Через двадцать минут раздался звонок в дверь; звук этот Харри слышал настолько редко, что чуть не подпрыгнул от неожиданности. Голос, возвестивший, что такси подано, разумеется, был изрядно искажен домофоном, однако показался Харри знакомым. Он почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. Спустившись на улицу й увидев припаркованный у подъезда приземистый красный спортивный автомобиль - "тойоту MR2", - он понял, что его опасения не напрасны.
- Добрый вечер, Холе. - Голос донесся из открытого окна машины, расположенного, однако, настолько низко - у самого асфальта, - что Харри не мог видеть говорившего. Когда Харри открыл дверцу, его приветствовал знакомый визгливый фальцет, орущий "You sexy motherfucka!" в сопровождении столь мощных басов и органного синтезатора, что их рев заставил в первый момент отшатнуться, как от брошенной в лицо пригоршни леденцов.
С немалым трудом Харри разместился на тесном пассажирском сиденье - поистине место смертника!
- Выходит, сегодня вечером мы вдвоем, - заметил старший инспектор Том Волер. Его выступающая вперед тевтонская нижняя челюсть чуть опустилась, обнажая ряд безупречных белоснежных зубов, выделяющихся на фоне загорелого лица. Прозрачные голубые глаза между тем по-прежнему оставались холодными. Многие в Управлении недолюбливали Харри, однако, насколько ему самому это было известно, по-настоящему ненавидел его лишь один человек. Харри знал, что в глазах Волера он самый недостойный представитель полицейского корпуса и, следовательно, своего рода личное оскорбление для Тома. При самых разных обстоятельствах Харри давал понять, что не разделяет окрашенное в коричневатые тона отношение Волера и некоторых прочих своих коллег к гомикам, коммунистам, инвалидам-симулянтам, к разным там иммигрантам - пакистанцам, желтомордым, ниггерам, цыганам и "даго", а Волер, в свою очередь, величал Харри "спившимся рок-журналистом". Харри подозревал, что истинная причина ненависти кроется в его пристрастии к выпивке. Том Волер не выносил слабостей. Именно поэтому, по мнению Харри, он проводил столько часов в тренажерном зале, лупя ногами и руками мешки с песком и все новых и новых спарринг-партнеров. Однажды в столовой Харри слышал, как один из молодых инспекторов с восторгом вещал, как Волер сломал обе руки вьетнамцу-каратисту из молодежной банды в районе Осло-С. Учитывая взгляды Волера на цвет кожи, Харри казалось парадоксом, что этот его коллега может часами не вылезать из солярия. Вероятно, стоило прислушаться к тому, что утверждали умудренные опытом коллеги: на самом-то деле Волер вовсе не был расистом. И неонацистов, и черномазых он избивал с равным удовольствием.
Кроме того, что знали все, было то, о чем никто толком не знал, однако некоторые догадывались. Нечто связанное с тем, что более года назад Сверре Ульсен - единственный, кто мог рассказать, почему убили Эллен Йельтен, - был найден в своей кровати с разряженным пистолетом в руке и пулей Волера между глаз.
- Поосторожней, Волер.
- Что-что?
Харри протянул руку и убавил звук любовных стенаний.
- Сегодня скользко.
Мотор продолжал стучать ровно, как швейная машинка, однако звук был обманчив: Харри почувствовал, как ускорение вдавливает его в жесткую спинку сиденья. Миновав Стенспаркен, они помчались в сторону Суумс-гате.
- Куда мы? - спросил Харри.
- Сюда, - отозвался Волер, резко поворачивая налево прямо перед капотом встречной машины. Сквозь открытое окно Харри услышал шелест покрышек по мокрой листве, которой был усыпан асфальт.
- С возвращением в убойный отдел, - сказал Харри. - А что же, в Службе внутренней безопасности не прижился?
- Структурные изменения, - ответил Волер. - Кроме того, начальник уголовной полиции и Мёллер настояли на моем возвращении. В убойном я добивался неплохих результатов, если еще помнишь.
- Как я могу забыть?
- Ну не знаю, столько приходится слышать о долговременном эффекте обильных возлияний…
Если бы Харри не успел упереться рукой в приборную панель, резкое торможение швырнуло бы его лицом прямо на ветровое стекло. Бардачок распахнулся, и что-то тяжелое упало на пол, предварительно стукнув Харри по колену.
- Какого черта, что это? - вскрикнул он.
- "Джерико-941", израильский пистолет-пулемет, - как ни в чем не бывало пояснил Волер, выключая мотор. - Не заряжен. Пусть себе валяется. Мы приехали.
- Здесь? - удивленно спросил Харри, пригибаясь, чтобы получше рассмотреть желтый дворик, возле которого они остановились.
- А в чем дело? - поинтересовался Волер, успевший уже наполовину вылезти из машины.
Харри ощутил, что сердце его забилось сильнее и чаще. Пока он пытался отыскать дверную ручку, в голове пронесся вихрь мыслей, из которых задержалась лишь одна. Все-таки надо было тогда взять трубку и перезвонить Ракели.
Туман вернулся. Он сочился внутрь с улицы, проникая из-за деревьев в щели окон, врываясь вслед за ними во входную дверь, распахнувшуюся сразу же после того, как Вебер что-то рявкнул в домофон. Туман преследовал их по пятам на лестнице, попадая сюда из замочных скважин соседских квартир. Он окутывал Харри как ватное одеяло, и когда они наконец вошли в квартиру, Харри стало казаться, что он идет будто в облаке. Все вокруг - люди, голоса, потрескивающие рации, синие вспышки блицев - было окружено каким-то фантастическим ореолом и не имело значения, поскольку на самом деле не было - просто не могло быть - реальностью. А когда они оказались перед кроватью покойной, лежащей с пистолетом в правой руке и дыркой в виске, он так и не смог поднять глаза на кровь на подушке или же встретиться с ее пустым обвиняющим взглядом. Вместо этого Харри разглядывал спинку кровати, лошадь с оторванной головой, изо всех сил надеясь, что туман вскоре рассеется и он наконец-то проснется.
Глава 10
Не было печали
Вокруг него то возникали, то снова умолкали чьи-то голоса.
- Я старший инспектор Том Волер. Может кто-нибудь из присутствующих озвучить краткую версию случившегося?
- Мы прибыли три четверти часа назад. Здесь находился электрик, который ее и обнаружил.
- Когда он ее нашел?
- В пять. И сразу же позвонил в полицию. Его имя… сейчас посмотрим… Рене Йенсен. Тут у меня еще есть его личный номер и адрес.
- Превосходно. Позвоните и пробейте его по нашей базе.
- О'кей.
- Рене Йенсен?
- Да, это я.
- Подойдите-ка. Моя фамилия Волер. Скажите, как вы сюда попали?
- Я уже рассказывал тем, другим: с помощью запасного ключа. В четверг она приходила ко мне в мастерскую и дала его мне, потому что не могла быть дома, когда я приду.
- Ей что же, в это время на работу надо было?
- А я почем знаю? Хотя не думаю, чтобы она работала. Ну то есть так, как все. У нее там какая-то большая выставка была и все такое…
- А, значит, художница. Кто-нибудь здесь о ней слышал?
Дружное молчание.
- Что вы делали в спальне, Йенсен?
- Искал ванную.
Другой голос:
- Ванная вот здесь, за той дверью.
- О'кей. Когда вы вошли в квартиру, Йенсен, вы не заметили ничего подозрительного?
- Подозрительного? Э-э… как это?
- Ну, дверь, к примеру, была заперта? Может, окна открыты? Какие-нибудь специфические запахи или звуки? Хоть что-то?
- Дверь была заперта. Никаких там открытых окон, да я вообще-то особо и не осматривался. А пахло, так это… вроде бы растворителем…
- Уайт-спирит?
Другой голос:
- В одной из комнат мы обнаружили разные принадлежности, которыми пользуются художники.
- Благодарю. Еще на что-нибудь обратили внимание, Йенсен?
- А что вы там еще говорили?
- Звуки.
- А да, звуки! Нет, звуков, пожалуй, не было. Наоборот, тихо, как в могиле. Ну то есть… кхе, кхе… я же тогда не знал, что…
- Ладно, Йенсен, все в порядке. А раньше вы покойную встречали?
- Никогда, до того самого дня, как она появилась у меня в мастерской. Такая веселая, энергичная дамочка.
- И что ей надо было?
- Починить термостат нагревателя в ванной.
- Будьте добры, гляньте, он и вправду не работает? Если там вообще есть нагреватель, конечно.
- То есть как это? А-а, понимаю, она специально все подстроила, чтобы ее так нашли, да?
- Что-то в этом роде.
- Да, но термостат-то действительно был того…
- Того?
- Сломан.
- Откуда вы знаете.
Пауза.
- Вам ведь сказано было, Йенсен, ничего здесь не трогать.
- Ну да, но пока вы приехали, прошло столько времени, а я так нервничал, что мне просто нужно было как-то отвлечься.
- Стало быть, теперь термостат у покойной в полном порядке?
- Ну да, типа того… кхе, кхе…
Харри хотелось отойти от кровати, но ноги отказывались повиноваться. Врач прикрыл глаза Анны, и теперь казалось, что она просто спит. Том Волер отпустил электрика, напоследок взяв с него обещание быть в ближайшие дни в пределах досягаемости. Отпустил он и дежурную бригаду из Управления, прибывшую сюда по сигналу о происшествии. Прежде Харри ни за что не поверил бы, что такое возможно, однако сейчас он даже радовался присутствию Тома Волера. Что ни говори, а опыт у Волера был. Харри чувствовал, что сам, без него, не сумел бы сейчас задать ни одного внятного вопроса и уж подавно не в состоянии был предпринять что-то разумное.
Волер попросил врача сделать предварительные выводы.
- Пуля, по-видимому, прошла насквозь через всю черепную коробку, повредив мозг и нарушив тем самым все жизненно важные функции. Если предположить, что температура в комнате не менялась, то, судя по температуре тела, она мертва уже минимум шестнадцать часов. На теле отсутствуют какие-либо иные следы насилия. Нет никаких отметин от инъекций либо иных признаков медикаментозного вмешательства. Однако… - Тут врач сделал театральную паузу: -…состояние вен на запястьях указывает на то, что это не первая ее попытка суицида. Чисто из области предположений, но навскидку я бы квалифицировал ее состояние как маниакальную депрессию или просто депрессию с суицидальным синдромом. Готов поспорить, мы сможем найти ее медицинскую карту у какого-нибудь психиатра.
Харри попытался что-то сказать, но и язык, подобно ногам, не желал его слушаться.
- Точнее смогу сказать, когда взгляну на нее поближе.
- Спасибо, доктор. А ты что поведаешь, Вебер?
- Оружие самое обычное - "бepeттa-M92F". Отпечатки на рукояти принадлежат одному человеку - скорее всего, ей самой. Пуля, застрявшая в деревянной части кровати, подходит к данному типу оружия, так что баллистическая экспертиза наверняка подтвердит, что она выпущена именно из этого пистолета. Полный отчет будет готов завтра.
- Отлично, Вебер. Да, еще кое-что. Когда электрик пришел, дверь была заперта. Я обратил внимание, что там - ригельный замок, а не защелка. Следовательно, исключено, что кто-то посторонний побывал здесь и вышел, закрыв дверь. Разумеется, если он не прихватил с собой ключи покойной. Иными словами, если найдем ее ключи, то внесем ясность в этот вопрос.
Вебер кивнул и выставил на всеобщее обозрение желтый карандаш с висящей на нем связкой ключей.
- Лежали на комоде в коридоре. Это универсальный ключ - подходит и к подъезду, и ко всем общим помещениям в доме. Дверь в квартиру им тоже можно открыть - я проверял.
- Замечательно. По существу, нам не хватает только собственноручно написанного прощального послания. У кого-нибудь есть возражения против того, чтобы считать этот случай вполне очевидным?
Волер по очереди обвел глазами Вебера, врача и Харри.
- О'кей, тогда нам осталось лишь сообщить печальное известие близким родственникам и провести официальное опознание.
Он вышел в коридор; Харри по-прежнему продолжал стоять у кровати. Чуть погодя Волер снова заглянул в спальню.
- Все же здорово, когда пасьянс сходится с первого раза. Верно, Холе?
Харри почувствовал, как мозг его отдал команду кивнуть, однако вовсе не был уверен, что голова послушается.
Глава 11
Иллюзия
Я просматриваю первую видеозапись. Если разбить ее на кадры, становится отчетливо видна вспышка выстрела. Пороховые частички, еще не превратившиеся в чистую энергию, похожи на рой астероидов, сопровождающих комету в ее странствии сквозь атмосферу и сгорающих в этой атмосфере по мере того, как сама комета беспрепятственно следует все дальше и дальше вглубь. И никто не в состоянии ей помешать, ибо путь ее предопределен миллионы лет тому назад, еще до появления человечества, до того, как возникли чувства, до рождения ненависти и милосердия. Пуля входит в голову, обрывая мысль, поворачивая вспять мечты. И в самой глубине сознания импульсом нервных окончаний, родившимся в центре боли, возникает последняя мысль - SOS, противоречивая мольба о помощи, обращенная к себе самому, - молнией пронзает мозг и тут же гаснет. Нажимаю на клавишу мыши, выбирая вторую видеозапись. Пока мой компьютер перемалывает информацию, продираясь сквозь мрак Интернета, я смотрю в окно на усыпавшие небо звезды и думаю, что каждая из них - свидетельство неотвратимости судьбы. В них нет никакого смысла, они выше потребности людей во всем находить логику и взаимосвязь. Потому-то они столь прекрасны, понимаю я.
Наконец вторая видеозапись готова. Янажимаюна "play". Play a play. Все тот же спектакль бродячего театра, правда, теперь он поставлен на новом месте. Те же реплики, движения, все тот же костюм, та же сценография. Изменены лишь статисты. И заключительная сцена. Сегодня вечером играем не трагедию.
Я вполне доволен собой. Я сумел передать суть играемой мною роли - холодного профессионала, антагониста, который точно знает, чего хочет, и если надо, то убивает. Никто даже не пытается тянуть время - после Бугстадвейен они попросту не смеют. И поэтому на те две минуты - сто двадцать секунд, - которые я сам себе отпустил, я - Бог. Иллюзия срабатывает. Миллион одежек под комбинезоном, двойные стельки, цветные контактные линзы, заученные движения.
Я выключаю компьютер, и в комнате становится темно. Снаружи доносится лишь обычный городской шум. Сегодня я встречался с Принцем. Странный тип. При общении с ним возникает двойственное чувство, как при виде египетского бегунка - крохотной птички, клюющей остатки пищи, застрявшие в зубах у крокодила. Он сказал, что у него все под контролем, у Отдела грабежей и разбойных нападений по-прежнему нет никаких улик. Он получил свою долю, а я - тот еврейский пистолет, что он обещал мне достать.
Вероятно, мне бы следовало радоваться, однако ничто уже не может сделать меня прежним.
Потом я позвонил из телефона-автомата в Управление полиции, однако они не хотели ничего говорить, пока я не представился родственником. Тогда они сказали, что это было самоубийство, Анна сама в себя выстрелила. Дело прекращено. Едва успев повесить трубку, я расхохотался.
Часть II
Глава 12
Смерть по собственному желанию
- Альбер Камю называл самоубийство единственной по-настоящему серьезной философской проблемой, - сказал Эуне, настороженно поглядывая на серое небо над Бугстадвейен. - Поскольку решение, достойна ли жизнь того, чтобы ее прожить, или же нет, затрагивает основной вопрос философии. Все прочие - о трех мировых измерениях, о девяти или двенадцати категориях духа - возникли гораздо позже.
Харри неопределенно хмыкнул.
- Многие из моих коллег занимаются изучением причин, по которым люди совершают самоубийства. Знаешь, к какому выводу они пришли, что считают наиболее типичной причиной?
- Я как раз и надеялся, что ты поможешь мне найти ответ на этот вопрос. - Харри приходилось отчаянно лавировать на узком тротуаре, уворачиваясь от прохожих, чтобы держаться рядом с толстяком психологом.
- Просто они не желают жить дальше, - торжественно изрек Эуне.
- Звучит так, будто за это можно Нобелевскую премию давать. - Харри созвонился с Эуне накануне вечером и договорился зайти за ним в его кабинет на Спурвейс-гате в девять. Когда они проходили мимо злосчастного филиала банка "Нордеа", Харри обратил внимание, что на противоположной стороне улицы перед магазинчиком "Севен-элевен" стоит все тот же зеленый мусорный контейнер.
- Зачастую мы забываем - решение о самоубийстве сплошь и рядом принимают здравомыслящие люди, которые просто-напросто считают, что им уже нечего ждать от жизни, - продолжал Эуне. - К примеру, старики, потерявшие спутника жизни либо внезапно почувствовавшие, что здоровье их пошатнулось.
- Эта женщина была молода и здорова. О каких же рациональных причинах может идти речь в ее случае?
- Прежде всего следует определиться, что именно считать рациональным. Если кто-либо, полностью отчаявшись, решает покончить со своей болью, лишив себя жизни, можно предположить, что он поступает вполне обдуманно. С другой стороны, трудно считать самоубийство рациональным поступком, если оно совершено человеком, понемногу выходящим из депрессии, за счет чего у него и появляются силы на совершение каких-то активных действий, к коим можно отнести и самоубийство.
- А может самоубийство произойти абсолютно спонтанно?
- Разумеется, может. Однако, как правило, ему предшествуют попытки покончить с собой, в особенности это касается женщин. В США на одно женское самоубийство приходится десять, так сказать, суицидальных попыток.
- Так сказать?
- Когда принимают пять таблеток снотворного, это уже вполне серьезный крик о помощи. Но я бы не назвал это попыткой самоубийства, коль скоро на столике остается пузырек с тем же лекарством, опорожненный лишь наполовину.
- В нашем случае речь идет об огнестреле.
- Стало быть, мужской способ.
- Мужской?
- Одна из причин, по которым попытки самоубийства у мужчин чаще бывают успешными, заключается в том, что они предпочитают способы более опасные и бесповоротные, чем женщины. Огнестрельное оружие и высотные здания, а не порезанные вены и пригоршня пилюль. Когда стреляется женщина, это скорее необычно.
- Подозрительно необычно?
Эуне кинул быстрый взгляд на Харри:
- У тебя есть основания считать, что это было не самоубийство?
Харри покачал головой:
- Просто я хочу полной определенности. Нам сейчас направо, ее квартира - чуть дальше по этой улице.
- Соргенфри-гате? - Эуне хихикнул и вновь опасливо покосился на затянутое грозными тучами небо. - Ну да, конечно.
- Что ты имеешь в виду?
- "Sans souci". "Без печалей". Так назывался дворец гаитянского короля Кристофа, который покончил с собой, когда французы взяли его в плен. Ну знаешь, того, что развернул пушки стволами в небо и приказал стрелять, чтобы отомстить за себя Господу.
- А-а…