- Не знаю. Он, по-моему, хотел, чтобы она пошла на панель.
- На какие средства жил ван Дамм?
- Он со мной не откровенничал. Жеф посещал сомнительные бары в районе Порт-Сен-Дени. Часто бывал на скачках. Иногда у него в кармане водились денежки, иногда нет.
- Он не доверял тебе?
- Он называл меня непорочным отроком.
- Почему ты от них ушел?
- Не мог же я жить у них вечно, особенно после того, что у меня произошло с Жюльеттой. Я искал работу по всем объявлениям. Стал продавать энциклопедии. Сначала дела пошли неплохо, и я снял комнату у мадемуазель Клеман.
- Кто дал тебе ее адрес?
- Это вышло случайно. Я ходил из дома в дом со своими книгами и наткнулся на объявление. Зашел к ней, и она сразу же отнеслась ко мне участливо.
- Она купила у тебя энциклопедию?
- Нет. Она показала мне свободную комнату, и в тот же вечер я туда переехал.
- Между вами никогда ничего не было?
- Никогда, честное слово.
- Ты не пытался?
Паулюс посмотрел на него с искренним удивлением:
- Да ей же больше сорока лет!
- Вероятно. И ты рассказывал ей все, что сейчас говорил мне?
- Не все.
- А о ван Дамме и Жюльетте?
- Рассказывал. Только не об истории с провинциалом. Ван Дамм иногда заходил ко мне, и ему даже случалось у меня ночевать в те дни, когда он бывал в ссоре с женой. Мы оба раздумывали, как бы разом заполучить порядочную сумму денег.
- Для чего?
- Я вам уже объяснял. Жеф хотел уехать в Бельгию, а там уже хлопотать о визе в Америку.
- И бросить жену и сына?
- Да. Мне же казалось, что если я раздобуду немного денег, то смогу найти какое-нибудь интересное дело.
- А также сможешь тратить их на девочек?
- Конечно, и этого бы хотелось.
- Знаешь ли ты, что найти тебя нам помогла та, с которой ты однажды вечером познакомился в "Аисте"?
- Это меня не удивляет. Она оказалась несимпатичной. Торопилась побыстрее меня выставить и тут же снова побежала в бар в надежде найти клиента повыгоднее.
Он говорил это без злобы, хотя с оттенком горечи.
Потом продолжал, не ожидая вопросов Мегрэ:
- Мы с Жефом прочитали в одной газете про ограбление, на котором грабители заработали три миллиона. Двое каких-то молодых людей в масках напали на инкассатора. В газете объяснялось, почему не было возможности их задержать.
- Вы тоже подумали об инкассаторе?
- Да. Но быстро оставили эту мысль. Ведь они вооружены. Но я вспомнил о баре "Аист": там касса находится у самой двери, и после двух часов ночи в баре уже никогда никого не бывает.
- Кто достал машину?
- Жеф. Я не умею водить.
- Он ее угнал?
- Он взял ее на углу улицы, а потом мы бросили ее немного дальше.
- У Жефа был револьвер?
Паулюс не колебался:
- Да.
- Ты знаешь, какой марки?
- Я видел его у Жефа много раз. Маленький автоматический пистолет бельгийского производства, изготовленный на государственной фабрике в Эрстале.
- Другого у него не было?
- Наверняка не было.
- Вы не собирались использовать его при ограблении "Аиста"?
- Я против этого возражал.
- Почему?
- Если бы нас поймали, дело оказалось бы куда серьезнее.
Зазвонил внутренний телефон, и Мегрэ снял трубку. Говорил Люка. Он только что вернулся с острова Сен-Луи. Глядя Паулюсу в глаза, Мегрэ спросил:
- Ты не станешь пытаться сбежать?
- А что бы мне это дало?
Комиссар оставил его одного в кабинете, а сам зашел к Люка.
- Ну что ван Дамм?
- Он исчез пять дней тому назад. Его жена не знает, куда он делся. Она уже давно чувствовала, что он ее бросит. Они не ладили. Хотя у них ребенок.
- Что она собой представляет?
- Смазливая девчонка. Таких можно встретить тысячи. Мне кажется, у нее туберкулез.
- Деньги у нее есть?
- Ни гроша.
- На что она живет?
Мегрэ понял многозначительный взгляд и вздох Люка.
- В квартире ничего не нашли?
Люка положил на письменный стол бельгийский автоматический револьвер. Паулюс не солгал. Очевидно, в Жанвье стреляли не из этого оружия. Если ван Дамм не захватил его с собой, то только потому, что он собирался пересечь границу, а там его могли обыскать.
- Она понятия не имеет, где он может быть?
- Думает, что он возвратился в Бельгию. Он не раз об этом говорил. Ему было не очень уютно в Париже, тут над его акцентом подсмеивались.
Люка протянул комиссару фотокарточку для паспорта: блондин с почти квадратным лицом, с выступающим подбородком, глядел прямо перед собой, как солдат по команде "смирно". Он больше походил на убийцу из района Вийет, чем на официанта из кафе.
- Сообщи эти данные бельгийской полиции. Они его найдут. Он наверняка бродит где-то возле американского консульства.
- Что сказал парень?
- Все.
- Это он?
- Он не стрелял в Жанвье.
- Сейчас приехал его отец. Ожидает в приемной.
- Какой у него вид?
- Похож на кассира или счетовода. Куда мне его девать?
- Пусть подождет.
Мегрэ вернулся к себе в кабинет, где Паулюс стоял, облокотившись о подоконник.
- Можно взять еще одну сигарету? Вы не могли бы дать мне стакан воды?
- Садись! Приехал твой отец.
- Вы приведете его сюда? - И в его до сих пор спокойных глазах появилась паническая тревога.
- Ты его боишься? Он строгий?
- Нет. Совсем не то.
- А что же?
- Он ничего не сможет понять. Это не его вина. Он, конечно, очень огорчен и… Умоляю вас, господин комиссар!.. Не зовите его сейчас сюда…
- Ты знаешь, что тебя ждет?
- На сколько лет меня засадят?
- Это неизвестно.
- Ведь я никого не убивал. Это был игрушечный револьвер. Я даже не истратил свою долю денег. Вы их, должно быть, нашли.
Он совершенно естественно сказал: "свою долю".
- И все-таки ты можешь получить пять лет. А потом тебя отправят воевать в Африку.
Это его не угнетало. Сейчас он больше всего боялся встречи с отцом.
Паулюс не пытался вызвать к себе жалость. Он не понимал, почему Мегрэ, у которого не было детей - а комиссар так мечтал иметь сына, - смотрит на него с таким волнением в глазах.
"Что из него выйдет? Как сложится его будущая жизнь, когда он вернется из Африки - если только вернется?"
- Ты просто кретин, Паулюс, - вздохнул Мегрэ. - Если бы я знал, что отец тебя хорошенько выпорет, я бы сейчас его позвал.
- Он ни разу меня не бил.
- А жаль!
- Он плачет. Это хуже.
- Я сейчас отправлю тебя в камеру предварительного заключения. Ты знаешь какого-нибудь адвоката?
- Нет.
- Твой отец, конечно, найдет. Пройди сюда…
- А мы его не встретим?
- Нет. Погаси сигарету.
И Мегрэ передал Паулюса инспектору Люка для выполнения формальностей.
Полчаса, которые комиссар провел с его отцом, оказались еще более неприятными. Тот плакал. А Мегрэ тоже не мог видеть, как плачет мужчина.
- Мы все для него сделали, комиссар…
Ну конечно, конечно! Мегрэ никого не обвинял.
Каждый делал то, что мог. К несчастью, люди немногое могут сделать. В противном случае зачем нужна была бы уголовная полиция?
Чтобы немного отвлечься, Мегрэ пошел вместе с Люка завтракать в пивную "У дофины", и они уселись на террасе за столиком, покрытым красной клетчатой скатертью. Впервые в этом году Мегрэ ел на открытом воздухе. Он был рассеян, озабочен. Люка, почувствовав это, говорил мало. Но все-таки решился спросить:
- Вы уверены, патрон, что эти двое непричастны к делу Жанвье?
- Конечно. Вот увидишь, ван Дамма найдут в Брюсселе. Он удрал туда, как только у него в кармане появились денежки. Что касается Паулюса, то после ограбления "Аиста" он забился в дом на улице Ломон и ни за какие коврижки оттуда бы не вышел. У мадемуазель Клеман он чувствовал себя в безопасности. Если бы ему позволили, он прожил бы там несколько месяцев. Для того чтобы стрелять в Жанвье, у него могла быть только одна причина: освободить путь, чтобы сбежать. Но он даже не сбежал. И я верю мадемуазель Клеман, которая утверждает, что в момент выстрела она находилась в своей комнате, а Паулюс был под кроватью.
- Вы собираетесь вернуться туда?
Мегрэ не сразу ответил. Он молча ел, следя глазами за тенями на тротуаре.
- Кто знал, что Жанвье будет дежурить этой ночью на улице Ломон?
Этот вопрос он задал самому себе, но ответил на него Люка.
- Я этого тоже не знал, - сказал он. - Жанвье сам договаривался с Вокленом и другими инспекторами.
- Трудно поверить, что кто-то случайно прошел по улице Ломон, узнал Жанвье и по какой-то причине в него выстрелил. Не мог же этот человек подойти так тихо, что Жанвье даже не услышал его шагов.
- Я начинаю понимать, куда вы клоните.
- Лично на Жанвье никто не затаил зла, вот что важно. Убрать нужно было инспектора, который в этот вечер дежурил на тротуаре на улице Ломон. Могли стрелять и в Воклена, и в любого другого инспектора.
- Если только Жанвье не приняли за кого-то другого?
Мегрэ пожал плечами:
- Пойду проведаю Жанвье. Быть может, врач теперь разрешит ему говорить.
Они пошли вместе.
За это время инспектор уже почти оброс бородой и выглядел бодрее. Правда, медсестра предупредила:
- Его нельзя тревожить. Доктор разрешает ему тихо сказать только несколько слов.
Мегрэ уселся верхом на стул, с потухшей трубкой в зубах, а Люка стоял, облокотившись о подоконник.
- Мы арестовали Паулюса. Ты молчи. Я в двух словах изложу тебе суть дела. Он прятался под кроватью у мадемуазель Клеман.
Так как лицо Жанвье выразило нечто вроде стыда, комиссар добавил:
- Не огорчайся. Я тоже не собирался искать его под кроватью этой женщины. Паулюс - настоящий теленок. Ни он, ни его сообщник-бельгиец, который сбежал, не стреляли в тебя. Да ты не шевелись и не разговаривай. Подожди, я буду задавать вопросы, а ты отвечай не спеша, подумав.
Жанвье сделал знак, что понял.
- Есть одна возможность, в которую, впрочем, я не очень-то верю. Если предположить, что по этому делу или по какому-нибудь другому у тебя имелись сведения, которые кого-нибудь компрометировали, то у этого человека могли быть намерения тебя убрать.
Жанвье долго молчал.
- Мне ничего не приходит на ум, - наконец сказал он.
- Ты много раз дежурил возле дома. Не замечал ли чего-нибудь подозрительного?
- Ничего такого, чего бы я не указал в рапорте.
Пришла жена Жанвье. Увидев Мегрэ, она сконфузилась оттого, что держала в руках букетик фиалок.
- Не волнуйся, малыш! В конце концов мы найдем виновника.
Но, очутившись на улице наедине с инспектором Люка, Мегрэ уже не был столь оптимистичен. У него вдруг испортилось настроение, и весна его больше не радовала.
- Возвращайся на Набережную! Если будет что-нибудь новое, позвони мне!
- К мадемуазель Клеман?
Комиссар сердито взглянул на Люка:
- Да, позвони мадемуазель Клеман!
И, набивая трубку, Мегрэ тяжелыми шагами направился к улице Ломон.
- А я все думаю: придете вы или нет?
- Ну вот я и пришел.
- Вы посадили его в тюрьму?
- А куда же еще?
- Вы сердитесь?
- На кого?
- На меня.
Она тоже ничего не понимала. Она больше, чем когда-либо, походила на куклу, робко улыбалась ему, но, по-видимому, не очень испугалась.
- Вы отдаете себе отчет в том, что вы сделали?
- Я не считаю его плохим парнем. В душе он хороший.
- Тем не менее я должен был бы привлечь вас к ответственности за укрывательство злоумышленника.
- Вы собираетесь привлечь меня?..
Подумать только, это ее тоже забавляло! Она с такой же охотой соглашалась отправиться в тюрьму, как другие собираются проехаться в Ниццу.
- Пока еще не знаю.
- Почему вы не садитесь?
И в самом деле, почему он стоял в гостиной, а не садился. Это было даже смешно. Но он злился на толстуху, сам точно не зная почему.
- Вы еще что-нибудь от меня скрываете?
- Уверяю вас, у меня под кроватью больше никого нет, если это вы имеете в виду. И в шкафах тоже. Можете обыскать весь дом.
- Вы смеетесь надо мной, мадемуазель Клеман?
- Что вы, месье Мегрэ. Я никогда бы себе этого не позволила.
- Почему же вы улыбаетесь?
- Потому что нахожу, что жизнь забавная штука.
- А если бы моего инспектора убили, это тоже было бы забавно? Ведь у него жена, двое детей, и они ожидают третьего.
- Об этом я не думала.
- О чем же вы думали?
- О вас.
Он не нашелся что ответить. Она по-своему была так же чиста, как и этот дурачок Паулюс.
- Вы подниметесь к себе?
- Да.
- Не хотите ли чашечку кофе?
- Нет, спасибо.
Но он не стал подниматься, а, вспомнив о мучившей его ночью жажде, направился в бистро напротив, где залпом выпил три кружки пива, словно взял реванш за вчерашнее.
- Вы его нашли? - спросил комиссара овернец.
- Кого? - глядя на него в упор, спросил Мегрэ.
И тот решил больше не расспрашивать.
Мегрэ задумчиво рассматривал улицу. Здесь, на этой улице, жила толстуха с детским выражением лица, для которой содержание меблированных комнат было своего рода игрой; старый актеришка, дававший урокам пения девчонкам; студент, умиравший с голоду и боровшийся со сном, чтобы в один прекрасный день повесить на своей двери вывеску врача или дантиста; жила ленивая потаскушка, целые дни читавшая романы в кровати, куда три раза в неделю допускала старого господина; юная машинистка, которую ночью привозили домой в такси; здесь жили и Лотары со своим младенцем; Сафты, ожидавшие прибавления семейства; месье Криделька, похожий на предателя из кинофильма, но на самом деле, вероятно, самый добрый человек на свете. Жили еще…
В общем, славные люди, как говорила мадемуазель Клеман. Люди, какие живут повсюду, каждый день добывавшие деньги, чтобы не умереть с голоду и уплатить за квартиру.
Были еще соседи: мужчина, уехавший утром из дому с тяжелым, как у коммивояжера, чемоданом, женщина, вытряхивавшая в окно пыльную тряпку, и кто-то совсем наверху, под крышей, где до поздней ночи горел свет.
Что тут можно было обнаружить, даже если тщательно прочесать улицу? Большинство, конечно, оказались бы такими, каких называют порядочными людьми. Богатых не нашлось бы. Несколько бедняков. Вероятно, обнаружились бы и подонки.
Ну а убийца?
Овернец нахмурил густые брови, услышав, как Мегрэ, у которого в руках была еще кружка с пивом, рассеянно произнес:
- Рюмку белого вина!
Может быть, он забыл о только что выпитых трех кружках пива?
А когда, немного погодя, комиссар пересекал улицу, хозяин бистро проводил его глазами и, покачав головой, пробормотал:
- Странный тип!
Ведь в чьих-нибудь глазах мы всегда кажемся странными.
Глава 5,
в которой Мегрэ делает множество заметок, чтобы убедить себя в том, что он работает, и в которой мадемуазель Клеман не всегда оказывается милосердной.
Наверное, она делала это нарочно. Это был ее способ вести забавную маленькую войну. Хоть она и была удивительно легкой для своих габаритов, ей незачем было взбираться по лестнице на третий этаж, когда она могла просто позвать его снизу.
Может быть, она хотела подчеркнуть, что он очень крепко спит. Правда, с ним это бывало, особенно по утрам. Мадам Мегрэ тоже дразнила его по этому поводу. Другое дело, когда он засыпал днем. Так вот, постучав к нему в дверь, мадемуазель Клеман почти сразу же открывала ее.
- Простите. Я думала, вы работаете. Вас к телефону.
При этом глаза ее блестели весело и выражали дружеское расположение.
Это касалось только их двоих и другим было бы непонятно. Мегрэ на нее дулся. Это факт. Уже целых два дня. Он по крайней мере десять раз в день выходил из дома и снова возвращался. Каждый раз она нарочно попадалась ему на дороге, и на лице ее, казалось, было написано: "Ну как, будем друзьями?"
Он делал вид, что не замечает ее, или отвечал ворчанием на эти авансы.
Вот уже два дня, как шел дождь, и только время от времени луч солнца пронизывал облака.
- Алло! Да, это я…
- Вы помните некоего Мейера, шеф?
Он был уверен, что она подслушивает из гостиной или из кухни, и, может быть, поэтому ворчливо ответил:
- В телефонной книге Мейеров, наверное, наберется страниц на десять.
- Это кассир с бульвара Итальянцев; он сбежал. Только что получил о нем сведения. Голландская полиция обнаружила его в Амстердаме, в обществе молодой рыжеволосой женщины. Что будем делать?
Можно было подумать, что Мегрэ намеренно не заходит на набережную Орфевр. Дом на улице Ломон стал словно бы филиалом уголовной полиции, и случалось даже, что главный начальник звонил ему сюда по телефону.
- Это вы, Мегрэ? Тут следователь спрашивает меня по поводу дела Пьерко…
Повесив трубку, Мегрэ снова с наслаждением погружался в покой своего закоулка.
Уборщица в мужских башмаках его боялась и быстро пряталась, заслышав его шаги. Другие тоже смотрели на него немного смущенно и даже тревожно, как будто побаивались, что из-за какого-нибудь пустяка подозрение может пасть на них.
В общем, только мадемуазель Клеман не принимала его всерьез и улыбалась ему, уверенная в том, что когда-нибудь он сбросит с себя маску. По мелочам она окружала его вниманием. Утром по собственному почину ставила у его двери чашку кофе. Вечером на столе в маленькой гостиной всегда оказывалась бутылка пива, и Мегрэ под тем или иным предлогом обязательно туда заходил.
Если бы Мегрэ спросили, что он здесь делает, он, наверное, ответил бы, что и сам не знает.
Мегрэ сделал здесь множество заметок, чем, в общем, занимался редко. Расспрашивая кого-нибудь, он вытаскивал из кармана свою большую черную записную книжку, стянутую резинкой, и записывал то, что ему говорили. Потом у себя в комнате, когда ему до тошноты надоело смотреть в окно, садился у стола и переписывал свои заметки.
Как только в каком-нибудь доме напротив начинала шевелиться занавеска, Мегрэ вставал и подходил к окну, потом снова садился за свои заметки.
Эжен Лотар - 32 года, родился в Сент-Этьенне. Сын железнодорожного служащего. Страховой агент в Национальном страховом обществе. Три года назад женился на Розали Мешен, родившейся в Бенувилле, близ Этрета (низовье Сены).
Бланш Дюбю - 22 года, родилась в Шатеньере (Вандея). Драматическая актриса. Не замужем.
Все было до безнадежности банально. Эти люди приехали в Париж из разных уголков Франции и даже Европы и в конце концов приблизились к дому мадемуазель Клеман.
Криделька, хотя и говорил на ломаном французском языке, ждал получения французского гражданства. Сафт уже получил его.