- Лидокаин пятнадцать кубиков внутривенно… Разряд, еще, еще!
Но все было напрасно. Из-за расширенных зрачков глаза мужчины стали черными. Перо кардиографа замерло, рисуя прямую.
- Кордарон внутрисердечно, разряд четыреста!
Раз, два, три, четыре, пять, вдох! Ирина не хотела сдаваться. Кардиограф нарисовал широкий комплекс - сердце умирало. Разряд! Снова толчки и снова прямая, лишь чуть-чуть прыгнуло перо.
- Ирина Николаевна, зрачки расширились, пульса нет, давление - ноль, продолжаем реанимацию?
- Да, разряд четыреста пятьдесят…
- Ирина Николаевна, мы сделали что могли, прошло уже больше сорока минут, дальнейшая реанимация бесполезна.
Вот и все. Время смерти 21.34.
В машине Лидия Федоровна успокаивала Ирину:
- Ириночка Николаевна, вы сделали все правильно, не терзайте себя. Вы не виноваты в его смерти.
- Лидия Федоровна… - Ирина с трудом проглотила комок в горле. - Если бы на моем месте был опытный врач из кардиологической бригады… наверное, пациент остался бы жив. Нужно было…
- Ирочка!.. - Лидия Федоровна дружески потрепала ее по плечу. - Не казните себя. Вы отлично работали, это я вам говорю. Всех спасти нельзя, поверьте. Мы невсемогущи…
Ирина, сдерживая слезы, кивнула, она боялась разреветься прямо здесь, в машине, перед Мишей и Лидией Федоровной.
Всю обратную дорогу она молчала, только перед глазами ползла прямая черта на ленте кардиографа. Ирина вспоминала шаг за шагом все этапы реанимации. Что я сделала не так? Что?!
Николай Щербак
Настроение у Николая было преотвратное. Вчера "Спартак" так бездарно проиграл "Локомотиву"! Смотрели вместе с Севкой Головановым, после этого нажрались с тоски. "Спартак", конечно, уже не тот, за который начинали болеть в золотом детстве, а все равно обидно.
Наутро голова гудела как чугунная. И вот, вместо того чтобы полежать спокойно на диванчике, поправить здоровье, нужно шагать "окучивать" журналистов.
А они, несчастные, вроде совсем даже не страдают, что приходится впахивать в воскресенье. Бегают по коридорам живенькие такие, жизнерадостные, хлопочут чего-то, суетятся. Может, им за работу в выходные приплачивают? Или они по натуре все поголовно трудоголики и мазохисты? Так или иначе, а в корпункте радио "Свобода" народу было полно. Все двери нараспашку, и за каждой - клавиатуры щелкают, мониторы светятся, телефоны звякают, факсы трещат, народ галдит - процесс полным ходом.
Николая встретила секретарша Барбары Леви, симпатичная Лидия, которую Николай про себя сразу же окрестил Лидочкой. Была она низенькой, пухленькой, с ямочками на щеках и маленьким вздернутым носиком - точно не иностранка и, в отличие от госпожи Леви, без всяких фанаберий.
- Барбара распорядилась рассказать вам, как все было, - затараторила она, мило улыбаясь. Вряд ли происшествие с Эренбургом доставило ей удовольствие, просто по жизни Лидочка была девушкой веселой и даже, наверное, легкомысленной. - Так вот, Костю с пробитой головой нашел наряд милиции где-то возле Курского вокзала. Было это примерно часов в десять вечера, может, в половине одиннадцатого. Они вызвали "скорую" и отвезли его в Седьмую городскую клиническую больницу. Он был без сознания. И до сих пор не приходил в себя, я сегодня туда звонила, сказали, что он все еще в реанимации, что состояние у него тяжелое, но стабильное, что, когда он придет в сознание, неизвестно. Но обещают, что все будет хорошо. Вот тут я для вас подготовила… - Она протянула Николаю большой конверт.
В конверте лежала фотография Эренбурга, его визитка с номерами рабочего и домашнего телефонов и несколько листов компьютерных распечаток, - очевидно, статьи Эренбурга или об Эренбурге. Судя по фотографии, журналисту было лет сорок, не красавец: толстый, длинные, до плеч, жидкие волосики, все лицо в мелких шрамах то ли от оспы, то ли от юношеских угрей, близко посаженные глаза, тонкие губы, широкий рот и слишком мясистый нос. Неудивительно, что он работает на радио. На телевидение его, будь он хоть трижды гениальным репортером, не взяли бы ни за что.
- Костя по паспорту немец, - добавила Лидочка. - Но вообще-то он русский, его родители эмигрировали в Германию, когда Костя был маленьким. На "Свободе" он с восемьдесят пятого, а в Москве - в этом году будет десять лет. Журналист Костя просто ужасно талантливый, у него нюх какой-то на сенсации, его репортажи, - она понизила голос до шепота, - имеют та-а-акой рейтинг! Его на Би-би-си звали и на Си-эн-эн - редактором новостей, он не пошел…
- Понятно, - кивнул Николай, - он талантлив, но не тщеславен, а в остальном? характер?.. Мог он, например, повздорить с незнакомым человеком прямо на улице - так, чтобы до драки?
- Да ради бога! И с незнакомым, и со знакомым. - Когда выпьет, с ним вообще лучше не заводиться.
- То есть он пьет.
- Ну не так чтобы пьяница-алкоголик, но выпивает, говорит, что это лекарство от бессонницы и от творческих кризисов.
- Хорошо, а вот тридцать первого июля не знаете чем он занимался, с кем встречался, во сколько ушел с работы, с кем ушел, куда?..
- Ну… - Лидочка смешно наморщила носик, вспоминая. - Днем его не было. Утром тоже не было… Точно, он забежал около шести вечера.
- Значит, он на работе с восьми до пяти не сидит?
- Какой там! Он вообще иногда неделями не появляется, а его пассии целыми днями обрывают телефон. Сколько раз ему говорили: не давай рабочий телефон кому попало, а он продолжает. Говорит, что, когда он работает, его нельзя отрывать, поэтому номер мобильного держит в секрете.
- Он пользуется бешеной популярностью у женщин? - недоверчиво поинтересовался Николай, еще раз взглянув на фотографию.
- Женщины любят ушами. - Лидочка вдруг погрустнела. Очевидно, и она когда-то таяла от чар Эренбурга, отметил про себя Николай. Во всяком случае, говорила она с явным знанием дела. Но что самое интересное, без какой-либо обиды или осуждения.
- И что, дамы из-за него не дрались? Ему самому глаза не выцарапывали?
- Не-а, - снова улыбнулась секретарша, - я же говорю, он профессионал.
- Ладно, - удовлетворился Николай, - значит, он забежал часов в шесть и?..
- Взял какие-то бумаги, сказал, что через пару дней закончит и материал будет просто бомба, спросил, кто ему звонил, и испарился.
- А кто ему звонил?
- Сейчас, у меня, кажется, сохранился тот листок… - Лидочка порылась в ящике стола и протянула Николаю список:
"Наташа - передать, что звонила
Александра - созвониться и перенести встречу на воскресенье
Ирина -
Кира - как договорились
Анна Львовна - перезвонить!
Тамара -
Лера -
Ирина - перезвонит завтра в 9 утра
Альбина - сегодня ничего не получится
Ирина - перезвонит завтра, но в 10".
Рядом с Анной Львовной и Альбиной стояли жирные черные точки.
- Это что означает? - поинтересовался Николай.
- Это Костя. У него привычка такая, помечать важное. Короче, остальных он просто проигнорировал или отложил на потом, а Анне Львовне и Альбине, наверное, собирался перезвонить.
- И кто они такие, вы не знаете?
- Анну Львовну знаю, это его дальняя родственница, троюродная тетка, кажется, Костя живет в ее квартире на проспекте Мира. У Анны Львовны дом под Москвой, и она почти все время проводит за городом. А кто такая Альбина - не в курсе. Может, она ему по делу звонила, а может - очередная интеллектуалка, которая не клюнула с первого раза на его ухаживания. Он таких выделял в отдельную группу. Остальные ему надоедали после первой же встречи, а с этими иногда даже по полгода встречался. Говорил, умная женщина - раритет, на нее никаких усилий не жалко.
- Я возьму список? - попросил Николай.
- Да ради бога, мне он без надобности.
- Лидочка, вы ведь Константина хорошо знали, были у него какие-нибудь привычки? Например, он каждый вечер покупал газету в одном и том же киоске или цветы у одной и той же бабушки, или ужинал в одном и том же кафе, или ходил в шахматы играть к соседу?..
- Костя? В шахматы? - прыснула секретарша.
- Ну не в шахматы, в карты - неважно. Я должен откуда-то начать - выяснить, что он делал в тот вечер, с кем встречался, почему оказался с пробитой головой около Курского вокзала.
- Ну… кажется, он любил пропустить стаканчик в баре, где-то совсем рядом с домом, он что-то такое говорил, кажется, а еще зимой он по вечерам гуляет с таксой Анны Львовны, но сейчас такса вместе с хозяйкой за городом, а еще у него бессонница…
- А деньги он носил с собой? Крупные суммы? Или пользовался пластиковыми карточками?
Лидочка задумалась:
- Я точно не знаю, но, думаю, несколько сотен долларов у него с собой могло быть - ему же приходилось платить за информацию.
- Хорошо, опишите мне, пожалуйста, во что он был одет в тот вечер?
- Одет? А, ну да… В бледно-зеленые джинсы "Кельвин Кляйн", такого же цвета кроссовки "Рибок", чуть более темную зеленую футболку, тоже "Кельвин Кляйн", совсем светлый, но опять зеленоватый пиджак, спортивного такого покроя… "Бенетон", кажется. Потом портфель у него был…
- Да-да, о портфеле особенно подробно.
- Портфель… - Лидочка уставилась в потолок, вспоминая. - Да. Кожаный, вместительный: несколько папок влезает и еще место останется. Черного цвета, потертый немножко - Костя с ним второй год таскается. С двумя ручками: обычной и длинной. Две застежки, серебристые такие, металлические. Между застежками выдавленное клеймо "Anchelotti Ltd." и что-то еще под этим совсем малюсенькими буквочками.
- А что было в портфеле?
- Ну не знаю… Наверняка камера "Никон", Костя ее всегда с собой таскал, хотя радиожурналисту она ни к чему. Потом электронная записная книжка, я видела несколько раз, как он доставал ее из портфеля. Блокноты, ручки, визитки, не знаю… может, шоколадки какие-нибудь - он любил всякие батончики грызть, фляжка с коньяком…
- А деньги, ключи, документы, мобильник, пейджер?..
- Бумажник он носил в кармане, документы тоже, а ключи - вроде бы на цепочке: такая длинная, с карабином, к шлевке на брюках пристегивается, и - в карман, но ключи пропали тоже, мы потом стол и сейф в его кабинете запасными открывали, когда искали материалы по ученым… Телефон тоже на ремне висел, на брючном, а пейджером Костя не пользовался.
- Автомобиль у него имеется?
- Не знаю, нет, наверное. Обычно он ездит на такси.
- Скажите, а напарник у Эренбурга есть… или помощник? Кто-то же ему помогает?..
- Да, в том-то и дело, что нет. Волк-одиночка. Ну иногда, конечно, попросит помощи по мелочам, но такой скрытный - никогда никому не показывал неоконченных репортажей и никогда не отчитывается, куда идет и с кем разговаривать собирается. Он, понимаете, такой опытный и такой профессионал, что никто и не возражал, даже начальство.
- А может, ему кто-то угрожал или он обмолвился, что спровоцировал скандал какой-нибудь?
- Нет, он никогда об этом не говорил. Он вообще о таких вещах не говорил. Поэтому если даже и угрожали, то теперь этого не узнать, пока он в себя не придет.
- Ну спасибо вам, Лидочка, - поблагодарил Николай. - На первый раз, я думаю, достаточно. Но я еще загляну.
- Буду ждать… - смущенно улыбнулась секретарша.
Ирина Сибирякова
Ирина не могла отделаться от мысли, что Кропоткин умер из-за ее неопытности. Когда-то один преподаватель в институте еще на первом курсе сказал почти то же самое, что Лидия Федоровна: мы не можем помочь всем. Смерть пациента - это, к сожалению, нормальное явление. И если совесть твоя чиста, если ты сделал все, что мог, то нужно забыть и продолжать работать. Но врачи тоже люди, и поэтому первый труп запоминают, как правило, на всю жизнь.
Как звали преподавателя, сказавшего это, Ирина уже не помнила. А вот Николая Николаевича Кропоткина она действительно запомнит на всю жизнь.
Домработница назвала его профессором. Интересно, может быть, он тоже был медиком?.. Или филологом, энтомологом, математиком?.. Кажется, в книжных шкафах в кабинете стояли книги по математике… Наверное, у него есть семья, ученики, коллеги…
В ту ночь больше не было вызовов, и при других обстоятельствах такое дежурство можно было бы назвать удачным. Но для Ирины это была самая ужасная ночь - она ни на минуту не задремала, думала, думала, думала. Поэтому утром ее глаза были красные и воспаленные. Нужно было бы поскорее добраться домой, полежать в горячей ванне, выпить снотворного и как следует отоспаться, но она решила напроситься на вскрытие.
Сдала смену и отправилась в Первый городской морг, куда был доставлен труп Кропоткина.
- Здравствуйте, я врач "Скорой помощи", вчера на моем дежурстве умер больной - Кропоткин, мы его привезли сюда около десяти вечера. Я могла бы присутствовать на вскрытии?
Перед Ириной стоял крупный мужчина в грязном белом халате с закатанными рукавами. У него тоже были красные глаза. Наверное, и он всю ночь не спал.
Патологоанатом долго смотрел на нее сверху вниз, словно не понимая, чего она хочет. А затем, дыхнув перегаром, отрезал:
- Нет.
- Нет?! - Ирина даже растерялась. Обычно патологоанатомы были не против присутствия лечащих врачей на секции. - Но послушайте, этот человек…
- Нет! - Он повернулся и пошел в сторону секционной.
Ирина продолжала стоять как пришибленная. Хоть бы объяснил почему… И что же теперь делать?
Она вышла и уселась на лавочку возле морга. Может, к начальству? Должно же быть у этого мужлана начальство. Или подождать, пока он окончательно протрезвеет, и тогда попробовать снова?
Сырая лавка отдавала неприятным холодом. Ирина вздохнула и пошла в сторону автобусной остановки. Завтра еще раз попробую, решила она. Будет другая смена. Труп некриминальный, со вскрытием торопиться не станут, а даже если сегодня вскроют и не удастся присутствовать лично, может быть, дадут посмотреть акт…
- Ира, Иришка, ты?! Да остановись же.
- Вы мне? - не поняла Ирина. К ней приближался неуклюжий молодой человек в веселенькой гавайской рубахе, расстегнутой почти до пупка.
- Совсем зазналась, не узнаешь, не смотришь даже!
- Боря?.. - не без труда вспомнила Ирина. Борис Шаповалов. Учились вроде как вместе, то есть он был на три курса старше, а знакомы оказались, потому что Борис когда-то крутил роман с Ирининой одногруппницей Наташкой Зиминой.
- Можно подумать, я так сильно изменился.
- Нет, я просто…
- С тобой все в порядке? Ты как здесь? Чего вообще поделываешь? Закончила? Устроилась? Может, пойдем кофейку тяпнем? - Борис просто завалил Ирину вопросами, впрочем, наверняка чисто риторическими. Ответов он не ждал и даже не слушал. - Пойдем по кофейку! А я тут судмед… потрошитель, короче. Наташка как? Приткнулась в гастро или терапевтом где-нибудь?
- Погоди, Борис, ты патологоанатом?
- Ну, дык, говорю же.
- Можешь мне помочь?
- Не вопрос. Руки, ноги, черепа - в формалине и без, коллекционные экземпляры, для друзей скидка…
- Боря! Ну пожалуйста!
- Молчу. Слушаю. И повинуюсь.
- Понимаешь, у меня вчера больной умер… Я на "скорой" в линейной бригаде, сердечный приступ, оказалось - инфаркт, мы сами его привезли, а меня на вскрытие категорически не пускают…
- Кофеек. У меня, - отрезал Борис. - И там ты мне все подробненько.
От кофе чем-то сильно попахивало. Несмотря на то что Борис добавил в чашку пару ложек коньяка, пах напиток скорее формалином.
Ирина пересказала свои злоключения еще раз. На этот раз Борис выслушал, даже не перебил ни разу.
- Это заведующий наш, - отрекомендовал он давешнего хама в грязном халате. - Не обижайся, он классный спец, просто человек такой… несимпатичный, короче. Ему легче с мертвыми общаться, чем с живыми.
- Но я хотела узнать, в чем моя ошибка. Боря, он в таком состоянии, ну… как это сказать…
- Ха! - Борис заржал так громко, что Ирина от неожиданности вздрогнула. - Для нашего "папы" это не состояние! Шел ровно?
Ирина кивнула.
- Ну, значит, все в порядке. А утренний перегар… дык, работа у нас такая.
- Борь, ну пожалуйста, можно мне как-то пробраться в секцию?
- Не-а, - мотнул головой Борис. - "Папу" лучше во время работы не злить. Но сдается мне… что протокол вскрытия я смогу достать. Тебя это устроит?
- Конечно! Конечно, устроит! А когда?
Гогот Бориса снова испугал Ирину.
- Ну ты быстрая! Скоро. Телефончик давай и мой запиши. Через пару дней созвонимся… Ты меня на чашку чаю пригласишь… или пива… или…
- Обязательно! - Ирина была так благодарна знакомому, что готова была его расцеловать.
Николай Щербак
Он позвонил в офис и кратко пересказал Денису содержание разговора с Лидочкой. По телефону же обсудили предварительные версии. Напрашивался сразу целый букет вариантов, и Николай озвучил их для шефа:
- Тут либо травма, вызванная опьянением: споткнулся, упал, очнулся - гипс; либо хулиганство: увидели пацаны, например, подвыпившего мужика с портфелем, мужика побили, портфель отобрали, потом выбросили в ближайший мусорник; либо целенаправленное ограбление: кто-то мог сидеть рядом в баре, например, и видеть, что у Эренбурга есть деньги и фотоаппарат наверняка недешевый, потом догнал, дал по башке и смотался; возможен и ментовский беспредел: обшмонали и теперь, конечно, ни за что не признаются… А возможно, его и в самом деле били конкретно, чтобы напугать или вовсе убить, а портфель сперли, потому что там были важные бумаги. Короче, вот что я думаю: надо ненавязчиво поговорить с теми ментами, что Эренбурга обнаружили и отправили в больницу.
- Согласен, - откликнулся Денис. - Сейчас отправлю Севу. А ты обойди бары, в которых мог побывать Эренбург.
- Понял. А квартира, соседи?
- Квартиру и соседей беру на себя, - решил Денис.
Ну и отлично. Настроение у Николая заметно улучшилось. И из шкурных соображений, конечно, - не только ему выходной терять, пускай и Сева тоже повкалывает, сходит в отделение, курирующее Курский вокзал и окрестности (у ментов в воскресенье тоже, между прочим, рабочий день). Но больше из-за того, что все в этом деле так сразу завертелось и заладилось. Глядишь, отыщутся свидетели нападения - и все вообще можно будет прямо сегодня закончить и передать на блюдечке с голубой каемочкой дорогим официальным следователям. И устроить себе выходной среди недели - прямо в понедельник, например.
Воодушевленный такой перспективой, Николай с удовольствием пообедал в "Русском бистро" и отправился на проспект Мира, обходить бары.
Таковых в непосредственной близости от дома, в котором проживал Эренбург, оказалось три. И в первом же Николаю повезло. Бармен узнал журналиста по фотографии и уверенно заявил, что 31 июля вечером Эренбург выпил две бутылки пива "Миллер", ушел около половины восьмого. Бармен, как выяснилось, не отличался феноменальной памятью, просто Эренбург посещал данное заведение регулярно, а завсегдатаев здесь принято знать в лицо.
Размышляя, чем занялся Эренбург с половины восьмого до половины одиннадцатого, Николай зашел еще в один бар по соседству. Просто так, для очистки совести. Но оказалось, что и здесь Эренбурга знают и тридцать первого он тоже тут выпивал. Тоже пиво, но ушел скорее в начале девятого.