Дело о черной вдове. Записки следователя (сборник) - Александр Ковалевский 8 стр.


Старший советник юстиции Петр Синицын перевелся к ним из Генеральной прокуратуры и сразу положил на нее глаз. Зое повышенное внимание этого ловеласа не льстило. Она знала себе цену и без его пошлых комплиментов. За ее спиной было два неудачных брака, и хотя времена, когда она меняла воздыхателей, как перчатки, увы, прошли безвозвратно, мужчины по-прежнему заглядывались на ее стройные ножки. И если бы у старшего следователя городской прокуратуры Василевской было время на косметические салоны и фитнес-клубы, она и в свои годы выглядела бы как фотомодель с обложки глянцевого журнала. Но времени постоянно не хватало, и сидячий образ жизни, а следователь – это кабинетный работник (за преступниками следователи бегают только в кино), давал о себе знать лишними килограммами, избавиться от которых Зоя особо и не пыталась. Изнурять себя диетами она не любила, да и не для кого ей было заботиться о своих формах, а те, кто стремился затянуть ее в свою постель (а это в основном коллеги из прокуратуры), признавали ее очень даже сексуальной.

Будучи свободной от брачных уз, она не видела ничего предосудительного в том, чтобы для собственного удовольствия время от времени завести себе нового любовника, но от чванливого прокурора ее просто воротило. И когда Синицын начал откровенно ее домогаться, она дала ему такой от ворот поворот, что теперь он ее считал своим личным врагом и обещал поквитаться с ней при первом же удобном случае. Ее же задачей было такой случай ему не предоставить.

Расследование считается проведенным недобросовестно, если суд отправлял уголовное дело на дорасследование. От ошибок, конечно, никто не застрахован. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, и Зоя старалась брака в своей работе не допускать. Она не понаслышке знала, как опера умеют выбивать "чистосердечные" признания – под пытками подозреваемый может взять на себя любую вину, а на суде потом заявит, что его избивали и принудили оговорить себя. В подобных ситуациях суду ничего не остается делать, как более пристально изучить собранные следствием улики и вещдоки, подтверждающие вину подсудимого. Доказательства, полученные под воздействием физического насилия или психологического давления, являются недопустимыми и юридической силы не имеют. Признание же обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств. И если выяснится, например, что обвиняемый при воспроизведении инкриминируемого ему преступления дал свои показания без конкретных подробностей, позволяющих однозначно утверждать, что такие детали мог знать только совершивший это преступление, его придется отпустить прямо из зала суда за недоказанностью его вины, а дело отправят на дорасследование. Понятно, что за такую топорную работу следователя по головке не погладят. Дорасследование – это брак в работе следователя, а привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности с обвинением его в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет. Поэтому Зоя руководствовалась принципом: лучше отпустить десять виновных, чем посадить одного невиновного.

Допрашивая Николая Пинтюка, она не могла отделаться от чувства растущей неприязни к нему. Профессиональная интуиция подсказывала ей, что нагловатый студент неспроста так вызывающе себя ведет и вся его бравада напускная, но ничего конкретно предъявить ему не смогла. Видимо, будущий юрист к этому допросу неплохо подготовился, заключила она. Завершив допрос, она попросила Николая расписаться в протоколе. Младший Пинтюк черкнул, где она ему показала, и, откланявшись, направился к выходу, и тут опять произошло то, чего она не могла предвидеть заранее. К ней в кабинет заглянул вызванный ею на допрос охранник кафе Андрей Ивасюк, явившийся за двадцать минут до назначенного ему срока. Поздоровавшись с ней, он, увидев выходящего из ее кабинета Николая Пинтюка, поприветствовал его, как здороваются с закадычными друзьями.

– Колян, привет! А тебя что, тоже на допросы тягают или стажируешься? Ты ж у нас вроде как на прокурора учишься? – обменявшись с ним рукопожатиями, поинтересовался он.

– Да пора уже и стажироваться начинать, – уклончиво ответил тот.

Василевской факт их знакомства показался интересным, что-то уж слишком много случайных совпадений для одного дела, и она попросила Николая Пинтюка задержаться, чтобы устроить между ним и охранником кафе очную ставку. И тут у недоучившегося юриста вдруг сдали нервы.

– Какая еще очная ставка?! Я и так из-за вас семинар по уголовному праву сегодня пропустил. Вы, что ли, за меня потом зачеты сдавать будете? – истерично выкрикнул он.

– В этом кабинете я решаю, как и кого мне допрашивать! – повысила она голос.

– Да пошла ты! – отмахнулся он, собираясь уйти.

– Гражданин Пинтюк, я вас не отпускала, – требовательно сказала она.

– Я, к вашему сведению, тоже юрист и свои права знаю. Короче, без адвоката ты вообще не имела права меня допрашивать, понятно? И вообще, я на тебя жалобу в областную прокуратуру напишу, что на допросе ты меня своими прелестями пыталась соблазнить, а еще следователь по особо важным делам называется! Ничего, теперь все будут знать, чем ты тут на самом деле занимаешься! – пообещал он, демонстративно хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.

Следователям не привыкать к экстравагантным выходкам своих подследственных. В ее кабинете и эпилептический припадок не раз разыгрывали, и даже из окна один псих как-то пытался выброситься, но сейчас она была в шоке от устроенной Колей Пинтюком отвратительной сцены. Выпив почти стакан холодной воды, она постаралась взять себя в руки и вернулась за рабочий стол.

– Может, я не вовремя? – ехидно осведомился Андрей Ивасюк, и до Зои наконец дошло, на кого была рассчитана вся эта "цыганочка с выходом". То, что Николай испугался очной ставки, было очевидно. А поскольку лучшая защита – это нападение, жалобу на нее он непременно накатает, можно в этом не сомневаться. Бросив при своем приятеле ей в лицо, что она якобы его соблазняла, он фактически взял его в свидетели крайне неприятного для нее инцидента. Она представила себе, что будет, если такая жалоба попадет к Синицыну, и ее бросило в жар.

– Что с вами, вам плохо? – участливо спросил он.

– Да все нормально уже, – ответила она. Инцидент с пока еще свидетелем Колей Пинтюком совершенно выбил ее из колеи. Тем не менее она продолжила допрос.

Поначалу Ивасюк отвечал на ее вопросы неохотно, но Зоя сумела его разговорить. Охраннику Желябкина и самому было интересно узнать, какая сволочь расстреляла его хозяина, и он предложил "важняку" Василевской свою версию этого убийства, которая ее весьма заинтересовала. Оказалось, что Андрей провел собственное расследование, пытаясь выяснить, кто из обслуживающего персонала кафе мог дать наводку преступникам. По его мнению, это мог быть кто-то из своих, кто хорошо знал образ жизни хозяина, кому было известно, что выручку со всех своих кафе и сети магазинов он хранил в своем личном сейфе. И что было самое для Андрея неприятное, этот кто-то хотел именно его подставить в убийстве владельца кафе, поэтому, собственно, к нему и нагрянули с обыском и, возможно, арестовали бы, если бы разыскиваемый телефон не нашелся у проводившего обыск опера.

– Ну и кто, по-твоему, мог так подставить тебя? У тебя среди персонала кафе есть заклятые враги? – заинтригованно спросила Зоя.

– В том-то и дело, что нет у меня таких врагов. У нас вообще очень дружный коллектив, а кто мог оказаться вольным или невольным наводчиком, я понял только сейчас у вас в кабинете.

– Твой приятель Пинтюк?

– Да какой он мне приятель, – отмахнулся Андрей. – Он просто один из завсегдатаев нашего кафе, причем появился он у нас совсем недавно, недели три назад, и сразу запал на нашу официантку Галю. Нет, вел он себя вполне прилично, не напивался, не дебоширил, к официанткам не приставал, иначе я бы его в два счета выставил. Приходил в кафе только в ее смену, то есть именно Галя его интересовала, а когда добился ее расположения, часто провожал ее после работы домой. Вот я и думаю, что Галка вполне могла ему разболтать все, что знала и обо мне, и о хозяине.

– Так ты подозреваешь, что он использовал вашу официантку лишь как источник информации?

– Есть такие подозрения, – кивнул он. – И я бы никогда его ни в чем не заподозрил, если бы не пересекся с ним сейчас. Ну а как он себя при этом повел, вы видели сами.

– Да уж… – вздохнула она. – А Галина знала, что ты раньше работал в сапожной мастерской?

– Да в кафе все об этом знали. Меня ведь Желябкин прямо из сапожников к себе в охранники взял. Его жена мне как-то заказала на свои сапожки набойки новые поставить, а забирать их ее муж приехал. Он поблагодарил меня за работу и спросил, чего это я в армейском камуфляже сапожником работаю, из армии, что ли, недавно пришел? Я сказал, что да. Ну он и предложил мне пойти к нему работать, ему в кафе как раз охранник новый нужен был. И зарплату мне сразу предложил втрое выше, чем я тогда мог заработать. Так я из сапожной мастерской на его машине к нему в кафе и поехал. В общем, неплохим мужиком был наш шеф, и обязательно надо найти, какая сволочь его замочила.

– С такими свидетелями, как ты, мы убийцу обязательно найдем! – заверила Зоя. – Кстати, Андрей, никто из опрошенных нами жителей близлежащих домов не слышал выстрелов в ту ночь, когда застрелили твоего шефа. У тебя есть какие-нибудь соображения, почему выстрелов никто не слышал, хотя грохот от дуплета из охотничьего ружья мог бы и мертвого разбудить?

– Странно, что выстрелов никто не слышал, – удивился он. – А впрочем, может, и слышал, просто внимания на них не обратил. Я вот что вспомнил: за пару недель до убийства хозяина рядом с нашим кафе какие-то придурки повадились взрывать довольно мощные петарды. Желябкин пару раз даже посылал меня надрать им уши, но они убегали сразу после взрывов, и мне никого поймать так и не удалось. Сейчас вообще эти петарды взрывают все кому не лень, а тут чуть ли не каждую ночь у нас стало бабахать, вот народ и не обратил внимания на выстрелы, приняв их за петарды. Знаете, я в армии на военном аэродроме служил, так поначалу невозможно было спать от рева взлетающих на форсаже истребителей, а через пару недель так к этому привык, что засыпал спокойно под любой грохот. Так что преступники могли специально приучать окружающих к взрыву петард, чтобы потом на выстрелы никто не обратил внимания.

– Очень может быть, – согласилась Василевская. – Но в любом случае уже ясно, что разбойное нападение было хорошо подготовлено и преступники располагали информацией, которую могли получить только от сотрудников вашего кафе. Надо будет допросить эту вашу Галину в первую очередь. Геращенко ее фамилия? – уточнила она, заглянув в предоставленный ей оперативниками список сотрудников кафе.

– Да, Галина Геращенко. Только не говорите ей, что это я вам про нее с Колей рассказал, – попросил он.

– За это можешь не переживать. Твои показания – это тайна следствия, – заверила она. – А мне остается только поблагодарить тебя за помощь следствию. Если тебе еще что-нибудь станет известно по этому делу, можешь мне в любое время на мобильный позвонить. Запиши номер, – продиктовала она.

Завершив второй за сегодняшний день допрос, Зоя с удовлетворением отметила, что ее тактика допрашивать всех, кто имеет хоть какое-то отношение к делу, дала результат. Теперь нужно было продумать тактику допроса Галины Геращенко. Если она действительно наводчица, то станет все отрицать, если же ее использовали втемную, ей нет смысла скрывать, что ее новый поклонник расспрашивал у нее про хозяина кафе и от нее узнал о том, что охранник кафе Ивасюк раньше работал сапожником.

К сожалению, дозвониться Галине не удалось, и Зоя начала подозревать, что та отключила свой мобильный телефон не случайно.

* * *

Для тех, кто выбрал профессию следователя, утро добрым не бывает, потому что утро наступает на смену ночи, а за ночь в городе обязательно произойдет что-нибудь нехорошее – не убийство, так подрез, не разбой, так грабеж. Ночь – любимое время суток для всякой криминальной нечисти: воров, бандитов, насильников и убийц, и хорошего ждать от этой публики не приходится.

Это утро для Зои Василевской началось прескверно. Не успела она переступить порог городской прокуратуры, как ее вызвали в областную, причем срочно – к десяти ноль-ноль она должна была лично явиться к заместителю прокурора области Синицыну, причем причина вызова в телефонограмме не указывалась, что Зое очень не понравилось. Дурные предчувствия ее не обманули.

– Василевская, ты что это себе позволяешь?! – напустился на нее Синицын, как только она переступила порог его кабинета. – Всякое от тебя ожидал, но это уже выходит за все рамки приличия! – он потряс перед ней какой-то бумажкой.

– Вы это о чем, Петр Иванович? – с демонстративным спокойствием осведомилась она.

– О твоем, так сказать, облико-морале. Вот послушай, красавица ты наша, какое впечатление произвели твои прелести на студента третьего курса юридической академии. – Надев очки, Синицын зачитал ей вслух жалобу Николая Пинтюка: "Прошу оградить меня от общения со следователем по особо важным делам Василевской З. Ю., так как у меня с ней сложились личные неприязненные отношения, связанные с ее манерой неприлично для ее возраста и положения одеваться. Как будущий юрист, я вынужден был заметить ей, что сотруднице прокуратуры не пристало носить такое глубокое декольте и такие короткие, как у нее, юбки. На мое справедливое, как я считаю, замечание Василевская в грубой форме унизила мое мужское достоинство и заявила, что я не дорос еще ей указывать, как ей надо одеваться. Пользуясь тем, что мы в кабинете были одни, она продолжала оскорблять меня как мужчину, обзывая импотентом за то, что я не оценил по достоинству ее прелести, которые она мне столь открыто демонстрировала, пока к ней не пришел другой свидетель Андрей Ивасюк. При этом свидетеле я предупредил Василевскую, что мне придется сообщить о ее недостойном поведении вышестоящему начальству, поскольку она не оставила мне иного выхода". Ну и как, Зоя Юрьевна, прикажешь мне все это понимать?

– По-моему, тут и без моих объяснений вам должно быть ясно, что весь этот бред написан с единственной целью, чтобы я больше не вызывала его на допросы. Мой подследственный изложил это в первом предложении, а все остальное – плод его больного воображения. И вам, Петр Иванович, вовсе необязательно было озвучивать его эротические фантазии, – упрекнула его Зоя, готовая сквозь землю провалиться от стыда за прозвучавшие в ее адрес гнусности.

– Нет, вы только посмотрите на нее! – возмущенно воскликнул Синицын. – Я что ли, по-твоему, виноват, что ты одеваешься, как шлюха, потому и жалобы на тебя такие приходят?

– Петр Иванович, если вы старше меня по чину, это вовсе не значит, что вам дал кто-то право меня оскорблять, – с трудом сдерживаясь, чтобы не залепить ему пощечину, с вызовом произнесла она. – А если вы оторвали меня от работы только затем, чтобы обсудить мой гардероб, то на мне сейчас тот же деловой костюм, в котором я вчера проводила допрос этого пасквилянта, что может подтвердить вся наша городская прокуратура. Еще вопросы есть?

– Ты это, Василевская, гонор-то свой поубавь. На тебя жалоба пришла? Пришла. Я должен реагировать на полученный сигнал? Должен.

– Отреагировали? Я могу идти работать?

– Иди уже, – отмахнулся от нее Синицын. После того как он сгоряча обозвал ее шлюхой, о том, чтобы предложить ей вместе сегодня поужинать, теперь не могло быть и речи.

Покинув роскошно обставленный кабинет Синицына, Зоя, пытаясь успокоиться, утешила свое уязвленное самолюбие тем, что поставила хама-начальника на место, и вообще, последнее слово осталось за ней. А вот с гнусным пасквилянтом надо будет разобраться. Вряд ли Николай Пинтюк надеялся на то, что после его жалобы ее отстранят от расследования. Скорее всего, он рассчитывал, что после всей вылитой на нее грязи она больше сама не захочет с ним связываться. Как говорится, "не тронь дерьмо, вонять не будет", но придется, и относиться к этому надо как к издержкам профессии. Как-то же привыкла она не обращать внимания на омерзительные запахи при осмотре разложившихся трупов, хотя поначалу от одного их вида чуть не падала в обморок.

Вернувшись в родные стены городской прокуратуры, Зоя с тоской подумала, что результатом ее деятельности по расследованию убийства владельца кафе может оказаться работа на корзину. Ну, допросит она официантку, за которой якобы ухаживал Пинтюк, и что с того? Даже если эта Галя и даст показания, что он расспрашивал у нее про владельца кафе, ей все равно нечего будет ему предъявить.

Если еще вчера Зоя была уверена, что Николай Пинтюк как-то причастен к этому убийству, и собиралась перевести его из свидетелей в подозреваемые с последующим арестом, то сегодня она уже не была столь категорична. Да, только конченый негодяй мог накатать на нее такую гнусную кляузу, но за это не арестовывают, наоборот, теперь любые ее действия против него могут быть расценены как личная месть. На это, видимо, и был расчет.

История со смартфоном Желябкина, которым с ним якобы расплатился возможный убийца, выглядела вполне правдоподобно, и даже если младший Пинтюк дал следствию заведомо ложные показания, уличить его в этом практически невозможно. Теперь она вполне допускала мысль, что он мог просто придумать всю эту историю с телефоном, чтобы вытащить своего старшего брата-опера из тюрьмы, и надо признать, что обставился он с этим телефоном изящно. Подвез случайного пассажира, особых примет не запомнил, кто такой, не знаю, ищите, господа сыщики, флаг вам в руки…

В общем, запуталась она в этом деле окончательно, и от этого ей стало еще тоскливей. Попав в затруднительное положение, она привыкла обращаться за помощью к Сокольскому, часто выручавшему ее, когда у нее возникали проблемы с расследованием какого-нибудь "глухаря". Сейчас же ей звонить Сергею не хотелось, ведь в этом деле так или иначе оказался замешанным его опер, а Зоя по себе знала, как это неприятно, когда под подозрение в совершении преступления попадает кто-то из твоих коллег. Но она недооценила Сокольского. Тот и без ее просьб сам был заинтересован разобраться во всей этой странной истории, бросавшей тень не только на его подчиненного, но и на весь городской уголовный розыск. Так что раскрыть это убийство стало делом чести для всех оперов, включая и оконфузившегося лейтенанта Игоря Пинтюка.

Занимаясь поиском неизвестного пассажира своего младшего брата, Игорь припомнил, как Николай где-то с месяц назад обратился к нему с просьбой проверить по милицейской базе некоего Олега Коновалова, мол, тот хотел купить у него машину, но Коле он как-то не внушал особого доверия.

Назад Дальше