* * *
– Теперь надо подумать, – энергично заявил Гюнвальд Ларссон, захлопнув дверь. – Совещание у Хаммара ровно в три.
Мартин Бек, сидевший с телефонной трубкой возле уха, сердито посмотрел на него, а Колльберг проворчал:
– Чего бы ты хотел?
Ларссон не ответил.
Колльберг проследил взглядом, пока тот не отошел от него, и снова уселся за стол.
Мартин Бек положил трубку.
– Чего ты сердишься? – сказал он. Он поднялся, собрал свои бумаги и подошел к Колльбергу.
– Звонили из лаборатории. Они насчитали там шестьдесят восемь стреляных гильз.
– Какого калибра? – спросил Колльберг.
– Шестьдесят семь – девятимиллиметровые.
– А шестьдесят восьмая?
– Из вальтера калибра семь и шестьдесят пять сотых миллиметра.
– Выстрел Кристианссона в крышу, – констатировал Колльберг.
– Именно так.
– Следовательно, по крайней мере, выходит, что стрелял, наверное, только один сумасшедший, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– Выходит, так, – согласился Мартин Бек.
Он подошел к схеме и обвел линией площадку у задней двери автобуса.
– Да, – сказал Колльберг. – Он должен был стоять там.
– Это объясняет, почему Стенстрём не успел выстрелить, – сказал Мартин Бек.
Гюнвальд Ларссон и Колльберг изумленно посмотрели на него.
В комнату ворвался Хаммар в сопровождении Эка и представителя прокуратуры.
– Займемся реконструкцией, – энергично сказал он. – Отключите все телефоны. Вы готовы?
Мартин Бек угрюмо посмотрел на него. Точно так же врывался в комнату Стенстрём, неожиданно, без стука.
– Что там? Вечерние газеты? – спросил Гюнвальд Ларссон.
– Да, – ответил Хаммар. – Весьма бодрящие.
Неприязненно глядя на газеты, он разложил их на столе.
– "Это преступление столетия", – говорит выдающийся специалист по расследованию убийств Гюнвальд Ларссон", – начал цитировать Хаммар. "Самое ужасное зрелище из всех, которые мне довелось видеть в своей жизни". Два восклицательных знака.
Гюнвальд Ларссон откинулся на стуле и недовольно насупил брови.
– Ты оказался в хорошем обществе, – заметил Хаммар. – Министр юстиции тоже сказал свое слово: "Надо остановить этот девятый вал беззакония и преступности. Полиция мобилизовала все людские и технические ресурсы, чтобы немедленно поймать убийцу".
Он окинул взглядом комнату и сказал:
– Вот это и есть все ресурсы.
Мартин Бек улыбнулся.
– "Уже теперь сотня наиспособнейших криминалистов со всей страны принимает непосредственное участие в следствии, – продолжил Хаммар. Такого размаха еще не знала история отечественной криминалистики".
Он швырнул газеты на стол и спросил:
– Где Меландер?
– Разговаривает с психологами, – ответил Колльберг.
– А Рённ?
– В больнице.
– Есть оттуда какие-либо новости?
Мартин Бек покачал головой и сказал:
– Раненого все время оперируют.
– Воспроизведем ситуацию. Колльберг покопался в своих бумагах и начал:
– Автобус вышел из Белльмансру приблизительно в десять.
– Приблизительно?
– Да, весь график городского транспорта нарушился из-за демонстрации на Страндвеген. Автобусы стояли либо потому, что были забиты улицы, или потому, что полиция их не пускала, и так опаздывали, что водителям приказали не придерживаться графика и сразу возвращаться, как доедут до конечной остановки. Мы исходили из предположения, что, наверное, найдутся люди, которые ехали до какой-то остановки как раз этим автобусом. Но до сего времени у нас нет ни одного свидетеля.
– Появятся, – сказал Хаммар. Он показал на газеты и добавил: – После этого.
– Часы Стенстрёма остановились в двадцать три часа, три минуты и тридцать семь секунд, – монотонно продолжал Колльберг. – Есть основания допустить, что именно в это время и раздались выстрелы.
– Первые или последние? – спросил Хаммар.
– Первые, – сказал Мартин Бек. Он обернулся к схеме на стене и показал пальцем на линию, которой обвел заднюю дверь автобуса.
– Мы считаем, что тот, кто стрелял, стоял здесь, – сказал Бек. – На площадке против дверей.
– Из чего ты сделал такой вывод?
– Из направления полета пуль. Из того, как лежали гильзы.
– Так. Дальше.
– Мы считаем также, что преступник дал три очереди. Первую слева направо и поразил ею несколько лиц, которые сидели в передней части автобуса, тех, которые на схеме обозначены номерами один, два, три, восемь и девять. Единица – это водитель, а двойка – Стенстрём.
– А потом?
– Потом он обернулся, наверное, направо и второй очередью застрелил четыре лица в задней части автобуса, опять-таки слева направо. Он убил номера пять, шесть и семь и ранил номер четыре, то есть Шверина. Шверин лежал навзничь в проходе сзади. Мы объясняем это тем, что он сидел на продольном сиденье с левой стороны и успел подняться. Следовательно, его зацепил последний выстрел.
– А третья очередь?
– Вновь вперед, на этот раз справа налево, – сказал Мартин Бек.
– Минутку, – перебил его Хаммар. – Сколько времени необходимо было на эту стрельбу? Выпустить очередь вперед, обернуться, выстрелить назад, вновь направить оружие вперед и заново зарядить его?
– Поскольку мы еще точно не знаем, какое оружие было у преступника… – начал было Колльберг, но Гюнвальд Ларссон перебил его:
– Около десяти секунд.
– Как он выбрался из автобуса? – спросил Хаммар.
Мартин Бек кивнул Эку и сказал:
– Это твое задание. Прошу.
Эк пригладил седые волосы, откашлялся и начал:
– Открыта была передняя входная дверь. Вероятнее всего, что убийца вышел через нее. Но чтобы открыть ее, ему сначала надо было пройти по салону, протянуть руку над водителем и повернуть ручку.
Эк снял очки, протер их платочком и подошел к схеме.
– Здесь изображен автомат для открытия дверей. Ручка, которая открывает и закрывает двери, размещается слева от руля, впереди, и немного наискосок от бокового окна и может иметь пять разных положений.
– Что-то я не могу понять, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– В горизонтальном положении, или в первом, обе двери закрыты, спокойно продолжал дальше Эк. – В положении втором, одно движение вверх, открывается задняя дверь, в положении третьем, два движения вверх, открываются обе двери. Ручка поворачивается также вниз, положения четвертое и пятое. Одно движение вниз – открывается передняя дверь, два вниз вновь-таки открываются обе двери.
– Подытожим, – сказал Хаммар.
– Итак, – сказал Эк. Человек, стрелявший от задних дверей, должен был пройти к переднему сиденью, наклониться над водителем, который лежал на руле, и повернуть ручку в положение четвертое. Тогда открылась передняя дверь, именно та, которая осталась открытой, когда прибыла полиция.
Мартин Бек сразу ухватился за нитку.
– И в самом деле, есть признаки, которые показывают, что последние выстрелы были сделаны тогда, когда преступник двигался по проходу в переднюю часть автобуса.
– Чисто окопная тактика, – заметил Гюнвальд Ларссон. – Круговая.
– Гюнвальд минуту тому назад весьма метко прокомментировал, что он ничего не понимает, – сухо сказал Хаммар. – Это свидетельствует о том, что преступник был ознакомлен с автобусом, разбирался в его приспособлениях.
– По крайней мере, умел открывать двери, – уточнил Эк.
В комнате наступила тишина. Хаммар наморщил лоб. Наконец он сказал:
– Следовательно, вы считаете, что кто-то встал посреди автобуса, перестрелял всех, после чего пошел себе прочь? И никто не среагировал? И водитель ничего не заметил в зеркальце?
– Нет, – сказал Колльберг. – Не совсем так.
– А как?
– Кто-то сошел задней лестницей с верхнего этажа автобуса со снятым с предохранителя автоматом, – сказал Мартин Бек.
– Кто-то, кто сидел там какое-то время один, – прибавил Колльберг. Кто-то, кто выжидал удобного момента.
– Водитель может знать, что на втором этаже есть пассажиры? – спросил Хаммар.
– На лестнице вмонтирован фотоэлемент, – ответил Эк. – Он передает сигнал на счетчик, который размещается на щитке управления. После каждого, кто проходит наверх передней лестницей, счетчик прибавляет единицу. Таким образом, водитель все время знает, сколько пассажиров сидит наверху.
А когда автобус остановился, счетчик показывал нуль?
– Да.
Хаммар немного помолчал, затем сказал:
– Уж очень все кажется продуманным. Сумасшедший убийца так обстоятельно не может планировать своих поступков.
– Неужели? – сказал Гюнвальд Ларссон. – – А тот сумасшедший в Америке н прошлом году застрелил с башни свыше тридцати человек. И точно все рассчитал. Даже взял себе еду.
– Да, сказал Хаммар, но одного он не рассчитал.
Чего именно?
– Как оттуда выбраться, – ответил за Хаммара Мартин Бек.
* * *
Через семь часов, в десять вечера, Мартин Бек и Колльберг все еще сидели в Доме полиции на Кунгсхольмсгатан.
Следствие не стронулось с места. Раненый, находящийся в Каролинской больнице, был все в таком же тяжелом состоянии.
После полудня заявили о себе двадцать, свидетелей. Как выяснилось, девятнадцать из них ехали другими автобусами. Остался единственный свидетель, восемнадцатилетняя девушка, которая села на площади Нюбру и проехала две остановки, а там пересела в метро. Она сказала, что с нею вышли из автобуса еще несколько пассажиров. Водителя она опознала, но это было всё.
Koлльберг нервно ходил взад и вперед, все время поглядывая на дверь, словно надеялся, что вот сейчас она дернется и кто-то ворвется в комнату. Мартин Бек стоял перед схемой на стене. Он заложил руки за спину и покачивался с носков на пятки – эту привычку он приобрел давно, еще когда был патрульным полицейским, и никак не мог от нее избавиться.
В этот миг в комнату вошел Хаммар.
– Завтра получите пополнение. Новые силы. Из провинции. – Хаммар сделал короткую паузу. Затем многозначительно добавил: – Это считается необходимым.
– Кого? – спросил Колльберг.
– Завтра прибудет какой-то Монссон из Мальмё. Вы его знаете?
– Я встречал его, – сказал Мартин Бек. не обнаруживая никакого энтузиазма.
– Я тоже, сказал Колльберг.
– А еще они хотят направить к нам Гуннара Альберга из Муталы.
– Парень что надо, – вяло сказал Колльберг.
– О других я не знаю, – сказал Хаммар. Кто-то, кажется, приедет из Сундсвала.
– Ладно, – сказал Мартин Бек.
– Если, конечно, вы сами не разгрызете этого орешка раньше, – угрюмо сказал Хаммар.
– Конечно, – сказал Колльберг. – Что мы имеем? Факты свидетельствуют о том, что вчера вечером кто-то застрелил в автобусе девять человек. И что преступник, следуя известному международному примеру сенсационных массовых убийств, не оставил никаких следов, поэтому его не поймали. Он, конечно, мог наложить на себя руки, но если это и сделал, то мы ничего не знаем. У нас две существенные путеводные нити: пули и гильзы могут привести нас к оружию, которым пользовался убийца, а раненый может прийти в сознание и сказать, кто стрелял. Поскольку он сидел в самом конце автобуса, то мог видеть убийцу.
– Так, – сказал Хаммар.
– Это немного, – молвил Колльберг. – А особенно если Шверин умрет или окажется, что он утратил память. Он очень тяжело ранен. Мы, например, не знаем причины преступления. У нас нет ни одного порядочного свидетеля.
– Свидетель еще может найтись, – сказал Хаммар. – А причину убийства не трудись искать. Массовые убийства совершают психопаты, а основанием для этого часто служат их болезненные представления.
– Вот как? – сказал Колльберг. – Меландер знакомится с научной стороной дела. Наверное, скоро у него будут выводы.
– Наш лучший шанс… – сказал Хаммар и посмотрел на часы.
– Это внутренний розыск, – докончил за него Колльберг.
– Именно так. Из десяти случаев девять кончаются изобличением преступника. Не засиживайтесь долго. Это ничего не даст. Лучше, чтобы вы завтра были хорошо выспавшимися. Спокойной ночи.
Хаммар ушел, и в комнате наступила тишина. Через несколько секунд Колльберг, вздохнув, сказал:
– Что, собственно, с тобой творится?
Мартин Бек не ответил.
– Стенстрём? Да, конечно. Подумать только, сколько я этого парня ругал за все годы! А теперь он убит.
– На подмогу к нам прибывает Монссон, – сказал Мартин Бек. – Ты его помнишь?
Колльберг кивнул.
– Человек с зубочисткой, – сказал он. – Вообще-то я не верю в целесообразность массового поиска. Было бы лучше, если мы одни занимались расследованием. Ты да я и еще Меландер.
– Ну, Альберг, во всяком случае, неплох.
– Без сомнения, – сказал Колльберг. – Но сколько убийств он мог расследовать в Мутале за последние десять лет?
– Одно.
– Вот именно.
Вновь наступила тишина. Потом Мартин Бек посмотрел на Колльберга и спросил:
– Что делал Стенстрём в том автобусе?
– Вот именно, – сказал Колльберг. – Какого черта ему было там находиться? Может, из-за девушки? Той медсестры?
– И брать на свидание оружие?
– Возможно. Чтобы придать себе солидности.
– Он был не из таких, – сказал Мартин Бек.
– Однако он часто таскал с собой пистолет. Чаще, чем ты, уже не говоря обо мне.
– Да. Когда был на службе.
– Я видел его только на службе, – сказал Колльберг сухо.
– Я тоже. Но нет сомнения в том, что он погиб первым в проклятом автобусе. А все же успел расстегнуть две пуговицы плаща и вытянуть пистолет.
– Это свидетельствует о том, что он их расстегнул заранее, – задумчиво сказал Колльберг. – Необходимо учесть.
– Да.
– Хаммар что-то такое говорил на сегодняшнем воспроизведении ситуации.
– Да, сказал Мартин Бек. – Он говорил, что в нашей версии что-то не вяжется: сумасшедший не действует с таким подробно разработанным планом.
– И какие отсюда следуют выводы?
– Стрелявший не сумасшедший, или скорее это убийство не ставило целью вызов сенсации.
– Чушь! – Колльберг сердито передернул плечами. – Стрелял, конечно, какой-то психопат. Из всего, что мы знаем, можно сделать один вывод: он теперь сидит перед телевизором и наслаждается эффектом. То, что Стенстрём был вооружен, ничего не доказывает, поскольку мы не знаем его привычек. Возможно, он был в обществе той медсестры или ехал в какой-то ресторанчик или к приятелю. Может, он поссорился со своей невестой или поругался с матерью и ездил автобусом, так как идти в кино было уже поздно, а больше было некуда деваться.
– По крайней мере, все это можно проверить, – сказал Мартин Бек.
– Да. Завтра. Но есть одна вещь, которую надо сделать немедленно. Прежде, чем ее сделает кто-то другой.
– Осмотреть его письменный стол в Вестберге, – сказал Мартин Бек.
– Просто поразительно, как ты умеешь делать выводы, – сказал Колльберг.
Он запихнул галстук в карман и начал одеваться.
* * *
Дождя не было, но стоял туман, и ночной иней припорошил деревья и крыши домов. Видимость была плохая, и Колльберг тихонько ругался, когда машину заносило на поворотах. За всю дорогу до полицейского участка в южном районе города они перебросились только двумя фразами. Колльберг спросил:
– Как ты думаешь, те, которые совершают массовые убийства, уже были преступниками и раньше?
– Сплошь да рядом. Но далеко не всегда, – ответил Мартин Бек.
В участке на Вестберге было тихо и безлюдно, они молча перешли вестибюль, поднялись по лестнице, на втором этаже нажали на соответствующие кнопки цифрового замка и зашли в кабинет Стенстрёма.
Колльберг на мгновение заколебался, затем сел и потянул за ящики. Они были не заперты.
Комната была совершенно лишена каких-либо особых примет. Только на подставке для ручек лежали две фотографии Стенстрёма. Мартин Бек знал почему. Стенстрём впервые за много лет должен был получить свободные дни на рождество и Новый год. Он намеревался поехать на Канарские острова, даже заказал билеты на самолет. Фотографии он сделал для нового паспорта.
"Вот и поехал", – подумал Мартин Бек, глядя на фотографии.
Стенстрём казался моложе своих двадцати девяти лет. У него был ясный, открытый взгляд, зачесанные назад темно-каштановые волосы, которые даже на фотографии казались немного непослушными.
Когда он только что пришел к ним в отдел, кое-кто из сотрудников посчитал его несколько наивным и ограниченным. Такого мнения придерживался и Колльберг, который часто подтрунивал над новым сотрудником. Но это было раньше. Мартин Бек вспомнил, как они однажды поссорились с Колльбергом из-за Стенстрёма. Мартин тогда спросил:
– Какого черта ты все время цепляешься к парню?
И Колльберг ответил:
– Чтоб сломать его показную самоуверенность и дать ему возможность приобрести настоящую. Чтобы он стал хорошим полицейским.
Может быть, у Колльберга были тогда основания. По крайней мере, Стенстрём с годами стал хорошим полицейским, трудолюбивым и достаточно сообразительным. Внешне он был настоящим украшением полиции – красивый, с приятными манерами, натренированный, спортсмен. Хоть бери его и снимай для рекламного плаката, чего нельзя было сказать о многих других. Например, об обросшем жиром Колльберге. Или о стоике Меландере, внешний вид которого не противоречил тезису, что самые нудные люди часто бывают наилучшими полицейскими. Или о красноносом, неказистом Рённе или Гюнвальде Ларссоне, который мог на кого угодно нагнать страху своим гигантским ростом и грозным взглядом. Или о нем самом, Мартине Беке. Он вчера вечером посмотрел на себя в зеркало и увидел длинную, понурую фигуру с худым лицом, широким лбом, крепкими скулами и недовольными серыми глазами.
Обо всем этом Мартин Бек думал, глядя на предметы, которые Колльберг один за другим вытягивал из ящиков и складывал на стол.
С тех пор как Стенстрём положил на полку служебную фуражку и продал давнему приятелю из полицейской школы свою форму, он работал под руководством Мартина Бека. За пять лет он научился практически всему, что должен знать сотрудник полиции, возмужал, преодолел неуверенность и робость, оставил свою комнату в отцовском доме, а затем поселился вместе с женщиной, на которой, по его словам, думал жениться. В это время умер его отец, мать переехала в Вестманланд.
Мартин Бек должен был знать о Стенстрёме почти все, но на самом деле его знания были ограниченными.