А потом… потом пришел ответ на запрос, направленный на имя Турецкого, и в "Глории" наконец-то смогли по-настоящему оценить, КОГО смог зацепить на крючок Агеев.
"…Декушев Али Ибрагимович. Активный участник бандформирований, действовавших на территории Чечни, Ингушетии и Дагестана. Отличался крайней жестокостью по отношению к захваченным пленным. В федеральном розыске с 2001 года.
Крайне опасен. При задержании может оказать самое активное сопротивление. Владеет почти всеми видами отечественного и зарубежного стрелкового оружия. Специализация - диверсант. Проходил спецподготовку на базах в Арабских Эмиратах, после чего был переброшен в отряд Хаттаба".
Спецхарактеристика: "Патологическая ненависть к "неверным" и одновременно с этим более чем скептическое отношение к мировому исламу".
Вспоминая тот момент, когда на его глазах и под его прикрытием едва не "упустили" Агеева, причем не в горах Афганистана, а в довольно дорогом московском ресторане, чего Голованов до сих пор не мог себе простить, Сева негромко выругался, обозвав себя "нехоженным идиотом", и постарался перевести свои мысли на что-нибудь другое, более спокойное и не столь щекочущее нервы. Однако ничего хорошего в голову не приходило, и он почти заставил себя переключиться на дело "о чести человека и квартире", на которое подписался всего лишь три дня назад, поддавшись уговорам своего бывшего командира, генерала Варламова, с которым они с Агеевым прошли весь Афган. Точнее говоря, Варламов просил не за себя лично, а за своего друга, генерала Самсонова, который из-за какой-то квартирной хренотени может лишиться всего, что он имеет на сегодняшний день, но главное - чести и достоинства "порядочного человека и боевого генерала", каковым этот самый Самсонов и был до последнего момента.
Убита хозяйка и владелица престижной квартиры в "генеральском доме" на Кутузовском проспекте, причем убита при довольно странных и непонятных обстоятельствах, и все подозрения падают на несчастного Самсонова как на человека, который явно претендовал на эту квартиру. Ее владелица - тоже Самсонова… Людмила Степановна хоть и смотрелась довольно привлекательной и бодрой старушкой, однако на самом деле ей уже давно перевалило за восемьдесят, она уже забыла, когда похоронила своего мужа-художника. Детей у нее не было.
Следователь, который вел уголовное дело, уже расставил все точки над i, и ему теперь только и оставалось, что предъявить официальное обвинение в убийстве Самсоновой бывшему генералу, который пока что находился на свободе, дав подписку о невыезде. И теперь вся надежда, как умолял Голованова его бывший командир… Короче говоря, Головнов пообещал Самсонову и Варламову подключить к расследованию этого дела "Глорию", и уже сам намылился напрямую переговорить с Самсоновым, однако Турецкий упросил его "присмотреть попутно за мальцом, поводив его денек-другой по Москве", и теперь вот, вместо того чтобы заниматься делом, приходилось околачиваться в "топтунах".
Кстати, квартира убитой вдовы художника находилась неподалеку от школы, в которой учился Игнат, и он уже сам для себя решил, что если не случится ничего экстремального, то можно будет сегодня же навестить Самсонова, чтобы напрямую переговорить с ним. Без посредников и защитников его "чести и достоинства". Впрочем, если верить тому, что рассказал Варламов, - а Голованов не мог не верить своему генералу. - Самсонову грозила не только "потеря чести и достоинства", но и лет десять колонии строгого режима за предумышленное убийство хозяйки этой квартиры. Перед тем как ударить старушку по голове, ее связали и даже заклеили рот широченным скотчем.
Думая о том, что предстоящий разговор с генералом будет, судя по всему, не очень-то приятным - Самсонов, в силу своего генеральского апломба и гонора, постарается держать "масть", а ему, Голованову, нужны будут только факты, причем без соответствующих интерпретаций генерала и ненужных прикрас, и уже одно это проведет между ними тяжелый психологический барьер, - Голованов упустил момент, когда распахнулись двери и на школьное крыльцо выкатились не менее дюжины здоровенных лбов, глядя на которых нипочем не скажешь, что это "всего лишь дети", школьники, у которых еще "не устоялась психика" и их ни в коем случае нельзя травмировать.
За первой дюжиной из здания школы вывалило еще большее количество народа, в этом скопище голов уже трудно было найти Игната, и Голованов переключил свое внимание на блестящую игрушку-мотороллер, который все еще дожидался своего хозяина. И дождался.
Игнат почти вбежал на парковочную стоянку, сунул в багажник сумку с учебниками, врубил скорость и почти с места, едва не поставив мотороллер "на дыбки", рванул в сторону гудящего Кутузовского проспекта. В каждом его движении чувствовалась избыточная нервозность, к тому же он был один, что было бы странным, если бы он поехал в сторону дома, но вполне оправданным, если он собрался навестить своего пушера1, чтобы пополнить, видимо, закончившийся запас наркоты. В эти минуты его поведение было явно неадекватным, и Голованов не смог не выругаться, выводя свою машину из укрытия:
- Щенок! Щенок сопливый!
Игнат, между тем, едва не на полной скорости и почти не обращая внимания на шарахавшихся от него прохожих, проскочил проулок, ведущий к Кутузовскому проспекту, и, нарушая все правила уличного движения, что тоже говорило о его внутреннем состоянии, рванул в противоположную от дома сторону. И это также подтверждало догадку Голованова, что парень остался без привычной, видимо, дозы и ему срочно нужен "косячок".
Лавируя, словно пьяный "слаломист", между машинами, которых в этот час не очень-то и много было на Кутузовском проспекте, Голованов пустился было за мелькающим впереди него мотороллером, однако на первом же светофоре поимел полное фиаско. Игнат обошел застывшие перед красным светом машины, и не успел зажечься зеленый, как он рванулся с места и уже через тридцать секунд полностью растворился в пространстве проспекта. То ли свернул куда-то в сторону, во дворы, то ли успел проскочить на зеленый свет следующий светофор и теперь, словно зомбированный маньяк, шел к намеченной цели.
Преследовать его уже не имело смысла, и Голованов невольно пожалел, что рядом с ним не было Агеева. Можно было бы загодя просчитать тот финт, который выкинул этот сопляк, и также загодя поставить машину Филиппа на перехвате, чтобы уже более-менее спокойно довести Игната до конца. Однако Агеев лежал в реанимационной палате в Институте Склифасовского, и Сева, негромко выругавшись, достал из "бардачка" мобильник, вытащил из "памяти" телефон Турецкого.
- Саша? Полный облом. Ушел паршивец! Сделал меня как маленького.
Судя по реакции Турецкого, тот даже не удивился этому сообщению и только попросил рассказать вкратце, что произошло и точно ли определил он, Голованов, состояние Игната.
- Ты понимаешь, - малость обиделся Голованов, - я этих наркоманов в том же Афгане и Чечне навиделся столько, что даже без разглядывания зрачков могу определить, кто в каком состоянии находится. А насчет всего остального…
И он, довольно сжато и в то же время не забывая особо важных деталей, рассказал о том, как и в чем ни бывало проявился в этот день его подопечный. И замолчал, ожидая вердикта Турецкого.
- Выходит, он садится на мотороллер, когда ему надо в срочном порядке смотаться за очередной партией наркоты? - подытожил рассказ Голованова Турецкий.
- Получается, что так. По крайней мере, ни вчера, ни позавчера он даже не вспоминал о своей игрушке. - Сева замолчал и после паузы добавил: - Если я не ошибаюсь, в этом есть определенная логика.
- Озвучь.
- Парень далеко неглуп, и после твоего с ним разговора в парке он вполне естественно мог допустить, что "важняк Турецкий" установит за ним негласное наблюдение, и вот, чтобы уйти от этого хвоста, он довольно успешно использовал свой мотоцикл. Тем более, что ездит он на нем просто великолепно.
- Логично, - согласился с ним Турецкий. - Логично и умно. Однако на каждую хитрую задницу есть болт с винтом. И этот же мотороллер поможет взять его прямо на покупке. И его, и того поставщика, который снабжает его наркотой.
- А если он решит в следующий раз двинуться к своему благодетелю на такси? - предположил осторожный Голованов.
- Исключено! Если у него выгорел этот финт сегодня, то он использует его и второй раз. Так что, Сева, придется еще побдеть малость. Как говорится, не в службу, а в дружбу… Да, и еще вот что! - спохватился Турецкий. - Попробуй отследить этого говнюка, когда он будет возвращаться домой. Хотелось бы лишний раз убедиться, что он действительно отоваривался у своего пушера, а не мотался к Насте выпрашивать у нее прощения.
- Что, надеешься на подобный вариант? - усмехнулся Голованов.
- Хотелось бы надеяться.
Голованов явно ошибался, предположив, что торговец наркотой, на котором был завязан Игнат Шумилов, содержит дома небольшой отстойник, то есть притон, где можно не только уколоться или заглотнуть парочку "колес", но и покайфовать часок-другой в обществе таких же наркоманов. Пожалуй, и часа не прошло, как во внутреннем дворе дома, где жили Шумиловы, раздался приглушенный стрекот мотороллера, и к подъезду подкатил Игнат. С того места, где припарковался Голованов, можно было разглядеть даже лицо парня, не говоря уж обо всем остальном, и Всеволод Михайлович удивился перемене, происшедшей с Игнатом. Он уже не дергался, как подвешенная на веревочке кукла, а довольно спокойно и едва ли не вальяжно слез с седла, вкатил мотороллер в дворницкую подсобку и, перекинув через плечо сумку с учебниками, также спокойно и деловито направился в подъезд.
Это был совершенно не тот Игнат, каким его увидел Голованов после уроков. Парень был явно доволен собой и чувствовал себя едва ли не хозяином жизни.
- Вкололся с-с-сучонок! - уже злясь на самого себя, пробормотал Голованов, осознавая, что не в силах поправить случившееся.
И еще он подумал о том, что этот толковый, но слишком самонадеянный мальчишка кончит плохо. Плохо, даже несмотря на то, что ас сыска Александр Борисович Турецкий был его крестным отцом. Подобная беда не очень-то разборчива в званиях и регалиях и отлавливает жертву по своему выбору. Короче говоря, надо было в срочном порядке вытаскивать парня из этого болота, а не сопли жевать, думая о том, что слишком радикальные меры будут неприятны его отцу.
Проводив взглядом Игната, Голованов тяжело вздохнул и потянулся к мобильнику. Турецкий отозвался тут же, словно ждал этого звонка.
- Ну? - требовательно произнес он.
- Гну! - огрызнулся Голованов. - Как я и думал! Судя по всему, наш мальчишечка уже отоварился наркотой, а заодно и дозу принял, не отходя от кассы.
- Ты в этом уверен?
- Послушай, Александр Борисович! - вскипел Голованов. - Я же не сомневаюсь в твоей компетентности как следователя, так уж будь добр…
- Ладно, не кипятись, - буркнул в трубку Турецкий. - Просто до конца поверить в то, что мой крестник, сын Димы Шумилова, подсел на эту дрянь… В общем, сам понимаешь, страшно все это и не очень-то хочется верить в подобное.
- И все-таки поверь! Поверь и сделай выводы.
- Ты о чем?
- Да все о том же! Хотя этот самый Игнат и твой крестник, но должен заметить тебе, что парень он говнистый и, пожалуй, слишком самонадеянный, а резину тянуть с этим делом нельзя. Упустить можешь, и тогда…
- И что? - перебил Голованова Турецкий, которому, видимо, не очень-то приятно было слушать подобное.
- Надо срочно звонить в управление по наркоконтролю, тем более, что с их генералом у тебя вполне человеческие отношения, и пускай уже ребятишки Васильева занимаются этим гнездом. Я имею в виду того пушера, у которого отоваривается Игнат.
- Я понял, что ты имеешь в виду, - огрызнулся Турецкий, - но это исключено. По крайней мере, сейчас.
- Но почему?! Ты же сам видишь, парень гибнет на глазах!
- Я тебе уже говорил, - каким-то очень уставшим голосом отозвался Турецкий. - Дима, я имею в виду Шумилова, и без того находится сейчас в стрессовом, если даже не в предынфарктном состоянии, и узнай он, что его сын - наркоман?.. А это непременно высветится, когда в дело ввяжутся опера Васильева…
- Ну и что ты предлагаешь?
- Я говорил, постараться самостоятельно выйти на этого пушера, сдать его со всеми потрохами Васильеву, и когда Игнат останется без подпитки, заставить его покаяться отцу, хотя бы в малых грехах, и лечь в какую-нибудь приличную клинику.
Турецкий замолчал и не очень-то уверенно добавил:
- Думаю, при таком раскладе все мы обойдемся малой кровью. По крайней мере, Шумиловы.
- Отец и сын? - не удержался, чтобы не съязвить, Голованов.
- Да! - упрямо подтвердил Турецкий. - Отец и сын.
- Да ты хоть понимаешь, что все эти сопливые прожекты не имеют ничего общего с реальностью?
- И все-таки будем работать по этой схеме!
В голосе Турецкого уже звучали привычные металлические нотки, однако он тут же немного сбавил тон:
- Кстати, какие у тебя планы на вечер? А то бы приехал, у меня прекрасный коньяк скисает.
- Не обещаю, - хмуро отозвался Голованов. - Мне еще надо бы с Самсоновым встретиться. Влип мужик как кур в ощип.
Не очень-то рассчитывая на хлебосольство опального отставника, который, видимо, уже сушил сухари, готовясь к длительной отсидке, Голованов перекусил в небольшой забегаловке на Кутузовском проспекте, цены в которой могли сравняться с ценами первоклассного парижского ресторана, и еще не было шести вечера, как он входил в шикарный подъезд вполне престижного дома, где в квартире убитой вдовы художника проживал с семьей генерал Самсонов.
Открыл ему невысокий, плотного телосложения мужчина лет шестидесяти, который, видимо, уже не только сухари сушил, но и примерял на себя камерную одежонку. Его живот и ляжки обтягивали вздувшиеся на коленках "треники", в которых мог бы позволить себе ходить только вконец пропившийся безработный бедолага. На "треники" спускался подол застиранной "ковбойки", цвет которой напоминал о давно забытых временах советского дефицита. Судя по всему, генерал в свое время даже дома не вылезал из казенных штанов с лампасами, да и сейчас, уже будучи в отставке, решил не тратиться на такие мелочи, как штатский прикид.
Голованов знавал подобных генералов и полковников и отношение к ним было соответствующим. Как говорится, чем богаче - тем жаднее. Когда бывало, приходилось сбрасываться на спирт или на водку, они всегда находили вескую причину не вложить ни рубля, но когда начиналась пьянка, то глотали в три горла. На халяву с дармовщинкой, естественно.
Открыв входную дверь и стоя на пороге, Самсонов критическим взглядом, словно перед строем солдат на плацу, осмотрел гостя и как бы нехотя пригласил его в полутемную прихожую, где, как в старой московской коммуналке, едва светилась под потолком лампочка сороковатка.
- От Варламова? - спросил он, видимо не понимая, как это сорокапятилетний, вполне интеллигентный на вид, седеющий мужик может заниматься сыскным делом.
- Точно так, от Сергея Николаевича, - подтвердил Голованов, думая о том, что, видимо, правильно сделал, перекусив салатом с кофе в забегаловке.
- А вас, простите, как?
Этот козел в трениках, по отношению к которому у Голованова накатывала непроизвольная антипатия, прекрасно знал, как звать-величать гостя, однако хотел удостовериться в этом еще раз.
- Всеволод Михайлович.
Он думал, что после этого Самсонов пригласит его, наконец-то, в комнату, однако тот не спешил.
- Он кажется говорил, что вы где-то служили? Вроде бы даже вместе?
Это уже начинало надоедать, и сейчас бы расхохотаться в лицо этому сапогу, который, судя по всему, своих подчиненных мытарил так, что из задницы парок шел, однако Голованов смог сдержаться. Все-таки обещал Варламову разобраться в этом деле.
- Да, служили, - кивком головы подтвердил Голованов. - В горячих точках.
- Афганистан?
- Не только. Однако, что это мы обо мне да обо мне, может, перейдем к делу?
Подобный тон гостя Самсонову явно не понравился, и он не нашел ничего лучшего, как протянуть Голованову еще довольно крепкую ладонь и довольно сухо представиться:
- Генерал Самсонов!
Он так и сказал - "генерал Самсонов!", после чего кивнул в сторону открытой двери кухни, приглашая гостя "на разговор". Здесь, видимо, оставалось все таким, как было при жизни старой хозяйки этой квартиры, и Голованов не мог не оценить ее вкуса. Явно не дешевый польский кухонный гарнитур "под дерево", купленный лет десять назад, встроенная в гарнитур шикарная мойка, вместо привычного "уголка" - массивные мягкие стулья, в углу подвешенный на кронштейне телевизор "Сони", тяжелые, плотные шторы до пола, а по стенам - писанные маслом картины: осенний пейзаж и натюрморты.
М-да, имея подобную кухню, не захочешь запираться в собственном кабинете.
- Вы что, уже переселились в эту квартиру? - невольно вырвалось у Голованова.
- Да! - резко ответил Самсонов. - А что, собственно, вас смущает?
- Да, в общем-то, ничто не смущает, - пожал плечами Голованов. - Просто надо бы уточнить кое-какие детали, прежде чем взяться за ваше дело.
- А чего тут уточнять? - вскинулся Самсонов. - Просто… просто вышла какая-то накладка и чепуха. Незадолго до того, как я и моя семья должны были перебраться на эту жилплощадь, ее бывшую хозяйку убили. И следователь, видимо прикупленный кем-то, всех собак теперь вешает на меня.
"Ни хрена себе!", передернуло Голованова. Убита старая женщина, лет сорок прожившая в квартире, которую занял этот надутый индюк, а теперь оказывается все это "накладка" и "чепуха".
- А как, собственно, вы оказались в этой квартире? - счел нужным поинтересоваться Голованов. - Если я не ошибаюсь, вы служили где-то под Читой? По крайней мере так Сергей Николаевич рассказывал. Она что, оставила вам эту квартиру по завещанию? Или, может, оформила как дарственную?
- Зачем же по завещанию? - возмутился Самсонов. - Мы здесь прописались еще при ее жизни.
- "Мы" - это вы и ваша семья?
- Совершенно точно!
- А кем вы ей доводитесь, я имею в виду убитую? Близким родственником?
Самсонов замялся.
- Ну-у, не родственником, конечно, но…
- Понятно, - вздохнул Голованов, хотя ему совершенно ничего не было понятно.
Самсонов продолжал держать свой генеральский имидж, граничащий с генеральской неприкосновенностью, и не в силах был пересилить свое собственное "Я", чтобы до конца раскрыться какому-то сыщику частного детективного бюро, бывшему армейскому спецназовцу и всего лишь майору. А Голованов между тем продолжал:
- Должен сказать вам, Яков Борисович, что человек я занятой, по уши загруженный работой, и согласился вам помочь, точнее, разобраться в вашем деле, только из-за того, что слишком уважаю своего командира, я имею в виду генерала Варламова. Так что, давайте договоримся сразу: или вы начинаете работать со мной и выкладываете все, как на исповеди, или же я сейчас разворачиваюсь и ухожу.
Он еще хотел было добавить, что "я не следователь прокуратуры, и мне мало приятного с вами сопли жевать", но сдержался, вспомнив, как умолял его Варламов "помочь хорошему человеку и генералу".
Явно не ожидавший столь крутого поворота со стороны частного сыщика, Самсонов вдруг как-то сразу обмяк, будто из его нутра спустили весь генеральский пар, и глазами побитой собаки посмотрел на Голованова.