Он знал, что замок не открыть - он уже пытался сделать это неоднократно. И все же он предпринял новую попытку, использовав самодельную отмычку, изготовленную им из толстой проволоки, вынутой из абажура.
Еду ему принесла нелепо подкрашенная Мейзи, вечно находящаяся "навеселе", сыпавшая, как всегда: "дорогуша", "воробушек" и "глупышка"… Надо сказать, что кормили здесь не только вкусно, а даже изысканно, украшая стол и блюда с таким искусством, как это делают только в первоклассных ресторанах.
Сегодня Мейзи была на редкость молчаливой и какой-то пришибленной, как будто утренний инцидент напугал ее до полусмерти.
У Роджера в комнате не было радио. Только несколько книг и журналов, лежавших на столике, они успели ему надоесть. Он упорно смотрел в сторону деревьев, в душе сознавая, что подобные необоснованные надежды порождены отчаянием. Он проглотил приманку Карози, все прошло согласно его планам, но теперь, когда он попал в логово зверя, он испытывал чувство такой беспомощности, что потерял даже способность думать и трезво оценивать обстановку.
Можно было подумать, что Карози лишил его энергии и изобретательности.
Это был бесконечно длинный утомительный день.
Вечером вошла Мейзи с ужином, задернула занавески и сказала:
- Ох, эта ведьма сегодня невыносима!
Потом она вышла, заперев за собой дверь.
Роджер ел медленно, просто ради того, чтобы чем-то заняться, затем он попытался заставить себя почитать, но вместо этого в его мозгу рождались планы побега, один фантастичнее другого… Это было естественной реакцией на чувство безвыходности. В одиннадцать часов основной свет был выключен, насколько он мог судить, глядя из окна. Кроме охраны все обитатели дома отправились на покой. Роджер снова начал колдовать своей горе-отмычкой, но вскоре сдался: замок не поддавался.
Ему хотелось раздобыть один из кружочков.
Но какой будет прок от этого, если он сумеет раздобыть их даже сотню, но не сумеет отсюда выбраться.
Роджер вернулся к окну. Нервная система начала сдавать, подумал он с раздражением. И все же, пока он жив и находится в доме Карози, он должен выискивать тот единственный шанс, ради которого решился на такую рискованную авантюру.
Нужно только постоянно быть настороже и не упустить возможности, которая может предоставиться в самый последний момент. Вот если он упустит, тогда можно будет говорить о действительном провале.
Он так и не смог заснуть. Была глубокая ночь, когда он услышал какие-то неясные звуки возле своей двери. По ночам его обязательно запирали на ключ. Он лежал совершенно тихо, повернувшись лицом к двери, прищурив глаза. В темноте ничего не было видно, но слух его не подвел; дверь действительно тихонько отворилась, при этом слегка скрипнув. Он ожидал увидеть в проеме свет, но там тоже царил мрак.
И все же он сумел различить бледную призрачную фигуру.
Вот дверь также осторожно закрылась, и вместе с этим он потерял способность что-то различать. Затем он явно услышал шуршание шелка и почувствовал запах терпких духов, которые любила Джульетта.
Он не двигался. Ему ясно представилось лицо девушки, когда она бежала к убитой собаке, странное напряженное выражение во взгляде. И слова Мейзи о Джульетте.
Она была совсем рядом.
- Роджер, - прошептала она еле слышно. - Роджер, проснитесь!
Никто в этом доме не называл его Роджером… Почему же она вспомнила его имя?
- Проснитесь же! - повторила Джульетта, и Роджер почувствовал у себя на плече ее холодную руку, потом ее пальцы вцепились ему в запястье: - Проснитесь!
Он вздрогнул, делая вид, что ничего не понимает со сна.
- Кто тут?.. В чем дело?..
Он поднялся и сбросил ее руки прочь, как бы в испуге.
- Кто это?
- Не шумите! - яростно прошептала она и внезапно навалилась на него, вынуждая снова лечь на подушку. Он почувствовал упругую мягкость ее груди и почувствовал, что если он ее сейчас же не сбросит с себя, ему не выдержать подобного искушения.
Но она сама отпрянула, пробормотав:
- Если он меня найдет здесь, то убьет! Прошу вас, тихо!
Роджер почувствовал, что она совершенно искренна в своих опасениях.
Внезапно зажглась прикроватная лампочка, и Роджер увидел Джульетту.
На ней был надет тонкий, совершенно прозрачный белый пеньюар, весь отделанный кружевами, в котором она выглядела настоящей красавицей. Она подкрасилась, как будто шла на свидание с любовником. Она ему улыбалась, но губы у нее были напряжены, как будто эта улыбка была вынужденной.
В ее глазах горел какой-то мрачный огонек.
- Взгляните на меня! - приказала она. - Внимательно, прошу вас! Разве я чем-то отличаюсь от других женщин? Скажите мне откровенно, уничтожил ли он меня?.. Могу ли я привлечь мужчину?.. Или не могу?
Она быстро распахнула пеньюар.
Она была прямо ослепительна, редко он видел что-либо подобное, только в ее глазах было безумное выражение.
Роджер понял, что наступила та единственная возможность, о которой он так молил небеса, но что при малейшей неосторожности он ее может упустить. Оттолкни он сейчас Джульетту, и она превратится в разъяренную тигрицу. Он не имеет права рисковать, он обязан ей польстить и успокоить ее, сделать все, что угодно, лишь бы она не рассердилась на него. Хотя бы потому, что на ее шее висела золотая цепочка, к которой был прикреплен знакомый ему заветный кружок.
- Ну, так я чем-то от них отличаюсь? - она гордо откинула голову, но губы у нее при этом предательски дрожали. - Говорите же, что во мне не так, как у других?
Роджер ответил нетвердым голосом:
- Отличаетесь? Конечно, отличаетесь, как золото отличается от меди!
Наступила минута напряженной тишины… Он не знал, что она сделает, не был уверен, то ли он сказал, что ей хотелось услышать.
Потом он увидел, как яростный восторг появился у нее в глазах. Она снова прижалась к нему всем телом и замерла, закрыв глаза. Он крепко сжимал ее в объятиях, слушая ее бессвязные отрывистые восклицания. Почему-то в этот момент он почувствовал к ней острую жалость. Она напоминала ему его младшего сынишку Ричарда, который что-то натворив, растерянный и испуганный, приходил к нему излить перед ним истерзанную душу.
И так же, как он делал с Ричардом, он начал осторожно и нежно гладить ее по голове, утешая и успокаивая.
- Он настоящий дьявол, мучает меня, превращая в существо, безразличное к другим мужчинам. Он никогда мне не разрешит жить собственной жизнью.
- Все будет хорошо, Джульетта, маленькая, ты скоро будешь счастлива и беззаботна!
- Я ненавижу его! Ненавижу!.. И буду всегда ненавидеть!
- Он больше не будет мучить тебя, Джульетта!
- Он заставил убить моих собак, моих любимых собак. Он приказал их застрелить!
- Все будет хорошо, девочка! Он больше не сможет этого сделать.
- Он дьявол! Он заставляет людей творить его сатанинские дела. Если они не подчиняются, он их убивает или выкрадывает их жен. Он всегда добивается того, что ему хочется, он убирает с дороги всякого, кто ему мешает!
- Это скоро прекратится, Джульетта!
- Почему вы его не убьете?
Только при этих словах она откинулась назад, как бы сообразив, что практически на ней ничего не одето. Запахнув пеньюар, она вплотную приблизила свое лицо к его лицу и спросила вторично:
- Почему вы его не убьете?
Наступил момент откровения. Но должен ли он сейчас узнать все то, что ему было так необходимо узнать?.. Знает ли она, что замышляет Карози?
Роджер осторожно объяснил:
- Его нельзя убивать до тех пор, пока мы не выясним, что он делает, Джульетта. Потом мы сможем спасти многих людей от тяжких испытаний.
Огонь исчез из ее глаз, она отпрянула от него и с ошеломленным видом спросила:
- Почему я должна спасать других?.. Разве они уж так важны?
- Они помогут тебе стать более нормальной, они…
Это было серьезной ошибкой.
- Нормальной? - закричала девушка, подскочив к нему и ударив его по лицу, затем откинулась назад и зашипела с такой злобой, что ему невольно стало страшно.
- Ты сказал, что я ненормальная? Ты осмелился оскорбить меня? Меня?.. Несравненную женщину Карози! Ну, ты пожалеешь, когда я скажу ему об этом. Я пыталась спасти тебя, я убедила его, чтобы он сохранил тебе жизнь, но теперь я ему скажу, что нашла тебя в своей комнате, скажу ему, что ты пытался меня…
Голос ее становился все более громким и пронзительным. Скоро его будет слышно по всему дому. Она стояла перед Роджером, потрясая кулачками, ее тело била дрожь, прозрачная одежда колыхалась, а красный кружок плясал на ее безукоризненной груди.
Ему было необходимо заставить ее замолчать.
Роджер схватил ее руку и притянул к себе, зажав левой рукой рот, чтобы заглушить крики, а правой сжал ей горло, нажав указательным пальцем на сонную артерию. Сначала она брыкалась и извивалась, но постепенно сопротивление прекратилось, она обмякла в его руках. Он уложил ее в кровать, быстро поднялся, нащупал ее пульс, но ничего не мог понять, потому что сам дышал с большим трудом. Нет, она была жива. Конечно, жива!
Тогда он отыскал замочек на золотой цепочке с красным кружком, раскрыл его, снял цепочку с шеи и опустил в карман своего пиджака, висевшего рядом на спинке стула. После этого он поспешно оделся. Джульетта тихонько зашевелилась, но не проснулась. Он оторвал длинную полоску от подола ее прозрачного пеньюара и на всякий случай обмотал ей лицо, так, чтобы она не могла закричать, подошел к двери, рассчитывая, что если она сумела ее открыть, то он тоже сможет.
Дверь открылась.
Из холла доходил слабый свет.
Он знал, где находится спальня Джульетты и осторожно двинулся к ней, благодаря в душе толстый ковер, заглушавший его шаги. Вытянув шею, он увидел сторожа, сидевшего у двери, дабы у него, Роджера, не возникло желания удрать из дома.
Но в данный момент этот человек не интересовал Роджера. Он дошел до комнаты Джульетты и тихонько заглянул внутрь. Возле кровати горел ночник, кровать была измята. Видно, девушка в ней ворочалась, прежде чем решилась отправиться к нему. Роджер вернулся к себе, поднял Джульетту и отнес в ее комнату, уложил на кровать и прикрыл одеялом.
Она все еще не пришла в себя.
Даже если он и убил ее, ее не найдут до утра, а тогда он уже будет далеко.
Но нужно ли ее убивать?
Когда она придет в себя, сохранится ли у нее прежняя обида к Карози и захочет ли она рассказать ему о случившемся? Или же осторожность заставит ее молчать, опасаясь его гнева?.. Ведь она не сможет отделаться полуправдой. Карози сообразит, что Роджер не мог выйти из своей комнаты и попасть к ней.
Свой пропуск она могла просто потерять.
Роджер еще раз пощупал ее пульс и определил, что забытье еще продлится некоторое время, а после этого она не сразу побежит узнавать, где он находится и что делает.
Нужно ли ее убивать?
Смог бы он ее убить?
Он резко повернулся на каблуках и, осторожно прикрыв за собой дверь, неслышными шагами двинулся вниз по лестнице.
Часовой читал книгу. Он сидел так, что ему было видно начало лестницы и дверь, но до тех пор, пока он не поднимал головы, ему ничего не было видно.
Передумав, Роджер вернулся к себе в комнату за подушкой, затем снова прокрался к лестнице. До половины марша лестницы он мог скрываться от глаз охранника. Спускаясь ступенька за ступенькой, он больше всего опасался, как бы часовой не поднял головы. Но тот, как завороженный, смотрел в книгу, видимо, увлеченный ее содержанием. Наконец нога Роджера коснулась пола. Теперь он двинулся - вбок, чтобы подойти к охраннику сзади.
Он был уже вне поля его зрения, когда сторож, что-то заподозрив, поднял голову. Однако Роджер находился уже так близко от него, что сумел одним прыжком достать человека и схватить его рукой за шею, одновременно зажав подушкой рот. Он почувствовал, как конвульсивно задергалось тело, как перестало сопротивляться, но он долго еще не ослаблял захвата пальцев.
Послышался неприятный хруст. Роджер понял, что он прикончил охранника. Тогда он опустил его на землю, вынул из его кармана пистолет и переложил к себе.
Убедившись, что красный кружок на месте, он подошел к двери и принялся неслышно отодвигать засовы и задвижки. Где-то могла находиться сигнализация. Нужно действовать не спеша, чтобы случайно не задеть ее. Но все сошло благополучно.
Роджер отворил дверь и вышел во двор.
16
Ирландец
Не часто случалось, чтобы детектив-сержант Джилл беседовал наедине с помощником комиссара, и Джилл испытывал благоговейный трепет перед Чартвордом. Но в последние дни в Ярде творилось что-то невообразимое. Так что привычные нормы были нарушены. Случилось так, что прочитав с огромным интересом какое-то донесение, сержант Джилл поднялся с места и по собственному почину вскоре оказался в кабинете Чартворда.
Чартворд не мог скрыть удивления при виде сержанта, но был достаточно вежлив.
- Доброе утро, сержант. Чем могу быть вам полезен?
- Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
- Разумеется. В чем дело?
Приободрившись, Джилл приблизился к столу.
- Я только что прочитал, что старый каторжник, по имени Демстер, две недели назад вышел из тюрьмы, сэр. Он был посажен за шантаж. Подозревался в сообщничестве с Карози. Проще сказать, работал на него. В течение некоторого времени он работал лакеем в доме сэра Мортимера Гранта. Вы помните его, сэр?
- Смутно… Чем он примечателен в настоящее время?
- Он единственный человек из бывших соратников Карози, которого мы сумели выследить. Я организовал за ним специальное наблюдение, решив, что, по всей вероятности, в ближайшем будущем он постарается связаться с Карози. И вот вчера поздним вечером он прилетел последним самолетом из Крейдона в Ирландию. Беттону, осуществляющему наблюдение, удалось попасть на тот же самолет. В Дублине Демстер взял машину и ночью отправился в Килари. Беттон только что звонил оттуда, сэр. Он не имел возможности преследовать машину по дороге, зато попал на утренний самолет до аэропорта, а оттуда уже поехал на машине. В отделении местной полиции ему сообщили, что Демстер утром приехал в Килари, но куда двинулся дальше, неизвестно…
- У Демстера в Килари нет ни друзей, ни родственников?
- Никого, насколько мне удалось выяснить!
- Хм! Пожалуй, мало надежды поймать Карози на такой незавидный крючок… Но, как я понимаю, вам, так же, как и мне, не терпится это сделать! С Вестом дела плохи. Звонила жена… Одним словом, утопающий хватается и за соломинку, так что мы просто не имеем права не использовать и этот шанс. Думаете, Беттон один справится в Килари?
- Сомневаюсь, чтобы было разумно рассчитывать только на него, - ответил Джилл без промедления. - Я хотел просить вас организовать помощь со стороны Гражданской Гвардии. Они там большие формалисты. И болезненно мнительны.
- Я был бы точно таким же, если бы они явились сюда и стали хозяйничать без нашего распоряжения,- умехнулся Чартворд.- Я немедленно переговорю с дублинской полицией.
- Еще один момент, сэр. Демстера выпустили из тюрьмы в тот же день, что и некого Вилли-нытика, который…
- Даже я знаю Вилли-нытика, - улыбнулся помощник комиссара.
- Они с Демстером сидели в одной камере, - объяснил Джилл. - Вы же знаете, как это бывает в заключении, сэр. Они разговаривают гораздо непринужденнее, чем если бы находились на свободе. Демстер мог кое о чем проболтаться Вилли. Поэтому я подумал, что было бы неплохо отыскать "нытика" и…
- Сообщите мне, что вам удастся выяснить у него… Что же нам делать с миссис Вест, а? Как считаете? Стоит ли ее еще раз навестить?
- Конечно, она оценит ваше внимание, сэр. Ну и это ей польстит, разумеется. Но вообще-то она никому не поверит, что Красавчик, мистер Вест - я хотел сказать, может погибнуть.
Дивизионный детектив-офицер отыскал Вилли-нытика в его "отдельной квартире" в темной лачуге около Сотни Арок.
Вилли слезно протестовал и сопротивлялся, когда его вели в полицейский участок. Он же не совершил ничего противозаконного, с тех пор, как его выпустили. Он мухи не обидел!
При виде массивного Джилла, сидящего в зале заседаний участка, Нытик был потрясен, ибо сержант никак не увязывался в его глазах с обликом холеного офицера Ярда.
Все остальные вышли из комнаты.
- Ну, в чем дело? - с напускным возмущением заговорил Вилли. - Я ничего не сделал и мне не в чем признаваться. Можете не воображать!
- Мы вовсе не пытаемся тебе ничего "пришить", Вилли, поэтому спусти пары, - добродушно ухмыльнулся Джилл, - и то, что ты мне скажешь, дальше меня не пойдет. Вот почему я всех отсюда отослал. Сейчас я работаю в Ярде.
- Вы вовсе не заслужили повышения, - с нахальным видом пробормотал Вилли.
- Ты тоже этого не заслуживаешь, - сказал Джилл, протягивая ему сигареты. - На мой взгляд, миленький, сидеть бы тебе и сидеть за решеткой. Но никуда не денешься, тебя выпустили, и ты теперь свободен. В кутузке познакомился со стоящими ребятами?
Вилли закурил.
- Не было ни одного, одна шпана, - проворчал он.
- И ты в том числе? Что-то темнишь, друг. Всегда одни бывают хуже, другие лучше. О Карози доводилось слышать?
У Вилли передернулось лицо.
- Э-э!?
- Карози! Тип, который причинил тебе некоторые неприятности до того, как тебя посадили, - небрежным тоном пояснил Джилл.
- В жизни не слышал про такого!
- Неужели? - вкрадчиво произнес Джилл. - Демстер имел зуб на Карози, разве нет?
- Мало ли что говорил Демстер? Я ничего не знаю о Карози! Так и запомните!
Он порывисто вскочил и уронил сигарету, попытался схватить ее на лету и только обжегся.
- Вилли, ты скверный враль. Ты сидел в одной камере с Демстером. Карози продал его, и Демстер попал как кур во щи за чужие грехи.
- Не тратьте попусту время. Я ничегошеньки не знаю!
- Вилли, - сказал Джилл, - три дня назад на Майл-роуд произошла небольшая кража - срезали дамскую сумочку. Имеется заявление потерпевшей. Тебя видели неподалеку от места происшествия. А ты только вышел из тюрьмы, значит, на мели. Я не стану утверждать, что это твоя работа. Пусть суд решит… Но тебе придется попотеть, чтобы доказать свою непричастность!
- Ты проклятый брехливый фараон! - заорал Вилли. - Да меня и близко там не было! Наплевать мне на дамскую сумочку… Это вовсе не по моей части. Вам не пришить мне этого дела!
- Что говорил Демстер? - спросил Джилл.
- Сказал, что знает, где его отыскать, и как только попадет на свободу, поедет к нему и заплатит за все сполна. Но я-то ему говорил, что только дураки могут связываться с Карози. Он же из него мокрое место сделает!
- А ведь ты никогда даже не слышал про Карози, верно? - насмешливо сказал Джилл. - Ладно, Вилли, проваливай.
Джилла встретил в Гиненском аэропорту высокий краснолицый капитан Гражданской Гвардии, именовавшийся Малуном и отличавшийся неимоверной жаждой и профессиональным восхищением всем английским, включая представителей Ярда.
У него была машина, да еще новая! Огромный сверкающий "Крейслер", оглушающий своим ревом все живое на дурной дороге от Гиненны к югу.
По дороге он восхвалял все английское. Говорил много. И, наконец, сказал: