* * *
Эд последовал совету отца. Вернулся домой, достал семейный альбом. Читал, вспоминал. В хронологическом порядке – газетные вырезки. Не все есть в газетах: но то, чего там нет, навеки выжжено у него в памяти.
1934 год – дело Атертона.
Дети: трое мальчиков, две девочки. Все цветные: негры, мексиканцы, китайцы. Они исчезали, а потом изуродованные тела их находили в сточных канавах Лос-Анджелеса. У одного не хватало рук, у другого – ног, у прочих были вырезаны внутренние органы. Газеты окрестили убийцу Доктором Франкенштейном. Расследование было Поручено инспектору Престону Эксли.
Эксли счел, что газетная кличка убийце подходит: на всех местах преступления были обнаружены струны от теннисных ракеток, у одной жертвы в подмышках следы от портняжной иглы. Эксли предположил, что, перекраивая Детские тела, маньяк пытается создать новую жизнь. Начал проверять извращенцев, душевнобольных, пациентов психиатрических клиник. Спрашивал себя, чье лицо даст своему созданию новый Франкенштейн – и через неделю получил ответ.
Крошка Вилли Веннерхолм, мальчик-кинозвезда из труппы Рэймонда Дитерлинга, был похищен из школы при киностудии. На следующий день тело его обнаружили на железнодорожных путях близ Глендейла. Обезглавленным.
И наконец – прорыв: в полицию обращается администрация государственной психиатрической лечебницы Глен-хейвен. Лорен Атертон – мания вампиризма, привлекался за приставания к детям – два месяца назад был освобожден условно-досрочно, но так и не явился к инспектору по надзору.
Исходя из пристрастий Атертона, Эксли легко его нашел: оказалось, работает в банке крови, промывает ампулы. Слежка показала, что Атертон подворовывает кровь и пьет ее, смешивая с дешевым вином. Люди Эксли взяли Атертона в кино – мастурбировал на фильме ужасов. Сам Эксли отправился к нему на квартиру. Нашел связку ключей, и в их числе один – от заброшенного склада. А там его поджидал ад.
Обложенный сухим льдом, на складе хранился "идеальный ребенок": руки мальчика-негритенка, ноги мальчика-мексиканца, к торсу китайчонка пришиты женские гениталии и голова Крошки Вилли Веннерхолма, к спине приметаны крылья, отрезанные у какой-то пичуги. А вокруг – ролики фильмов ужасов, теннисные ракетки без струн, анатомические чертежи. Фотографии детей на разных стадиях расчленения. Темная комната с проявителями, кюветами и фотобумагой…
Настоящий ад.
Атертон во всем признался, был осужден и повешен в Сан-Квентине. А Престон Эксли снял с фотографий копии и показывал их сыновьям, когда хотел объяснить, что это такое – преступление, взывающее к правосудию.
Эд листает страницы: кончина матери, смерть Томаса. Словно и не было в жизни семьи Эксли ничего, кроме детективных триумфов и смертей. А вот и "Икзэминер": статья о сыновьях замечательных людей, сражающихся на фронтах мировой войны. Среди прочих – история Эда: если поскрести эту историю, у нее, как и у "Кровавого Рождества", обнаружится второе дно.
Версия "Икзэминера" – та, что обеспечила ему награду: капрал Эдмунд Эксли, единственный из взвода выживший в кровопролитном рукопашном бою, в одиночку прорвался через три траншеи, набитые японской пехотой, уничтожив двадцать девять человек. Окажись при этом хоть один свидетель, Эду светила бы медаль Конгресса.
Версия номер два: во время сражения, видя, что рукопашная неминуема, капрал Эдмунд Эксли вызывается идти в разведку. Несколько часов болтается без дела в ближайшей роще, а вернувшись, видит, что от его взвода ничего не осталось. Приближается японский патруль: Эд прячется под трупами сержанта Питерса и рядового первого класса Вазницки. Японцы пускают очередь по трупам: Эд вцепляется зубами в руку Вазницки, да так, что начисто скусывает у него с руки часы на кожаном ремешке. Сдавленный со всех сторон телами своих товарищей, он задыхается от рыданий, судорожно глотает воздух и ждет сумерек. Едва стемнело, выбирается из-под мертвецов и пускается бежать в штаб – но останавливается как вкопанный, завидев новую кровавую сцену.
Маленькая синтоистская часовенка в роще прикрыта камуфляжной сеткой. У дверей на соломенных ковриках рядами – мертвые японцы, иззелена-желтые, с вывороченными внутренностями. У каждого вспорот живот – от паха до ребер. Возле тел аккуратно положены мечи с резьбой на рукоятях – на них запеклась кровь. Плену или смерти от малярии эти солдаты предпочли самоубийство.
Позади храма вырыты три траншеи. Винтовки и пистолеты ржавеют под тропическим дождем, но огнемет, заботливо укутанный брезентом, – в рабочем состоянии.
Эд берет его в руки, думая об одном: на Гвадалканале он не выживет. Его зачислят в новый взвод. Уходить в разведку перед каждым сражением он не сможет. А если попросится в штаб, отец расценит это как трусость. И коллеги из полиции Лос-Анджелеса – навоевавшиеся досыта, украшенные ранами и медалями – не подадут ему руки…
Да, вот что ему нужно! Медаль! Награда, шум в газетах и почетная отставка. Шанс редчайший…
Эд взял японский пулемет. Затащил мертвых японцев в траншеи, расположил лицом к рощице, вложил им в руки бесполезное оружие. Выпустил в них три очереди – все, что оставались в патронной ленте. Затем огнеметом изуродовал до полной неузнаваемости и людей и храм. И, добравшись до батальонного штаба, рассказал свою историю.
Разведгруппа, осмотрев место, историю подтвердила: в самом деле, капрал Эксли захватил оружие противника и поджарил двадцать девять косоглазых ублюдков.
Крест "За выдающиеся заслуги" – вторая по значению государственная награда. Почетная отставка, тур по стране и почетное возвращение в полицию Лос-Анджелеса.
И – осторожное уважение Престона Эксли.
Полистай семейный альбом и вспомни.
Эд откладывает альбом. Он еще не знает, с чем явится к Паркеру, – но знает, о чем предупредил его отец.
Счастливые случаи легко даются – но потом за них приходится платить.
Знаю, отец. Еще с той поры, когда взял в руки этот огнемет.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Если дело дойдет до большого жюри, отвертеться от дачи показаний тебе не удастся. Но мы с прокурором постараемся, чтобы до этого не дошло.
Джек мысленно прикидывает, насколько Эллис Лоу ему обязан. С помощью Миллера Стентона с команды "Жетона Чести" удалось стрясти шестнадцать штук на политкампанию. Бретта Чейза уломали шантажом – пригрозили, что "Строго секретно" обнародует его тайные пристрастия. Макс Пелтц не поскупился – Лоу пообещал, что налоговики его больше не тронут. А помимо этого Джек успешно сыграл роль Купидона – сегодня Лоу впервые встречается с капризной красавицей Джоан Морроу.
– Эллис, я вообще не хочу появляться на суде. Даже в качестве свидетеля. Но завтра меня допрашивают в ОВР, и похоже, что до суда дело все-таки дойдет. Так сделай что-нибудь.
Лоу поигрывает цепочкой:
– Джек, заключенный напал на тебя, а ты защищался. Ты чист. Но, видишь ли, ты – человек известный, публичный, и, по предварительным показаниям, полученным от адвокатов истцов, четверо из пострадавших тебя опознали.
Так что давать показания все-таки придется. Не волнуйся, тебе ничего не грозит.
– Я просто хотел все с тобой обговорить! Но если хочешь, чтобы я стучал на своих, – у меня внезапно откроется полная потеря памяти! Comprende , господин заместитель окружного прокурора?
Лоу наклоняется к нему.
– Не будем ссориться, Джек. Не стоит. Нам ведь так хорошо работается вместе! Тебе беспокоиться не о чем: вот Уайт и Стенсленд – дело другое. Кроме того, до меня дошли слухи, что у тебя появилась дама сердца.
– Джоан Морроу рассказала?
– Да. Она, честно говоря, это не одобряет, да и ее родители тоже. Ты на пятнадцать лет старше Карен, да и прошлое у тебя не вполне идеальное.
Мальчик, подносивший мячи на поле для гольфа, лыжный инструктор – приютский выкормыш, виртуозно навострившийся обхаживать богачей.
– И что еще тебе рассказала Джоанн?
– Да, в общем, ничего. Сказала только, что ее сестра от тебя без ума и верит всему, что пишут о тебе в газетах. Я заверил ее, что в газетах все – сущая правда. Карен говорила сестре, что пока ты ведешь себя как джентльмен – чему, признаюсь, трудно поверить.
– Надеюсь, сегодня вечером все будет иначе. После нашей сегодняшней встречи с тобой и Джоан мы с Карен едем на вечеринку "Жетона Чести", а потом…
Лоу вертит в пальцах цепочку.
– Послушай, Джек, Джоан только разыгрывает из себя недотрогу или за ней и вправду охотятся толпы мужчин?
Джек вертит в пальцах нож.
– Она пользуется успехом. Но все эти россказни о кинозвездах, которые будто бы от нее без ума, – вранье. Так что выше голову.
– Что еще за кинозвезды?
– Да чушь это, Эллис. Красивые байки, но не имеют ничего общего с действительностью.
– Джек, спасибо, что согласился прийти. Уверен, что вы с Карен поможете нам с Джоан сдвинуться с мертвой точки.
– Тогда за дело!
* * *
Женщины ждут в "Искателе жемчуга", в отдельном кабинете.
– Эллис Лоу, Карен Морроу, Джоан Морроу – представляет Джек. – Эллис и Джоан – прекрасная пара, верно, Карен?
– Привет, – говорит Карен, не подавая руки. Это уже шестое их свидание, однако до сих пор дальше прощального поцелуя в щечку дело не идет.
Лоу садится рядом с Джоан, та пристально его рассматривает – ищет в облике признаки еврейства.
– Хоть мы с Эллисом и видимся в первый раз, но уже успели подружиться. Перезваниваемся чуть не каждый день, верно, Эллис?
– Совершенно верно, – звучным "судебным" баритоном отвечает Лоу.
Джоан допивает свой бокал.
– Откуда вы с Эллисом друг друга знаете? Никогда бы не подумала, что полиция и прокуратура работают в тесном контакте!
"Все просто, детка, я у этого жида в казначеях хожу", – мысленно отвечает Джек, подавляя усмешку.
– Мы вместе расследуем преступления. Я нахожу улики, Эллис выдвигает обвинение.
Подходит официант. Джоан заказывает пунш "Островитянин", Джек просит кофе, Лоу говорит: "Мартини "Бифитер"", Карен молча накрывает свой бокал ладонью.
– Странно, мне казалось, что "Кровавое Рождество" должно было вас поссорить! Разве нет?
– Разумеется, нет, – быстро отвечает Лоу. – Служащие полиции охотно сотрудничают с прокуратурой и не меньше нашего хотят, чтобы преступники понесли суровое наказание. Верно, Джек?
– Конечно. Такие люди позорят полицию Лос-Анджелеса.
Появляется официант с напитками. Джоан делает три больших глотка.
– А ты ведь там был, правда, Джек? Папа говорит, с тех пор как тебя бросила вторая жена, ты всегда ходишь на рождественские вечеринки в участок!
Карен, громким шепотом:
– Джоанн!
– Да, я там был, – отвечает Джек.
– И наверно, тоже разбил во имя правосудия пару-тройку физиономий?
– Дело того не стоило.
– Не стоило, потому что герой-полицейский не попал бы на первые полосы газет?
– Джоанн, успокойся. Ты пьяна.
Лоу теребит галстук, Карен сжимает пепельницу. Джоан шумно допивает свой пунш.
– Ох уж мне эти трезвенники – и слова не скажи! А правда, сержант, что и после того, как первая жена вас бросила, вы тоже ходили на вечеринки в участок?
– Ах ты стерва! – Карен крепче сжимает пепельницу. Джоан звонко хохочет.
– Если тебе нужен герой-полицейский, рекомендую парня по имени Эксли. Он, по крайней мере, кровь за родину проливал! Джек, конечно, лапочка и душка, но неужели ты не видишь, что он за человек?
Карен швыряет пепельницу. Та, срикошетив об стену, падает на колени Эллису Лоу. Эллис зарывается с головой в меню, стерва Джоани зло щурит глаза. Джек хватает Карен за руку и выволакивает из кабинета.
* * *
По дороге в "Вэрайети Интернэшнл Пикчерз" Карен без перерыва честит Джоан. Джек паркует машину возле съемочной площадки "Жетона Чести". Оттуда гремит музыка кантри.
– Ничего, родители с этим смирятся, – со вздохом говорит Карен.
Джек включает свет в машине, смотрит на нее. Бледная россыпь веснушек, темные волосы уложены локонами. Пожалуй, чуть неправильный прикус.
– С чем "с этим"?
– Ну… что мы с тобой встречаемся.
– Встречаемся – и только?
– Прости, Джек. Это я виновата. Понимаешь, ты рассказываешь такие удивительные истории о своей работе – а потом вдруг замолкаешь, и я спрашиваю себя, в чем Дело? Есть что-то такое, о чем ты не можешь рассказать? Это оттого, что я слишком молода для тебя?
Джек открывает дверь.
– Узнаешь меня получше, год за два пойдет. И знаешь, мне надоело рассказывать о себе. Так что теперь твоя очередь.
– Значит, сегодня после вечеринки моя очередь изливать душу. Договорились?
– Договорились. Кстати, что скажешь о своей сестре и Эллисе Лоу?
– Она за него выйдет, – не моргнув глазом отвечает Карен. – С тем, что он еврей, родители примирятся, потому что он республиканец и делает карьеру. Джоан будет устраивать ему сцены на публике, а он – втихаря ее поколачивать. Бедные их дети!
Джек смеется.
– А теперь пойдем танцевать! Только не нужно пожирать звезд глазами, а то тебя запрезирают!
Рука об руку они входят в зал. Глаза у Карен расширяются, и Джек понимает: сейчас у него на руках козырной туз.
На сцене – Спейд Кули со своими ребятами. Сам Спейд – у микрофона, рядом на ударных – Берт Артур Перкинс по кличке Собачник. Кличку получил за то, что отмотал два года на исправительных работах – за противоестественные акты с собаками. Спейд курит опиум, Собачник предпочитает героин: просто подарочный набор для "Строго секретно". Макс Пелтц рассыпается перед съемочной группой. С ним рядом – Бретт Чейз, болтает с Билли Дитерлингом, главным оператором сериала. Билли не сводит глаз со своего любовника Тимми Валберна, Мучи-Мауса из детской телепередачи "Час фантазий". Столы у задней стены уставлены выпивкой и холодными закусками. Там Джек замечает Пархача Тайтелбаума – должно быть, для устройства банкета Пелтц нанял людей из его ресторана. Рядом – Джонни Стомпанато, еще несколько парней из бывшей команды Микки Коэна. По всему залу – актеры, костюмеры, ассистенты, мелкий студийный персонал и просто завсегдатаи богемных тусовок. Едят, пьют, танцуют.
Джек выводит Карен на середину зала. Вертит ее под быстрые попурри, прижимает-обжимает, когда Спейд переключается на баллады. Карен танцует, закрыв глаза. Джек держит глаза открытыми, отдаваясь сентиментальной патоке мелодии. Вдруг кто-то кладет ему руку на плечо.
Это Миллер Стентон. Карен открывает глаза и ахает: боже милостивый, ее приглашает на танец телезвезда!
– Карен Морроу, Миллер Стентон, – знакомит их Джек.
– Привет! – восторженно вопит Карен, перекрывая музыку. – Я вас видела в старых фильмах Рэймонда Дитерлинга – это что-то потрясающее!
Миллер берет Карен за руки и принимает позу для кадрили.
– У Рэймонда я был ужасен! Джек, подойди к Максу, он хочет с тобой переговорить.
Джек идет вглубь съемочной площадки. Здесь тихо, музыки не слышно. Макс Пелтц протягивает ему два конверта.
– Твоя премия и наш взнос в кампанию мистера Лоу. А это – от Спейда Кули.
Пухлый конверт – Лоу не просчитался.
– Чего хочет Кули?
– Я бы сказал, хочет подстраховаться. Знаешь, у всех есть свои дурные привычки…
Джек закуривает.
– Кули меня не интересует.
– Что, недостаточно знаменит для тебя?
– Не нарывайся, Макс.
Пелтц наклоняется к нему и говорит полушепотом:
– Нет, Джек, нарываешься-то как раз ты. Создаешь себе дурную репутацию. В Индустрии уже поговаривают, что ты как с цепи сорвался, играешь не по правилам. Ты прижал Бретта и удружил мистеру Лоу – хорошо, он – вонючий педрила и поделом ему. Но не надо кусать руку, которая тебя кормит! Ты что, не знаешь, что половина людей в Индустрии время от времени подкуривают? Гоняй себе чернушек из джаза – не прогадаешь!
Джек обводит взглядом зал. Бретт Чейз ведет беседы с Билли Дитерлингом и Тимми Валберном – голубятня на выезде. Пархач Т., Джонни Стомп – и эти чешут языками. А вот к "гонкам" подключаются Собачник Перкинс и Ли Вакс…
– Я серьезно, Джек, – говорит Пелтц. – Раз уж играешь в эти игры, лучше играть по правилам.
– Макс, у меня вся жизнь – игра. Видишь этих ребят? – Джек указывает на крутых парней за сколом с закусками.
– Конечно вижу. И что?
– Макс, у нас в управлении такие вот теплые компании принято называть "преступными сообществами". Перкинс – уголовник-рецидивист, плюс трахает собак. Эйб Тайтелбаум освобожден условно-досрочно. Вон тот высокий, с усиками – Ли Вакс, работал на Микки Коэна – у него за плечами минимум десяток "мокряков". Красавчик-макаронник – Джонни Стомпанато. Ему и тридцати нет, а "послужной список" – отсюда до послезавтра. Полиция Лос-Анджелеса наделила меня властью и вменила мне в обязанность хватать эту сволочь по первому подозрению. А я нарушаю свой долг и этого не делаю. Потому что играю по правилам.
– Вот в таком духе и продолжай, – отвечает Пелтц, взмахивая сигарой. – И не надо изображать из себя крутого парня. Хм, смотри-ка, как Миллер Стентон обихаживает твою девчонку! Что, Джек, на молоденьких потянуло?
Джек вспоминает слухи о том, как Макса застукали со школьницей.
– Для тебя она старовата.
– Ха! Ладно, иди, волчара, иди! Вон твоя красотка оглядывается – тебя ищет!
Карен разглядывает плакат на стене: Бретт Чейз в роли лейтенанта Вэнса Винсента. Подходит Джек. Карен просто светится:
– Боже мой, это просто невероятно! Расскажи мне, кто здесь кто!
Музыка гремит в полную силу, Кули переходит на фальцет, Собачник Перкинс лупит по барабану. Джек приобнимает Карен и ведет ее в танце в дальний угол, забитый дуговыми лампами. Лучше места не придумаешь – тихо и все как на ладони. Джек называет гостей, указывая поочередно на каждого: