Разговоров по этому поводу было много. Высказывались разные предположения. Одно из них - Мишкино падение с лав подстроил парень, у которого он отбил девушку. Или, что Мишка перессорился с бывшими друганами, а те ему отомстили.
О причастности к Мишкиному падению Красавина разговоров вообще не было. Петр торжествовал. Довольно спокойно к происшедшему с сыном отнесся Мишкин отец. Он сказал, что нет худа без добра, зато теперь в армию служить не пойдет. А кости срастутся.
XVII
Почтальон вручил Галине Семеновне повестку из военкомата. Читать и писать она не умела, поставила крестик и стала ждать сына, который ушел на речку - аттестат получен без троек, почему бы и не отдохнуть. Почтальон же сказал, что через два дня Петра заберут в армию. Мать села на кухне и расплакалась. Когда вернулся сын, она уже не плакала, а Петр к известию отнесся спокойно, считал, что хуже от этого не будет. Вместе с ним будут провожать и братьев Гунькиных. Мишку Козлобаева из-за травм, как и предсказал отец, в армию не взяли.
Вечером мать ушла поплакаться к соседям, а Петр лежал на диване. Свет не включал. Любил вот так, без света, полежать, когда никто не мешает, и думать, думать, пропуская через себя все, что волновало. Не было дня, чтобы не вспоминал об учителе. От него никакой весточки. Может, позабыл? Раньше Петр успокаивал себя, что Парамошкин непременно объявится. Теперь же, если он и даст о себе знать, то Петра уже в Полянске не будет. А как хотелось бы встретиться! Столько можно ему рассказать! Если б не армия, Петр обязательно бы поступил в сельскохозяйственный институт. Мог бы учиться на механическом факультете и помогать Григорию Ивановичу. Верил, что у Парамошкина, если и были трудности, то временные, не тот он человек, чтобы спасовать перед ними и не выйти победителем.
Военно-врачебная комиссия признала Красавина годным к службе в военно-десантных войсках. В который раз с благодарностью подумал о Парамошкине, так кстати обучившем его восточным единоборствам. Будто знал, что в скором времени это пригодится. Подумал, что в голову лезут одни и те же мысли: все больше об учителе, будто зациклился… Нет, надо переключиться на что-то другое.
Вспомнился выпускной вечер, как всем классом после праздничного застолья выбежали в школьный сад. Сад старый, от него почти ничего не осталось. Усадьба была когда-то барской, теперь в ней школа. Из фруктовых деревьев сохранились лишь несколько яблонь да груш, все остальное - березы, тополя, черемуха и много кустов сирени.
В тот раз небо было темно-голубым, безоблачным. Светила луна, кругом покой и сказочная таинственность. Классный руководитель Александра Михайловна, молодая, красивая преподавательница биологии, вышла на полянку и, тряхнув золотистыми волосами (они и впрямь при лунном свете были как из золота), интригующе сказала:
- Ребята, хотите я скажу, кто из вас кем станет? - В ответ радостные крики, визг, девчонки захлопали от нетерпения в ладошки. Ну кому не хочется узнать о своей судьбе, своем будущем.!
Красавин, отойдя в тень сиреневого куста, с интересом слушал "Ивушку": фамилия Александры Михайловны - Ивушкина. Он тоже хотел бы узнать, что его ждет впереди, но молчал, не хотел, чтобы этот интерес был замечен. Ждал, хотя мало верил в реальность предсказаний Александры Михайловны. Игра есть игра, но какая-то доля истины в этом была. Ивушкина хорошо знала интересы, увлечения и мечты своих выпускников. В тот раз Александра Михайловна почти всем предсказала хорошую судьбу. Повернув лицо к луне, будто вглядываясь в недоступное для остальных таинство, под одобрительные возгласы изрекала то, что каждый ожидал. Какие только не предсказывались профессии: ученые, учителя, врачи, агрономы, инженеры, даже артисты. А Витька Петрин, добродушный и спокойный увалень, неоднократный чемпион на олимпиадах по физике, под рев ребят удостоился в тот вечер стать космонавтом. Красавин ждал, что вот-вот Ивушкина скажет что-нибудь и о нем. Нет, не сказала, как будто здесь его и не было. Когда радостный шум возбужденных ребят несколько поутих, он, не утерпев, негромко спросил:
- А что меня ждет, Александра Михайловна? - Его вопрос сопровождался дружными возгласами: "Да-да, кем "Красавчик" станет? Петька, ну иди на поляну! Ты чего в кустах спрятался?"
Учительница не растерялась. Сделав небольшую паузу, громко, по-военному, скомандовала:
- Лейтенант Красавин, выйти из укрытия! - Не ожидавший такого поворота, приученный к послушанию и дисциплине, Петр так же четко, по-военному, ответил:
- Есть выйти из укрытия. - Сделав несколько шагов вперед, он остановился, вытянувшись в струнку и прижав руки по швам.
Ивушкина между тем объявила:
- Слушайте, слушайте! При всех открываю тайну будущей жизни Красавина. Вижу его в военной форме. Он смел и решителен и как всегда красив!
Радостные крики, поздравления заглушили последние слова Александры Михайловны. К Красавину тянули руки, чтобы поздравить, обнимали, хлопали по спине…
"Что ж, может быть и так…" - подумал Петр, лежа на диване. Когда-то учительница ему об этом уже говорила. Ей нравилась исполнительность Красавина, его успехи в спорте. Восхищалась, как это он смог так быстро всего добиться.
… Народу на проводы собралось немного. Пришли соседи, да и то не все: приехала сестра матери из деревни (родители умерли), еще две пожилые женщины с прежней работы матери и подруга с мужем-гармонистом. Гармониста все звали Петровичем.
К столу, что стоял в комнате, был приставлен еще один, кухонный, и теперь, хоть и тесновато, но можно было разместить всех приглашенных. Мать старалась накрыть стол получше, чтобы сын запомнил, да и люди ничего плохого не говорили.
Гармонист - пожилой, сухонький старичок, ворот ситцевой рубахи в коричневую крапинку расстегнут, рукава засучены. Пошептавшись с женой, он сел на валик дивана, приладил на плечах ремни гармони и заиграл обычные при проводах в армию песни. Старался. Подбадривал взглядом людей, привставал с дивана, но петь никто не стал. Попробовал "мотаню", и "страдания", но в круг тоже никто не пошел. Мать спешила выставить все на стол. Она в черной юбке и кофте, лицо бледное, плаксиво-припухшее. Проходя в очередной раз на кухню, наклонившись к Петровичу, сказала:
- Давай после… - Тот понимающе крякнул и поставил гармонь на подоконник.
Петр сидел на диване рядом с сестрой матери. На нем новые брюки в полоску и голубенькая с короткими рукавами рубашка. Мать предупредила сына, что у военкомата придется переодеться в одежду похуже, потому как в армию можно уходить все равно в чем. Там и оденут, и обуют.
Соседи и знакомые с ним здоровались, чего-то спрашивали, советовали, потом томливо оглядывали стол, ожидая приглашения рассаживаться. Тетка назойливо пыталась узнать, почему Петр не приезжал в деревню, потом допытывалась, куда он собирается после армии поступать учиться. Петр отвечал иногда невпопад, думалось совсем о другом. Никак не мог понять, почему молчит учитель? Если бы Петр знал адрес, то сообщил, что его забирают в армию и что встреча будет не скорой. Предупредил мать, чтобы немедленно сообщила, как только узнает адрес Парамошкина.
Пришла классная руководительница Александра Михайловна. Щеки красные, светлые волосы сзади перехвачены резинкой. Все зашевелились, освобождая ей проход к Петру. Он смущенно привстал с дивана. Подойдя ближе, Александра Михайловна оглядела Красавина. Разговор в комнате стих.
- Ну вот, Петя, - сказала ласково, - настал и твой черед послужить Родине. Помнишь, что я на выпускном говорила? - Петр кивнул головой. - Я рада, что твоя мечта начинает сбываться. Не забывай, прошу тебя, - она прижала руки к груди, - школу, маму, своих друзей, пиши нам. - Прими на память скромный подарок. - Передав книжку и конверт с деньгами, обняла Красавина и поцеловала в щеку.
Гости дружно захлопали, подтверждая, что все сказано верно. С пустыми рюмками и стаканами вошла мать. Поздоровавшись с учительницей, громко пригласила всех за стол.
- Александра Михайловна, - попросила она, - а вы рядом с Петей оставайтесь. Не откажите… Куда же вы? - заволновалась, когда учительница, поблагодарив за приглашение, пошла к двери. - Садитесь, не обижайте!
- Но ведь мне еще… - пыталась что-то сказать Ивушкина.
Сказать не дали.
- Нет-нет! Не отпустим! Останьтесь! - загалдели разом.
Начали рассаживаться за стол. По бокам от Красавина сели тетка и Александра Михайловна. Она сказала, что была у Гунькиных, поинтересовалась, помирился ли Красавин с ними.
- Да уже давно, - кивнул Красавин и почему-то вспомнил, как бегал по приказанию Александры Михайловны за матерью. Она его тогда за Мишку крепко отчитала, требовала, чтобы он извинился. Теперь же говорит:
- Правильно, нечего вам друг другу нервы трепать, и так проблем хватает…
За свою жизнь Красавин выпивал всего дважды. Один раз дома, когда исполнилось семнадцать лет, второй - на выпускном вечере. На семнадцатилетие быстро запьянел и все порывался пойти с обидчиками рассчитаться. Мать с трудом уложила в постель. На выпускном же почти не пил, хотя захмелевшие ребята приглашали пойти с ними в кусты и обмыть аттестат. Помнил просьбу матери - не пей, а то худо будет. Мать все время стращала отцом, что таким же станет, а таким, как отец, младший Красавин быть не хотел.
В день проводов выпивать вообще не собирался. Стесненность и скованность собравшихся держались до первого тоста. Застолье открывать пришлось матери Петра. Смотрел на нее, слушал и диву давался - сроду не думал, что она так ладно все скажет. Вот тебе и безграмотная уборщица! Мать вспомнила как жили-мучались при отце и без отца, какой сынок оказался старательный в учебе, как любит мать и сестру. А уж когда сказала, как она его любит, у многих на глаза слезы навернулись. Подошла, выпила, поцеловала сына.
Петр выпил воду, но "обман" тут же заметил гармонист Петрович. Он, как единственный из приглашенных мужчина, тоже собирался речь держать и заявил, что если "солдат" не выпьет водки, то и играть музыки не будет. Его поддержали. Красавин встал, оглядел собравшихся. Все галдели и, воодушевляя, тянули к нему рюмки. Мило улыбавшаяся Александра Михайловна одобрительно кивнула головой, в глазах же матери он на мгновение уловил что-то вроде испуга… Но нет, показалось, мать тоже согласно кивала головой.
- Что ж, поехали, - сказал и решительно выпил до дна, а пустую перевернутую рюмку, чтобы видел Петрович, поставил себе на макушку. Всем понравилось.
Закусывать не стал и почти сразу начал пьянеть, в глазах поплыло. Пить вторую рюмку его и заставлять не пришлось. Пропала стесненность, зато появились смелость и решительность. Налил, выпил, опять не закусывая. По третьему заходу не удалось: подсевшая мать рюмку отставила, а перед носом Петровича потрясла кулаком.
Тот взял гармонь и заиграл. Спели несколько песен, потом дробно и звучно застучали ногами "Мотаню".
Петр сидел на диване, разглядывая книжку, что подарила классная руководительница. Она уже ушла. "Человек, который смеется", - прочитал на твердой обложке. - А почему это он, интересно, смеется?.. Стал листать, но в голове все путалось и мешалось. Мать взяла книгу, нашла в ней конверт с деньгами и спрятала его. Деньги, что ему подарили, тоже забрала. Вышли на улицу. Петрович вовсю наяривал "страдания" и сам запевал трескучим голосом:
Сшила баба мне штаны,
Да из березовой коры,
Чтобы тело не потело,
Не кусали комары. Ох!..
Тетка тоже в частушках старалась никому не уступить, при этом топала так, что далеко было слышно.
А уж Петрович-то, Петрович так перед ней выгибался, что совсем о жене позабыл, и та несколько раз его одернула.
Мать вынесла графин с вином и бутерброды. Стала наливать тем, кто пришел проводить сына. Люди не отказывались, пили, желали Петру побыстрей возвращаться домой. Петр всего этого не замечал: он увидел сидевшего в стороне пса Дымка. Вспомнился разговор с учителем и как потом осторожно подкрадывался к мусорке, чтобы застать собаку врасплох. Взяв у матери бутерброд с колбасой, отдал его Дымку. Тот мигом съел и преданно завилял куцым хвостом. Красавин стал гладить его по голове и рассказывать, что вот, забирают служить, что он бы и его с собой взял, да нельзя… Парень совершенно опьянел. Не помнил, как, держась за мать и тетку, с песнями дошел до военкомата, как на радостях обнимался и целовался с Гунькиными. Потом мать его переодевала…
С отправкой вышла задержка, и Красавин кричал, грозился побить Мишку Козлобаева. Потом началась икота, и его стошнило. Он кое-как доплелся до сидевшей на земле у забора матери и, положив голову ей на колени, тут же уснул.
Часть вторая По следу зверя
I
С утра пораньше я поехал в ИВС (изолятор временного содержания) для допроса охранника убитого предпринимателя Рюмина по кличке Сильный. В день гибели "шефа", его, как известно, с ним не было. Вначале мне дали неправильную информацию о том, что он якобы помещен в следственный изолятор. Нет, Сагунова Романа Викторовича с двумя подельниками, оказывается, поместили в ИВС. Звоню на КПП. Милиционер охраны, увидев меня в глазок (видно, я достаточно примелькался) открыл сразу же. Заявка о цели приезда была сделана заранее, мне лишь оставалось уточнить у дежурного, свободна ли комната для проведения допроса, что я, поднявшись на второй этаж, и сделал.
Допросы, допросы, сколько их было и сколько еще будет… Дожидаясь, когда приведут Сагунова, оглядываю мрачную с убогой обстановкой комнату. Она невелика. Около зарешеченного окна стол, два стула, ближе к двери - скамья. Все это накрепко прикреплено к полу, давно не крашенному, с белыми, ободранными пятнами. На столе несколько телефонов внутренней связи, на потолке пять продолговатых рамп дневного света, но горят лишь две. Пепельницу на столе заменяет пустая коробка из-под сигарет.
Думаю о том, как поведет себя Сагунов, когда узнает о гибели Рюмина. Получится ли тот эффект, на который рассчитываю? Сам пока не уверен.
Скрипнула дверь, конвоир доставил Сагунова. Бросив на него взгляд, я отметил, что не зря ему дали кличку Сильный. Фигура и в самом деле более чем внушительная. Совсем не разобрать, есть ли у этого человека шея - голова с туловищем слиты воедино. Голова крупная, подбородок и скулы остро выпирают. Цвета глаз не разглядеть, они затерялись глубоко в глазницах. Я знал, что Сагунов был мастером спорта по вольной борьбе, что когда-то его имя в спортивной среде было весьма известно.
Но большой спорт Сильный забросил - слишком много надо было работать, чтобы поддерживать на уровне свою форму. Да и зачем все это, если можно заработать куда как больше и проще. "Охранник. Пугало, вышибала", - говорили о нем. Ну и что? Кому какое дело? Зато житуха - не то что раньше… Однако денег все равно не хватало. Приладился к кражам. Нашлись и дружки-подельники, которые его обожали. Но жизнь стала давать сбои, и - вот, судимость. Когда вышел после второй отсидки, с работой долго не клеилось. Сунулся к одному-другому "авторитетам", а у тех свой круг и свои карманы, лишнего нахлебника брать под крыло не захотели. Как-то повстречал давнишнего подельника и тот предложил "почистить" базу облпотребсоюза. Свой человек с базы поведал, что на склад недавно завезли ходовой товар - кожаные пальто и куртки. Надо было спешить - "кожанки" вот-вот должны были уплыть по районам. В ночь под выходной проломили тыльную стену склада (особых усилий не потребовалось) и под завязку загрузили легковушку. Товар хранили на квартире подельника. Продавали, делились, шиковали. А вскоре Сагунову вообще повезло. Его свели с "толковым" предпринимателем Рюминым. Тот не сразу, но все-таки взял его в свою охрану. Запомнился разговор с ним.
- "Хвост" есть? - спросил Рюмин и окинул оценивающим взглядом Сагунова.
- Нет, - ответил тот. О краже с базы решил умолчать.
- Ты мне приглянулся, беру, - скартавил Рюмин, да так, что Сагунов его понял не сразу.
Новый босс похлопал ладонью по широкой борцовской спине Сагунова, а потом вдруг резко схватил его за мочку уха и притянул голову к себе. Будущий телохранитель увидел ледяные глаза Рюмина.
- Запомни, - произнес тот, чеканя каждое слово. - Если продашь и со мной что случится, тебя мои люди везде найдут… Оттолкнув, строго добавил: - Учти, это не шутка. - Сагунов не относил себя к робкому десятку, но после угрозы на душе будто кошки заскребли. Он был наслышан о нравах коммерсантов, которые ради личной выгоды ни с кем и ни с чем не считались…
Я понимал, что сейчас волнует Сагунова больше всего. Да, кража с базы ничего хорошего не сулит, и он это понимает. Будет использовать любые возможности, чтобы запутать следствие и уйти от ответственности. Но Сагунов не знает, что подельники арестованы и что еще вчера тот, у кого на квартире хранились остатки вещей, во всем сознался, да и второй недолго молчал. С ними работали оперативники райотдела и меня о результатах допроса вечером известили. Работники ИВС были предупреждены, чтобы об убийстве Рюмина Сагунов не узнал. Я решил вообще не касаться кражи с базы, а почти сразу же раскрыл все свои карты. На мой взгляд, в данной ситуации надо было действовать неожиданно. Мне было важно увидеть реакцию охранника на известие о гибели шефа, чтобы понять, замешан он в убийстве или нет.
Представился, но с первым вопросом не спешил. Заметил, что Сагунов нервничает: вначале расстегнул зеленую куртку - жарко, значит, стало, - потом зашаркал ботинками на толстой подошве, несколько раз подтянул к коленкам черные в обтяжку джинсы. Одежда на нем модная и дорогая.
Я попросил бы вас, Роман Викторович, - негромко начал я, - вспомнить, когда и кто интересовался жизнью и работой Рюмина. Может быть, кому-то надо было узнать время и маршруты его движения, как на работу, так и с работы, места, где он любил бывать, отдыхать. Расскажите.
Сагунов, ожидавший любого другого, но только не этого вопроса, уставился на меня абсолютно непонимающим взглядом. В его глубоко посаженных глазах - удивление: а при чем здесь Рюмин?!
Вопрос не праздный, - пояснил я. - Поэтому хорошенько думайте и отвечайте.
Сагунов на какое-то время задумался, лоб покрылся продольными морщинками. Крутые плечи подались вперед:
- По шефу ко мне никто не обращался, - сказал наконец хриплым голосом. - И вообще… никогда ничего такого не было…
На этом его небогатый лексикон окончательно иссяк.
Я тоже сделал паузу, стараясь уловить любые изменения в поведении и внешности подследственного. Неспешно произнес:
- Вчера утром по дороге на работу коммерсант Рюмин, которого вы, кстати, должны были сопровождать, был убит. А просто так, как вам известно, не убивают. Значит, кто-то был в этом заинтересован. Но кто и в связи с чем? К убийству нужна основательная подготовка и, следовательно, сам собой напрашивается вывод - убийце кто-то помогал. А вы, еще раз повторяю, телохранитель Рюмина и за его жизнь отвечали головой. Не так ли?