Осталась позади зеленая окраина Тирасполя - Крепостная Слободка. Дорога некоторое время тянулась по-над Днестром. Широкая пустынная река была усыпана солнечным блеском. За рекой виднелись кое-где уютные хуторки, аисты на соломенных крышах. Там лежала захваченная боярской Румынией Бессарабия. По гребню длинного холма трусила цепочка всадников с карабинами за плечами.
- Сигуранца, - сказал Боровой, указывая на них кнутовищем.
- Казаки, - возразил Алексей.
На всадниках он разглядел фуражки с красными околышами и брюки с лампасами.
- Може, и казаки, - равнодушно согласился Боровой. - Люди кажуть, генерал Гулов сыдыть у Кишинева, и вийско в него все з наших, российских. Им румынский король полну волю дав.
Алексей мог своими глазами убедиться, что это действительно так. В какой-нибудь полуверсте от него ехали те самые казаки, с которыми он дрался когда-то под Каховкой и Верхним Токмаком. Ехали спокойно, неторопливо, как по своей земле…
На первой же развилке дорог Боровой взял в сторону от Днестра.
- Берегом краше було б, да тут богато червоних прикордонников, - объяснил он.
Теперь они ехали горячей ковыльной степью среди сухих оврагов и опаленных солнцем косогоров. Крепкие низкорослые лошадки Борового тянули бойко, фургон отчаянно трясло, и было не до разговоров.
День заканчивался, когда они увидели с холма дерев-ню, в которой Галина рассчитывала переночевать.
Боровой натянул вожжи:
- Бачьте!…
Маленькая речушка, почти неприметная в голых плоских берегах, вычерчивала в степи причудливые узоры. Прилепившаяся к ней деревня была похожа на зеленый степной островок. Берега реки густо поросли кустарником, хаты утопали в зелени. Старые ивы с подмытыми корнями низко наклонялись к воде и, казалось, из последних сил удерживали на весу изогнутые узловатые стволы. Сбегая с холма, дорога прошивала деревню насквозь и терялась вдали среди степных (подъемов и впадин.
Из-за реки к деревне двигались какие-то люди. Их было человек пятьдесят. Пятеро ехали верхом, остальные темной рваной полосой растянулись по дороге. Сзади тащились телеги.
Алексей сразу понял, кто это. На всякий случай сказал:
- Пограничники, что ли?
- Може, да, а може, ни… - уклончиво отозвался Боровой и посмотрел на Галину.
Встав на колени на дно фургона, она через его голову разглядывала двигавшихся по проселку людей.
- Поворачивайте обратно! - сказала она Боровому. - Скорее, нас увидят!
- Дивчинко, то же ж…
- Поворачивайте!
Боровой повернул лошадей. Когда неизвестные люди скрылись из глаз, он проговорил, ни к кому не обращаясь:
- Здаеться мени, то…
- Мало ли что вам "здаеться"! оборвала его Галина. - А если нет?
Боровой, подумав, слегка развел руками, как бы говоря: "Так-то оно, конечно, так…"
Посоветовавшись, решили ночевать в степи, а утром выяснить, что за людей они видели.
Боровой ворчал:
- Упреждав же, що не треба ихать, ночуй теперь у степи, наче вовк якысь…
Они свернули с проселочной дороги в неглубокий ярок. Боровой распряг и стреножил лошадей. Галина достала узелок с едой.
- Огонь запалить? - спросил Боровой.
- Не надо, еще заметят. Зачем тогда в степи оставались?
- Мени що, то для вас, молодых…
- О нас не пекитесь, дядько Боровой, - раздраженно сказала Галина, - не ваша забота.
Поужинав, улеглись спать. Галина - на фургоне, Боровой устроился под фургоном на мягкой войлочной попонке, Алексей лег в стороне, подстелив охапку сена.
Ночь наступила сразу, словно обрушилась на землю. Вспыхнули звезды, колеблясь в вышине, точно подвешенные на нитках. В теплом воздухе загустел запах чебреца.
Алексей долго лежал без сна. Из мрака наплывал неумолчный тревожащий шорох ковыля Потом со стороны фургона донесся какой-то металлический лязг. Алексей прислушался. Галина возилась с "Ундервудом", - должно быть, передвигала его в изголовье. Послышался стук, что-то хрустнуло и осыпалось.
"Конец машинке!" - с удовлетворением подумал Алексей.
Видимо, дорожная тряска и этот последний толчок довершили начатое им, но теперь вся ответственность падала на Галину.
- Дядько Боровой… - тихонько позвала Галина.
Боровой мерно похрапывал под фургоном.
Галина легла, поворочалась с минуту и затихла.
Утром о ночном эпизоде не было сказано ни слова. Боровой пешком отправился в деревню. Через час он вернулся.
- Так и е, Нечипоренко, - сообщил он. - Я его ще вчера признав, зря тильки в степу мучались.
- Тоже мученик! - презрительно сказала Галина - Спали, как сурок. Самого-то видели?
- А як же! Веди, говорить, ее швыдче! И так про вас уважительно сказав: ясочка! - Боровой состроил умильную гримасу. Глазки его хитро поблескивали.
От такой фамильярности у Галины перекосилось лицо. На лбу, на щеках, даже на шее выступили красные пятна.
- Придержите язык! - выкрикнула она, и в голосе ее вдруг проскочили резкие визгливые ноты. - Извольте не забываться!
- Так я что… - испуганно забормотал Боровой. - Я же ж так, шуткую…
- Приберегите ваши шутки для кого-нибудь другого, мне они не по вкусу! - и, красная, злая, отвернулась от растерявшегося возницы.
Алексей слышал, как она процедила сквозь зубы: "Тоже ровню себе нашел, хамье…" Он усмехнулся про себя и подумал: "Ишь как ее проняло, дворяночку!"
Виновато моргая, Боровой разобрал вожжи, и они поехали.
Перед деревней, перегораживая въезд, стояли телеги. Лошади жевали разложенное на них сено. На земле под телегами сидели и лежали человек пять с винтовками. Чуть впереди стоял какой-то человек в кубанке и синем казачьем чекмене. На поясе у него висел наган.
- Кто это? - спросил Алексей.
- Есаул Цигальков, - не поворачивая головы, ответила Галина, - адъютант атамана.
Цигальков поджидал их, нетерпеливо щелкая нагайкой по голенищу хромового сапога. Остроносый, смуглый, с черными закрученными усиками, туго стянутый в талии узким кожаным ремешком, он был похож на кавказца.
- Добро пожаловать! - приветствовал он Галину, касаясь пальцами кубанки. - Счастлив видеть вас, долгожданная Галина Сергеевна!
Он помог ей сойти с фургона и даже попытался руку поцеловать. У него были манеры бывалого ухажера. Галина, все еще возбужденная стычкой с Боровым, руку отняла:
- Не надо, Афанасий Петрович, не люблю!
- Ах, суровая! - сказал Цигальков, патетически возвышая голос.
Он не смотрел на Алексея, но тот все время чувствовал, что Цигальков ни на секунду не выпускает его из поля зрения.
- С чем прибыли? Привезли что-нибудь, Галина Сергеевна?
- Привезла. Мешок в фургоне.
- Прелестно! Хорошая машинка?
- Не знаю, я в них ничего не смыслю. Боюсь только, что дорога не пошла ей на пользу. Нас ужасно трясло. Кроме того, на вокзале во время посадки ее, кажется, сильно стукнули. Теперь там что-то шатается и дребезжит, - морща нос, сказала Галина.
Цигальков рассмеялся:
- Ничего, починим. Та-ак-с… Вы, кажется, приехали не одни? - Он круто повернулся на каблуках и впервые прямо взглянул на Алексея колючими, с наглинкой, глазами.
- Это Седой, - сказала Галина. - Шаворский…
- Я по поводу сапожных головок, - перебил ее Алексей, подходя ближе.
- Ага! Можем устроить. А как повезете?
Алексей отвел полу пиджака, показывая веревочную опояску.
Цигальков поднес к кубанке руку с болтающейся на ней нагайкой.
- Милости прошу! Как поживают наши доблестные союзники?
- Прилично, - в тон ему отозвался Алексей. - Не жалуются.
- Приятно слышать. Ну что ж, пойдемте. Эй, - сказал он Боровому, - захвати мешок, лошади пусть здесь останутся… Прошу сюда.
Бандиты в проходе между телегами посторонились.
В деревне было тихо, безлюдно. Цигальков повел и к по единственной улице мимо белых хатенок с насупленными соломенными застрехами, мимо темных амбарушек и косых плетней, за которыми на длинных стеблях качались белые, розовые и красные мальвы. Галина оживленно болтала с бравым есаулом. Она успокоилась и чувствовала себя теперь превосходно.
За поворотом, на небольшой площади возле мостика через реку, они неожиданно увидели толпу.
- Что там такое? - спросила Галина.
- Так… - Цигальков махнул нагайкой. - Публика. Поймали большевиков из красного обоза, теперь атаман затеял спектакль в воспитательных целях. Хотите посмотреть?
- Нет уж, избавьте, такие зрелища не по мне, - брезгливо поморщилась Галина.
Цигальков повернулся к Алексею:
- Может быть, вы желаете? - Он улыбался как радушный хозяин.
- Интересно бы взглянуть, - промолвил Алексей.
- Я устала, - сказала Галина капризно. - Еще насмотритесь, была б охота.
- Желание дамы - закон! - Цигальков приглашающим жестом указал на большую свежевыбеленную хату с голубыми наличниками на окнах:- Сюда, пожалуйста.
Уже возле самой двери их настиг истошный человеческий вопль: на площади началась экзекуция…
НЕЧИПОРЕНКО И ДРУГИЕ
Нечипоренко в хате не оказалось. Хозяйка, пышная дебелая молодуха с насурмленными бровями, сказала, что "батько пийшов на майдан, бильшаков вешать". Цигальков снова предложил Алексею:
- Может, сходим все-таки?
Точно борясь с искушением, Алексей сказал:
- Хорошо бы… Только глаз много.
Цигальков понимающе кивнул:
- Тогда посидите здесь, я вас ненадолго оставлю. Галина Сергеевна, прошу извинить! - Он щелкнул каблуками и вышел.
Боровой положил мешок с "Ундервудом" на пол; отводя глаза, проговорил:
- Сходить подывиться, шо там… - и двинулся за Цигальковым.
В оставшуюся приоткрытой дверь снова ворвался дикий, исполненный нестерпимой боли крик…
Хозяйка охнула, закрыла дверь и пожаловалась:
- Не можу терпеть! Я и скотину не гляжу, когда режуть. Вели бы у степ!
Галина опустилась на лавку, развязала косынку и принялась поправлять волосы.
Трудно передать чувства, владевшие Алексеем. Рядом умирали товарищи, неизвестные его друзья Умирали мучительно. Что придумали для них бандиты? Поджаривают пятки? Ногти срывают? Вырезают ремни из спины и солью посыпают кровоточащее обнаженное мясо?… Лучше не думать об этом!…
Но как не думать, когда нервы натянуты до предела, а слух напряженно ловит каждый звук, доносящийся извне? Когда тебя, будто кипятком, захлестывает ненависть и кричать хочется от бессильной злобы и сознания собственной беспомощности!…
А тут еще чужие следящие глаза. И виду не подай, что тебя это хоть сколько-нибудь трогает!…
Собрав всю волю, Алексей заставил себя поднять с пола и вытащить из мешка "Ундервуд". Не спеша расчистил место на столе, поставил машинку и принялся собирать отвалившиеся винтики и планки. Крики теперь стали глуше, но каждый раз, когда они пробивались в хату, было такое чувство, словно костлявая рука хватает за сердце и безжалостно тискает его твердыми шишковатыми пальцами.
- Иди ляжь, - предложила молодуха Галине. - Бачь, як втомилась с дороги, бледная зовсим! - И она увела Галину в другую половину хаты.
Когда через полчаса с улицы ввалились люди во главе с есаулом Цигальковым, Алексей все еще возился с "Ундервудом". Бандитов было шестеро. Боровой не пришел.
Цигальков представил Алексея Нечипоренко. Высокий дородный атаман был одет в английский зеленоватый китель и мерлушковую петлюровскую папаху с золотым шитьем на шлыке. Длинные пшеничные усы счесаны вниз по-запорожски. Глаза маленькие, умные, в набрякших веках. Когда он снял папаху, оказалось, что его круглая правильной формы голова наголо выбрита. "Оселедец бы еще, ни дать ни взять - Тарас Бульба", - подумал Алексей.
Нечипоренко протянул ему руку, и Алексей вчуже подумал, что, может быть, этой самой рукой он только что убивал его товарищей.
- От Викентия? - спросил Нечипоренко.
- Так точно.
- Друкарню привезли? - Он подошел к столу и сунул пальцем в клавиши.
Рычажок с литерой судорожно подскочил, звякнул и застрял на полпути.
- Шо таке?…
- Повредилась в дороге, - сказал Алексей. - Галина ее ночью в головах пристраивала, видно, сломала что-то.
- Вот те раз! Шо ж тепер робыть?
- Наладим, - заметил Цигальков, осмотрев машинку. - В Парканах есть часовщик, он починит.
- А де сама Галя?
- Спыть, - объяснила хозяйка, - поклала ее на свое лыжко.
- А ну, покличь!
- Нехай выдпочивае, батько, стомылась у дороги дивчина.
- Есть еще дело, - сказал Алексей, чтобы отвести разговор от машинки.
Нечипоренко поманил его в угол:
- Ну?
- Шагаорский встретиться с вами хочет.
- Чому?
- Договориться о совместных действиях: он кое-что наметил.
- Где встретиться? Колы?
- Он предлагает Нерубайское, у священника. А когда- сами скажите. Чем скорее, тем, конечно, лучше. Кстати, велено передать, что там вы увидите немало интересного.
- Що?
Алексей хотел отделаться каким-нибудь туманным многозначительным намеком, но тут его словно осенило: он неожиданно вспомнил, что в Нерубайском имеются катакомбы, пользующиеся самой мрачной известностью в округе.
- Катакомбы в Нерубайском знаете?
- Ну?
- Там кое-что припасено.
- Ага!…
Вертя в пальцах какой-то небольшой блестящий предмет, Нечипоренко в задумчивости подвигал усами. На его мясистых щеках вздувались и опадали розовые бугорки.
- Добре. Колы думаешь вертатысь?
- Так хоть сейчас.
- Гости до вечера, я все обмозгую…
Бандиты (рассаживались за столом. Цигальков усадил Алексея до правую руку от себя, напротив Нечипоренко. Хозяйка натаскала из печи тяжелых чугунов с жирно пахнущей едой, -поставила два глиняных кувшина с самогоном. Когда расселись, угрюмый рябой парень с жестким чубом, прикрывавшим рубец на лбу, сказал:
- Вот кому прибыль, Феньке. Еще обоз возьмем - ей на год хватит!
- На вас напасешься! - сердито проворчала хозяйка.
- Не скупись! Тебе небось задешево досталось!
- Тоби задорого! - огрызнулась она, - Сонных повязать дурак сумеет…
- Фенька-а! - Нечипоренко повел на нее тяжелым сощуренным взглядом.
Она, ворча, отошла к печи.
Пили долго, не спеша. По-видимому, в этой затерянной в степи деревушке бандиты чувствовали себя в безопасности. Говорили они на том смешанном русско-украинском языке, который иронически называли "суржиком", и, прислушиваясь к их разговорам, Алексей многое узнал о последних минутах бойцов продотряда, замученных на деревенской площади. Возбужденные расправой, бандиты со вкусом смаковали подробности. Алексей улыбался. Во рту у него пересыхало, кусок не лез в глотку…
Захмелевший Нечипоренко размяк и снова вспомнил о Галине:
- Де ж Галя? Фенька, буди ее!
- Не чипай дивчину, батько. Ще успиешь надывиться!
- Буди, колы наказують! - загремел Нечипоренко и вдруг обратился к Алексею: - А ну, як тебе… Седой, разповидай, чи не совратив по дороге нашу непорочну пасхальну голубыцю?
Алексей посмотрел на него исподлобья и сплюнул на пол:
- На черта она мне сдалась! Селедка мореная!
Нечипоренко повертел в воздухе пальцем:
- Э-э, це ты, хлопче, брешешь! Ганна не селедка, Ганна це… скумбричка!
- А я, может, белорыбицу люблю, - сказал Алексей. - Вон вроде Аграфены!
За столам засмеялись;
- Ишь, губа не дура!
- Разбирается!
- Какая ж она белорыбица! Щука она! - пробурчал рябой парень. - Только попадись ей - со всей требухой сглотнет.
- Не говори! - Алексей пьяно мотнул головой. - Аграфена - это, знаешь… что надо!…
- Заткните глотки, охальники! - сказала польщенная Фенька. - Развязали языки!
- Все вы плебеи! - проговорил Цигальков. От выпитого самогона щеки его покрылись сероватой бледностью, ярче выступили красные прожилки на переносице. - Привыкли судить о женщинах по своим бабам. Галина не про вас! Это - уникум. На ценителя! Да разве вам понять!…
- На ценителя! - протянул рябой. - А она-то, я примечаю, не больно ценит ваше благородие!
Цигальков мутно взглянул на него:
- Оценит! Тебе, деревня, и спьяну не снилось, у каких женщин я имел успех. Красавицы! Аристократки!…
Фенька со стуком поставила на стол эмалированную кружку и ехидно сказала:
- То-то вы теперь ни одной юбки на хуторе не пропустите!
- Они на черный хлебушек перешли, - заметил рябой парень. - По трудности времен.
Нечипоренко шумно захохотал.
- Прикуси язык! - косясь на рябого, прошипел Цигальков. - Не забывай, с кем тебя за стол пустили!
- Я не забываю, - угрюмо ответил тот. И тихо, чтобы Цигальков не слышал, добавил: - Своей посудой пользуюсь, я брезгливый…
Чем-то этот парень выделялся среди прочих собутыльников. Наершенный, весь какой-то сосредоточенно-злобный, он был похож на волчонка в собачьей стае.
- С чего це вы раскочетились? - примирительно сказал Нечипоренко. - Ты, Микола, не шебурши: Цигальков - есаул. Соблюдай дисциплину, не то я с тебе тюфякив нароблю и Феньке в господарство виддам. Не возрадуешься!
Когда утихли хохот и сальные остроты по адресу хозяйки, Нечипоренко, забыв о Галине, заговорил о том, что часть отнятых у продотряда продуктов надо переправить в Парканы. Алексей не слушал его. Он смотрел на руки атамана.
Нечипоренко закуривал. Он достал из кармана сборчатый кисет с кисточкой на шнурке, свернул козью ножку и щелкнул зажигалкой. Это был тот самый белый блестящий предмет, который он все время вертел в пальцах. И при виде этой зажигалки хмель начал быстро улетучиваться из головы Алексея.
В первый момент он подумал: "Моя! Обронил где-то…" Но, сунув руку в карман, тотчас нащупал гладкое холодное тельце металлической куколки.
На свете были только две такие зажигалки - из полых внутри стальных китайских болванчиков.
"Синесвитенко!… Петр Синесвитенко был среди тех, на площади!…"
- Зовсим окосел! - услышал он как бы приглушенный расстоянием голос Феньки. - Шел бы на баз, а то после убирай за вами!…
Едва ворочая языком, Алексей пробормотал, что оно, конечно… чего говорить… всякое бывает… - встал и, пошатываясь, направился к двери.