- Это одна из целей его прыжков.
- А нас ты заманил сюда нарочно. - Тойер разозлился.
- Эй, он в самом деле прыгает! - воскликнул кто-то из мальчишек. Фредерсен спланировал в воду.
- Хорошо, - сказал Зенф. - Он нас видел, этот крутой пловец. Хорошо, что вы присутствовали при этом. Я пошел.
Тойер грубо схватил его за руку и повернул к себе:
- Что это значит, черт побери? Я не люблю быть марионеткой в чужих руках! Зачем мы здесь? Ты считаешь его…
Зенф вырвался с каким-то почти женским жеманством, и это странно не гармонировало с его только что проявленной решительностью.
- Сейчас я иду к матери Анатолия. Вы присоединитесь?
- Ты туда не пойдешь.
- Пойду.
- Нет, потому что… - Тойер в отчаянии поднял обе руки. - Потому что я пойду туда сегодня вечером. Поэтому ты этого не сделаешь. Два полицейских в один день - лишняя боль для бедной женщины.
- Ладно, - согласился Зенф, переходя на полусонный тон, все больше зливший Тойера. - Тогда, значит, вы.
- Зенф, вот еще что. - Тойер понизил голос, так как Фредерсен вышел из воды. - Мы встречаемся у Ильдирим, после того как я зайду к фрау Шмидт. Хочу обсудить это дело. Могу лишь посоветовать тебе прийти, и передай это ребятам. В полдесятого, ясно?
Зенф кивнул.
Быстро шагая назад, Тойер набирал номер Ильдирим.
- Ну, Тойер?
- Слушай, я… Да! Как дела у Бабетты?
- У нее в самом деле воспаление легких. Нам пришлось побывать в больнице, сделать рентген. Теперь она получит ударную дозу антибиотиков, это новый препарат, его принимают только один раз, и завтра должно наступить улучшение…
- Да-да, замечательно, - перебил ее Тойер. - Я иду в полицию. Это связано с Фредерсеном и Зенфом…
- Что? Кто такой Фредерсен?
- Ах, потом, пока. Нет! Постой!.. Надеюсь, ты не будешь возражать, я пригласил ребят к тебе на половину десятого, и тогда Зенф объяснит, что все это значит… Для тебя это не…
- Нет. - Ее голос мог бы заморозить крупную свеклу. - Я категорически против.
Он отключил свой мобильный.
Центральное отделение полиции он нашел вблизи улицы с фривольным названием Репербан - как тут не вспомнить гамбургский Репербан, получивший прозвище "греховная миля"? После некоторых хождений он смог, наконец, поговорить с гаупткомиссаром Бонгартцем - светловолосым, голубоглазым, широкоплечим; Тойер чуть не козырнул ему в качестве приветствия.
- Присаживайтесь. - Бонгартц небрежно показал на стул.
Тойер начал довольно сбивчиво, глуповато извинился за это, сославшись на влияние местного сырого климата - на что Бонгартц кивнул, подняв брови, - но взял себя в руки и изложил проблему, по его мнению, более-менее сносно.
Когда он закончил, коллега предложил ему с дружеской улыбкой кофе, и Тойер с благодарностью его принял.
- Итак, - сказал Бонгартц и глотнул из своей кружки с узором в виде морских узлов, - вы приехали сюда в отпуск, и теперь я должен ради вас или ради вашего коллеги, который здесь тоже в отпуске, начать слежку за преподавателем?
- Я этого не говорил, - вздохнул Тойер. - Нет, все-таки говорил.
- Пожалуй, мне целесообразней обратить внимание на вашего коллегу, раз он здесь на свой страх и риск баламутит людей. Согласны? С вами приехали и другие гейдельбержцы?
Тойер уставился в кофе:
- Нас четверо. Наш товарищ пригласил нас сюда.
- Меня ваши дела не касаются, согласны?
- Интересно, что вас вообще касается! - возмутился Тойер и тут же спохватился: он не хотел наделать новых глупостей. - Скажите, а в прошлом учитель Фредерсен был замешан в каких-нибудь темных делах?
Бонгартц усмехнулся:
- Я не могу утверждать, что у меня на него есть нечто конкретное, помимо смутных подозрений. - Тойер почувствовал, что неприятностей не избежать. - Вы явились ко мне, отнимаете у меня время, поскольку ваш сотрудник якобы обманом завлек вас в наш город. А вам бы понравилось, если бы у вас в Гейдельберге неожиданно возникла парочка коллег с Севера и начала нести околесицу по поводу дела, которое они давно расследовали и закрыли?
- Да, дерьмовая ситуация, - согласился Тойер. - Но такого не случится, они просто не получат визу. - Он сам понимал, что шутка получилась так себе, однако последнее слово все-таки осталось за ним!
Огорченный гаупткомиссар шагал по городу, где-то выпил кофе, где-то съел колбаску. Уже стемнело, но идти к фрау Шмидт было пока слишком рано. Паршивец Зенф, с ним еще надо разобраться! Он позвонил Лейдигу. Да, тот позаботится обо всем.
Он еще выпил кофе, сосчитал удары своего подстегнутого кофеином сердца и стал терпеливо ждать.
- Кёниг у телефона.
- Что такое, папа?
- Ах, Корнелия, я не видел, как ты спустилась. Кто-то позвонил и тут же положил трубку. В чем дело, что ты стоишь с таким видом?
- Может, позвонят еще раз. - Она шагнула к телефону.
Отец отошел на пару шагов и сел на сундук:
- Порой ты меня пугаешь. Вот и сейчас - ты шла как слепая.
Новый звонок. Корнелия подняла трубку:
- Да?
- Это Фредерсен. Гейдельбергские полицейские приехали, ходят за мной. Делай так, как мы уговаривались.
- Да. - Она положила трубку. Выдавила с трудом улыбку, но поскольку на ее лице улыбка бывала редкой гостьей, отца это никак не успокоило.
- В чем дело?
- Мне нужно сейчас уйти, папа. Иначе опоздаю.
- Ты никуда не пойдешь. - Кёниг встал. - Куда ты собралась в такой поздний час? Да еще одна. Ведь ты еще почти ребенок.
- Я возьму твою тачку. - Она заметила, что ей доставляет удовольствие дразнить отца.
- Что?! Вот так просто, не спрашивая меня, ты возьмешь мою машину?
- Я умею ее водить, ты в Дании меня…
Кёниг истерично мял свою окладистую бороду.
- Дело не в том, что ты там ловко ездила! Дело в том, что ты еще не имеешь права садиться за руль!
- Там я тоже не имела права.
- Там был безлюдный остров, Корнелия. Что все-таки творится? Что за записки валялись в золе? Кто их писал, ведь это не твой почерк!
В течение целой секунды - первый раз за эти ужасные недели! - Корнелия чувствовала потребность выговориться. Да, это была я. Твоя дочка тире мешок картофеля.
- Я… - Остальное она удержала в себе - едва не схватила себя за горло. - Я пойду. Утром вернусь, но не знаю, во сколько.
- Ты никуда не пойдешь. - Кёниг в самом деле встал между ней и дверью. - Я еще имею право тебе запрещать. Кто звонил?
- Пропусти.
- Кто написал тебе то, что нужно сжигать? Тут она закричала. Закрыла глаза и закричала изо всех сил, так, словно она родилась лишь для того, чтобы криком вышвырнуть в мир всю свою боль. Она почувствовала руки отца, он схватил ее за запястья. Что-то сказал, она не разобрала, высвободила правую руку и ударила, еще раз ударила, жгучая боль - это он ударил в ответ, пронзительный свист в ухе, она открыла глаза. Он стоял прямо перед ней; бровь распухла, губа кровоточила.
Он был ниже, чем она. Значит, она выросла еще. На его лице она прочла ужас, увидела морщины, перекрещивающиеся под водянистыми глазами, крошки пищи в бороде. Все расплылось. Свист утих.
- Карате в самом деле полезно для моего самоощущения. Это я писала записки.
- Почерк не твой.
- Не мой. Это почерк Анатолия. - Неожиданно ей стало смешно. - Я ударила его и услышала треск кости. Он умер. - Она с интересом наблюдала, как у него подкосились ноги. Отец медленно сползал по дверному косяку на пол, как будто ее удары подействовали лишь теперь.
- Нет.
- Да. - Она села рядом с ним, истерически хихикая. - Почти как в твоем младшем классе. Все садятся на пол и рассказывают друг другу занимательные истории. - Она никак не могла унять смех. - Давай, мой замечательный папа, я расскажу тебе кое-что, я расскажу тебе историю про маленькую девочку-воробышка, которая выросла очень большая и умела хорошо считать… А потом ты пойдешь со мной. Иначе жизнь закончится.
Кёниг со стоном схватился за голову. Его била лихорадочная дрожь.
- Я не понимаю…
- Я попаду в тюрьму… - Она испытывала извращенную радость, оттого что теперь - играла. Как раньше, когда наибольшим счастьем было строить из "Лего" смелые сооружения. - Скажу, что ты меня прикрывал. С самого начала. Я позвонила тебе - как быть? И ты давал советы мне и Фредерсену. Как тебе такой оборот? Я возьму тебя с собой, только без Беаты…
- При чем тут Фредерсен?
- Он любил совать свой хрен в рот Анатолию. Поэтому и он немножко замешан в этой истории. Давай! - Она дотронулась указательным пальцем до холодного кончика отцовского носа; отец в ужасе отпрянул и ударился затылком о косяк.
- Как все это понравится твоей подружке? - тихо спросила она.
Он неуклюже занес руку. Она даже не пыталась увернуться. Удар, снова свист в ухе, но не такой сильный.
- Ой-ой-ой! Раньше у тебя лучше получилось. - Она встала. - А теперь пойдем. Я могу сделать это и одна, но с машиной удобней.
Тойер устало топал по темному городу.
Нордерштрассе, тринадцать, несчастливое число, между прочим. Гаупткомиссару пришлось несколько раз спрашивать дорогу, так как он тут же забывал очередное объяснение.
Что принесет это посещение? Намек, идею, ассоциацию? И уж наверняка новую боль для матери; впрочем, сострадание он испытал лишь тогда, когда уже нажал на кнопку домофона. Дверь подъезда открыли, не спрашивая.
Убитая горем, но ухоженная блондинка стояла в дверях квартиры.
- Домофон неисправен. Что вы желаете?
Хороший немецкий, хотя слышен еле заметный акцент. Тойер представился, тяжело дыша и стесняясь.
Они сели в гостиной за стол, мать Анатолия заварила чай. Не какую-то там русскую экзотику, а нормальный, в фризском чайнике со специальной крохотной печуркой для подогрева воды. Тойер вдруг вспомнил, что по профессии она ветеринар.
Было заметно, что семье приходится экономить, но в квартире было чисто и аккуратно. На стенах висели фотографии животных.
- Вы любите животных? Ну да, ведь это ваша специальность. - Он показал на стену и лишь после этого вспомнил о страсти Анатолия.
- Эти снимки висели при старшем в его комнате, - печально сказала она. - Он очень любил зверей, больше, чем я. В России я работала ветеринаром при бойне.
Тойер кивнул, но никак не мог представить себе эту миниатюрную женщину на бойне.
- Это тяжелая работа, - добавила она. - Но ведь жить-то надо. Муж бросил меня с детьми.
- И вы сумели приехать сюда.
Она вздохнула:
- Я считала, что делаю это ради благополучия детей. Тут я никто, мое образование не признается. Сижу там внизу, - она кивнула головой вправо, - на кассе в "Марканте", но хоть недалеко от дома, пешком туда хожу. - Она вытерла глаза. - Впрочем, что я говорю… Значит, вы полицейский из Гейдельберга. Вы не верите, что это сделала обезьяна?
- В настоящий момент я вообще не знаю, что и думать.
- Я никогда не верила. Анатолий был помешан на животных, но глупцом никогда не был. Он был осторожным, заботился о младших… - Она всхлипнула. - Ах, я так его любила. Правда, сначала мне было трудно: он настолько походил на моего мужа, бросившего меня ради какой-то дешевки… Но ведь мальчик тут не виноват… У вас есть дети, господин Тойер?
- Да… нет… приемная дочь, впрочем, недавно.
- Вы ее любите?
- Ну, пытаюсь…
- Когда любишь, так страшно! - Сыщик с трудом переносил ее горькие слезы. - Младших мне вообще теперь жутко отпускать от себя. Как я выдержу, когда и они когда-нибудь поедут с классом? Но как им расти под моей опекой? Где они тогда наберутся жизненного опыта?… Извините, но мне трудно долго разговаривать.
Тойер разглядывал шнурки на своих ботинках.
- Конечно-конечно, - пробормотал он. - Скажите мне только, не изменился ли ваш сын в последнее время?
- Да, изменился. Стал как-то тише за пару месяцев до смерти. И еще - у него появились дорогие книги. О животных и природе. Мне он сказал, что занимается в школе репетиторством и зарабатывает. Я боялась, не начал ли он воровать. Он вообще с детства был странным ребенком: любил прятаться куда-нибудь, подслушивал за всеми. Я надеюсь, что он те книги не украл. Хотя если и так, я ничего не хочу об этом знать, понимаете?
- Я не думаю, что он воровал, - задумчиво заявил Тойер. - Скорей всего он получал подарки. Вы сообщили об этом полицейским? Ну, про книги?
- Нет. - Она с симпатией посмотрела на него. - Ведь считалось, что в Гейдельберге все выяснили.
Тойер встал:
- Мне жаль, что мы не довели до конца это дело, и жаль, что потревожил вас.
- Вы обещаете все выяснить? - Она проводила его до двери.
- Мне трудно это обещать.
- Я понимаю. До свидания, господин Тойер.
10
Половина десятого. Ребята явились точно в срок, даже Тойер. Ильдирим охотней всего убила бы их на месте. И первого - Тойера.
- Ну, господин Зенф, - проговорила она, пытаясь не выдать голосом свои чувства, - если я правильно понимаю, вы уже были тут в прошлом году? Летом?
Зенф кивнул. Тойер пристально наблюдал за ним. Правое веко Зенфа подрагивало.
Ильдирим подняла над головой синий альбом:
- Вот гостевая книга. Дом летом все года был занят. И все постояльцы оказали нам любезность и оставили восторженные комментарии! Каким было лето две тысячи третьего года?
Зенф пожал плечами:
- Ну, такое… Все зеленело, как здесь бывает…
- А лето двухтысячного года, уже забыли? Ведь вы тоже были здесь! Что теперь скажете, господин Зенф?
- Ты врал? В своей группе? - Хафнер с удивлением таращил глаза на загнанного в угол коллегу.
- Между прочим, ни один постоялец не написал о том, что тут нет чашек, что сюда нужно везти термос и пряности…
Зенф сопел.
- Это уже не шуточки, Зенф, - включился Тойер. Он пытался уловить суть разговора, однако пока ничего не понимал. - Уже несколько недель ты ведешь себя ужасно странно, притащил нас сюда и… Я хочу узнать точно, в чем дело. Ты подозреваешь, что Фредерсен Анатолия… О чем ты вообще думаешь?
Лейдиг перебил его:
- Коллеги в Гейдельберге недосчитались целого комплекта копий дела о Кинг-Конге, я звонил туда сегодня. А вот это я обнаружил в твоей комнате. - Он показал пачку бумаг.
Зенф смотрел куда-то в угол.
- Администратор в отеле проявил отзывчивость, ведь можно что-нибудь забыть в номере э-э… друга. - Тойер очень медленно выговорил это слово. - Спасибо, Лейдиг. Это была моя идея, Зенф, так что не злись на того, кто тут ни при чем.
Гнетущая тишина. Ильдирим взяла у Хафнера сигарету и сказала:
- Ни хрена себе комедия! Сдохнуть можно от смеха, Зенф! Я хотела вывезти больную девочку на лечение, а стала тут актрисой в спектакле, который мне непонятен. Но я пойму, еще сегодня.
Наконец Зенф повернулся к ним.
- Да, верно. Я использовал вас. Злоупотребил…
- Ну, пожалуй, это слишком сильно сказано, - заметил Лейдиг.
- Я считаю иначе, - заверил Зенф.
Он встал, подошел к окну, повернулся ко всем спиной и выглянул наружу.
- Черт побери! - взорвалась Ильдирим. - Вы не забывайтесь! Я кроме прочего и прокурор, все еще прокурор, а не просто курортница.
- Я думал, что…
- Заткнись, Тойер, заткни свою идиотскую пасть! - Она вскочила. - Вы завтра же уезжаете. Или уеду я. В ваших играх я больше не участвую! Я хочу домой. Хочу… - Она встала спиной к двери. - Значит, ты устроил больной девочке поездку на море, чтобы она поправила здоровье… Хорошо. Благодарю, господин Тойер.
- Я-то тут при чем? - воскликнул он. - Зенф заварил кашу, я-то ведь вообще ничего не знал! - Тойер в ярости вскочил, подошел к окну и схватил толстяка за руку.
- Не трогайте меня! - испуганно закричал тот.
Тойер от неожиданности отшатнулся:
- Что за нелепые секреты у тебя? Что, какие-нибудь истории с мальчиками?
Зенф, побледнев, повернулся к нему:
- Этого еще не хватало! Теперь вы меня в чем-то подозреваете? Я, значит, чтобы скрыть следы преступления, спер одну из множества копий дела о Кинг-Конге? Ну не смешно ли?
- Мне не до смеха, - сказал Тойер.
- Да, я никогда тут не был! - Он возвысил голос, и Тойер подумал, что прежде толстяк никогда не кричал. - У меня свои причины, почему я хотел сюда приехать. И когда вы, - он взглянул на Ильдирим, смотревшую себе под ноги, - стали искать жилье на море, мне вдруг пришло в голову, что я смогу добиться большего, если рядом будет кто-то из группы. О том, что сюда приедут трое, я и не мечтал. А копии дела взял с собой для того, чтобы вести расследование, черт побери!
- Если тебе что-то известно, - включился в разговор Хафнер (от долгого молчания его голос звучал надтреснуто и хрипло), - почему ты не сообщишь об этом здешним копам? Что за фокусы?
- Что я могу им сказать? У меня нет никаких фактов, ничего, и я…
- На одном из допросов ты что-то заметил, но не захотел поделиться с нами, и все же ты решил притащить нас сюда, для поддержки. Я ничего не понимаю. - Теперь и Лейдиг закурил "Ревал".
- Мне хотелось, чтобы вы сами сообразили что к чему. Я закинул наживку, но рыбка так и не клюнула.
- Прекратите! - Ильдирим почти кричала. - Я вас сейчас переубиваю! Если понадобится, позвоню в местную прокуратуру и попрошу вас арестовать. Повод найдется. Достаточно пропажи копии дела, а остальное придумаю.
Зенф повернулся к ней:
- Камеру я не перенесу. Закрытое пространство для меня - смерть. Даже комната в отеле… Не будь это для меня так важно, я бы не влез в это дерьмо. Я вообще не сплю…
Ильдирим метнула в него гневный взгляд. Тойер отметил, что она похудела, хотя и без того была стройной. В ее лице, строгом, с острыми чертами, теперь еще отчетливей проявилось сходство с хищной птицей.
- Тюрьма - или выметайтесь, - тихо повторила она.
Зенф посмотрел на нее с глубокой печалью и снова обратился к сидящим:
- Короче, я подозреваю, что Фредерсен совратил мальчика и убил. Я хочу это доказать, хочу, чтобы эта свинья понесла должное наказание. Вот почему я здесь.
- Что за дерьмо! - вскричал Хафнер. - Что я слышу! Гомосексуалистскую болтовню девяностых! - Возбужденный (он и всегда пребывал в подобном состоянии, но сейчас просто вышел из берегов), он вскочил. - Мой кузен из Пфальца, у которого автомастерская, у него есть дочь, а старуха от него сбежала. Он как-то стоял голый под душем, не в одежде же мыться, а дверь была открыта, малышка по дому бегала. Тут зашла бестия-мамаша, немедленно подключила Управление по делам молодежи, и такое началось! Охота на ведьм! И теперь он не видел малышку уже несколько лет, потому что бабы всегда что-нибудь придумают, чертовы куклы!
Тойер рухнул на диван:
- Да, действительно, я тоже вижу несколько зацепок, говорящих в пользу такой версии. Но почему во время классной поездки? Предположим, у Фредерсена что-то было с тем мальчиком. Тогда зачем он его убил? Да еще в чужом городе. Ладно, парнишка больше не хотел, угрожал… И откуда Фредерсен знал о записи в альбоме ученицы, которая поможет снять с него подозрения?… Кроме того, все вышеперечисленное никак не объясняет, почему ты нам наврал.