– Да не только меня благодарите. Если бы не участковый, я бы и не стал к вам обращаться. Мало ли по подъездам бродяг да наркоманов стенки отирает. Говорили у нас во дворе, что из того дома кого-то на окраине убили. Ну, поболтали и разошлись. Где мы, а где окраина! А он, въедливый, пристал и все у меня выведал, а потом и в один клубок с убийством связал, – поделился лаврами со старшим лейтенантом Петр Федорович.
Участкового стоило похвалить. А ветеран был просто молодцом. Он помог своими наблюдениями завершить картину совершения преступления. Сейчас можно было сказать, что оно не являлось спонтанным. Не меньше месяца парочка наблюдала за Зеленским, пока не просчитала, когда его можно брать. В субботу Тимофея ждало обязательное свидание с родителями. И он, вероятно, всегда в этот день заявлялся домой один и примерно в одно и то же время отправлялся на Фрунзенскую набережную. Еще стало понятно и то, когда и как появилась в автомобиле женщина, которую не разглядела из своего окна приятная во всех отношениях Надежда Сергеевна.
Не были ясны только три пункта: кто эти люди, убившие Тима Зеленского, где они сейчас прячутся и каковы мотивы преступления. Мелочи, не больше…
Пока Крячко оформлял показания Петра Федоровича, Гуров занялся тоненькой папкой, обнаруженной им на своем столе.
К ней была приколота записка Веселова. Капитан сообщал, что это материалы по Тимофею Зеленскому, которые, как и обещал, подготовил Гойда. Он заезжал около двенадцати часов и оставил папку для Гурова.
Несколько листков бумаги с отпечатанным текстом. Родился, учился, женился… Город, который значился местом рождения Тима, по определению классика, "на карте генеральной кружком означен не всегда". Лев Иванович как-то и не вспоминал, что отец убитого при всей его популярности и положении в верхних эшелонах власти вовсе не москвич. Зеленский-старший выплыл на поверхность высокой политики на волне перестройки и бардака начала девяностых из далекой северо-уральской глубинки. С шумом и скандалом избрался оттуда в Думу первого созыва и до сего момента продолжал свою бурную деятельность.
Тим появился на свет в семье не народного трибуна и глашатая, а мастера сборочного цеха. Его папа успешно двигался по служебной лестнице, пока не добрался до кресла директора крупнейшего предприятия Министерства средней (читай – ракетной) промышленности все в том же небольшом городке, запрятанном в дремучих уральских лесах неподалеку от Полярного круга.
Лев Иванович быстро пробежал глазами по тексту, перевернул страницу, глянул, что дальше, выхватывая отдельные абзацы, и приятно удивился. Гойда за короткий срок – чуть больше суток – сумел поднять и перепахать огромнейший пласт. Шесть страниц компьютерной распечатки с тезисно-кратким, однако весьма подробным описанием жизни убитого. Лаконичные фразы, даты, имена, фамилии выстраивались строка за строкой, накладывая последнюю ретушь на портрет Тимофея Зеленского. Вероятно, Гойде пришлось серьезно потревожить коллег и на далеком седом Урале, и в Белокаменной.
Детство и отрочество Тима Гурова мало интересовали, хотя и в подростковом возрасте тот имел некоторые трения с законом. Если при таком папе он в четырнадцать лет имел приводы в милицию, значит, к пай-мальчиком явно не относился и в те счастливые года. А хотя при чем здесь папа? В то далекое время Зеленский-старший еще не был ни депутатом Госдумы, ни директором градообразующего предприятия и от одного его имени доблестные местечковые правоохранители не шарахались как черт от ладана. А на учет в детской комнате милиции Тимофея поставили за "неоднократные хулиганские действия и избиение сверстников в составе группы".
"Н-да, и в юные годы Тимоша не отличался тихим нравом", – отметил про себя Гуров.
Далее шли чисто информативные факты: закончил среднюю школу с серебряной медалью! – вот тебе и хулиган; в тот же год поступил в областном центре в педагогический институт на отделение иностранных языков. А вот запахло уже не детской комнатой милиции. По окончании первого курса Тим привлекался к суду в качестве свидетеля по делу об изнасиловании гражданки Е. Солнцевой. Некто А. Зелепукин получил по данному делу одиннадцать лет строго режима. А Тиму Зеленскому и М. Зельдину суд вынес частное определение. Кстати, это был, вероятно, тот самый Зельдин, о котором поминала бывшая жена Тима. И его фамилия вместе с фамилией Зелепукина звучала и в предыдущем абзаце, где рассказывалось о детских шалостях Тима. Они втроем как раз и представляли состав группы, занимавшейся избиением своих сверстников. Школьная дружба продолжилась.
Через год зафиксирована очередная шалость – угон автомобиля. Тим с сокурсником Н. Радченко и сопровождавшими их особами женского пола К. Царевой и С. Зинченко, находясь в пьяном виде, вскрыли "шестерку", перемкнув провода замка зажигания, завели ее, покатались по городу и бросили. Радченко, как организатор угона, осужден на условный срок; Зеленский же отделался очередным частным определением.
После третьего курса Тимофей перевелся в Москву в Институт иностранных языков. Все правильно, как раз в тот год папа стал народным избранником и засел в Думе. Студенческие годы в столице прошли без "неоднократных хулиганских действий", как указывалось в деле малолетнего Тимоши. Или он притих и взялся за ум, во что верилось с трудом, или папа принимал все возможное, чтобы шалости его отпрыска не всплывали на свет.
За два года официально зафиксировано лишь одно происшествие – драка в кафе в составе группы. Правда, и здесь Зеленский-младший проходил по делу свидетелем. Студенты того же иняза Михаил Корзарин и Алексей Акиншин, вероятно, отдыхавшие с ним в кафе, заработали административные наказания, надо полагать – штрафы, так как пресловутые пятнадцать суток к тому времени уже были отменены. Вероятнее всего, и здесь сработало влияние знаменитого папаши, и беспощадный меч незрячей Фемиды очередной раз просвистел мимо шеи любимого сынишки.
Институт Тим окончил с красным дипломом. Гуров вспомнил определение, данное убитому режиссером Нюсей-Кацнельсоном: "талантливая бездарь". С таким ярлыком вполне можно было согласиться. Серебряная школьная медаль, красный диплом института иностранных языков, многообещающее начало карьеры на телевидении как-то плавно и очень естественно перешли в совсем иное измерение теневого зарабатывания денег на поприще думского лоббизма и весьма причудливых отношений с гражданами, очень похожими на таджикских наркобаронов. И все это на фоне пьяных оргий, откровенного жизненного цинизма с различными причудами, если к таковым, к примеру, можно отнести натуральный садизм в отношении собственной жены.
Гуров перелистнул страницы, пытаясь отыскать тот случай, о котором рассказывал помощник Дмитрий. Однако согласно официальным документам, а точнее – их отсутствию, осенний период три года назад для Тима Зеленского прошел без каких-либо серьезных конфликтов с правоохранительными структурами. Зафиксированное превышение скорости с последующим штрафом в 0,5 МРОТа, совершенное им в начале ноября, к таковым не относилось. Видимо, папа тогда не только вытащил сына из райотдела милиции, но и позаботился, чтобы протоколы были уничтожены. Соответственно, смутные ожидания Гурова, что он обнаружит в одном из абзацев, посвященных происшествию трехгодичной давности, фамилию пресловутой Белки, рассыпались.
Фамилии, имена, даты… Гуров вчитывался в них и его все больше охватывала злость. Он злился на убитого Зеленского, по которому давно плакала если не тюрьма, то уж психушка точно, на его отца, прикрывавшего негодяя сына, на генерала Орлова, который подсунул ему это гнусное дело, на себя – из-за того, что топчется и не может сойти с места. Выходило, как пел Владимир Семенович Высоцкий: "И дело, в общем, не в гусях, а все неладно…"
Температура кипения, по законам физики для определенного вещества всегда постоянная, для Гурова была плавающей. В настоящий момент она росла, подбираясь к высшей точке, и была готова включить цепную реакцию, яростно выплеснув наружу накопившееся раздражение. Однако этого не случилось – благодаря мобильнику, который неожиданно проснулся и запел "Оду к радости", на которую недавно запрограммировал звонок Гуров.
Выявился пропащий Веселов. Капитан радостно сообщил, что он только что записался в фитнес-клуб "Грация" и в настоящее время ждет тренера, чтобы уточнить расписание занятий. И если Лев Иванович хочет тоже заняться здоровьем и фигурой, то может к нему присоединиться. И чем скорее, тем лучше, так как тренер прибудет минут через двадцать. Очумевший от такого хамского предложения, явившегося последней каплей в кипящем котле раздражения, Гуров широко открыл рот, чтобы излить на голову капитана все, что он думает по поводу своей фигуры и особенно будущего состояния здоровья капитана, но не успел. Веселов как бы между прочим добавил, что фамилия тренера Растегин и зовут его Сергей.
Лев Иванович понял, что Веселова в данный момент совсем не интересует ни своя, ни тем более чужая фигура. А звонит он сейчас с телефона из приемной этого самого фитнес-клуба, куда скоро должен прибыть Растегин, по чьей просьбе "черный копатель" Астафьев загнал "наган" пресловутой Белке. И еще, вероятно, кто-то находится рядом, так как напрямую капитан говорить не может.
Гуров, солидно и громко прокашлявшись, милостиво согласился подъехать, посмотреть, что там за заведение, и переговорить с тренером. Веселов в ответ продиктовал адрес клуба и сказал, что будет ждать приезда Льва Ивановича, а если и у Крячко появится желание – то и его. Подобная конспирация немного удивила Гурова, но он рассудил, что Веселову на месте виднее, как себя вести.
Крячко как раз закончил оформлять свидетельские показания подполковника в отставке Диденко. Гуров быстро распрощался и с ветераном, и с участковым, дав строгое указание старлею доставить Петра Федоровича в целости и сохранности до дверей его квартиры. За ними еще не захлопнулась дверь, как Лев Иванович уже натягивал на плечи куртку, жестко пресекая поползновения Крячко включить электрочайник с целью испить кофейку после трудов праведных. Под его ворчание они скорым шагом добрались до машины и погнали в район Мневников, где и располагался пресловутый фитнес-клуб "Грация".
Глава 15
Двадцать минут от Петровки до Мневников, да еще в конце рабочего дня, когда народ после трудов праведных спешит к теплому камельку, срок, конечно, нереальный. Выбравшись из всех возможных пробок и поплутав по кварталу, через тридцать пять минут они подъехали к выкрашенной светло-серой краской металлической двери, ведущей в подвал девятиэтажного дома. Над ней висела вывеска, на которой красными буквами горела надпись: "Фитнес-клуб "Грация".
Справа и слева от названия были нарисованы смеющиеся мужчина и женщина. Он играл рельефом мышц, она же отличалась высокой грудью и более чем тонкой талией. При виде столь преувеличенной хрупкости возникал естественный анатомический вопрос, как на таком ограниченном пространстве у дамы могут расположиться печень, почки, желудок, кишки и прочие селезенки. А уж "холмы Венеры", как когда-то изящно и манерно говорили о женских прелестях, почему-то немедленно наводили на мысли о силиконе.
Правда, Гурова сейчас волновали другие заботы, и вопросы хотелось задавать совершенно иные. Выйдя из "Пежо", скромно затерявшегося в длинном строю "Крузеров", "Роверов" и "Чероки", они с Крячко спустились по ступенькам к двери, оказавшейся закрытой. Лев Иванович нажал на кнопку звонка и держал ее, пока из динамика, находившегося за часто и неровно просверленными отверстиями в металле, не послышался ленивый мужской голос, незатейливо вопросивший:
– Чего надо?
Гуров пояснил, обращаясь к дыркам двери, что в фитнес-клубе сейчас находится их коллега, который пригласил их записаться в эту кузницу красоты и здоровья. Динамик неопределенно гукнул ответ что-то не очень понятное, а может, просто послал их подальше, однако автоматический замок щелкнул, разрешая прибывшим пройти внутрь.
Перед ними открылась лестница, ведущая вниз и в сумрак. Осторожно считая ступеньки под тускло горевшей лампочкой, они спустились, повернули направо, открыли еще одну металлическую дверь и очутились в комнате, обшитой белой пластиковой вагонкой. Надо полагать, это была приемная, так как в ней находился стол, за которым сидел весьма крупный молодой человек. Видимо, гору мышц на вывеске рисовали именно с него – точно такие же бугры выпирали из-под майки, обтягивающей бугая. Он внимательно смотрел на что-то поющее на экране телевизора, закрепленного на стойке под потолком, и активно двигал челюстями, видимо, жуя резинку, обертку от которой держал в руках. В помещении стоял специфический запах спортзала – застарелая смесь пота, железа и масляной краски.
Гуров попытался обратиться к гражданину в майке:
– Извините, нам нужен…
Однако накачанный товарищ прервал его, молча ткнув пальцем в одну из двух дверей. Причем не в ту, за которой слышалось лязганье металла, а во вторую, из-за которой вроде бы ничего не доносилось. Гуров пожал плечами, и сыщики отправились туда, куда было указано.
Они зашли в освещенное лампами дневного света помещение размером примерно десять на пятнадцать метров. Дальняя и правая стены были от пола до потолка зеркальные, и Гуров с Крячко с порога разглядели в них свои отражения. Окна на стене слева выходили в соседнее помещение – как раз в то, откуда слышался металлический лязг. Правда, пластиковые окна шум почти не пропускали, делая его далеким, зато открывали живописный вид на нескольких граждан мужеского пола и потного вида, которые тягали, рвали и жали железо самых различных видов и форм.
В зеркалах зала, куда зашли сыщики, помимо них отражались и несколько дам в яркой спортивной одежде и самого различного возраста и габаритов. Даже беглого взгляда хватало, чтобы понять – спортсменок моложе "сорокапяток" в помещении не присутствовало и размеры их с романтическими 90-60-90 ничего общего не имели. Они стояли в два ряда лицом к двери и под ритмическую музыку не очень умело, но энергично выделывали ногами кренделя, шагая вперед на подставку, вправо, назад, потом по новой, только уже влево, назад и вперед…
Появление в зале двух импозантных мужчин, к коим в полной мере можно было отнести Гурова с Крячко, произвело среди любительниц шейпинга и фитнеса волнение, переходящее в легкую панику. Каждая вторая, не считая каждой первой, немедленно сбилась с ритма мелодии, результатом чего явились смущенные улыбки в сторону прибывших и пятна румянца на щеках.
Коротко стриженный плечистый тренер, стоявший спиной к двери и шагавший вместе с неюными спортсменками, хлопнул в ладоши и возмущенно воскликнул:
– Да что же это такое, почему не следим за ритмом? Стоп! Стоп!
Уловив устремленные к дверям взгляды подопечных, он резко обернулся и недовольно оглядел нарушителей спокойствия. Со скамейки, стоявшей сбоку в углу, встал капитан Веселов. Он махнул тренеру рукой и шагнул к Гурову и Крячко. Тренер в ответ кивнул, вызвал из волнующегося строя одну из учениц, дал ей какое-то указание, в результате чего та с пылом армейского старшины начала равнять любительниц шейпинга с целью возобновления ритмических кренделей. Примерно через минуту шагание приняло прежний относительно пристойный вид, и тренер направился через зал к прибывшим.
За это время Гуров успел коротко переговорить с Веселовым. Тот сообщил, что дома Растегина он выловить не смог и с великим трудом обнаружил это заведение, где тот работал уже около года. Соседи сообщили, что Растегин последнее время в своей квартире появляется редко. Капитан предположил, что причиной этому являются его подопечные дамы. Веселов был свидетелем, что тренер прибыл на вечернюю тренировку с блондинкой, как минимум лет на пятнадцать его старше. Причем они уделяли друг другу весьма очевидное и недвусмысленное внимание.
– Альфонсирует, значит, наш Сереженька, – подвел итог рассказанному Крячко. Веселов лишь пожал плечами: мол, вероятно, так дело и обстоит.
Из-за специфики "Грации", и особенно внешнего облика его обитателей, капитан не стал афишировать свою принадлежность к милицейской профессии и интерес к господину Растегину. Он решил изобразить из себя начинающего любителя шейпинга и здорового образа жизни. И это, похоже, ему удалось.
Гуров был с капитаном полностью согласен. Вид мальчика на входе и остальных любителей бодибилдинга, которых можно было наблюдать через стекло в соседнем зале, наводил на мысль, что данные товарищи, как правило, сначала бьют с правой, а уже потом вникают в тему дискуссии. И, вероятнее всего, данное заведение начиналось с качкового подвала местной братвы.
Тренер Растегин, молодой человек с характерным приплюснутым носом, – Астафьев упоминал, что он был коэмэсом по боксу, – подошел к ним.
– Ваш коллега сообщил, что вы имеете желание позаниматься у нас в клубе, – сказал он и приветливо улыбнулся. – Чтобы тело и душа были молоды…
– Желание имеем, но несколько другое, – ответил улыбкой на улыбку Гуров. – Наши души, да и тела, думаю, подождут, пока мы побеседуем с вами на некоторые отвлеченные от спорта темы.
Лев Иванович достал из внутреннего кармана удостоверение, открыл его и представился Растегину:
– Полковник Гуров. А это мои товарищи полковник Крячко и капитан Веселов. Вас же, если не ошибаюсь, величают Растегиным Сергеем… Как по батюшке-то?
– Геннадиевичем, – растерянно доложил молодой человек. Он глянул в удостоверение и сразу перевел глаза на окно в соседний зал, словно ища там поддержки. Гуров проследил за взглядом и увидел, что их общение с Растегиным привлекло пристальное внимание крепкого мужчины более чем средних лет с коротким седым ежиком. Он не таскал железяки, а ходил от снаряда к снаряду, наблюдал за качающимися и давал им какие-то указания.
Разглядев в руках Гурова красную книжицу, седой решительно двинулся на выход в приемную. Через несколько секунд он уже был в зеркальном зале. Причем не один – за его спиной маячил бугристый мальчик из приемной. Кстати, и лязганье металла за окном напрочь утихло, явив обращенные к ним через стекла с десяток пар внимательных глаз, в глубине которых доброта и смирение точно не таились.
– Что здесь происходит? – вызывающе спросил седой, сверля глазами Гурова. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, выглядело довольно напряженным.
– Прежде чем задавать вопросы незнакомцам, культурные люди обычно представляются, – пробасил Крячко, разглядывая свои ногти. Он светло и невинно посмотрел на седого и, добродушно улыбнувшись, сообщил: – Так меня мама в детстве учила.
Седой смерил его холодным взглядом, секунду подумал и после этого неохотно процедил сквозь зубы:
– Я директор этого клуба, и моя фамилия Батурин.
– А имя-отчество? – поинтересовался Гуров.
– Дмитрий Борисович, – после очередной короткой паузы доложил седой.
– Очень приятно, Дмитрий Борисович, – кивнул головой сыщик и развернул перед ним удостоверение. – Я полковник Гуров Лев Иванович, старший оперуполномоченный по особо важным делам. А это мои коллеги по службе полковник Крячко и капитан Веселов.
– Аж целые полковники в гости пожаловали, – по-прежнему недовольно выговорил седой. Однако тон его стал чуть мягче и в голосе прозвучали некие нотки удивления. – Чем же наш клуб обязан столь высоким гостям?