Похоже, в городе что-то случилось, потому что на аллеях стояла бесконечная череда трамваев, а машины, едущие в сторону Праги, стояли в гигантской пробке. Шацкий подумал, что Гжелка наверняка опоздает, потому что остановилась именно та трасса, по которой девушка должна была ехать, чтобы добраться на Новый Швят из редакции "Жепы". Но так даже лучше, поскольку ожидающий находится в более комфортной ситуации. Теодор прошел мимо старого здания Польской юридической академии, подождал зеленого света и перешел Аллеи. Взял листовки у нескольких студентов. Эти бумажки не нужны были ему и даром, но Вероника научила его брать, поскольку таким образом он помогает людям, работа которых не была такой уж легкой или хорошо оплачиваемой. На эмпике висел плакат, рекламирующий новую, уже третью часть Splinter Cell. Одна из любимых его игр, охотно еще раз можно будет воплотиться в роль разочарованного крутого бойца, Сэма Фишера.
Шацкий прошел мимо легендарного кафе "Аматорска", перебежал улицу Новый Швят в недозволенном месте и добрался до улицы Фоксал. Пани редактор Моника Гжелка уже ждала в садике при заведении. Девушка сразу же заметила прокурора и замахала рукой.
- Вижу, пан передвигается шаркающей кавалерийской походкой, - сказала она, когда Шацкий подошел к столику.
- Но без плаща с кровавым подбоем, - подал тот руку в знак приветствия.
- Жестокий пятый прокуратор Средместья?
- Не бойтесь, пожалуйста. Думаю, что население Варшавы предпочтет освободить красивую женщину, а не Варраву. - Шацкий поверить не мог, что ляпнул подобную дурость.
Та рассмеялась, похоже, от чистого сердца, а Шацкий искривил губы в усмешке, он не мог отойти от шока. А ну, если бы она выбрала какой-нибудь другой роман? Такой, которого он не знал? Сошел бы за дурака, как пить дать. Теодор уселся, пытаясь делать вид уверенного в себе и скучающего человека. Плащ он повесил на спинку соседнего стула. Теперь он глядел на журналистку и размышлял, не было ли его вчерашнее мнение о ней излишне суровым. Имелась в ней свежесть и энергия, которые только прибавляли ей привлекательности. В блузке-распашонке, с черным камнем, украшающим декольте, девушка выглядела прелестно. И у Шацкого тут же появилось желание сделать ей комплимент.
- Красивый галстук, - сказала Гжелка.
- Спасибо, ответил Шацкий и подумал, что ответит тем, как девушка прелестно выглядит в этой блузке, но промолчал. Ему показалось, что это прозвучало бы как "хей, малая, а не желаешь, чтобы я трахнул тебя стоя".
Девушка заказала кофе-латте и торт с молочными пенками, сам же он попросил маленький черный кофе, размышляя над выбором пирожного или торта. Охотно съел бы торт из безе, но опасался, что покажет себя дураком, когда попытается отрезать кусочек, а безе будет убегать во все стороны, так что, в конце концов, больше внимания придется уделить еде, а не беседе. И он заказал серник. "Ну, блин, ты и оригинален, Теодор, - обругал он сам себя. - Закажи теперь еще кофе-заливайку и пачку "собеских", и тогда будешь польский прокурор на все сто".
Гжелка не спрашивала, почему он ей не позвонил, но Шацкий и сам пояснил, что ему было стыдно за вчерашнее поведение. Он похвалил ее заметку, на что журналистка лишь слегка скривилась, она прекрасно понимала, что это вам не чемпионат мира.
- Я слишком мало знала, - сказала она и пожала плечами.
Потом немного рассказала о своей работе. Что беспокоится - а справится ли, что испытывает дрожь перед представителями полиции, судов, прокуратуры.
- Некоторые из них способны быть совсем не любезными, - вздохнула она в приступе откровенности и покраснела.
И тут позвонила его мобилка. Теодор глянул на экран: "Котик", то есть Вероника. Боже, неужто возможно, что у женщин подобный нюх? Он ведь звонил ей и сообщил, что будет попозже. Звонил? Уже и сам не был уверен. Отвечать не стал, отключил телефон. Ладно, потом чего-нибудь выдумает.
Гжелка спросила, нет ли чего нового по вопросу убийства на Лазенковской, и сразу же предупредила, что спрашивает не из профессионального интереса, но только лишь из собственного любопытства. Шацкий хотел рассказать ей правду, но посчитал, что это было бы неосторожным.
- Есть, - ответил он, - но говорить я об этом пока не могу. Извини.
Та кивнула.
- Зато есть кое-что иное, скажем, подарок в качестве извинения.
- А я думала, что подарок - это кофе.
- Совсем даже наоборот. Кофе в компании пани - это подарок для меня. - Гжелка смешно затрепетала ресницами, Шацкий признал, что впечатление было - высший класс. - Сейчас я пишу обвинительный акт по вопросу одного убийства, на следующей неделе дело отправляем в суд. Дело весьма любопытное, дума, оно может стать поводом для статьи, посвященной насилию в семье.
- А кто убил. Он или она?
- Она.
- Какие-нибудь подробности будут?
- Сейчас я бы предпочел их не раскрывать. Не за столиком в кафе. Я дам вам обвинительный акт, там все будет написано. Потом, самое большее, побеседуем, если у вас возникнут какие-то вопросы.
Шацкому показалось, что эти слова прозвучали настолько безразлично, как он сам это представлял, и что девушка не услышала в них ноток надежды.
- А разве так можно? - удивилась Гжелка.
- Что можно?
- Давать кому-нибудь акт обвинения?
- Естественно, ведь это публичный документ, составленный государственным служащим. С акта обвинения процесс начинается, весь ход судебного процесса открытый, если только суд по каким-либо причинам не решит иначе.
Несколько минут они еще беседовали о судебно-прокурорских процедурах. Шацкий был удивлен, что журналистку это интересует настолько. Для него самого все это были скучные бюрократические тягости, которые лишь занимали кучу времени. Вообще-то говоря, у каждого прокурора должен быть ассистент, чтобы заниматься подобными глупостями.
- А детективы пан читает? - неожиданно спросила девушка, уже после того, как они заказали еще по бокальчику вина и попросили принести пепельницы. Оказалось, что Гжелка курит, и Шацкий обрадовался, что у него остались еще две сигареты.
Читает, а как же. Отчасти их вкусы расходились: он любил жесткого Лихейна и Чендлера, она - играющих с детективной конвенцией Леон и Камильери; но что касается книг Ренкина и Менкелла - тут они соглашались на все сто процентов. Следующие полчаса они пересказывали друг другу приключения инспектора Ребуса. Когда прокурор глянул на часы, ругая себя в мыслях, что не следовало всего этого делать, было уже почти что семь. Гжелка заметила его жест.
- Не знаю, как пану, но мне уже пора бежать, - сообщила она.
Шацкий кивнул. Он размышлял, кто из них должен был предложить перейти на "ты". С одно стороны, она - женщина, с другой стороны, он - старше на десять лет. Дурацкая ситуация. Быть может, когда встретятся в следующий раз, оно как-то само собой и выйдет. Теодор достал из кармана пиджака визитную карточку, нацарапал на ней номер своего мобильного телефона и подал девушке.
- Не стесняйтесь и звоните, как только возникнут какие-либо вопросы.
Та озорно усмехнулась.
- И даже по вечерам?
- Когда у вас возникнут какие-либо вопросы, - повторил Шацкий, акцентируя слова, думая одновременно о выключенной мобилке и о том, сколько сообщений уже передала Вероника.
- Вообще-то, есть один, личный.
Теодор подбодрил ее жестом.
- Почему у пана такие белые волосы?
Ну да, этот вопрос был уже личным. Мог ли он рассказать ей правду? Когда Хеле было три годика, она заболела заражением крови. Как она лежала, едва живая, в больнице на Неклянской - бледное до прозрачности, исхудавшее тельце, подключенное к капельнице. Как они с Вероникой плакали в больничном коридоре, прижавшись друг к другу, без сна, без еды, ожидая приговора. Как никто из врачей не обещал выздоровления. Как они страстно молились долгими часами, хотя ни он, ни она не были верующими. Как он, вопреки себе, заснул и как проснулся, испуганный, что проспал момент, когда его малышка скончалась, и что он с нею не попрощался. Едва живой, он побежал в палату, в которой лежала дочурка. А она жила. Было семь утра, декабрь, за окном черная ночь. Он увидел собственное отражение в зеркале и тихо вскрикнул, поскольку волос его в течение ночи стали совершенно белыми.
- Гены, - ответил он. - Поседел уже в лицее. Но радуюсь тому, что уж лучше быть седым, чем лысым. Вам нравится?
Та рассмеялась.
- Хммм. Сексуально. Возможно, даже очень сексуально. До свидания, пан прокурор.
6
У тебя три новых голосовых сообщения: "Привет, позвони мне"; "Какой смысл иметь мобилку, раз ты или отключаешь ее, или не забираешь с собой? Позвони, как только прослушаешь сообщение"; "Привет, а вот угадай, кто говорит. Если ты жив, купи по дороге батон и сигареты для меня, потому что я забыла. Если нет, посети меня во сне и скажи, где лежит твой полис".
Шацкий прослушал последнее сообщение и рассмеялся. В такие моменты он тут же вспоминал, почему полюбил ту девушку, которая единственная могла сочувственно поглядеть на него, когда он строил из себя клоуна в университете. Боже, сколько же это уже лет. Десять лет после свадьбы, а со знакомства? Четырнадцать. Больше трети его жизни. Почти половина. Невозможно поверить. В последний момент, уже перед девятью вечера, он успел вскочить в магазин за батоном и сигаретами. Продавщица - та же самая, что и десять лет назад - улыбнулась ему. Странно, а ведь он никогда и словом обмолвился с ней помимо тех слов, которые необходимы, когда делаешь покупки. Какое-то мгновение ему хотелось сказать что-то больше, ведь знакомы они были уже столько лет, но заплатил без слова и вышел. Дома попал в самый центр преисподней.
- Папа, папа, ну почему мой день рождения нельзя отметить в Макдональде?
- А почему ты до сих пор не спишь? - не дал Шацкий сбить себя с толку.
- Потому что мама мне не говорила.
- Серьезно?
В большой комнате скрипнуло кресло.
- Эта девица врет точно так же, как и ты, - крикнула Вероника из глубины квартиры.
Шацкий глянул на дочку, которая с ангельской миной стояла в прихожей.
- Я никогда не лгу, - прошептал он.
- И я тоже никогда, - прошептала Хеля.
Вероника пришла к ним и беспомощно глянула на каштанововолосую девочку.
- Сделай хоть что-нибудь, ведь что бы там ни было, ты ее отец. Скажи, что она должна почистить зубы и отправляться спать, и скажи ей, что дня рождения в Макдональде у нее не будет. Только через мой труп.
- Так ведь все устраивают дни рождения в Макдональде, - сказала Хеля.
- Все меня не интересуют, - буркнула Вероника. - Вы меня тоже не интересуете. Где ты был столько времени, - спросила она у Шацкого, целуя его в нос в качестве приветствия. - Пил? - прибавила она, морща брови.
- Нужно было встретиться с Олегом, а пил я только яблочный сок и чай, - гладко соврал Теодор. Он сам страдал типичным прокурорским извращением - ему казалось, будто лжет каждый, и пытался выяснить, в какой момент. Но ему было известно и то, что нормальные люди, пока он им сам прямо не скажет, что их обманывает, или до тех пор, пока не ляпнет невообразимую чушь, все принимают за добрую монету.
- Нужно было бы пригласить их к нам, давно уже не виделись. Интересно, как там у Наталии…
Теодор Шацкий повесил на вешалку плащ и пиджак. С облегчением стащил туфли и галстук. А может, было бы лучше научиться ходить на работу в сорочке-распашонке и сандалиях, подумал он, было бы гораздо удобнее. Хеля все это время стояла в прихожей, спустив голову и скрестив руки на груди. Теодор поднял ее вверх, прижал к себе.
- А если мы найдем какое-нибудь необыкновенное место? - сказал он. - В сто раз лучше Макдональда, с громадной игровой площадкой? Где можно играть в догонялки, и вообще?
- Нет таких мест, - ответила Хеля.
- А если такое найдем?
- Тогда я подумаю.
- Хорошо, а в этом случае, почистишь зубки и дашь нам немного времени, чтобы мы его нашли?
Та молча закивала головой, позволила опустить себя на пол и побежала в ванную. Вопрос, где теперь они найдут игровую площадку, чтобы иметь возможность отпраздновать день рождения Хеле за разумные деньги?
Шацкий отправился в кухню, вынул из холодильника банку пива, открыл ее и встал рядом с Вероникой. Жена прижалась к нему и заурчала.
- Я едва жива.
- Как и я, - заметил он.
Они стояли молча; тишину прервал писк, сигнализирующий поступление SMS.
- Это тебе, - буркнула Вероника.
Шацкий пошел в прихожую и вынул телефон из пиджака. "Спасибо за чудесный вечер. Пан очень невежливый, зато ужасно милый прокурор. МГ".
- И что там? - спросила Вероника.
- Рекламная акция. Отошли сто сообщений и, возможно, выиграешь кружку. Какую - не знаю, я стер.
Последние слова были абсолютной правдой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
среда, 8 июня 2005 года
Аргентина победила Бразилию со счетом 3:1 в рамках ЧМ. Родился первый ребенок, матери которого трансплантировали фрагмент яичника другой женщины. Архиепископ Станислав Дзивиш прибывает в Краков и обещает, что не станет сжигать никакие заметки Иоанна-Павла II. В Попове продолжается конференция "Женщины в тюрьме". Одна треть осужденных - это, как правило, жертвы домашнего насилия. Домашний кинотеатр и 10 тысяч злотых может с сегодняшнего дня получить человек, который укажет виновников жестокой резни бакланов в заповеднике на Езёраке. Формируется рекламный кодекс польских пивоварен. Будет запрещено использовать изображения лиц или персонажей, которые особым образом влияют на несовершеннолетних. В Варшаве, в ПКиО, состоялся большой праздник в честь пятидесятилетия Дворца Молодежи. На Уяздовских Аллеях открыт памятник генералу Стефану "Гроту" Ровецкому; его высота 6 м 15 см; на Павяке открыт бронзовый памятник вязу, который для заключенных был символом свободы. Полиция ликвидировала шайку преступников, производящих спирт из жидкости для опрыскивания лобовых стекол. Арестованы 10 тысяч литров готового продукта и два человека. Максимальная температура в городе - 13 градусов, облачно, небольшие осадки.
1
Теодора Шацкого вечно изумляло число трупов, запиханных в Управлении Судебной Медицины на ул. Очки. Кроме Теляка, на остальных столах для вскрытия лежало еще три тела, четыре следующих ожидало под окном на больничных носилках. В воздухе висел запах бифштекса по-татарски, приправленный легким душком фекалий и рвоты - результат исследования кишок и желудка. "Трупные хирурги", что собрались заняться Теляком, был относительно молоды, старшему около сорока, младший - на вид - словно только что закончил институт. Шацкий пристроился под стенкой. Вскрытия никогда его не увлекали, хотя он и знал, что хороший патологоанатом способен из трупа вычитать больше, чем вся Криминалистическая Лаборатория (которой так гордилась столичная полицейская комендатура), из обнаруженных на месте происшествия следов. В общем, он желал иметь вскрытие как можно быстрее за собой.
Старший врач, натягивая латексные перчатки, поглядел на него с ухмылкой.
- Так это пан прокурор поручил нам проверить, сам ли покойник вонзил себе вертел в глаз?
"У-у-у, - подумал Шацкий, - только не патологоанатом-остряк. Для самого начала дня этого было бы слишком".
- Мы должны это знать, - спокойно ответил он.
- Весьма остроумная теория, - злорадно ухмыльнулся врач и начал тщательный осмотр тела.
Помощник делал заметки.
- На конечностях и туловище не выявлено синяков, резаных, колотых или рваных ран, равно как и входных отверстий от пуль, - диктовал патологоанатом. Очень осторожно он приподнял запавшее веко, под которым когда-то находился глаз Теляка. - Отсутствует правый глаз, фрагменты стекловидного тела и роговицы видны на щеке, - он сунул палец в глазницу и извлек остатки чего-то серого. Шацкий прищурился, чтобы утратить резкость взгляда. - Кость черепа за правой глазницей раздроблена, втиснута вовнутрь, вероятнее всего, с помощью острого орудия, - он приподнял и внимательно осмотрел голову, разводя волосы. - Помимо указанного, на голове покойника никаких других повреждений не выявлено.