Мегрэ был все время настороже, как человек, продвигавшийся вперед ощупью. Причем продвигаться надо было не слишком быстро. Ведь каким-нибудь неловким вопросом можно спугнуть ребенка, и уж тогда от него ничего не добьешься.
- Скажи, тебя мучает мысль о том, что ты не такой, как все?
- А кто вам сказал, что я не такой, как все?
- Представь себе, что у меня есть сын, который ходит в школу и который играет с соседними детьми на улице. А товарищи его говорят: "Это сын комиссара полиции". И поэтому они относятся к нему не так, как к другим. Понимаешь? А ты сын школьного учителя.
Мальчик внимательно посмотрел на него - куда внимательнее, чем раньше.
- Тебе хочется стать мальчиком из хора?
Мегрэ почувствовал, что идет по ложному пути. Трудно сказать, почему он это почувствовал. Некоторые слова вызывали едва заметную реакцию. Другие настораживали Жан-Поля, как бы заставляя его замкнуться.
- У Марселя есть товарищи?
- Да.
- Когда они собираются вместе, они шепчутся? Поверяют друг другу тайны, смеются, поглядывая на других?
Он вспоминал позабытые случаи из своего далекого детства и сам удивлялся.
Казалось, он впервые так живо вспоминал собственное детство; ему даже чудилось, будто он улавливает запах сирени, некогда растущей на школьном дворе.
- Ты не пытался с ними подружиться?
- Нет.
- Почему?
- Нипочему.
- Наверно, думал, что они не примут тебя в свою компанию?
- Зачем вы задаете мне все эти вопросы?
- Потому что твой отец в тюрьме. Ведь не он же стрелял в Леони Бирар, верно?
Он смотрел прямо в глаза мальчику, и тот не дрогнул.
- Ты знаешь, что стрелял не он. Значит, это сделал кто-то другой. Разве тебе хочется, чтоб твоего отца осудили?
- Нет.
Чувствовалось, что мальчик начинает колебаться, и поэтому Мегрэ не стал настаивать. Накануне, в своем углу, он уже думал об этом, спрашивал себя: не хотел ли Жан-Поль, тайком от самого себя, от своего отца и матери, быть самым обыкновенным мальчишкой? Не только потому, что отец его был учителем. Они не ходили в церковь. Они одевали его не так, как других мальчишек. Их дом ничем не походил на другие дома в деревне, у них была другая жизнь.
Его мать никогда не смеялась, она скользила словно тень, приниженная и кающаяся. Она сделала что-то очень плохое, и чтобы наказать ее, другая женщина стреляла в нее.
И женщина эта не была осуждена! Разве это не подтверждало ее правоту?
Может быть, Жан-Поль любил их? Волей-неволей он был частицей клана, в его жилах текла та же кровь.
Все это было очень трудно объяснить. Были какие-то неуловимые нюансы, которые сразу же исчезали, едва начнешь пользоваться словами.
- Предположим, ты знаешь какой-то факт, которого вполне достаточно, чтобы вызволить из тюрьмы твоего отца…
Ощупью пробираясь вперед, он несказанно удивился, увидев, как Жан-Поль быстро поднял голову и посмотрел на него со страхом и восхищением. Мальчик уже открыл было рот, хотел, видимо, что-то сказать, но промолчал и, чтобы успокоиться, сжал кулаки.
- Видишь ли, я стараюсь только понять. Я ведь не знаю твоего отца, но убежден, что солгать он не мог. Он утверждает, что не входил в сарай утром во вторник, и я ему верю.
Мальчик по-прежнему настороженно наблюдал за ним.
- С другой стороны, и Марсель Селье мне кажется хорошим мальчиком. Когда ему случается соврать, он тотчас же идет исповедоваться. У него вроде бы нет никакого повода обвинять твоего отца. Ведь он всегда ставит ему лучшие отметки, чем тебе. И тем не менее Марсель утверждает, что видел, как твой отец выходил из сарая…
И подобно тому, как вырывается пузырь на поверхность пруда, у Жан-Поля, старавшегося не смотреть на Мегрэ, вырвалось признание:
- Он врет.
- Ты уверен, что он врет? Тебе не кажется? Ты не из зависти говоришь это?
- Я не завидую ему.
- Почему ты не сказал об этом раньше?
- О чем?
- Что Марсель врет?
- По тому самому!
- Ты уверен, что он не видел твоего отца?
- Да.
- Почему?
Мегрэ думал, что мальчик заплачет, а может, даже зарыдает, но глаза Жан-Поля за стеклами очков оставались сухими. Только он сразу как-то сник, обмяк. Теперь в позе его не было ничего враждебного: ведь защищаться-то уже не надо.
Видимо чувствуя, что ноги у него подкашиваются, он уселся прямо на бревна неподалеку от комиссара. И это было единственным признаком того, что он сдался.
- Я его видел.
- Кого ты видел?
- Марселя.
- Где? Когда?
- В классе у окна.
- Расскажи мне по порядку, как все произошло.
- А ничего не происходило. Просто Пьедебёф пришел в класс за отцом, и оба они пошли в канцелярию мэрии.
- Ты их видел?
- Да. С моего места их было видно. Они вошли под своды, а все ребята стали шуметь, как обычно.
- Ты не встал со скамьи?
- Нет.
- Ты никогда не балуешься?
- Нет.
- А где был Марсель?
- У первого окна слева, у того самого, что выходит во двор и в сады.
- Что он делал?
- Ничего. Смотрел в окно.
- Он тоже никогда не балуется?
- Изредка.
- И когда же?
- Когда в классе Жозеф.
- Сын мясника?
- Да.
- Ты сидел за своей партой. Марсель стоял у окна слева. Отец и Пьедебёф были в канцелярии. Так?
- Да.
- Окна были открыты?
- Нет, они были закрыты.
- Но ты все же слышал шум из кузницы?
- Кажется, слышал. Да, я почти в этом уверен.
- Что произошло дальше?
- Марсель отошел от окна и пересек класс.
- Для чего?
- Чтобы подойти к одному из двух окон справа.
- К тому самому, из которого видна задняя часть дома Леони Бирар?
- Да.
- В этот момент отец все еще был в мэрии?
- Да.
- Марсель ничего не сказал?
- Нет. Он смотрел в окно.
- Ты не знаешь, на что он смотрел?
- С моего места мне было не видно.
- Ты частенько наблюдаешь за Марселем?
Он смущенно пробормотал:
- Да.
На этот раз Мегрэ не спросил его почему. Оба они - хорошие ученики, но поскольку Жан-Поль был сыном учителя, претендовать на место первого ученика в классе он не мог. Так что первым всегда оказывался Марсель. Кроме того, Марсель был мальчиком из хора и в воскресенье надевал стихарь. У него были друзья. Ну, например, Жозеф, сын мясника, с которым он шептался на переменках, а после уроков играл.
- Ты видел, куда пошел твой отец, выйдя из мэрии?
- Он пошел к нашему дому, чтобы выпить там чашку кофе.
- Окно в кухне было открыто?
- Нет. Но я знаю, что он выпил чашку кофе. Он всегда так делает.
- Значит, отец не входил в сарай для огородных инструментов?
- Нет. Выйдя из дому во двор, он сразу же направился к школе.
- Марсель по-прежнему стоял у окна справа?
- Да.
- Почему ты не сказал об этом сразу?
- А когда говорить-то?
Мегрэ постарался припомнить все по порядку:
- Постой… Тело Леони Бирар обнаружили после полудня. Вас допрашивали сразу?
- В этот день нас не допрашивали. Мы толком и не знали, что там произошло. Видели только, как входили и выходили люди. Потом приехала полиция.
Значит, во вторник никто не обвинял учителя открыто. Марсель Селье ничего и никому не сказал, даже родителям.
Следовательно, в то время у Жан-Поля не было никаких оснований уличать Марселя во лжи.
- Ты был на следующий день в классе, когда допрашивали Марселя?
- Был, но нас вызывали в канцелярию поодиночке.
- Когда ты узнал, что он сказал, будто бы видел твоего отца в сарае? В четверг утром?
- Я не знаю.
- Твои родители говорили о Леони Бирар во вторник вечером?
- Только когда я уже лег спать. Краем уха я слышал, о чем они говорили. Мама твердила, что она во всем виновата, а отец успокаивал ее: это, мол, пустые сплетни, все знают, что он тут ни при чем.
- Почему ты не протестовал, узнав, что Марсель его обвиняет?
- Мне бы никто не поверил.
Мегрэ снова показалось, будто он почувствовал какой-то почти неуловимый оттенок, пустяк, который нельзя было объяснить. Ребенка, конечно, не радовали обвинения, выдвинутые против отца. Он, видимо, немного стеснялся того, что отец сидит в тюрьме. Но в то же время в нем что-то настораживало. Может, он хотел - безотчетно, невольно - отделиться от своих родителей, упрекая их за то, что они не такие, как все.
Вернее, они были не совсем такие, как все, и жители деревни, вместо того чтобы сторониться их, восставали против них.
Жан-Поль завидовал Марселю.
Будет ли он обвинять его в свою очередь?
В глубине души он не поддался этому дурному чувству. Дело здесь было не в трусости - во всяком случае, не только в трусости. Напротив, подобную позицию можно считать честной по отношению к другим.
Ему представился случай обличить Марселя, обозвать его лгуном. Сделать это было просто. Слишком просто. А он, видимо, не хотел, чтоб победа ему досталась так дешево.
И еще одно: ему не поверили бы. В самом деле, кто бы ему в деревне поверил, если бы он пришел и сказал: "Селье солгал. Мой отец не выходил из сарая. Я видел, как он вошел в дом, вышел оттуда, пересек двор. А в этот момент Марсель был у противоположного окна, откуда видеть он ничего не мог".
- Ты ничего не сказал маме?
- Нет.
- Она очень плачет?
- Она не плачет.
Это было еще хуже. Мегрэ хорошо представлял себе атмосферу в доме в эти последние дни.
- Зачем ты вышел из дому сегодня утром?
- Чтобы увидеть.
- Увидеть Марселя?
- Наверно.
Наверно, также и из-за непреодолимого желания хотя бы издалека принять участие в жизни деревни. Разве он не задыхался в этом маленьком доме в глубине двора, где даже не осмеливались открывать окна?
- Вы скажете об этом лейтенанту?
- Мне надо раньше повидать Марселя.
- Вы ему скажете, что это я рассказал вам обо всем?
- А ты хотел бы, чтобы он не знал?
- Да.
В глубине души он не терял надежды, что в один прекрасный день его примут в общество привилегированных - Марселя, Жозефа и прочих.
- Я думаю, он скажет правду и мне не придется ссылаться на тебя. Другие ученики должны были видеть, у какого окна он стоял.
- Они баловались.
- Все?
- Кроме одной девочки, Луизы Бонкёр.
- Сколько ей лет?
- Пятнадцать.
- Она не шалит, как другие?
- Нет.
- Ты думаешь, она смотрела на Марселя?
Впервые Жан-Поль покраснел. Уши у него так и заполыхали.
- Она всегда на него смотрит, - пробормотал он.
Почему девочка ничего не сказала? Потому, что была влюблена в сына жестянщика или просто не обратила внимания, у какого именно окна он стоял? Марсель подтвердил, что он стоял у окна. Его товарищи не задавались вопросом, о каком окне шла речь.
- Пора возвращаться в деревню.
- Я не хотел бы идти с вами вместе.
- Хочешь идти первым?
- Да. Вы правда ничего не скажете Марселю?
Мегрэ утвердительно кивнул. Мальчик постоял с минуту, притронулся к фуражке, двинулся к полю и потом побежал.
Комиссар, очутившись наконец у моря, даже забыл и посмотреть на него: он следил за удалявшимся силуэтом мальчика.
Затем и он пошел обратно. На пути он остановился, набил трубку, вытер лицо платком и проворчал что-то неразборчивое. И если бы кто-нибудь встретил его в этот момент на дороге, он бы несказанно удивился, видя, как время от времени комиссар почему-то качал головой.
Когда Мегрэ проходил мимо кладбища, могильщики уже засыпали могилу Леони Бирар желтой землей. Заваленная свежими цветами и венками, она видна была издалека.
Глава 7
Снисходительность доктора
Почти все женщины разошлись по домам, и все, за исключением тех, кто жил на далеких фермах, уже сняли черные платья и хорошие ботинки. Мужчины же, как в дни ярмарок, задержались у Луи. Для всех в гостинице не хватало места, и они располагались во дворе или прямо на улице. Они ставили бутылки на подоконник или на старый железный стол, перезимовавший на улице.
По звуку их голосов, по смеху, по медленным и неточным жестам ясно было, что выпили они на славу.
Занятая своими делами Тереза все-таки улучила минутку и подала комиссару вина и стакан. Едва Мегрэ прошел внутрь помещения, как его оглушил многоголосый шум. На кухне он заметил доктора, но там скопилось столько народу, что пробиться к нему было бы нелегко.
- Вот уж никогда не думал, что мы ее упрячем в яму, - твердил какой-то старик, покачивая головой.
Их было трое, примерно одного возраста. Всем им было далеко за семьдесят. В углу, позади них, красовался на белой стене плакат, уведомлявший о количестве выпускаемых в стране алкогольных напитков и о вреде пьянства.
Из-за своих черных костюмов и крахмальных рубашек они сидели прямее, чем обычно, и это придавало им некоторую торжественность.
Когда они глядели друг на друга, глаза их на старческих, изрезанных морщинами лицах светились какой-то детской наивностью, и видеть это было странно. Каждый держал свой стакан в руке. Самый высокий из них, с великолепными белыми волосами и шелковистыми усами, слегка покачивался и всякий раз, когда ему хотелось сказать слово, он упирался пальцами в плечо товарища.
Почему Мегрэ вдруг представил их во дворе школы? Должно быть, потому, что их смех, их взгляды, которыми они обменивались, напомнили ему смех и взгляды школьников. Сначала они все вместе учились в школе, позже выбрали себе одинаковых девушек и по очереди справляли свадьбы, хоронили родных, праздновали свадьбы детей и крестины внуков.
- Ха-ха-ха… Она вполне могла бы стать моей сестрой: ведь отец не раз рассказывал мне, как он приударял за ее матерью…
Разве все это не объясняло нравы деревни? В другой группе, расположившейся позади Мегрэ, кто-то говорил:
- Когда он продал мне ту корову, я сказал ему: "Слушай, Виктор, я знаю, что ты жулик. Но мы же вместе с тобой отбывали военную службу в Монпелье, и как-то раз вечером…"
Луи, у которого не было времени даже переодеться, ограничился тем, что снял пиджак. Мегрэ вспомнил, что доктор пригласил его к себе сегодня завтракать. Неужели Брессель забыл об этом?
Доктор, как и другие, держал в руках стакан и старался урезонить захмелевшего и крайне возбужденного мясника Марселина. Трудно было понять, что же здесь происходило. Марселин явно на кого-то нападал, стараясь оттеснить маленького доктора в первую комнату.
- Я же говорю тебе, что скажу ему! - услышал комиссар.
- Успокойся, Марселин. Ты пьян.
- Плевать!.. Я не разрешаю ему шпионить за мной! Я свободный человек…
Вино не шло ему впрок. Он был бледен, красные нездоровые пятна выступили у него на щеках и вокруг глаз. Движения у него были медленными, неточными, голос вялым.
- Слышишь, лекарь? Я не выношу шпионов! А что он здесь делает, если…
Он издали смотрел на Мегрэ. Нетрудно было понять, что он стремился именно к нему, чтобы выложить все, что у него на сердце. Двое-трое мужчин, смеясь, наблюдали за ним… До сих пор не было ни споров, ни драк. Здесь все слишком хорошо знали друг друга, чтобы драться, и каждый точно знал, кто сильнее.
Чтобы не раздражать мясника, Мегрэ не пытался подойти ближе и делал вид, будто ничего не замечает. Но он не спускал глаз с этой группы и невольно стал свидетелем сцены, которая его очень удивила.
Тео, большой и грузный, присоединился к ним, размахивая стаканом. Но в стакане было перно, и, судя по цвету, очень крепкое.
Он что-то тихо сказал доктору и протянул стакан мяснику, положив ему на плечо руку. Вначале Марселин вроде бы отбивался, стараясь оттолкнуть Тео, но потом схватил стакан и выпил его единым духом. И почти тотчас же взгляд его как бы замутился, остекленел. Он попытался угрожающе поднять палец в сторону комиссара, но рука его не слушалась.
Тогда, как бы успокаивая Марселина, Тео подтолкнул его к лестнице, заставил двинуться по ней и там через несколько ступенек подхватил его на плечо.
- Вы не забыли моего приглашения? - Доктор, подойдя к Мегрэ, вздохнул с облегчением и произнес те же слова, что и старик в углу: - Все-таки они упрятали ее в яму!.. Пойдемте?
Они выбрались на улицу и прошли всего несколько шагов до дома доктора.
- Через три месяца придет черед Марселина. Я ему постоянно говорю: "Марселин, если ты не перестанешь пить, ты протянешь ноги!" Он уже не может ничего есть.
- Он болен?
- В его семье все больны. Он пропащий человек…
- Тео уложил его спать наверху?
- Надо же было как-то избавиться от него.
Он открыл дверь. В доме аппетитно пахло стряпней.
- Вы были на похоронах?
- Стоял в сторонке.
- Уходя с кладбища, я искал вас, но так и не нашел… Завтрак готов, Арманда?
- Потерпите пять минут.
На столе было только два прибора. Так же как и служанка кюре, сестра доктора предпочитала не садиться за стол вместе со всеми. Она, наверно, ела, стоя у плиты, в промежутках между двумя блюдами.
- Садитесь. Что вы об этом скажете?
- О чем?
- Ни о чем. Обо всем. Хорошие были похороны!..
Мегрэ проворчал:
- А учитель все еще в тюрьме.
- Кого-то надо же было посадить.
- Мне хотелось бы задать вам один вопрос, доктор. Вот на похоронах была уйма народу… Интересно, многие ли из них думают, что Гастен убил старуху Бирар?
- Кто-то, конечно, думает. Есть люди, которые верят чему угодно.
- А другие?
Доктор не сразу понял значение вопроса.
Мегрэ пояснил:
- Предположим, что одна десятая часть жителей деревни уверена, что учитель стрелял.
- Пожалуй, так и есть.
- Значит, девять десятых думают иначе.
- Вне всякого сомнения.
- Кого же они подозревают?
- Все зависит от их точки зрения. По-моему, каждый более или менее искренне подозревает того, кого хотел бы видеть убийцей.
- И никто не называет имя убийцы?
- Между собой они, конечно, называют.
- Вам доводилось слышать их предположения?
- Между собой они говорят.
- Вы слышали, как они выражали подобные подозрения?
Доктор посмотрел на него с той же иронической усмешкой, как и Тео:
- Мне они об этом не говорят.
- И между тем они знают, что учитель не виноват, и их нисколько не волнует, что он сидит в тюрьме.
- Уж что-что, а это их, конечно, не волнует. Гастен не принадлежит к любимцам деревни. Они считают, что если лейтенант и следователь решили засадить его в тюрьму, то это их дело. Так сказать, за то им и денежки платят.
- И они позволят его осудить?
- Не моргнув глазом. Если бы это был кто-то из своих, ну тогда дело другое. Понимаете? Если нужно найти виновного, то пусть он будет чужой.
- Они думают, что сын Селье сказал правду?
- Марсель хороший мальчик.
- Он солгал.
- Возможно.
- Но я хотел бы знать, почему он это сделал?