– Да из всего… Как-то я зашла к ним с Шурой в номер. Смотрю, не прибрано. Я стала убирать. На окне увидела конверт, хотела его выбросить, а из него посыпались деньги. Как сейчас помню: семь сотенных! А червонцев сколько – так и не узнала. Я бросилась собирать их, не сдержалась, говорю:
– Светка, разве так можно?
А она:
– Понимаешь, вчера набралась.
– Ради чего? – спрашиваю.
– Настроение такое…
И все. Только потом объяснила:
– Мама на шубу прислала.
– Вот такая дурная, – заключила Полина.
– А в нашем городе у нее знакомые были?
– Не помню. Нет – вру. Она упоминала о какой-то знакомой по имени Валентина. Я никогда ее не видела, а потом Светлана говорила, что поссорилась с ней. Последнее, что припоминаю, это звонок Светланы на квартиру моих родственников, у которых живу. Звонила из аэропорта. Сказала, что проводила Аркадия. И еще – что уходит из гостиницы.
– Куда?
– В одно место, как она выразилась.
– Пожалуйста: тот же адрес, который назвала и мне, – вставила Казарина, молча слушавшая разговор,
– Ну что ж, спасибо, – сложила бумажки Булыгина. – Придется искать этого Аркадия и знакомиться с ним. Раз он ее знает близко, может, хоть он нам какую-то броскую примету этой Светланы назовет.
– А зачем приметы? – удивилась Борисова. – Он вам, наверное, фотографии подарит,
– Она дарила ему?
– Да нет! Как-то в той же "Юбилейной" я столкнулась с ними в вестибюле. Смотрю, у Аркадия через плечо "Киев". Оказывается, собрались фотографироваться. Потащили меня. В сквере у гостиницы "Большой Урал" он нас и запечатлел. Так что можете смело меня в подельщики…
Валентину Петровну захлестнула такая радость, что она сама расхохоталась. И, конечно, не шутке Полины. Потом сказала:
– Приметы фотографии не помешают. Но на фотографии их не всегда разглядишь.
– Конечно, – согласились юристы. Расстались как друзья.
– Я думаю, девушки, вас учить не стоит: наш разговор?..
– Могила! – хором и совсем несерьезно отозвались "девушки".
Валентина Петровна, провожая их, даже вышла на крыльцо райотдела.
– Сколько еще сдавать?
– По одному осталось. Если не завалим, позовем на банкет.
– Согласна!..
Поздно вечером начальник следственного отделения Михаил Иванович Кауров и начальник отделения уголовного розыска Иван Иванович Усков собрали оперативное совещание. Тот и другой не потребовали никаких докладов, не собирались давать заранее подготовленных заданий и рекомендаций.
– Итак, товарищи, – просто начал Кауров, – после похищения денег в торгово-кулинарном училище прошло двое суток. И хоть бегали мы по городу много, даже узнали кое-что, очень нужное нам, но факт остается фактом: преступницы у нас в руках нет, денег – тоже. Вчера, например, лично я был уверен, что мошенница еще не успела уехать из города и есть надежда где-то прихватить ее. Сегодня с неменьшей уверенностью можно предполагать, что она находится по крайней мере в соседнем часовом поясе: денег у нее вполне достаточно, чтобы с комфортом долететь в крайнюю точку любого авиационного маршрута. – И поднажал на вывод: – А это значит, что и нам теперь предстоит бегать за ней на дальние дистанции…
Усков и Кауров никого не обвиняли в нерадивости, Они понимали, что столкнулись с хорошо продуманным, тщательно подготовленным и профессионально завершенным преступлением. Сейчас им представлялось главным правильно определить расчеты преступницы, ее тактику, чтобы противопоставить им свою.
Обкатовой нельзя было отказать ни в изобретательности, ни в дальновидности. Чужой паспорт, по которому она устроилась на работу, изъятие собственных фотографий из документов учреждения надежно обеспечивали ей два преимущества, взаимно усиливающих друг друга: с одной стороны – лишали уголовный розыск свойственной ему оперативности в направляли его по ложному пути; тем самым с другой – обеспечивали достаточный запас времени, чтобы оказаться подальше от места преступления и найти надежное укрытие.
Оба эти расчета вполне оправдались. Сейчас розыск вышел из тупика, но это ничуть не облегчало дальнейшей работы, как могло показаться на первый взгляд.
– Нам больше нельзя допускать ни одного промаха, – рассуждал Иван Иванович Усков. – Каждая ошибка, даже самая маленькая накладка в очередном оперативном мероприятии, будет отбрасывать нас либо в сторону, либо назад. Возьмем первое: возможно, завтра кому-то из вас предстоит встретиться со Старшиновым. Как вы затеете "игру" там, в Кустанае, – зависит целиком от вашего оперативного умения и таланта. Но при любом варианте надо помнить, что Старшинов и фотография Обкатовой, которая должна быть у него, нам необходимы. У него в руках наши глаза, если хотите. И в то же время, если он поведет себя не так, как нам надо, он неуязвим. Понимаете ли? Уголовный кодекс – не Евангелие, по которому прелюбодеяние, хоть и по милому согласию, все одно – смертный грех. Так ведь? А вдруг он скажет, что его оклеветали? Докажите-ка обратное. Скажете, свидетели? Казарина, Борисова? Не получится: знакомые, приятельницы Обкатовой и тому подобное. Одним словом – шатко. А вдруг этот Старшинов потребует Обкатову. Кого мы ему покажем? Мы ее даже по фотографии в лицо-то не знаем… Ладно. Допустим, докажем ему это знакомство, все докажем, а он струсит. В душе струсит. Подумает, вздохнет потяжелее и скажет: рад был помочь, ребята, да пленку завалил. Может быть такое?.. Вполне. Так что тот, кто поедет в Кустанай, должен крепко надо всем подумать. Второе – Кемерово. Там Обкатову нужно так обставить, чтобы осечку исключить. И хорошо, если она уже дома. А если нет, что вероятнее всего?.. Учтите, прямым путем после таких гастролей в родное гнездо не возвращаются. Может, она устала, переволновалась здесь, у нас, в Свердловске, и сейчас в Ялте нервы лечит. Может быть?..
– Вполне. Я бы так и сделал на ее месте. Это подал голос старший инспектор уголовного розыска Геннадий Захарченко.
И напряженное внимание, царившее в кабинете, ослабло от улыбок. Усков и Кауров не были исключением.
– Ну, а теперь перейдем к некоторым деталям, – призвал к порядку после передышки Усков.
…А в это время телетайп в комнате связи райотдела бесстрастно отстукивал буквы вчерашней телеграммы. Только начало ее было дополнено еще одной фамилией.
"Всем, всем, всем! Разыскивается опасная преступница, называющая себя Рязанцевой Валентиной Андреевной, она же – Обкатова Светлана Николаевна. Приметы: …"
…Совещание закончилось около полуночи.
А на рассвете старший инспектор уголовного розыска Захарченко и его товарищ по отделению Макаров в последний раз тряхнули друг другу руки в аэропорту Кольцово.
– Ты хоть в Кемерово-то был раньше? – спросил Захарченко.
– Нет. А ты в Кустанае? – поинтересовался Макаров,
– По карте знаю, – скромно ответил Геннадий.
3
Иногда о людях слышишь: "Она создана для музыки!", "Он прирожденный математик", "Инженер – по призванию…" Ни от самого Геннадия Захарченко, ни от его друзей никто не слышал, почему он оказался в милиции. Известно, что пришел он в органы борьбы с преступностью сознательно, закончил школу МВД в Елабуге.
Уже в первый год работы в Свердловске участвовал в раскрытии самых опасных и запутанных преступлений, которыми занимались и город, и область. Его включали в оперативные группы, отрабатывавшие отдельные версии. Часто такие поручения не приносили результатов, потому что несостоятельными оказывались версии. Но Захарченко как будто не замечал этого: "надо!" было его единственным принципом в любом деле. В остальном он оставался добродушным, добрым парнем с весьма своеобразным – нарочито грубоватым – юморком.
С той поры прошло много лет.
Сейчас в памяти Захарченко накопилось непостижимое количество имен, он в деталях помнит обстоятельства всех преступлений, которые раскрывал; знает в лицо не только преступников, но и свидетелей, проходивших по его делам. И все это дремлет до поры под непреодолимым покровом его невозмутимости. Крупноголовый, словно отлитый, он обладает таким спокойствием, которое в сочетании с его немногословностью и медлительностью незнающие иногда принимают за полнейшее отсутствие эмоций. Да и в своей среде можно услышать почти то же, но и совсем непохожее:
– Что? Захарченко взялся? Нормально: неделю помолчит и раскроет.
Наверное, есть и такие, которые считают его удачливым. Но их могут быть единицы. Потому что уважающий себя инспектор уголовного розыска не верит в слепую удачу; потому что живет он в состоянии непрекращающегося поединка с преступностью, с постоянными нервными и физическими перегрузками и при всем этом не имеет права на поражение.
Короче – здесь это называется работой. Но она скорее, чем другие, сжигает человека, неминуемо накладывает отпечаток на его характер, а часто меняет неузнаваемо.
Что касается Захарченко, то он остался таким, каким был. Видно, его невозмутимость помогла ему сохранить добродушие, уберегла от излишней подозрительности, поддерживала чувство юмора в любых обстоятельствах.
…И вот Захарченко летел в Кустанай.
Прибыл в шесть утра. До девяти оставалось много времени, и Геннадий отправился гулять по городу, любуясь чистотой и обилием зелени.
В девять он представился начальнику уголовного розыска области. Понадобилось всего несколько минут, чтобы установить место работы Аркадия Старшинова. Должность он занимал довольно высокую: заместитель директора по общим вопросам в одной из межобластных проектных организаций.
Здесь же, у начальника уголовного розыска, собрали короткое и очень узкое совещание.
– Какая помощь вам требуется, Геннадий Николаевич?
– Постоянно – никакой, спасибо, – поблагодарил Захарченко.
– А не постоянно?
– Может быть, срочная: машина, человек в помощь…
Начальник записал на листке для заметок несколько цифр. Протянул.
– Вот наш коммутатор. Просите гараж, называйте свою фамилию. Ночью есть дежурная машина. Я дам указания. А в отношении человека… Звоните дежурному по управлению. Он тоже будет в курсе. Нас в свои планы посвятите?
– У меня пока нет плана.
– Вам виднее. Если возникнут затруднения – звоните. С гостиницей устроились?
– Нет еще.
– Возьмите это на себя, – сказал кому-то из присутствующих начальник. И к Захарченко: – Вы можете проехать в гостиницу, там уже будут знать о вас, – поднялся и протянул руку.
…Через полчаса Захарченко вышел из гостиницы. Обстоятельно уточнив транспортные маршруты, скоро добрался до учреждения, в котором работал Старшинов. Внимательно изучив название, золотыми буквами означенное на массивном темном стекле, отметил, что главк находится в столице Казахстана. На втором этаже нашел приоткрытую дверь с табличкой, на которой под должностью обитателя кабинета красовалось: "Старшинов А. В.".
"Солидно", – отметил про себя, наблюдая, как за столиком у окна тучная женщина с пудовой прической на голове выбивает на машинке пулеметные очереди.
В обеденный перерыв, когда коридоры стали оживленнее, увидел Старшинова. Заочницы-юристки оказались правы: подтянут, безукоризненно одет, любезен, а здесь – еще и деловит. Пообедав, сразу же вернулся в кабинет.
В конце рабочего дня Захарченко позвонил в управление и попросил машину, предупредив:
– Только мне надо в "гражданской одежде".
– Будет "Волга". – Ему назвали номер и спросили: – Куда?
– Пусть ждет у гастронома. Это в полусотне шагов отсюда.
Через пятнадцать минут он увидел, как серая "Волга" заняла указанное место. К старшиновскому проектному тоже стали подходить машины. Вскоре из дверей вереницей потянулись служащие.
Наконец появился и Старшинов. Неторопливо пошел к ожидавшему его "Москвичу". "Держись за ним", – сказал шоферу Захарченко, уже сидевший в машине.
Поездка оказалась неинтересной. Старшиновский "Москвич" подкатил к подъезду длинного пятиэтажного дома в новом жилом районе, высадил своего пассажира и тотчас торопливо умчался. По адресу, имевшемуся у него, Захарченко понял, что Старшинов приехал домой.
Геннадий наведался в управление. С начальником отдела договорился о том, чтобы тот выделил сотрудника и машину для наблюдения за Старшиновым. "Понимаешь, надо его поводить. Вдруг он в переписке с ней и на почту наведывается. Не исключено, что птичка попытается здесь найти убежище".
– А если она на учреждение напишет?
– Не проходит. У него – секретарша-старуха. А мужик – женатый. Дети… должность…
Вечером второго дня Геннадий устроился за столиком в углу гостиничного ресторана обдумать положение. Старшинов нравился ему, потому что вел себя, как подобает солидному работнику: занимался делами без всякого постороннего беспокойства. После работы уезжал домой, и на этом все кончалось. Утром его забирал тот же "Москвич". Как и ожидал Геннадий, Светлана Обкатова, видимо, обрела в сердце привлекательного кустанайца всего лишь временную прописку.
В приемную Старшинова Захарченко зашел в половине десятого. Деловитый, с портфелем немного усталый.
Внимательно рассмотрев его, прическа проронила:
– Аркадий Васильевич на совещании у директора. – И, несколько оробев перед несвойственным рядовым посетителям спокойствием, спросила довольно вежливо:
– А вы по какому делу?
– Из Алма-Аты, – ответил он.
– Будете ждать?
Вопрос прозвучал как приглашение.
– Когда появится? – последовало в ответ.
– Через час-полтора.
В кафетерии гастронома, возле которого ставил машину, Геннадий выпил пару стаканов кофе. Посидел на скамейке в сквере. Притушив последнюю сигарету из пачки, пошел к Старшинову снова.
Едеа увидев его, секретарь открыла настежь тамбур начальственного кабинета, известив:
– Аркадий Васильевич! Товарищ пришел.
Старшинов пожал гостю руку на середине ковровой дорожки. А тот, подождав, пока закроются двери, улыбнулся ему и признался:
– Неудобно при посторонних. Я не из главка, я – из свердловской милиции: старший лейтенант Захарченко. Здравствуйте.
– Откуда? – спросил хозяин. И сразу как-то полинял.
– Да, да, оттуда, – подтвердил Захарченко, сел в кресло возле приставного столика и пригласил: – Присаживайтесь, пожалуйста… Я по поводу Светланы.
– Не понимаю…
– Я приехал поговорить, с вами о Светлане Обкатовой, с которой вы познакомились в Свердловске.
– Ах, вот что! Понимаю… – Старшинов не мог усидеть, поднялся прошелся по кабинету. – Все ясно. Но очень бы хотел попросить вас… У меня семья.
– Понимаю, – улыбнулся Захарченко, – У меня тоже есть. Слушаю.
Джентльменский разговор начался. Старшинов помнил все.
– В тот вечер я зашел к ребятам: уговорить на пульку. Но их в номере не оказалось. Это еще в "Олимпии" было. Заглянул в кафе: там тоже нет. Возле буфета приметил двух блондинок с парнем лет тридцати. Приятные женщины… Ушел. Через полчаса снова заглянул к ребятам. И опять их нет. И вдруг в коридоре увидел одну из тех, что стояли у буфета, Она шла, видимо, из умывальника, потому что в руках у нее был только что вымытый стакан. Я посмотрел на нее и говорю:
– Все пьете?
Она остановилась. Разговорились. Я сказал, что из Кустаная. Она ответила, что из Кургана: сдает экзамены в юридический институт. Я кое-что в этом деле понимаю, помню даже, что задал ей какой-то вопрос, но она уклонилась от ответа… Потом сказала, что вместе с ней сдают экзамены и кустанайцы, назвав Полину Борисову. А ту я знал еще девчонкой, когда работал в одном совхозе в Тарановском районе… Так за разговором зашли в их номер. Там я увидел и другую блондинку с парнем…
– Давайте поближе к Светлане, – посоветовал Захарченко.
– Понимаете… в тот день вечером я пригласил ее пройтись по городу. Мне нужно было переходить в "Юбилейную". Пришли. Оказывается, броня уже была на месте. Я получил номер. На этаже взял ключи. Вместе посмотрели. Понравилось… Решили поужинать. Спустились вниз, а в ресторан не пускают: полно народа. В ближайшем кафе та же история. Ну… решили закупить кое-что и пойти ко мне. Пока ходили, Светлана созналась, что насчет Кургана она загнула, на самом деле живет в Кемерово и работает там экономистом, а в Свердловске сдает экзамены не в юридический, а в институт народного хозяйства. Дома есть муж, который работает энергетиком на заводе, инженер. Детей нет. В общем, в ту ночь она осталась у меня…
Старшинов смолк.
Захарченко довольно долго ждал продолжения рассказа. Вынужден был подбодрить.
– Пока все понятно. Продолжайте.
– Да, конечно… Потом, много позднее, встретил Полину Борисову. Мы как раз шли фотографироваться… Позвал и ее. Сфотографировались несколько раз возле оперного театра. Там каменные львы естъ… Кстати, пленка еще не проявлена…
– А где аппарат? – спросил, словно ждал, Захарченко.
– Здесь. В сейфе.
– Дайте.
– Пожалуйста.
Через минуту, заполучив "Киев", Захарченко позволил:
– Продолжайте.
– А что продолжать?
– Про Светлану.
– По вечерам ходили в ресторан. Правда, я уже сидел на мели, раза два-три расплачивалась она.
– Денег у нее много было?
– Не знаю. Но, по-моему, она не нуждалась,
– А знакомые в Свердловске?
– Не видел и не слышал. На улице, например, с ней никто ни разу при мне не поздоровался. Правда…
– Что?
– Однажды она упоминала своего дядю. Говорила, что работает не то ректором, не то проректором в том самом институте народного хозяйства. Может, поэтому я никогда не видел, чтобы Светлана готовилась к экзаменам… Говорила еще, что после экзаменов собирается на юг.
– Поехала?
– Не знаю. Через неделю я купил билет на самолет, рейс помню даже – 1304 до Кустаная, на 17 часов 30 минут… В тот день она позвонила мне в номер из института. Я сказал, что на следующий день улетаю, Вечером, конечно, встретились. Распили бутылочку, Она осталась у меня. Утром к девяти заторопилась в институт. Я проводил ее. Дошли до плотины, дальше она пошла к площади одна.
Старшинов знал город явно плохо. Институт народного хозяйства – далековато от центра. А вот кулинарное училище – в здании горно-металлургического техникума, на площади.
– …В четыре я приготовился к отъезду. В это время Светлана позвонила мне из своего номера: в те дни она тоже жила в "Юбилейной" с одной знакомой из "Олимпии". Пригласила меня к себе. Подруги не было…
– Сама-то она не собиралась уезжать? – спросил Захарченко.
– Не знаю. Только говорила, что с кем-то поругалась, со знакомой какой-то, у которой оставляла вещи, Вещи действительно были: в номере стоял большой черный чемодан. Я еще помог сдать его в камеру хранения гостиницы.
– А дальше?
– Я занял у нее тридцать рублей. Детям нужно было подарки взять, понимаете?
– Понимаю, – недобро отозвался Захарченко.
– Я уже перевел ей до востребования, – поспешно добавил Старшинов, уловив тон собеседника.
– Получила?
– Не знаю. Написал ей, но ответа нет.
– А по какому адресу она должна отвечать?
– До востребования.
– Заехать надо, – посоветовал Захарченко.
– Не было, Я позваниваю иногда: знакомая там работает.
– Это хорошо… – И переключился сразу: – Гульнули, значит, Аркадий Васильевич, в Свердловске?
– Был грех.
– Ну, ну…