - усмехнулся Меркулов. - Твою точку зрения на этот счет я уже знаю.
- Знаете, до чего мои дошли? - сказал я. - Определяют психологический портрет убийц. Дюк у них романтическая фигура, а Бэби страшно непоследовательный.
Меркулов кивнул, думая о чем-то своем. Я поднялся, чтобы посмотреть книги на книжной полке (типовые книги на типовой книжной полке), но тут Дмитрий Сергеевич позвал нас:
- Константин Дмитриевич, Александр Борисович! Идите сюда!..
Мы поспешили к нему в комнату, совсем не типичную для наших квартир, чистую до стерильности, уставленную неведомыми приборами. Единственный известный мне прибор был компьютер на столе. На экране дисплея ползли какие-то строки.
- Вы ведь связаны со служебными запретами на публичные выступления, - спросил прежде всего Дмитрий Сергеевич. - Я хочу поделиться с вами государственными секретами.
- Да, конечно, - отвечал Меркулов. - Что вы выяснили?
- Ваш Щербатый, он же Виктор Юхнович, действительно находился на нашем учете, - сказал Дмитрий Сергеевич. - Был исполнителем, что называется, грязных дел. Убит при загадочных обстоятельствах.
- Это нам известно, - заметил я. - Есть ли там что-нибудь об убийстве капитана Ратникова?
- Не думаю, что это должно быть в нашем архиве, - заметил Дмитрий Сергеевич. - Тут другое интересно.
- Что? - спросил Меркулов.
- Именно в это время в тамошнем управлении раскручивалась одна затейливая интрига. Целый ряд руководителей края, в том числе и начальник управления службы безопасности, обвинялись в торговле оружием. Работала депутатская комиссия. То есть страсти накалились до предела.
- И чем все кончилось? - спросил Меркулов.
- Сейчас, - сказал Дмитрий Сергеевич.
Он так уверенно скользил пальцами по клавишам, что невольно напомнил мне Сережу Семенихина. Я все больше начинал чувствовать свою неполноценность перед компьютерным поколением.
- Вот, - сказал он. - Кое-кто полетел. В общем, гора родила мышь. Ничего особенного.
- Стоп, - сказал я, набравшись нахальства. - А нет ли там упоминания о некой заветной дискете, в которой могла храниться важная информация?
Он посмотрел на меня с сожалением, как смотрят на слабоумных.
- Где, по-вашему, должно быть это упоминание? - спросил он терпеливо.
- В материалах расследования, - сказал я, не сдаваясь. Он пожал плечами.
- Я попробую поискать. Тут в программе есть возможность поиска слова в определенном диапазоне… Жаль, диапазон нам не известен.
- Все равно, это потрясающе, - заявил я.
Меркулов смотрел на меня, как на расшалившегося ребенка, но не вмешивался.
Некоторое время Дмитрий Сергеевич щелкал клавишами, пытливо вглядываясь в экран дисплея, упорно разыскивая упоминания о моей дискете, и в тот момент, когда даже я готов был сдаться, он произнес:
- Вот!
- Что? - вскинулись мы оба, и я и Меркулов.
- Есть упоминание о дискете, - сказал Дмитрий Сергеевич, сам невольно удивляясь этому обстоятельству.
- И что там говорится? - жадно спросил я. Дмитрий Сергеевич ткнул пальцем в экран.
- Похоже, вы близки к истине. На разбирательстве дела в депутатской комиссии пропала дискета с каким-то компрометирующим материалом. Материал поступил в распоряжение комиссии и был грубо похищен. Об этом есть докладная записка секретаря комиссии.
- Откуда взялся этот материал? - спросил я торопливо.
- И происхождение материала, и характер содержащейся информации решено было в выводах комиссии, не отражать. Дело расследовалось местным управлением безопасности.
- Не милицией? - переспросил я.
- Нет, разумеется, - сказал Дмитрий Сергеевич, чуть усмехнувшись.
- Тогда скажите, там должно быть отмечено, - сказал Меркулов, - кто возглавлял депутатскую комиссию?
Дмитрий Сергеевич чуть глянул на него, вернулся к клавишам, пощелкал и сказал:
- Да, тут есть. Комиссию возглавлял депутат Соснов Вадим Сергеевич. Вам это о чем-то говорит?
Мне-то это говорило о многом, но я промолчал. Спросил только:
- Он был связан с органами безопасности? Дмитрий Сергеевич покачал головой, показывая этим, что мы хотим от него слишком многого, что его гостеприимство на грани дозволенного, но вернулся к компьютеру, пощелкал клавишами и сообщил:
- Это уже секретная информация, и я вынужден полагаться на вашу честность, господа.
- Что там? - спросил Меркулов, у которого даже глаза разгорелись.
- Ну, в общем, депутат Соснов был секретным агентом органов безопасности, так называемым сексотом.
Я вспомнил свою встречу с депутатом Сосновым и испытал легкое разочарование. Не то чтобы он произвел на меня глубокое положительное впечатление, но человек показался мне симпатичным.
- В чем это выражалось? - спросил Меркулов. Дмитрий Сергеевич посмотрел на него с изумлением.
- Вы что, хотите поднять личное дело агента?
- Ведь это возможно, - сказал Меркулов.
- Разумеется, - кивнул Дмитрий Сергеевич сухо. - Я вижу, вы немедленно хотите узнать все про КГБ.
- Только то, что касается нашего дела, - сказал Меркулов. - Вы не забыли, что мы ведем дело чрезвычайной государственной важности? Конечно, мы можем пойти и прямым, официальным путем.
- Я полагал, что речь идет о небольшой справке, - хмыкнул Дмитрий Сергеевич. - Хорошо, я попробую заглянуть в файл внештатных агентов.
Дальнейшую работу он продолжал без вдохновения, попутно объясняя нам ситуацию в органах:
- Вы же знаете, в последние годы комитет вовсе не был однородной системой. Он раскололся на группировки, партии, поколения… Порою борьба шла такая, что напоминала времена гражданской войны. В этих условиях краснодарское дело приобрело значение, выходящее за рамки края… Вот, Соснов Вадим Сергеевич, секретный агент по кличке Лесник.
- Как все просто, - пробормотал Меркулов.
- Это вовсе не так просто, - буркнул чуть обиженно Дмитрий Сергеевич. - Вы, конечно, могли пойти по прямому, официальному пути, но это вовсе не гарантировало вам выход на секретные файлы. Даже я не знаю всего, что закодировано в памяти архивов.
- Чем занимался Соснов? - нетерпеливо спросил я.
- Тут его биография, - сказал Дмитрий Сергеевич. - Он родом из Краснодара, закончил юридический факультет, работал в милиции, прокуратуре, суде. Был комсомольским функционером, деятелем перестройки. Завербован во время съезда комсомола в Москве, после чего начал активную политическую жизнь. Вы спрашиваете, чем он занимался, да? Так вот он не был стукачом, как вы можете подумать.
- А кем?
- Он был организатором новой политики, если вам угодно.
- Значит, это все организовывал комитет?
- Я уже говорил о партийной борьбе внутри организации, - вздохнул Дмитрий Сергеевич. - В комитете тоже были как сторонники прогрессивного направления, так и противники его. Ваш Соснов работал при поддержке прогрессивной части комитета.
Он отчаянно отстаивал честь своей организации, хотя мы и не думали на нее нападать. Я так много сталкивался с отрицательными сторонами их работы, что с радостью приветствовал наличие положительных. Почему бы и нет?
- Вы же понимаете, Дмитрий Сергеевич, куда мы клоним, - мягко сказал Меркулов. - Нам хотелось бы прояснить роль Соснова в расследовании того дела с продажей оружия.
- Я способен это понять, - сказал Дмитрий Сергеевич, начиная нервничать. - Но и вы поймите, наконец, что в комитете были не только убийцы и людоеды.
- Лично я в этом никогда не сомневался, - немедленно заявил я.
Он посмотрел на меня с подозрением, фыркнул и покачал головой. Мое лицемерие разрядило атмосферу.
- Разумеется, он был занят проблемами не только депутатскими, - буркнул он. - Но если вы думаете, что он был занят спасением чести краснодарского управления…
- Мы уже не думаем, - сказал Меркулов.
Дмитрий Сергеевич еще посопел некоторое время и сказал:
- В его задачу входило, напротив, потопить краснодарское управление. Там собрались махровые мракобесы, знаете ли… Он постарался, сделал все что мог, но этого оказалось тогда недостаточно. Дело хоть и спустили на тормозах, но вопреки стараниям Соснова. Вот так, хотите верьте, хотите нет.
24
После того как в среду Стукалова никто не вызвал на допрос, соседи по камере в следственном изоляторе шутили:
- Позабыли тебя, корешок, кончилась твоя слава. Все, теперь до суда будешь мариноваться.
Соседи относились к Стукалову уважительно, до них доходили газетные сообщения о его подвигах. В числе нескольких человек в его камере были рэкетиры, финансисты и хулиганы, и среди них террорист являлся фигурой экзотической.
Но в четверг его снова вызвали на допрос, и соседи снова почтительно загудели. Рэкетиры с хулиганами протянули ему ладони, и он поочередно по всем хлопнул.
- Поклон гражданину начальнику, - буркнул проштрафившийся финансист, и Стукалов помахал ему рукой.
Для него каждый вызов на допрос уже был своего рода выходом на аплодисменты к приветствующей его публике. Он шел уверенно, довольный собой, не слишком вникая в существо собственного положения. Когда следователь Турецкий пытался образумить его предупреждением о возможной ликвидации, он испугался только вначале. Потом вспомнил, как с ним разговаривали перед отправкой сюда, вспомнил пачку денег, оставленную в надежном месте, и страхи сами собою отошли. Он знал, что связан с серьезной, солидной организацией, и верил, что они не станут его подставлять.
Возили его в специальной бронированной машине, с сопровождением, на большой скорости, и, слыша сирену, он в очередной раз внутренне ликовал, сознавая собственную значительность. Его, как ребенка, волновали все эти встречи с солидными политическими фигурами, он говорил с ними на равных, и это искупало все неудобства его пребывания в изоляторе. Он вполне мог представить, что и потом, в лагере, слава его будет ему щитом и опорой. От этих мыслей жить становилось веселее.
На этот раз его привезли в городскую прокуратуру. Он уже бывал здесь у следователя Дьяконова, но на этот раз его еще раз вызвали для персонального разговора с прокурором Москвы. Они уже встречались, прокурор считал Суд Народной Совести собранием маразматиков и искал возможности выйти с ними на переговоры. Своей эмоциональностью и хитростью он вызывал у Стукалова лишь неприязнь, и потому предстоящая беседа была тягостна для подследственного.
Часа за два до его появления в прокуратуре Феликс Захарович подобрал Нину с условленного места и повез на дело. Нина была спокойна, как всегда, и этим своим сверхъестественным спокойствием перед самыми ответственными делами она внушала Феликсу Захаровичу почти суеверное восхищение.
- Сегодня твой бенефис, - говорил Феликс Захарович, ведя машину к центру города. - На нас все прожектора, к нам пристальное внимание критиков, а мы поем с галерки, - он хихикнул.
- Надеюсь, ты все продумал, - сказала Нина.
- Я-то продумал, - говорил Феликс - Да грош цена моим думам, если чего не так пойдет. Ты эту винтовку знаешь?
- Все винтовки одинаковы, - отвечала Нина. - Был бы прицел на месте. Мне бы из нее пострелять, привыкнуть.
- Увы, - сказал Феликс, - привыкать уже нет времени. Но ты будь уверена, с ней поработали специалисты, прицел выставлен. Кстати, он там оптический, японский, с просветленными линзами, хотя я и не знаю, что это такое.
- Пули?
- Соответственно припилены как надо. Да ты не волнуйся, там всего-то метров, может, двести расстояния. Для тебя это словно в упор.
- Они что же, не учитывают такой возможности?
- Когда-то, может, и учитывали, - сказал Феликс. - В прежние времена вокруг наших зданий все крыши контролировались. А теперь где людей взять, кто им платить будет? Полный развал.
- Может, тебе не стоит меня ждать? - предложила Нина. - Вряд ли они будут оцеплять район. Пройдусь до метро, поеду как все люди.
- Конечно, правильнее было бы бросить винтовку на месте, - согласился Феликс. - Но я хотел бы ее забрать. У меня насчет нее есть кое-какие соображения. Если будешь выходить из минуты, бросай ее немедленно. Если же сможешь разобрать, то лучше унести.
- Ладно, я попробую, - сказала Нина.
Он считал, что она не волнуется вовсе, но это было не так. В моменты сосредоточения она переходила в какое-то особое состояние, ее сознание словно деревенело, и она действовала, следуя лишь инстинкту. Порою она даже ухитрялась наблюдать за собой со стороны, и ей казалось, что это состояние близкое к ознобу, к болезни, но, когда в результате все получалось отлично и сознание оттаивало, она восхищалась своими собственными действиями.
Дом, выбранный Феликсом для операции, стоял через дорогу от здания городской прокуратуры. Место было оживленное, на первом этаже дома были магазины, в квартирах сталинских времен жили люди в основном состоятельные. Когда Феликс Захарович готовил операцию, он изучил их подробно. Хозяйка квартиры на четвертом этаже, чьи окна выходили на центральный подъезд городской прокуратуры, жила одиноко, работала в каком-то министерстве и пропадала там с утра до вечера. Ее уход на работу Феликс Захарович проконтролировал лично. В этой операции он уже не полагался на агентов, все делал сам.
Он остановил машину у тротуара на параллельной улице, метрах в пятидесяти от места предполагаемой акции. Они вышли из машины вместе, он провел ее до подъезда нужного дома, по дороге давая последние наставления.