"Они", конечно же, видели его вчера и тоже "срисовали" номер, – так что, скрывай – не скрывай, знают. И о том, что в доме одни женщины, а его нет, тоже утром знали наверняка. Так стоит ли усложнять? Проще "убежать" от них, это Турецкий умел и устраивал подобные гонки не раз, и всегда успешно. И когда ехал сюда, внимательно приглядывался к уличкам и переулкам. А потом, ведь в гостинице, он уже отметил, есть свой внутренний дворик, и за определенную плату "южная красотка" позволит ему загнать машину туда…
Зачем он, вопреки своему желанию, забирал Валю из дома? И вообще, разве нельзя было действительно устроить встречу здесь, в квартире? Или настоял на своем, смотался бы в гостиницу, договорился обо всем, что нужно, со своими коллегами и вернулся… Нет, он, что называется, нутром чувствовал, что после сильной стрессовой встряски, Валя нуждается, как говорят ученые люди, в релаксации. И к тому же возможность остаться наедине с ним – это же для нее в данных условиях фактически единственная радость, и отказать ей в такой мимолетной, чисто дружеской, ласке сейчас способен разве что отпетый негодяй. Она должна сейчас постоянно ощущать свою женскую силу, вернуть уверенность в себе, ведь завтра будет труднейший день, и неизвестно еще, как отреагирует ее психика на кладбище. Тут все непредсказуемо, а женская нервная система – область сплошных догадок…
Валя вышла и огляделась. Турецкий приоткрыл дверцу с ее стороны. Она быстро юркнула внутрь. Вот ведь хоть и крупная "девушка", а ее подвижности можно только позавидовать. Турецкий улыбнулся, на миг проскользнули видения прошлого вечера, вызывающе выставленные перед ним ее совершенно изумительные коленки… Он даже потряс головой, чтобы не отвлекаться.
– Что с тобой, голова болит? – забеспокоилась Валя.
– Нет, гораздо лучше.
– А что может быть лучше головной боли? – не поняла она.
– Только любовь, только любовь! – пропел он и оглянулся: показалось, что ли? – Застегни ремень.
Рывком бросил машину вперед, ловко повернул раз, другой и резко остановился с другой стороны дома. Оглянулся. За ним "хвоста" не было, значит, действительно показалось, что у одной из машин мигнули подфарники. И Александр Борисович, по-прежнему поглядывая в зеркальце заднего обзора, помчался в гостиницу "Орион". В любом случае он должен был приехать туда раньше преследователей, если они следили за ним. Но никого подозрительного сзади он так и не увидел, быстро добравшись до гостиницы. Сказал Вале:
– Иди в холл, сядь там и жди меня.
А сам, едва она вышла, завернул за угол дома, где видел ворота во внутренний двор, которые сейчас были открыты, и там разгружалась продуктовая машина. Турецкий по-хозяйски загнал машину в самый угол, закрыл ее и отправился через служебную дверь к любезной хозяйке, чтобы произвести с ней некоторые дополнительные расчеты: как-никак, машина, женщина… она поймет. Охотно поймет.
Так оно и вышло. Правда, хозяйка, которая не упустила возможности представиться "приятному гостю", и назвалась Елизаветой Семеновной, видно было, несколько огорчилась по поводу дамы, ожидающей гостя в холле. Кто ее знает, на что она рассчитывала! Но "Владимир Афанасьевич" намекнул ей, что у него в гостях действительно прямая его родственница, жена двоюродного брата, – он многозначительно уставился на Елизавету Семеновну в ожидании ее "полного понимания". А потом усмехнулся и добавил, что тот собирался не сегодня, так завтра подъехать за ней, а сам он, просто – Володя, не собирается в ближайшие дни покидать столь уютную и гостеприимную гостиницу, да еще с такой замечательной хозяйкой, и поэтому в дальнейшем все возможно… абсолютно все…
Его пронзительный взгляд, определенно "поплывший" от ее прямо-таки осязаемых южных прелестей, утвердил хозяйку в уверенности, что щедрый москвич не забудет своего обещания. Остальные же обстоятельства, в том числе и родственница, уже не имеют ни малейшего значения. И Елизавета Семеновна, просто – Лиза, охотно разрешила той даме, так уж и быть, переночевать в его номере, если ей больше негде. Ну, разумеется, она же прекрасно понимала, откуда эта "родственница", даже успела посмотреть на нее опытным взглядом и подумала, что вкус у москвича все-таки отменный, эффектная дамочка, откуда бы она ни прибыла в город, того стоила…
Александр, естественно, не стал огорчать Валю своими наблюдениями за мыслями хозяйки, а, приведя ее в свой номер, будничным тоном сообщил, что обо всем договорился, и, пока они здесь, она может чувствовать себя здесь совершенно свободно. И еще одна важная деталь: в присутствии посторонних очень желательно, чтобы она называла его Володей Демидовым, – это его имя по паспорту. Ну, а для тех, с кем он встретится немного спустя, он – по-прежнему Саша. У бедной Вали глаза "вылезли на лоб", но Александр, хмыкнув, показал ей документы, выписанные на Демидова Владимира Афанасьевича и с вклеенными фотографиями Александра Борисовича Турецкого. Подобные фокусы Валя действительно видела впервые и долго не могла прийти в себя, глядя на Сашу как на живое чудо.
Чтобы сразу вывести ее из этого состояния смешной прострации, он, уже, можно сказать, привычно, присел перед ней на корточки, прищурился, сжал ладонями ее щеки и сказал прямо из губ в губы, что на острые ощущения, к сожалению, им здесь рассчитывать не стоит. Но зато, молча, они могут вытворять все, что душе угодно. За исключением предосудительных поступков, за которые им самим потом было бы неудобно друг перед другом. К примеру, просто сладко целоваться – не предосудительно, но без всяких задних мыслей, исключительно, так сказать, по-родственному, раз уж ей выпало стать женой его двоюродного брата, о котором он, правда, никогда и не слыхивал… Но надо ж было дать Вале хоть какую-то свободу, раз уж она вырвалась из тисков жестких условностей!
Валя просто засверкала глазами от такого замечательного хулиганства, позабыв, что ей полагается выглядеть траурной и печальной. И, когда все-таки прорывалась эта мысль, она просто тихо "скисала", и Турецкий прекрасно понимал, что происходит в ее душе. И не смешил ее, старался сохранить серьезность, даже хмурился, когда следовало. Короче говоря, создавал для Вали необходимый фон, на котором ей не нужно было бы что-то выдумывать или тереть глаза луковицей.
А по поводу тех пресловутых материалов, добытых Герой, Саша сказал Вале, что как раз сегодня отправил их в Москву, чтобы ни для кого не создавать новой ненужной опасности.
– Когда же ты успел? – Валя ему не поверила, посчитала, что это у него "ложь во спасение".
– Когда? Хочешь подробный отчет? Пожалуйста. Я сегодня и на кладбище успел, и туда, куда срочно потребовалось следователю по особо важным делам, ясно, носик-курносик?
Он так ласково улыбался, что Валя окончательно успокоилась: видимо, эти документы, из-за которых разгорелся сыр-бор, ее крепко напрягали. А теперь с ними покончено, и она об этом знает, и честно ответит об их судьбе любому, кто ее спросит об этом, ну, к примеру, хоть и на том же кладбище. Вот и ладушки…
Конечно, понимал Александр Борисович, что, судя по блеску в глазах буквально тающей женщины, ему не удастся развеять подозрение у Фили с Николаем, будто у него с Валей так ничего и не было, решат, что он хочет утаить от их опытных взглядов очевидное. Что делать, тем более что познакомить их с Валей ему все равно необходимо. Ведь в "Глории" они так и не видели ее, не успели познакомиться, но о ней могла им, бог весть о чем, натрепаться Алевтина. Так что, наверное, лучше, чтоб они все-таки знали от него правду, а не строили веселые догадки. Ну, типа того, как юная жена, только что ставшая вдовой, отдается слишком настойчивому любовнику, но требует, чтобы тот действовал медленно и печально…
Тогда и на кладбище завтра они появятся, может, как случайные прохожие, либо старые знакомые семьи Молчановых, соседи Ксении Александровны, – какая разница, ведь не в пустоте живет человек! Пусть постоят в "толпе" провожающих, – там всего и народу-то вряд ли более десятка соберется. Заодно поглядят повнимательнее, кто из посторонних захочет обратить "пристальное внимание" на траурную церемонию. И "запечатлеют" их – скажем, на память. А потом, если действительно появится такая нужда, но не у своих, а у других провожающих, разумеется, то, чтобы не нарушать принятого на Руси обычая, можно будет посидеть часок-другой в каком-нибудь кафе и помянуть покойного добрым словом…
На сегодня же оставалась лишь одна встреча – с "агентами". Валя знала о ней, и этого достаточно, а после главного разговора с ними и обмена информацией, они отправятся в ресторанчик при гостинице, там она познакомится с ними. На нейтральной территории, так сказать.
Наискосок от номера Турецкого располагался небольшой холл с телевизором и низкими столиками и диванчиками, – очень удобный, но, главное, из него легко просматривались двери номера. В нем Александр Борисович и предложил посидеть Филиппу и Николаю. А Валентину он попросил ненадолго остаться в номере и не выходить из него, а лучше всего, полежать в ванне – дома ей было не до того. Он же зайдет за ней, и они отправятся обедать. Или ужинать, как угодно.
Проходя от хозяйки мимо дверей ресторана, он заглянул туда и приметил очень удобное местечко в углу, за раскидистой пальмой в бочке. И попросил "мэтра" зарезервировать этот столик за ним, мало ли, вдруг народ повалит? Вечер – самое время все для той же релаксации. Но сначала должен был состояться важный разговор о том, что в самые ближайшие дни предстоит сделать его коллегам и помощникам.
Выйдя из номера и попросив Валю запереть дверь на ключ, Турецкий увидел сидящих в холле Щербака с Агеевым. Перед Николаем на столике лежал небольшой кейс. Турецкий усмехнулся: молодец, предусмотрительный. Сам он вряд ли стал бы проверять "акулой" этот холл – на предмет "вредных насекомых", так называемых, "жучков". А Коля ничего не оставляет без внимания.
Увидев спокойные, даже равнодушные, лица, Александр не мог сдержать улыбки: всегда приятно видеть друзей, примчавшихся к тебе на помощь. А их помощь именно сейчас, в осложнившихся условиях, продиктованных необходимостью защищать двух женщин, была крайне желательна. Без них он ничего не смог бы сделать.
Поздоровались кивками так, будто расстались пять минут назад, и Александр Борисович сразу приступил к делу. Он передал Филе ключ от камеры хранения и рассказал про кошелку и про их с Валей вчерашний выход на улицу. Сыщики сдержанно посмеялись.
– А эта Валя… – начал Николай, но фразы не закончил.
– Она самая, – кивнул Турецкий. – Сегодня такое пережила! Она вам расскажет немного позже. А сейчас там, – он кивнул на свой номер, – она ванну принимает, отходит.
– От чего? – с интересом спросил Филипп. – Или от кого? – он хитро уставился на Александра и засмеялся негромко. Турецкий поддержал.
– Да бросьте вы, ребятки, о чем можно говорить в этой ситуации? Жалко ее, очень хороший человечек, умница, с удовольствием вас познакомлю. Завтра похороны, надо, чтоб она держалась.
– Ну, ты уж тоже постарайся, – поддел Филипп с серьезным выражением на лице, – не урони престиж нашей конторы и мужской чести.
– Он постарается, – репликой из фильма "Ко мне, Мухтар!" ответил за Турецкого Щербак. Хорошо, что не в присутствии Вали.
Турецкий рассмеялся: вот же черти, еще, как говорится, и не приехали толком, а уже все знают! Ну, Алька, попадет же тебе однажды за твой язычок! А с другой стороны, каждый защищает себя по-своему, и разве она не права? Увы, такова жизнь. Видно, мысли Александра были написаны на его лице, потому что и сыщики снова дружно рассмеялись. Но на этом веселье и закончилось.
Александр Борисович начал вводить коллег в существо дела, рассказал о первых своих выводах, которые возникли у него после прочтения тех материалов, которые успел собрать, прежде чем его убили, Герман Ванюшин.
Итак, что он успел сделать за время своего пребывания в городе?
Он собрал показания свидетелей и родственников людей, ставших жертвами убийц Краева. Так полагал Гера, очевидно, имея к этому основания. И среди этих материалов, – хватило даже беглого взгляда, – особое место занимали жалобы женщин, пострадавших от действий и бандитов, и самого Краева. И все это говорилось, что называется, прямым текстом, без всяких стеснений. Короче, жуткие картины насилий, учиненных над ними, после похорон убитых бизнесменов. И как только эти женщины несчастные, среди которых были три вдовы, дочь и даже мать одного из покойных, решились поведать Гере о своих несчастьях. Конечно, такие документы – бомба! Правильно делал Гера, что прятал их, попади они в руки местного правосудия, ни одна из "жалобщиц" не осталась бы в живых.
Странно только, размышлял Турецкий, что именно эти материалы Гера так и не передал Меркулову. В чем дело, боялся утечки? Или не считал их достаточно достоверными? Неужели теперь придется все проверять сначала? Адов труд… Да еще и неизвестно, согласятся ли жертвы насильников подтвердить лишний раз свой позор…
Вот это и были, пожалуй, самые "сильные" его материалы, уж на присяжных-то они подействуют!
Была еще в пачке ученическая тетрадка, куда Ванюшин заносил собственные догадки, не предназначенные, видимо, для широкого обсуждения. Даже некоторые планы действий фиксировал в отношении тех или иных свидетелей, либо возможных соучастников. Эти записи показались Александру Борисовичу не менее ценными, в смысле дальнейшей разработки. В общем, Гера словно посвящал своих "продолжателей", будто заранее догадывался о такой вероятности, во все свои планы, коим, полагал, здесь уже не суждено будет осуществиться.
Затем Александр Борисович поведал друзьям-сыщикам о своем разговоре с местным прокурором, высказал неясные пока соображения относительно него: доказательств, с кем он, пока нет.
Особо, разумеется, остановился и на своем телефонном разговоре с бандитами, после чего передал им впечатления, которыми "поделилась" с ним Валентина Андреевна.
Услышав имя и отчество женщины, Филя хмыкнул и небрежно заметил, что, наверное, ее проще называть просто по имени, не так ли? И опять едва не покраснел Турецкий, а Филипп, довольный, ухмыльнулся. Но это все – среди своих, не при ней. Там, в ресторане, за столиком, ребята ни за что не выкажут своего "легкомысленного" отношения к судьбе несчастной вдовы, а вот что касается Александра Борисовича, большого мастера сыска, то тут порезвиться – в самый раз. И без всяких обид. К тому же это еще и необходимая отдушина, не все ж время быть в постоянной готовности и максимально собранным и сосредоточенным!
В конце своей подробной информации Турецкий высказал им соображения о том, как, по его мнению, станут в ближайшее время развиваться события. Более того, он сам же их и спровоцировал, понимая, что этим отвлекает внимание преступников от женщин, которые могут в любой момент стать предметом торговли и шантажа. И попросил напрямую связываться с Максом, который уже получил от него задание по полковнику Краеву. Их желательно прочитать до завтрашнего утра. Если они имеются, конечно. Сам Александр Борисович получить "передачку" от компьютерного бога "Глории", естественно, не мог, а у сыщиков был с собой ноутбук. И после ознакомления с информацией они втроем даже этой ночью могли бы обменяться мнениями относительно того, как Турецкому вести себя с Краевым, на что опираться, а чего не затрагивать, но только намекнуть. В гостинице это сделать можно было без труда. А ехать "всей толпой" на квартиру Молчановых – было бы крайне нежелательно. Хоть наблюдение за ней вроде бы и снято, но поручиться всерьез было нельзя.
А что касается самого Краева, то именно на него, кстати, и ссылается большинство документов, добытых покойным теперь Ванюшиным. Конкретно на эту зловещую, по местным масштабам, фигуру и обратил в первую очередь внимание Герман. По его мнению, это прямо какой-то "страшный зверь", если судить по отзывам тех, кто сталкивался с бывшим начальником областного УБОПа. Ну, и, кроме того, в материалах Геры проходит еще ряд фигурантов, к которым необходимо вернуться и заняться ими вплотную. В частности, один из них – мало кому известный нотариус Шевлаков Никифор Иванович из нотариальной конторы № 52 на улице Серебрякова. Вот его бы хорошо проверить на "вшивость". Именно он и заверял многие сделки, после которых имущество отдельных лиц, занимающихся в городе и области бизнесом, престранным образом становилось собственностью никому неизвестных господ, в свою очередь, чем-то сильно обязанным бывшему полковнику милиции Краеву Корнею Петровичу. Такие вот дела творятся за закрытыми дверьми правоохранительной власти в этих благословенных, южных краях.
Словом, сыщики получили от Турецкого подробную информацию, но на том уровне, который был достигнут стараниями Ванюшина, за что Гера и пострадал.
Александр Борисович видел также материалы предварительного расследования, пообщался со следователем Нарышкиным, которому поручено расследование покушения на Ванюшина. Это полный "нуль" в профессиональном смысле, но, вероятно, очень послушный работник с чувствительным обонянием, но данные "способности" ровным счетом ничего не значили для местной прокуратуры. Ну, заменят там одну версию другой, и будут продолжать тянуть со следствием, поскольку становится очевидным, что в скорейшем раскрытии причин, по сути, убийства московского "важняка" здесь никто не заинтересован. Короче говоря, требовалось форсировать этот процесс, и по возможности отыскать хотя бы исполнителей покушения. Правда, они могут быть известны, один из них, явно издеваясь над вдовой, словно бы проговорился, что они не убили, а тот сам умер в клинике. Их бы и отыскать. Будет словесный портрет одного из них. И Александр Борисович, пользуясь своими возможностями, конечно, постарается помочь им это сделать, но не уверен, что ему не будет сделано категорическое "предложение" немедленно убраться из города, если он не хочет пожертвовать "своими" женщинами. А уж тут риска допускать никак нельзя, придется "послушаться". И на все про все имеется сегодняшний вечер, ночь, ну, и завтрашний день – до окончания процесса похорон. Тут, видно, не любят тянуть с "решениями".
Нельзя не воспользоваться возможностью встретиться с самим Краевым, о дальнейшей судьбе которого Турецкий объявил тем бандитам четко и недвусмысленно. Значит, наверняка захочет посмотреть на самоуверенного следователя, обещавшего его посадить при любых обстоятельствах. Очевидно, что здесь с бывшим полковником никто не осмеливался разговаривать в подобном тоне. Но вот как состоится эта встреча, Турецкий не знал, он просто вызывал в тот момент огонь на себя, рисковал, зато получил некоторое преимущество в гамбите. Во что выльется дальнейшая партия, предугадать трудно. Но в любом случае обеих женщин надо отсюда срочно убирать. А сам он может, в конце концов, перейти и на "нелегальное положение", если удастся, – глаз ведь спускать не будут, пока самолет не взлетит.