Поскольку дело касалось бывших "афганцев", кому, как не Всеволоду Михайловичу Голованову с его коллегами, было проще всего выяснить, где и чем конкретно занимались, да и сейчас занимаются, потерявший руку и ногу в Афганистане пенсионер капитан Сиповатый Андрей Игнатьевич со товарищи. По сведениям, полученным от Владимира Сергеевича Рожкова, его бывший командир руководит одним из отделений фонда ветеранов-"афганцев". Необходимо было собрать на него подробное досье, обнаружить связи и контакты с криминальным миром.
Известно уже, что бывший капитан служил в десантных войсках, проявивших активное участие в Панджшерской операции.
Для того чтобы сыщики "Глории", которых хотел привлечь себе на помощь Александр Борисович, более отчетливо представляли суть задания, он постарался максимально подробно, однако и не затягивая времени, дорогого для всех, изложить суть дела с покушением на жизнь заместителя министра иностранных дел, о котором, кстати, уже неоднократно высказывали свое просвещенное мнение, естественно основанное на информации из "закрытых" источников, практически все средства массовой информации. Так что слухов, как водится в подобных случаях, было хоть отбавляй. Кроме опирающихся на подлинную информацию, каковой в общем-то и не имелось.
Но Турецкий рассказал Севе и его товарищам все, что знал на текущий момент, вплоть до покушения на Рожкова, убийства медсестры и странного киллера. А затем вопросительно посмотрел на Голованова, чтобы выслушать и его мнение.
- Я так понимаю, - задумчиво произнес Сева, - что речь, вероятно, идет о второй Панджшерской?
- А какое это имеет значение? - спросил Турецкий, который в силу служебной необходимости бывал в Афганистане и даже пострадал, если так можно выразиться, некоторым образом [См.: Незнанский Ф. Ярмарка в Сокольниках, Операция "Фауст". М., 1996.].
Но он, естественно, не видел необходимости углубляться в тонкости военной стратегии советских генералов, опять-таки если ее можно называть подобным образом, в чем у него было большое сомнение.
- Вообще-то их было шесть. Но самая крупная - вторая. По-моему, и самая засекреченная, так, Демидыч? - обратился Сева к Володе Демидову.
Тот кивнул.
- Это слово "Панджшер" и произносить-то вслух категорически запрещалось, - хмыкнул он наконец, видя обращенные к себе взгляды. - Семнадцатого мая восемьдесят второго началось. Вломили мы тогда Али Шаху…
- Это тому самому, - встрял Филипп Агеев, - который нынче у нас в союзниках пребывает… точнее, - поправился он, - у соседей-таджиков.
- Но там много было десантуры, - заметил Голованов. - Около пяти тысяч человек.
- И вы там тоже, поди, отличились? - с улыбкой спросил Турецкий
- А то! - ухмыльнулся Филя. - Мы в ночь на это самое семнадцатое почти без боя заняли все важнейшие высоты на целый десяток километров от входа в долину!
- Это ж сколько вас было? - почесал затылок Грязнов-старший.
- Ну, не мы одни, - махнул ладонью на Филю Агеева Сева. - Там и "Каскад" трудился. Разведдиверсионные отряды КГБ. Сплошь офицеры. Серьезные дела происходили. Это ж горы, Гиндукуш! А Максуди этот успел там такие укрепления соорудить, что Филя наш только и успевал всплескивать ручонками-то: "Ой, мамочки!" Что, скажешь, не так?
И бывшие "афганцы" рассмеялись.
- Я к тому говорю, что ребятки действовали отборные, тактический воздушный десант. Где-то, по-моему, до двадцати батальонов. А этот ваш Сиповатый, значит, комбатом был?
- Так, во всяком случае, заявил Рожков.
- Ну, я думаю, парни, - обратился к своим Голованов, - особого труда не составит? - и, дождавшись молчаливых кивков, добавил: - Вообще-то капитан - и комбат? Не сильно верится, хотя все могло быть… Ну что ж, тем легче искать… Хорошо, предположим, нашли, а дальше что? Тихо повязать? Или громко шлепнуть?
- Шуточки у тебя, Сева, - по-свойски хмыкнул и Турецкий. - Нет, ребятки, нам его надо определить…
- Ха! - воскликнул неугомонный Агеев.
- Ты чего? - не понял Голованов.
- Слово такое… Помните, как в наше время блатные ссорились? "Ты меня, падла, определил! Перо тебе в бок!"
- Эт-точно! - с интонацией незабвенного товарища Сухова подтвердил Грязнов-старший, чем вызвал новое оживление.
- И тем не менее, - продолжил Турецкий, - первый шаг - это определить его, этого Сипу. Следующий - пройти по следу Рога, то есть Рожкова. Заодно неплохо бы посмотреть, когда и на чем сошлись нынешний заместитель министра и бывший лейтенант из Афгана. Сам Рожков очень осторожен, хотя и здорово напуган этим покушением. Пока сказал немногое, однако наверняка знает столько, что на пару-тройку жизней с лихвой хватило бы. Он же не мог не слышать, о чем и с кем беседует его хозяин! А такое знание вполне может оказаться для него смертельным номером. К тому же нельзя исключить, что он догадывается, скажем пока, кто точит зуб на Каманина, кому тот перешел дорожку. Это, повторяю, если рассматривать вариант покушения или предупреждения самого хозяина, к которому Рожков прямого отношения не имеет, но стал невольной жертвой. Либо второй, упрощенный вариант: ему поручили, а он не справился, хотя в это дело не верится. Вот его и попытались убрать как дерьмового исполнителя. Чтоб рта не успел открыть. Но и в первом, и во втором случае партию одной из первых скрипок в данном концерте наверняка играет Сипа.
- Извини, дядь Сань, - совсем по-домашнему вмешался Денис, - но в некоторых вопросах тебе стоило бы проконсультироваться с Ириной Генриховной. Она у тебя музыкантша и скажет, что так не говорят. Играют первую скрипку. Ты ведь и сам за чистоту жанра!
Народ лукаво хихикнул. Турецкий внимательно и без улыбки посмотрел на Дениса, который также сохранял серьезное выражение на лице, и вздохнул:
- Растут дети… а, Славка?
Грязнов-старший индифферентно пожал плечами, мол, вам интересно выяснять, сами и разбирайтесь.
- Да, - кивнул и Турецкий, - давайте считать пока, что первую скрипку, как заметил высокочтимый Денис Андреевич, в этом скверном деле играет капитан Сиповатый. Но он наверняка не заказчик, а скорее все-таки исполнитель. Надо в этой связи хорошо прощупать его деятельность, - а тут у меня лично практически нет сомнений в том, что мы сможем выйти если не на оружие, то на наркоту, - и его связи. Возможно, откроются заинтересованные лица. Таким образом, мужики, на вас лежит главная в настоящий момент ответственность и моя с Вячеславом Ивановичем надежда. От того, как вы сработаете, будет зависеть и результат дальнейшего расследования. Задача понятна?
- В принципе ясно, - сказал Филя Агеев. - А вопрос можно?
- Филипп! - развел руками Турецкий. - Об чем речь?
- А я к тому, что, может, нам изыскать возможность самим маленько потолковать с этим Рогом? Знаете, мы все же как-никак свои.
- Не уверен, но, если вы сочтете, что это нужно, валяйте. Ты как, Вячеслав?
Грязнов-старший неопределенно пожал плечами:
- Если надо - почему нет? Это их дела… Я думаю в настоящий момент о вопросах финансирования. Нет, не в том смысле, что уж совсем ничего нету, а в том, чтобы побольше.
- И это правильно! - с горбачевской интонацией произнес Филя. - А то некоторые тут нам… подбрасывают!
А это, последнее, уж точно было в адрес Турецкого. Естественно без всяких обид. Или подначек.
- Смотри, Славка, какие парадоксы жизнь выкидывает! - вернулся к разговору в "Глории" Турецкий, когда они с Вячеславом уединились в кабинете ресторана "Узбекистан", где чужих ушей точно не могло быть: это гарантировал "большой человек" - управляющий заведением. У Грязнова с ним был давний и честный договор на этот счет.
- В смысле? - без особого интереса спросил Вячеслав, принимаясь за горячий лагман.
- А в том, что там, в Панджшере, как говорит Головач твой, мы душу вынимали из Али Шаха Максуди, а нынче он едва ли не главная наша надежда в Центральной Азии. Последний заслон между нами и исламистами этими… ваххабитами.
- Ты снова о политике, Саня. А от нее у меня всегда аппетит портится. Но уж если ты иначе не можешь, я скажу, чего думаю… Во-первых, про Максуди. Я смотрел кое-что… Ну то, что мужик головастый, вопросов нет. Он ведь, как говорят, таджик. Этнический. И с Душанбе имеет достаточно прочные контакты. Даже что-то вроде собственной базы в Кулябе, аэродром там и прочее… Но суть сейчас не в этом. Появилось, понимаешь, тут у меня одно соображение… не знаю, как сказать.
- А ты своими словами, - улыбнулся Турецкий, смешно всасывая с высоко поднятой ложки длинную лапшу.
- Никогда не научишься есть по-человечески, - не преминул уязвить Грязнов, расправляясь со своим лагманом быстро и профессионально. - Так вот, этот самый Максуди неоднократно замечен в качестве соучастника среди торговцев наркотой. Не лично, конечно, ты понимаешь, но он наверняка держит это дело под своим контролем. К чему я, спросишь ты?
- Я и спрашиваю, - хлюпая, кивнул Турецкий.
- А к тому, что за время афганской войны у наших с ним, хотя Максуди считался основным врагом, что ли, афганской революции, неоднократно, судя по некоторым документам, происходили контакты. Вплоть до кратких перемирий. И следовательно, среди наших дипломатов, военных я пока не трогаю, наверняка были люди, выходившие на эти контакты, верно?
- Ну?
- И я - так, между делом - поинтересовался, насколько смог, разумеется, досье на замминистра Каманина. И там черным по белому сказано, что наш Егор в ту пору был советником посла. Помнишь, был такой Табеев? Вот у него. Считай, доверенное лицо. Я полагаю, что самому послу, к примеру, контачить с тем же Максуди было, естественно, западло. Пардон, конечно. А вот советнику - почему бы и нет?
- Ну да, - кивнул Турецкий, - как выражается один мой приятель, большой полиглот, пуркуа бы не па? Но к чему сей сон, Слава?
- Ты еще не понял? - удивился Грязнов. - Стареешь, Санек… К тому, если хочешь, что большинство действующих лиц в нашей истории так или иначе имеют хвосты там, в Афгане. И последние события представляются очередной формой, скажем, разборки, которыми чреваты практически все организации наших бравых воинов-интернационалистов. К сожалению.
- Существенная добавка, - покивал Турецкий. - Но если мы с тобой сделаем акцент именно на этих обстоятельствах, то тем более важно достать Сипу и вынуть теперь уже из него душу. Ты ж не собираешься рассчитывать на то, что он расколется по первой же твоей просьбе?
- И по второй - тоже. Следовательно, ставку в настоящий момент мы можем делать только на Севу с его ребятами. И еще, если ты внимательно слушал Рожкова, наверняка помнишь его характеристику бывшего командира: неуравновешенный и жестокий. И дело тут наверняка не только в его инвалидности. Ты вспомни нашу с тобой операцию "Фауст", вспомни генерала Серого, лейтенанта Ивонина и его головорезов. Вспомни, это полезно. Вот он откуда, "афганский синдром"…
- Но, Славка, это ж лишь одна сторона дела! Черная, так сказать. А куда ты денешь того же Головача с его парнями?
- Эх, Саня, да они счастливое исключение. Из гребаных правил. Но они прошли той же тропой и сумеют найти общий язык с тем же Сипой или Рогом. Я бы их, честно говоря, и на Каманина кинул, но… Слишком высоко сидит. А так бы раскололся. Увы, не дотянемся…
- А хочется? - подначил Турецкий.
- Ну, я так бы заметил… - после паузы сказал Грязнов. - Из своей квартиры он вряд ли ведет неслужебные разговоры. Ты понимаешь, о чем я? И тем не менее…
- Ну, что касается санкции, Славка, тут не пытайся даже и мечтать. Но ребяткам мы можем посоветовать. Послушать самим, да? А почему бы нет? Без прокола, как говорится. Исключительно для общей информации. Он ведь и из служебного кабинета не станет обсуждать по телефону важные проблемы. А с глазу на глаз? Нельзя исключать. Интересно же, правда? Вот и пусть бы порезвились. Не ставя нас официально при этом в известность. А вот о полном досье на господина Каманина, тут ты абсолютно прав, надо срочно подумать. С Костиной помощью. Дипломаты нам, конечно, ничем не помогут, скорее наоборот. Каста, цеховой интерес и прочее. Зато парни из "конторы" могли бы…
- А ты нашего друга, а?
- Я уж думаю. Но все равно - только с Костиной подачи. Смотри, молодец, а вот мне почему-то сразу в голову не пришло…
Речь в данный момент касалась их общего знакомого, заместителя начальника Управления собственной безопасности ФСБ, имени которого они старались не называть вслух, а если и приходилось, то звали просто Геной.
- Не уверен, что у нашего друга может найтись какая-либо информация на Сипу, но уж на Егора - наверняка. И это так же верно, как и то, что этот коньяк, Саня, - Грязнов поднял и покачал на свет хрустальный графинчик с коньяком, - таковым по большому счету не является и произведен не в солнечном Узбекистане, а где-нибудь в подвалах этого богоугодного заведения.
- Я не хотел тебя расстраивать, - подтвердил Турецкий, - но твой личный знакомец явно дал пенку. Можешь ему сделать втык, а я тебя активно поддержу.
Грязнов не смог избежать искушения вставить фитиля давнему "знакомцу", который, как хозяин ресторана, обязан был иметь прямое oтношение ко всему, что здесь происходит. До сих пор сбоев не случалось. Но всему, видно, наступает конец, даже идеальным отношениям.
Он нажал на кнопку звонка, и тут же появился официант, молодой, лощеный и поглядывающий на гостей с почти незаметным пренебрежением. Грязнов здесь его видел впервые, значит, из новеньких. И он, по всей вероятности, не очень понимал, почему мэтр лично провел этих посетителей в данный кабинет, распоряжался которым исключительно хозяин. Да вот и заказ они сделали весьма средний по местным понятиям, можно сказать, комплексный обед, без учета магического разнообразия и богатства подлинной узбекской кухни. И вывод для себя официант сделал соответствующий: какие-нибудь районные халявщики-чиновники, которые ни черта в жизни не понимают, однако на подлянку способны.
- Тебя как зовут-то, сынок? - ласково спросил Грязнов. - А то гляжу, твоя личность мне незнакома.
- Леонид, - с насмешливой почтительностью склонил голову официант.
- Ишь ты как! Ну что ж, Ленчик, тебя, поди, так кличут приятели? Погляди-ка сходи, не вернулся ли Рустам Алиевич, а если нет, то попроси заглянуть мэтра своего, Ашурали Ибрагимовича. И сам тоже побудь, сделай, сынок, такое мне одолжение. Ну, иди, иди.
Турецкий доедал, точнее, досасывал лагман, хитро поглядывая на важно откинувшегося на спинку стула Грязнова. Вот ведь и рыхловат уже малость, и огненную свою шевелюру хорошо подрастерял, и без формы, а все равно генералом смотрится. Для тех, кто, в отличие от этого мальчика, понимает, с кем дело имеет.
Открылась дверь, и вошел мэтр, легко кивнул обоим гостям. За ним шагнул излишне спокойный официант.
Грязнов показал рукой на стул, и мэтр с легкой улыбкой присел. На самый краешек.
- Ашурали Ибрагимович, дорогой мой, ты меня хорошо знаешь?
Мэтр лишь прижал руку к сердцу.
- Я разве кого-нибудь обижаю без острой необходимости?
Мэтр развел руками, изображая возмущение самой постановкой вопроса.
- Тогда скажи: зачем меня и моего друга, которого ты также прекрасно знаешь, обижают у тебя, дорогой?
Лицо мэтра стало грозным, и он медленно повернул голову в сторону официанта, с физиономии которого вдруг, как-то сами по себе, стекли жизнерадостные краски.
- Объясни, Вячеслав Иванович. Даже не зная дела, я готов заранее, без каких-либо условий, принять на себя твою обиду и тут ж принести самые глубокие извинения. Прости, я слушаю тебя.
- Я так скажу, - Грязнов сделал пафосный жест рукой, - я прямо при тебе, дорогой Ашурали Ибрагимович, вот сейчас готов выпить один весь этот коньяк прямо из горлышка графина, если твой Леонид покажет мне посуду, из которой наливал сюда. Обещаю! - И Грязнов тоже прижал ладонь к сердцу, склонив голову.
Мэтр осторожно, двумя пальцами, взял хрусталь за горлышко, открыл пробку, поднес графин к носу и понюхал. Аккуратно поставил хрусталь на край стола, при этом его лицо начало багроветь, наливаться яростью. Он так же медленно повернулся к официанту, посмотрел на него, помолчал и наконец произнес:
- Пойди переоденься. Скажи: ты больше у нас не работаешь. Иди. Извини меня, Вячеслав Иванович, я сам сейчас все сделаю. Мерзавец.
Он поднялся, склонил голову и, выходя из кабинета, не глядя, небрежно, но ловко подхватил и унес графин.
Турецкий не успел отреагировать, как уже новый официант принес очередное блюдо, а явившийся следом мэтр, уже безо всякого графинчика, самолично откупорил бутылку коньяка, налил в чистые рюмки Грязнову и Турецкому и чуть отошел от стола, как бы предлагая пригубить, что гости немедленно и сделали, изобразив на лицах полнейшее удовлетворение. Если не восхищение.
- Это что-то новое? - оценил Грязнов. - А, Саня?
- Аромат! - Турецкий поцеловал кончики пальцев, сложенные в щепотку.
- Двенадцать лэт! - провозгласил мэтр. - К шашлыку - ум-м! - и воздел руку, после чего водрузил бутылку на стол.
- Ты скажи… - покачал головой Грязнов. - Азербайджанский? Ай, молодцы! Это ж получается, что поставили его на выдержку еще при советской власти?
Мэтр кивнул с таким выражением на лице, будто и сам еще не решил: радоваться надо этому обстоятельству или печалиться. Но он, сделав движение рукой себе за спину, словно фокусник, достал завернутую в газету явную бутылку. Положил на край стола.
- Пробуйте, уважаемые гости, - почтительно сказал он, - а если не успеете распробовать, можно и потом. - И он тронул кончиками пальцев сверток. - Вячеслав Иванович, каждая обида, даже совсем маленькая, все равно требует удовлетворения. Морального. Верно?
Грязнов с улыбкой кивнул.
- Еще раз извини, дорогой. Всегда рады видеть… И вы нас не забывайте! - последовал полупоклон в сторону Турецкого.
Мэтр достойно удалился, а "гости", переглянувшись, подмигнули друг другу, будто заговорщики, и рьяно накинулись на источающий жар шашлык из телятины, не забывая о коньяке двенадцатилетней выдержки…
Достойно отобедав и приняв дар в счет морального удовлетворения, друзья покинули гостеприимный ресторан. На выходе Турецкий вдруг сказал:
- Знаешь, Славка, я бы на твоем месте воспользовался таким замечательным знакомством и показал, ну, скажем, фотик господина Каманина нашему хозяину. При удобном случае. Чем черт не шутит? А замы министров тоже ведь люди, и ничто человеческое им вроде бы не чуждо.
- А это вполне здравая мысль, Саня. Вдруг, в самом деле, объявится возможное продолжение?
- Умные люди давно заметили, что историй без продолжения просто не бывает.
И они разошлись - каждый в свою сторону: Турецкий отправился направо, на Большую Дмитровку, а Грязнов - налево, на Петровку, 38.