Он включил принтер, нажал кнопку печати, и вскоре оттуда выполз лист с текстом.
- Вот твой ключ, - сказал он, подавая лист Лихоносову. Тот посмотрел, пожал плечами.
- Кто придумал эту ступенчатость? - недоумевал он. - Почему не довести проект до всех желающих, чтобы мы знали, что строим?
- В свое время, - сказал Феликс Захарович. - Чего ты там наплел про Бэби? Кто в нем сомневается?
- Следователь Турецкий. - Лихоносов уже хорошо знал фамилию. - Такой прыткий молодой человек. Я все думаю, а почему бы ему не попасть под машину, а?
- Наши акции могут касаться лишь заведомо враждебных обществу персон, - возразил Феликс Захарович. - Чем он тебе насолил, этот следователь?
- Плетет интриги против нашего человека в прокуратуре, - сказал Лихоносов. - Такой, знаешь, шустрый молодой человек. Из тех, что святее самого римского папы.
- Ты понимаешь, что ты говоришь? - гневно повернулся к нему Феликс Захарович. - Ты вообще понимаешь, чем мы занимаемся?
Лихоносов улыбнулся и беззаботно покачал головой.
- Не-а, не понимаю. Все мне пытаются объяснить, а я не понимаю. Мне кажется, этого никто не понимает.
Феликс Захарович смотрел на него с некоторым изумлением, как на животное, которое вдруг заговорило. Он вполне допускал, что глубинную суть проекта постигают лишь немногие, но он никогда не думал, что кто-то по этому поводу испытывает переживания. Меньше всего он ждал этого от Вани Лихоносова, который прекрасно устроился в новой жизни.
- Во всяком случае, в проекте категорически запрещены всякие выступления против органов власти, - наставительно произнес Феликс Захарович. - Психология нового общества строится на благоговейном уважении властных структур. Без этого немыслимо единство.
- Ну это не ваше изобретение, - протянул в ответ Лихоносов. - Понятие божественного происхождения власти возникло еще у шумеров.
- В проекте нет ничего нового, - улыбнулся Феликс Захарович. - Это свод положительного опыта человеческой истории.
- Все это попахивает примитивным масонством, - буркнул Лихоносов. - Тайна, чрезмерно преувеличенная конспирация, знаки и шифры. - Он указал пальцем на лист с ключевыми обозначениями. - Мне это всегда представлялось какими-то детскими играми взрослых людей.
- Я не собираюсь тебя переубеждать, - сказал Феликс Захарович. - Но ты охотно вовлекся в эти игры, не так ли? Они приносят тебе немалую выгоду.
- Организация забирает большую часть моей выгоды, - буркнул Лихоносов, - но я не собираюсь роптать. Мне бы только хотелось яснее понять правила этой игры. В детстве мои родители часто закатывали преферанс с друзьями в гостиной, и я из своей комнаты слышал их фразы: "Вист, пас, мизер" - и прочее. Мне это казалось каким-то волшебным царством. Но уже в двенадцать лет я обыгрывал своих родителей в преферанс, и волшебное царство растаяло.
- Да, - улыбнулся Феликс Захарович. - Все повторяется.
Финансовые дела не позволяли Лихоносову находиться в квартире у Феликса Захаровича столько, сколько ему несомненно хотелось. Феликс Захарович понимал это и специально вел много разговоров на общие темы, не спеша вводить его в секреты ключевой программы. Впрочем, и сам Ваня как будто не проявлял особого рвения, понимая, что старик должен сдавать дела не сразу, а постепенно. Со стороны послушать, они были чрезвычайно деликатны и вежливы, но это была не более чем чиновничья дипломатия. Когда-то Ваня Лихоносов был подчиненным Феликса Захаровича, но любви к начальнику не испытывал никогда. Начальник это всегда понимал и не требовал от него большего, чем он мог дать.
Уже на пороге, надев легкий плащ и легкомысленную молодежную шляпу, Лихоносов обернулся к провожавшему его Феликсу Захаровичу и, чуть улыбнувшись, спросил;
- Скажи мне, пожалуйста, а на что тебе эти бабы, которых ты содержишь на Юго-западе? Ты еще на что-то способен?
Ему бы надо было покраснеть, но Феликс Захарович чувствовал, как кровь, напротив, отливает от лица. Он давно не испытывал такого страха.
- Зачем ты за мной следишь? - спросил он, пытаясь контролировать свои интонации.
- Случайно получилось, - усмехнулся тот. - Вижу, ты закрутился, пытаешься от хвоста избавиться. Дай, думаю, посмотрю, к кому это он с такими предосторожностями пробирается. Остальное - дело техники.
- Это моя внучатая племянница, - сказал Феликс Захарович. - Она сбежала от мужа-алкоголика из Твери, и я ее временно прячу у себя.
Двусмысленная улыбка не сползала с лица Лихоносова.
- Ну-ну, - сказал он ехидно. - Которая из двух?
- Вторая - ее подруга.
- Ну передавай поклон, - он коснулся рукой полей шляпы. - Я заходил к ним под видом соседа, дожидавшегося жены с ключом, и мы познакомились. Милые девушки.
- Я передам, - сухо сказал Феликс Захарович. Лихоносов хмыкнул, жизнерадостно улыбнулся и ушел, насвистывая что-то веселенькое.
Лишь только за ним закрылась дверь, Феликс Захарович почувствовал, как у него подогнулись колени. Он неожиданно сел на пол в прихожей, прислонившись спиной к стене. Все, что он считал прекрасно организованной акцией, теперь разваливалось на части. Надо было думать о радикальных срочных мерах.
35
Они позвонили мне в воскресенье утром. В субботу я допоздна задержался на работе, увлеченный моими неутомимыми помощниками, которые искали свои, компьютерные пути поиска Бэби, и потому на дачу собрался ехать с утра в воскресенье. Поэтому, когда рано утром раздался звонок, я уже завтракал.
- Александра Борисовича Турецкого можно к телефону? - раздался вкрадчивый мужской голос.
- Безусловно, - ответил я. - Он, собственно, уже у телефона. С кем имею честь?
- Вы, может, меня уже не помните, - заговорил мужчина извиняющимся тоном. - Я из Краснодарского управления внутренних дел. Мы с вами беседовали об убийстве капитана Ратникова. Майор Деменок Артем Иванович. Я тут случайно в Москве оказался, дай, думаю, позвоню, авось не забыли.
- Не забыл, Артем Иванович, - сказал я благодушно, хотя в тот момент вспоминал его внешность с трудом. - С чем вы у нас?
- Да мы, собственно, к вам, Александр Борисович. Пока у меня выходные, я решил к вам человека привезти одного. Может, вам будет интересно с ним поговорить.
Мне заранее было неинтересно. Я лихорадочно соображал, как мне вежливо и тактично избавиться от нечаянных гостей, но тут Деменок сказал:
- Это Сорокин Витя. Бывший сослуживец Коли Ратникова.
Признаюсь, я не сразу вспомнил, о ком идет речь. Но, вспомнив, сразу оставил все свои дачные затеи, назвал им свой адрес, объяснил, как ко мне добираться, и немедленно стал звонить на дачу, предупреждать Ирину о невозможности там появиться ввиду неотложных дел. При этом надо было учесть, насколько вредно могло сказаться мое отсутствие на нервной системе будущего ребенка. Но моя жена слишком хорошо меня знала и обещала не нервничать по пустякам. Я поцеловал ее в трубку, и она захихикала.
Гости появились где-то через час, то есть добирались вдвое больше, чем это того требовало. Не так уж плохо для провинциалов! Деменок был таким же скучным и серым, каким он показался мне в Краснодаре, а вот так лихорадочно разыскиваемый нами Витя Сорокин представлял собой мечту геббельсовской пропаганды - стройный высокий блондин с голубыми глазами. Впрочем, воплощенный сверхчеловек вел себя не слишком уверенно, растерянно оглядывался по сторонам и нервно жевал жвачку.
Я пригласил их на кухню, напоил кофе, накормил яичницей, а по ходу всего этого ритуала Деменок рассказывал о делах краснодарского управления, о цифрах раскрываемости преступности и интересовался самочувствием Сережи Семенихина. Последнее вернуло меня к делу, я позвонил Сереже и приказал пулей лететь ко мне.
- След Бэби, - произнес я ключевое слово, и он побил все рекорды передвижения воскресным городским транспортом.
Они уже допивали кофе, когда появился Сережа, и Деменок радостно с ним обнялся. Сам Сережа не стремился к излиянию чувств, но, подружившись с майором во время своего пребывания в больнице Краснодара, был с ним вполне приветлив.
- Это Виктор Сорокин, - сказал я, ткнув пальцем в супермена. - Помнишь, кто это?
- Конечно, - кивнул Сережа.
- Давай, Витя, - сказал я, - выкурим по сигаретке и поговорим.
Как всякий приличный супермен, Витя не курил, но к разговору был готов. Собственно, ради этого разговора он и приехал в Москву, позволив Деменку себя уговорить. Дело капитана Ратникова тоже жгло его сердце.
- Я успел поработать с ним только год, - сказал он. - Чего там говорить, человек был душевный. Я и дома у него бывал, и жену его знал… Да она у нас в управлении работала - инструктором по стрельбе. Такое вдруг на нее свалилось!..
- Почему же вы не довели дело до конца? - спросил я без укора.
Он пожал плечами.
- Так ведь прекратили расследование. Как Щербатого убили, так и закрыли.
- А вам известно, - спросил я, - что с тех пор убили еще шесть человек, присутствовавших на месте убийства?
- Нет, не известно, - сказал он осторожно. - И кто же их?
- Как раз над этим мы и работаем, - сказал я. - У вас есть на этот счет какие-нибудь соображения?
Он задумчиво покачал головой.
- Нет у меня соображений. Напрасно это…
- Почему напрасно?
- Ни при чем они.
- А кто при чем?
Он глянул на меня, как бы очнувшись, и заулыбался.
- Так откуда же мне знать, гражданин следователь! Я-то вообще за тридевять земель от всего этого был.
Я кивнул.
- И как вы туда попали? За тридевять земель? Он пожал плечами.
- Пригласили. Я ведь в десанте служил, в диверсионной группе. Вызвали в военкомат, предложили. Наши армяне сколачивали группу, обещали хорошо платить.
- Армяне сколачивали или военкомат? Он усмехнулся.
- Ну вы же знаете, как это делается. Военком на этом, наверное, тоже кое-что получил, а как же. Рыночная экономика ведь. - Тут он вздохнул.
- И не обидели вас армяне? - спросил я.
- Как сказать, - произнес хмуро Сорокин. - Я ведь оттуда сбежал.
- Как - сбежали? - удивился я.
- Своим ходом, - Сорокин усмехнулся. - Я вербовался инструктором в лагеря. Мне людей убивать ни к чему. Какая между ними разница, что армяне, что азербоны эти. Такие же черные, такие же говорливые и платят одинаково. Я ведь их всех до сих пор своими считаю.
- Чего же пошли?
- За деньгами, конечно, - усмехнулся он. - Наобещали ведь горы… А там ни обмундирования подходящего, ни оружия нормального. На третий день меня в бой бросили с ребятами. А как стрельба пошла, там уже пьянеешь, там уже за жизнь свою борешься. Прорвались мы, вошли в их аул, или как там… Старухи плачут, детей на руках держат, старики волками смотрят… Армяне сразу по домам пошли, боевиков разыскивать - крики стоят, плач!.. Они ведь дикие все, что те, что эти. Собрали человек пятнадцать молодых парней и тут же всех расстреляли. Я так и не понял за что.
- Долго вы там воевали?
- Да почти с полгода, - вздохнул Сорокин. - То в заслоне стоим, то на прорыв идем. В этих горах война чисто бандитское дело - засады сплошные, мины…
- А как же ты сбежал? Почему просто не ушел?
- Уйдешь оттуда, как же… Контракт на год, а пунктов о преждевременном прекращении действия не предусмотрено. Они умные, эти вербовщики. На покойниках большие деньги экономят. Из десятка парней до конца года доживают три - пять человек.
- Но ты решил уходить. Почему?
- Кисло стало, - сказал Сорокин уклончиво. - Один гад девочку изнасиловал и потом штыком приколол. Армянин. Наши видели, хотели его на месте кончить, так не дали. Устроили суд, увезли его. Ничего ему не было…
- Вас это возмутило?
- И меня, и ребят. Конфликты начались… Потом, когда одного нашего с пулей в затылке из боя принесли, тут мы задумались. Ну и рванули.
- На ту сторону?
- А куда же!.. Там всего две стороны, гражданин следователь. Нас потом по их телевидению показывали, все про зверства армян расспрашивали. Если по совести, так там не одни армяне зверствуют. Но мы, сами понимаете, говорили то, что они от нас ждали. При другом раскладе они могли нас к стенке поставить, ведь так?
- Скажите-ка, - включился в разговор Сережа, - вы там, в Баку, встречали русских пленных?
- Ну были там ребята вроде нас, - сказал Сорокин. - Нас ведь тоже опять уговаривали воевать, только уже на другой стороне.
- Не встречались ли вам такие фамилии - Тверитин и Чекалин? - спросил Сережа, явно угадав при этом мой вопрос.
Некоторое время Сорокин вспоминал, потом покачал головой.
- Нет, не встречались. Да там, гражданин следователь, под своими фамилиями не ходят.
Я вспомнил, что у меня дома находятся копии документов из личных дел этих самых Чекалина и Тверитина, доставленных нам из ФСК по ходатайству майора Скачкова. Я забрал их домой в папке с бумагами, думая поразмышлять о деле на дачном досуге. Оказалось - кстати.
Я достал из папки фотографии предполагаемых убийц и протянул Сорокину.
- А может, все-таки видели?
Он взял фото в руки, присмотрелся, и по тому, как изменилось его лицо, я понял - мы попали в точку! Сердце мое гулко забилось.
- Видел, - буркнул он. - Эти подонки в Баку охранниками в лагере работают. Зверье, поганки…
- Оба? - спросил я.
- Он кивнул.
- Они ведь кореша! Говорят, в России им делать нечего.
- Это да, - сказал я и откинулся на спинку кресла. Сережа Семенихин довольно улыбался, и я, наверное, тоже.
- Они как-то связаны с делом капитана Ратникова? - спросил Деменок, тоже разглядывая фотографии бывших гэбэшников.
- Самым непосредственным образом, - сказал я. - Это и есть убийцы капитана.
У майора Деменка после этих слов вытянулось лицо, а Витя Сорокин озадаченно раскрыл рот, покачал головой и произнес:
- Вот не знал!..
Гостей мы проводили со всеми почестями, потому что получили от них важнейшие данные. Весь вечер просидели с Сережей у меня дома, планируя дальнейшие действия. На следующее утро я едва дождался появления начальства. За отсутствием Кости Меркулова, занявшегося социальными провокациями, мое дело курировал второй заместитель генерального прокурора тоже бывший мой коллега по городской прокуратуре, Пархоменко Леонид Васильевич. Я ворвался к нему в кабинет, когда он только снимая плащ, вешая его в шкафу.
- Леонид Васильевич, нужна дипломатическая акция, - начал я с ходу.
Он пренебрежительно скривился. Наши отношения складывались по-разному, прямых конфликтов не было, но он представлял другую, не меркуловскую культуру, И потому сблизиться мы не могли принципиально.
- Чего у тебя, Турецкий? Все шлангом прикидываешься, "стрелков" своих ищешь?..
- Есть информация, - сказал я, - что особо опасные преступники, разыскиваемые за убийство милиционера с семьей в Краснодарском крае, находятся в Азербайджане, в Баку. Я хотел бы узнать, какие у нас возможности потребовать их выдачи?
- Возможностей у нас полно, - буркнул заместитель генерального прокурора. - Потребности нету. Ты что же, расследуешь убийство сотрудника милиции из Краснодара?
- Это убийство связано с нашим делом.
- Каким боком?
- Наш Бэби связан с этим краснодарским убийством. Он убивает всех проходящих по тому делу подозреваемых.
Пархоменко усмехнулся и покачал головой.
- И что? Ты хочешь продолжить дело твоего Бэби, да?
- Мы же договорились, я продолжаю искать Бэби, - напомнил я несколько обескураженно.
- Кончилась наша договоренность, - рявкнул он грубо. - Хватит дурака валять! Полгода твое следствие на месте топчется, еще хочешь побездельничать? Давай, дружок, впрягайся-ка ты в настоящее дело? В общем, заканчиваем мы с твоим Бэби. Кончено!
- Минутку, - я начинал закипать. - Решение о продолжении следствия было принято на совещании у генерального, и дать новое указание о прекращении дела может только сам генеральный.
- Ты что? - сощурился Пархоменко. - Решил меня на место поставить? Я тебя знаешь куда задвинуть могу? Сашенька…
Я наклонился к нему и ответил в его же стиле:
- Обломится тебе, Ленечка…
Он даже рот раскрыл. Потом закрыл и кашлянул.
- Ладно, не будем бодаться, - сказал он уже другим тоном. - Есть указание генерального прокурора включать тебя в работу по уральскому делу. Будешь помогать Сиренко. Там работы воз, разбираться и разбираться… Дело запутано неимоверно. Все, ступайте.
- Извольте дать мне письменное указание о прекращении дела, - потребовал я столь же официально. - Председатель депутатского комитета законности и правопорядка Соснов Вадим Сергеевич держит наше дело под личным контролем, и мне будет важно сослаться на документ, подписанный замом генерального, когда он начнет нас долбать на сессии.
- Ты чего, больной? - Пархоменко опять вернулся к своему стилю. - Ты под кого роешь, паря? Ты же под себя роешь, не понимаешь?
- Я рою единственно под нарушителей законности, - отвечал я с достоинством. - И вообще, известно ли тебе, Леня, что Костя Меркулов теперь каждый день с Президентом завтракает? Ты, наверное, думал, он в опале, да?
Последняя информация его задела. Не то чтобы они с Костей были смертельными врагами, но было время, когда Костя перед ним отчитывался и исполнял его начальственные указания. Несколько лет назад Пархоменко занимал должность начальника следственной части Мосгорпрокуратуры, а "важняк" Меркулов находился у него в подчинении. Он натянуто улыбнулся.
- Я радуюсь успехам своих товарищей, Турецкий, - сказал он. - А что касается письменного указания о прекращении дела в отношении убитого преступника, то оно поступит к вам немедленно. Не смею вас задерживать.
Я возвратился в свой кабинет преисполненный негодования и, когда обнаружил там Лаврика Гехта, вернувшегося откуда-то с Камчатки или Чукотки, почему-то рассердился еще больше. Бедняга Лаврик был исполнен самых дружеских чувств, привез мне сувенир, какое-то существо из моржового клыка, именуемое Евражкой, а я лишь очень сухо поблагодарил, откланялся и ушел в компьютерный зал.
- Нашу бригаду расформировывают, - сказал я Ларисе и Сереже, уже сидевшим за своими экранами.
- Как? - испугалась Лариса.
- Дело наше приказано прекратить, - сказал я. - Считается неприличным тратить народные деньги на удовлетворение частного любопытства.
- Они не верят в то, что Бэби жив? - спросил Сережа, продолжая жевать жвачку.
- Теперь мы будем заниматься мафиозными делами уральских финансовых групп. Подлоги, контрабанда, дача взяток в особо крупных размерах. Будет что посчитать на ваших арифмометрах.
Сережа не ответил, а Лара сказала:
- Это несправедливо. Я кивнул.
- Зато целесообразно. Они собираются потушить огонь, заливая его бензином. Пусть попробуют.
- А Бэби? - спросил Сережа. - Мы ведь с ним чуть не познакомились. За местонахождение этих подонков он бы сдал нам весь Народный Суд.
- А вот это им не надо, - злорадно проговорил я. - Я начинаю думать, что этот самый совестливый орган тоже является элементом государственной политики.
- Ну, Александр Борисович, - покачала головой Лариса.