И еще подумал о том, что ни минуты не сомневался, что Ник сделает все, чтобы спасти его с Василием. Жалко только, что Василия уже нет.
Попытался было закричать, чтобы привлечь к себе внимание, однако из глотки только вырвался шипящий всхлип, и он, перевернувшись на живот и пересиливая боль, пополз к щелястой двери.
С треском выломав наружную дверь и ворвавшись в просторные полутемные сени, Голованов вдруг увидел в двух шагах от себя оскалившегося боевика с автоматом, выскочившего из дверного проема, который вел в жилые комнаты, и, не давая тому опомниться, в длинном прыжке, вложив в свой кулак всю массу тела, ударил его прямым в голову. Что-то хрустнуло, то ли костяшки пальцев, то ли раздробленная переносица, и боевик, утробно хрюкнув, рухнул на пол.
- Однако! - удивленно хмыкнул лейтенант Камнев и, стащив с себя черную шерстяную маску, тронул ботинком бездыханное тело распластавшегося на полу мускулистого тридцатилетнего мужика.
К этому моменту в самом доме уже стихли выстрелы, что означало конец операции, и он позволил себе пошутить:
- Вы того… если вдруг в Москве не сработаетесь, так у нас место и зарплата инструктора всегда найдутся.
- Учту, - хмыкнул Голованов, вдруг вспомнив времена почти двадцатилетней давности. Нагнулся над боевиком и поднял усовершенствованный "калаш", который тот все еще продолжал сжимать в руке.
И снова хмыкнул, покачав при этом головой. Затвор автомата был уже передернут - и оставалось только нажать на спусковой крючок.
Впрочем, сколько подобных случаев было в его жизни - не сосчитать.
В доме вспыхнул свет, и на порожке, заслоняя собой весь дверной проем, выросла массивная фигура спецназовца в камуфляжной форме. Покосившись на боевика, не подававшего признаков жизни, он посмотрел на автомат в руках Голованова, сделал какие-то свои умозаключения и только после этого взглянул на командира.
Его голос, приглушенный натянутой на лицо маской, казался неестественно глухим:
- Комнаты и мансарда зачищены. Вроде бы больше никого.
- Сколько? - спросил Камнев.
- Четверо. Ваш, - и он кивнул головой на боевика, - пятый.
- Потери?
- Обошлось. Правда, какой-то козел умудрился гранату бросить, но слава богу… - И добавил все тем же приглушенным баском: - Видать, не исключали возможности нападения. Готовились по полной программе. Одних только гранат в ящике на мансарде девять штук лежало. Та, которую успели бросить, десятая.
Слушая спецназовца, делал свои выводы и Голованов. Судя по всему, Аслан все еще надеялся, что Похмелкин-младший попытается спасти захваченных москвичей, потому что, оставаясь у Аслана, те представляли для Ника прямую угрозу, и готовился встретить своего врага во всеоружии. Тем самым он попытался бы поставить хотя бы временную точку в вопросе, кто в этом регионе истинный хозяин.
Мысленно просчитав возможные варианты подобного расклада, Голованов еще раз убедился в том, насколько он был прав, когда настаивал на проведении этой операции.
Впрочем, осадил он сам себя, еще не вечер, да и цыплят по осени считают.
- Аслан в доме? - спросил он, обращаясь к спецназовцу.
Тот покосился на своего командира и пожал плечами.
- Точно пока не знаю, эти козлы только кровью харкают да матерятся, но судя по всему… - он кивнул на азербайджанца, подавшего первые признаки жизни, - вот этот и есть ихний командир.
- А почему он?
- Ну как же! Он и орал больше всех, когда мы в дом ворвались, да и спал в отдельной комнате на кровати, тогда как все остальные на полу.
- Наручники! - приказал Камнев и тут же спросил главное: - Еще в доме кто-нибудь есть?
- В мансарде, на чердаке и на первом этаже, кроме этих пятерых, больше никого. Осталось проверить подвал.
- Вход только снаружи?
- Одна дверь снаружи, другая прямо из дома.
И в этот момент послышался громкий окрик из кухни:
- Командир! В подвале труп!
Что почувствовал в эту секунду Голованов, он бы и сам потом не смог объяснить. Поначалу его словно оглушило, зазвенело в ушах - и он, уже не слыша, что кричит ему вдогонку Камнев, бросился на кухню, откуда вела в подвал вторая дверь.
Почти скатился по ступенькам вниз, отшвырнул вставшего было на его пути спецназовца в маске и почти влетел в просторный, облицовочной плиткой уложенный подвал, который освещала тусклая, серая от осевшей грязи лампочка.
У дальней стены, примотанный веревками за руки к двум массивным кольцам на бетонном потолке, с упавшей на грудь головой, висел покойник.
Залитый кровью обнаженный торс и колотые раны на груди не оставляли сомнений.
Чувствуя, как у него самого холодеют руки, Голованов бросился к трупу, рывком приподнял упавшую на грудь голову…
Уже потом, когда он возвращался самолетом в Москву и рядом с ним сидел в кресле еще не пришедший в себя сын Марины Чудецкой, он с внутренней дрожью и каким-то подкожным стыдом вспоминал этот момент…
Он вгляделся в побелевшее, заострившееся лицо и, еще не веря, что это не Димка, а Василий Первенцев, сглотнул подступивший к горлу комок и шагнул к двери.
"Господи!" - молил он Бога.
Ни слова не говоря, подошел к лежавшему на полу боевику, который буквально хлюпал разбитыми губами в луже собственной крови, рывком перевернул его на спину:
- Где второй?
Тот сразу же понял, о чем, вернее, о ком его спрашивает стоявший над ним мужик, однако вместо ответа только выругался матерно, плюнув в Голованова.
Тяжеленный удар ногой заставил его моментально скрючиться, и, когда Голованов занес ногу для второго удара, почти изрыгнул из себя гортанное:
- В сарае!
- Живой?
- Я… я не знаю. В сарае! Уже на выходе из сеней, на пороге дома, Голованова тормознул Дронов:
- Всеволод Михайлович… не спешите.
Не спешите?..
Голованов вдруг почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри, и тяжелой жаркой волной в голову ударила кровь. Стало трудно дышать.
- Он… что? И замолчал, шаря взглядом по лицу Дронова.
- Да живой… живой ваш Пианист! - успокоил его Дронов. - Но сейчас… Погодите немного.
Живой!
Тысячи раскаленных молоточков, которые еще за секунду до этого молотили в висках, начали понемногу стихать, и Голованов осознал, что может наконец-то вдохнуть полной грудью.
Живой - и это было главное.
Уже осмысленными глазами уставился на лейтенанта:
- Он что, в сарае?
- Был в сарае. Считайте, что едва дышал. Ребята перетащили в автобус, понемногу приводят в чувство. - И добавил, радостно засмеявшись: - Малость спирта дали хлебнуть, сейчас растирку делают. Так что, когда очухается, ящик коньяку с него.
Голованов тоже хотел бы засмеяться, да не смог. И только произнес негромко:
- Так, может, я… Может, помочь что?
- Не надо, - остановил его Дронов. - Сейчас Сергачев с ним работает.
Однако, заметив, как напрягся Голованов, пояснил:
- Да вы не волнуйтесь, Сергачев с вашим Пианистом сразу же в доверительный контакт вошел.
- Но ведь он же, наверное, думает, что мы - это люди Похмелкина?
- Думает, - согласился с ним Дронов. - И никто его пока что в этом разуверять не стал. И как только пришел в себя и смог говорить, то первое, в чем он покаялся, так это что Василий, то есть Вассал, когда умолял Аслана, чтобы тот оставил его в живых, назвал место, где Похмелкин обустроил лабораторию по производству колес.
- И? - подался к нему Голованов. И снова Дронов растекся в белозубой, молодой улыбке:
- Цех мыловаренного завода. Как вы и предполагали.
Дронов покосился на калитку в заборе, через которую просматривался спецназовский микроавтобус, в котором в этот момент с Чудецким "работал" Сергачев, и негромко произнес:
- Считайте, что вы нам здорово помогли, Всеволод Михайлович. Здорово помогли. Я только что связывался с Моисеевым, доложил ему относительно мыловаренного завода, и, думаю, не позже шести утра туда нагрянет "Гром".
Он произнес эту фразу и сам же засмеялся неожиданному словосочетанию: "Нагрянет гром…"
Однако тут же посуровел лицом и негромко спросил:
- Что… действительно Вассала?.. Голованов молча кивнул.
- Жалко, конечно, - подвел итог Дронов, - но…
И замолчал, покосившись на освещенные окна дома. Видимо, хотел сказать, что собаке собачья смерть, или - кто ищет, то всегда найдет, однако постеснялся сорокалетнего москвича, к которому успел прикипеть душой за прошедшую ночь.
- Не знаешь, с Москвой уже связывались? - перевел разговор Голованов, уже винивший себя лично за гибель Вассала. Вот если бы сутками раньше заняться обработкой продажных ментов, то, возможно, и остался бы жив "аризонский" диджей, ставший едва ли не доверенным лицом хозяина ночного клуба. А рассказать он мог многое, очень многое.
- А как же! - вскинулся Дронов. - Только что Моисеев с вашим Замятиным разговаривал. Доложил обстановку, и если накладок никаких не будет, то через пару часов начнем совместную операцию.
Замолчал было, однако тут же пояснил:
- Надо будет взять всех оптовиков и более мелкую шушеру одновременно. Минута в минуту. Чтобы ни один из них не успел свой товар сбросить.
- А что с той партией, которую уже приготовил для отправки Похмелкин?
На лице лейтенанта расплылась сверхдовольная улыбка.
- Не волнуйтесь, здесь все тип-топ. С этим товаром моя группа работает. - И вдруг рассмеялся белозубо. - Не поверите, но, кажется, именно этой партией экстези наш Ник и подписал себе приговор.
- Что, неужто все колеса прямо на заводе держит?
- Хлеще! В своем загородном доме тайник соорудил. И как только мы его возьмем…
Голованов смотрел на Дронова и радовался в душе за этого лейтенанта. Парню не пришлось столкнуться с общероссийским чиновничьим беспределом, с каким сам Голованов столкнулся в недалеком прошлом, и он еще верил в силу закона и справедливость.
Дай-то бог и нашему козляте волка съесть!
Глава восемнадцатая
В Москву возвращались на пятый день после завершения действительно удачно проведенной операции по ликвидации краснохолмской базовой лаборатории по производству экстези. Можно было бы улететь и раньше, однако Голованов не мог появиться перед Мариной без ее сына, и пришлось ждать несколько дней, пока с него не снимут необходимые для следствия показания, пока не будет проведена очная ставка с Похмелкиным-младшим, и так далее, что было необходимо для следствия.
Итак, с Краснохолмском вроде бы все утряслось, однако впереди была Москва, убийство Валерии Лопатко, в котором, как признался в телефонном разговоре Денис Грязнов, оставалось еще много белых пятен и много чего другого. И от всех этих мыслей, не очень-то радостных, несмотря на благополучный исход краснохолмского вояжа, у Голованова портилось настроение, и он старался приглушить сосущее чувство тревоги глотками французского коньяка, бутылку которого перед самым отлетом передал для него Моисеев, а Дронов сунул ее тому в карман.
…Голованов покосился на Агеева, мирно посапывающего в кресле у иллюминатора, перевел взгляд на Чудецкого, который хоть и оклемался немного, после того как уже распростился с жизнью, однако окончательно так и не смог прийти в себя. Судя по всему, с парнем придется провести курс реабилитации, и сейчас ему требовался душевный покой, однако именно этого Голованов и не мог ему позволить. Все эти дни с Чудецким работали краснохолмские опера и следователь областной прокуратуры, он был практически изолирован от Голованова, а Всеволоду Михайловичу необходимо было самому осознать степень вины Чудецкого в убийстве девушки. Причем еще до того, как самолет приземлится в Москве.
Он покосился на сидевшего между ним и Агеевым парня, тронул за локоть:
- Не спишь?
- Какое там! - буркнул Чудецкий и открыл глаза. - Как представлю себе, что все эти дни с матерью творилось, так…
И он безнадежно махнул рукой.
- А ты что же, позвонить ей не мог, когда из Москвы со своим дружком сваливал?
Чудецкий только вздохнул.
- И все-таки? - настаивал Голованов.
- Василий запретил звонить. А чтобы соблазна не было, мой мобильник выбросил.
Парень, кажется, пошел на контакт, причем впервые после того, когда у него едва не вылезли глаза из орбит. Это он узнал, что сосед по номеру в гостинице вовсе не "господин Голованофф", а сотрудник охранного агентства, которому поручено вытащить Пианиста из того дерьма, в которое он попал.
- Может, глотнешь коньячку? - предложил Голованов. - За счастливое освобождение.
Чудецкий отпил глоток, и его лицо стало понемногу оживать.
- Еще глоток? - предложил Голованов.
- Да, спасибо вам.
Убрав бутылку с коньяком в карман, Голованов повернулся к Чудецкому:
- Послушай, Дима, я познакомился с твоей мамой, был у вас дома и… - замялся он на миг, - напрямую заинтересован в том, чтобы вытащить тебя из того, что вы сотворили в Москве.
- Лера?
- Да.
- Но как?! Что я могу сейчас исправить? - вскинулся он, и на его глазах выступили слезы. - Ведь она… теперь ведь ее не оживишь!
- Не оживишь, - согласился с ним Голованов. - Однако я не очень-то верю, что ты мог ее убить.
- Но она… да и Василий…
- А ты мог бы с самого начала?
Чудецкий сглотнул подступивший к горлу комок. Было видно, насколько трудно ему даются эти воспоминания.
- Ну-у в то утро мне позвонил Василий и сказал, что надо срочно лететь в Краснохолмск, где нас с ним уже ждут серьезные люди. Вот. Я сказал ему, что не могу: учеба, мол, и прочее, - тогда он сказал, что едет ко мне и обо всем поговорим дома.
Приехал, мы с ним здорово выпили, и я вроде согласился лететь с ним в Краснохолмск. Но сначала мне надо было встретиться с Лерой, иначе бы она мне этого не простила. Он согласился, и мы поехали к ней. Там выпили еще немного, и я опять сказал, что не могу сейчас бросить занятия ради какого-то Краснохолмска. Это же самое сказала ему и Лера. Вот тогда-то Василий и психанул здорово, он вообще был психопатом. Потом вроде бы успокоился немного и предложил выпить еще. Выпили и… На этом месте Чудецкий попросил глоток коньяка и только после этого смог говорить дальше.
- В общем, когда он меня разбудил, Лера лежала в луже крови, мертвая. И он сказал, что это я… приревновав ее к Василию.
- А ты? Ты-то что?
- Я не помню, ничего не помню.
- Идиот! - вырвалось у Голованова, однако он тут же постарался сгладить закипающие в нем чувства: - А где в это время лежал нож?
- На полу. Рядом с Лерой.
- И?..
- Василий поднял его с пола, завернул в тряпицу и бросил в свою сумку.
- Зачем?
- Сказал, что это теперь тот самый поводок, за который он будет таскать меня за собой, когда надо и куда надо. А если я вздумаю брыкаться…
Голованов, как на последнего идиота, смотрел на сына Марины. Наконец спросил:
- А этот нож… так и остался в той сумке?
- Да.
- А сумка… сумка где?!
- Сумка?.. - пробормотал Чудецкий. - Она… он ее в своем кабинете оставил, в "Аризоне", когда мы в аэропорт ехали.
Теперь уже из горлышка отхлебнул Голованов, подумав при этом, что в жизни везет только дуракам да таким вот наивным придуркам, как сын Марины.
Из телефонного разговора с Грязновым он уже знал, что "Аризона" опечатана, а все вещи, принадлежавшие Первенцеву, изъяты из клуба и дожидаются своего часа в сейфе следователя прокуратуры.
Он откинулся на спинку кресла и только в этот момент, когда вдруг отпустило нервы, осознал, насколько устал за эту командировку.
Открыл глаза, когда стюардесса потребовала пристегнуть ремни. Самолет шел на посадку.
Примечания
1
Пушер - мелкорозничный оптовик (сленг).
2
Крутая тема - трава с повышенным содержанием каннабиолов.
3
Беспонтовка - вещества, не содержащие наркотиков.
4
Литература, книжки, трава - каннабис, марихуана, конопля.
5
Мацанка - пыльца конопли, обладающая более сильным наркодействием.
6
Марфа - морфин.
7
Винт (первитин) - амфетамин более сильного действия, чем эфедрон.
8
Подсадка - наркозависимость.
9
Подсесть на телегу - дойти до края.
10
Мулька - готовый к употреблению раствор эфедрона.
11
Фурик - пузырек с винтом, или "черным".
12
Золотая вмазка - введение заведомо смертельной дозы наркотика.
13
Лошадка - метадон ипетидин. Сильнодействующий синтетический наркотик внутреннего применения, используемый в медицине, в том числе и для лечения наркоманов. Используется наркоманами как средство, помогающее перенести ломку.
14
Штакет - основа косяка - пустая беломорина.
15
Кораблик - отмеренная спичечным коробком стандартная доза конопли.
16
Фенилуксусная кислота необходима для производства наркотиков амфетаминовой группы. Без уксусного ангидрида нельзя сделать ни героин, ни кокаин.