Все-таки чего-то Денис не догонял в этих спортивных сложностях. Спортсмены, как ушедшие на покой, так и полные сил, представлялись ему какими-то инопланетянами, которые стремились вовсе не к тому, к чему стремятся нормальные люди. Как достоинства, так и пороки их казались странными, потусторонними, зазеркальными. Поэтому, чтобы лучше понимать психологию противника (или союзника?), господин Грязнов посчитал нужным найти… кого же, как не психолога! Только психолога - спортивного. Желательно - независимого, не связанного ни с Институтом физкультуры, ни с какой-либо командой. Такого пришлось, правда, искать не через спортивную, а через медицинскую среду. Но частные сыщики, как известно, за время работы обрастают нужными связями в самых непредсказуемых областях человеческой деятельности, а потому поиски не составили особого труда. Психотерапевт с двадцатилетним стажем рекомендовал Денису побеседовать с молодым, но проницательным спортивным психологом Анатолием Малкиным, который состоит в Российской ассоциации психологов и занимается частной практикой. К нему вечно очередь на запись, потому что со своими клиентами он творит чудеса. Неудивительно: ведь он испытал на своей шкуре то, на что ему клиенты жалуются. Сам бывший спортсмен… Бывший олимпийский чемпион по тройному прыжку Анатолий Малкин, ныне спортивный психолог, назначил встречу за крайним столиком возле окна в кафе неподалеку от Суворовской площади, и Денис с облегчением перевел дух: по крайней мере, психолог придет туда своими ногами! Ведь ему настойчиво намекнули, что Малкин покинул спорт в результате тяжелой травмы… После свидания с Валерией, которая с трудом передвигалась по квартире, отравляя общение своими воспоминаниями о былых победах и натужливым мужеством, новых экстремальностей как-то не хотелось. Но дело есть дело, и Денис явился на Суворовскую площадь исправно, даже десятью минутами раньше назначенного времени. Кафе занимало первый этаж старого, должно быть, сталинской постройки дома, расположенного буквой "П" и украшенного недавно побеленными статуями не то партийных работников, не то партизан. Денис занял тот самый столик у приоткрытого по случаю лета окна, из которого открывался очаровательный вид на иссушенный зноем, но все равно зеленый дворик и на пресловутые статуи, которые архитектор расположил в самых причудливых местах. При виде статуй, которые походили на часовых, несущих вахту возле секретного объекта, который давно не существует, Денису почему-то вспомнился старый московский лимерик:
На Лубянке в одном кафетерии
Есть скульптура Лаврентия Берии:
Окруженный орлами,
Он парит над столами
И в еду подсыпает бактерии.
- Вы уже определились с выбором? - любезно спросила официантка Дениса, который поглядывал то на статуи, то в меню, напечатанное на толстой бумаге, тоже какой-то советской, словно для почетных грамот предназначенной.
Мельком отметив, что цены здесь приемлемые, но совершенно не испытывая аппетита, Денис заказал "Аква минерале" с газом, продолжая переживать: а что, если Анатолий Малкин приедет на инвалидной коляске? Возможно такое? Конечно. Разве инвалид не человек, разве он не может назначить встречу в кафе? Нет, Денис ничего не имеет против людей в колясках, просто это очень грустно. Когда он брался за это спортивное дело, то по-мальчишески воображал, что общаться придется исключительно с полубогами, пышущими здоровьем и силой. А тут, извольте: то старики, у которых лучшие годы давно позади, то обломки спортивной славы, выброшенные с вершины жизни на ее обочину. Прямо-таки нехорошие мысли навевает: о бренности всего мирского. "Так проходит слава земная", нуя или вроде того…
Денис так увлекся своими печальными мыслями, так явственно представил бывшего чемпиона мира в тройном прыжке со всеми правдоподобными деталями, вплоть до инвалидной коляски, что, когда напротив него за столик подсел изящный, одетый в черную рубашку (в разгаре лета - с длинными рукавами) и светлые брюки, пахнущий хорошим мужским одеколоном человек, директор "Глории" едва не попросил его занять другое место, потому что за этим столиком у него назначена встреча. Его визави пришлось поздороваться: "Добрый день, уважаемый Денис Андреевич", - чтобы Денис сумел вынырнуть из своих грез и вернуться к действительности:
- Здравствуйте, Анатолий!
- Что-нибудь заказали?
- Только минеральную воду. Очень душно.
- Да-а, погода нас в этом году балует… А я, с вашего позволения, отобедаю. Я ведь тут не случайно: у меня в этом доме живет клиент, чемпион мира по футболу. Я к нему хожу на дом проводить психотерапевтические сеансы. Сеанс начнется в пятнадцать ноль-ноль, так что еще больше часа в нашем с вами распоряжении.
- А что с ним такое? С футболистом?
- Профессиональных тайн не выдаю, - развел руками психолог, и Денис мысленно обругал себя за глупость и бестактность. - Зато можете рассчитывать, что я сохраню и ваши тайны… Дина, будьте добры, я хочу сделать заказ!
Психолог, видимо, был в этом кафе нередким гостем: официантка по имени Дина подбежала к нему с лучистой улыбкой, приберегаемой работниками сферы обслуживания специально для самых перспективных клиентов. Быстро, как дирижер - знакомую партитуру, Анатолий Малкин пробежал глазами меню, удерживая его почему-то не правой, а левой рукой. Ну, что же, может быть, он левша, такое бывает. В некоторых видах спорта, кажется, левши ценятся больше правшей - вдруг это и тройного прыжка касается?
- Томатный суп, шницель и лимонное мороженое, - заказал Анатолий, и Дина с готовностью зачеркала в блокнотике карандашом.
Денис ощутил, что она не осталась равнодушна к бывшему спортсмену с его строгим, сдержанным, но по-мужски привлекательным обликом. Ну вот, по крайней мере, страхи оказались напрасны: Анатолий не калека, он вполне здоров. А травма - ну, бывает же, что и после травмы здоровье восстанавливается…
- Так что же, Денис, вас интересуют психологические аспекты применения допинга? - спросил Анатолий, откинувшись на спинку стула и глядя проницательными карими глазами как бы сквозь Дениса - или прямо в его внутреннюю сущность?
- Меня скорее интересует, - попытался точнее сформулировать вопрос директор агентства "Глория", - почему спорт сам по себе является таким сильным допингом, что люди ради спорта идут на применение допинга.
Вопрос именно в такой заковыристой форме вызрел у Дениса не случайно. Его не вполне убедили рассуждения Игоря Сизова относительно того, что спортсмен не будет принимать никакие таблетки, если будет точно знать, что они нанесут вред здоровью. Кажется, Игорь - особый случай: слишком независим, слишком интеллигентен, слишком рассудителен. Валерия точно знала, видела действие этого вреда на своем теле воочию - и принимала все равно! Принимали и другие, те, чью спортивную карьеру подрубила на корню деятельность лаборатории "Дельта". Так что же это за злое колдовство заставляет людей гробить себя? Или, наоборот, не злое, а чудесное, обворожительное колдовство, ради которого не жалко пожертвовать и здоровьем, и годами жизни, и всем-всем-всем?
- У вас нестандартная точка зрения, - прищурился Анатолий Малкин, - которая имеет право на существование. Знаете, если танцевать от печки, то начинать я, наверное, должен от высказывания основателя современного олимпийского движения, французского барона Пьера де Кубертена: "О, спорт, ты - мир!" Наверняка вы это высказывание слышали, возможно, даже произносили, но вряд ли задумывались: а что оно, по существу, означает? Здесь вступают в действие коммуникативные различия. Для вас, человека, далекого от спорта, оно, по всей вероятности, означает, что спорт - это отдельный, существующий где-то вдалеке и независимо от вас мир. А для типичного спортсмена, представьте, это значит, что спорт для него составляет весь мир. Служащий заменителем того, большого мира, о котором он совсем не задумывается…
Томатный суп, предназначенный Малкину, прибыл одновременно с минеральной водой для Дениса. Аккуратно прикрыв салфеткой колени, Малкин взял ложку - взял, как все обычные люди, правой рукой… Тут-то успокоившегося было Дениса точно по глазам ударило: кисть правой руки торчала как-то неестественно, под острым углом к предплечью. Вокруг запястья толстой розовой змеей обвивался грубый шрам, уходящий под рукав. Только сделав это открытие, Денис обратил внимание, что и сидит психолог как-то неловко, склоняясь вправо, и правое плечо у него выше другого… Директор "Глории" постарался не выдать своих эмоций. Тем более что, в отличие от Валерии Ильиной, несчастье которой окружало ее невидимой, но ощущаемой грязноватой оболочкой, психолог не вызывал ни отвращения, ни сочувствия. Напротив, его словно одевала железная, непроницаемая для чужих чувств броня.
- Я мог бы рассказать вам много историй своих клиентов - конечно, не называя имен, - тихо, ненастойчиво начал беседу Анатолий Малкин, - и все они говорят об одном и том же… Но, боюсь, это будет некорректно с моей стороны. Так что могу провести анализ высказанного вами утверждения на примере собственной биографии. Тут уж меня в нескромности никто не упрекнет…
Малкин - не москвич. Подобно большинству русских олимпийских чемпионов, он родился в провинции - в Петрозаводске. Тяжелое, каменное, промышленное название носит его родной город, и детство Толе вспоминается как нечто серое, тяжелое, беспросветное. Когда ему было пять лет, отец бросил семью, оказав благодеяние жене, которая была вынуждена зарабатывать алкоголику на еду и выпивку, постоянно не высыпаясь и залечивая синяки из-за его ежедневных дебошей. Негативный образ отца оказывал, видимо, давление на психику Толиной матери даже после того, как реальный отец был бесповоротно изгнан. Бдительно следила она за сыном, выискивая в его детских капризах следы взрослой тяги побуянить, в детской мечтательности - взрослую лень. По мере роста сходство с отцом становилось все сильнее… Больше всего опасаясь неблагоприятных отцовских генов, а также действия отрицательного примера в первые годы жизни, мать сочла полезным, чтобы Толя занялся спортом. Сама отвела в детскую спортивную школу. Там его и лениться отучат, и пить не позволят!
В детской спортивной школе все было не такое, как дома: светлое, чистое, внимательное и строгое. От несоответствия среды домашней и спортивной, от тяжести внезапно навалившихся нагрузок Толя сначала оторопел, потом подумал, что, несмотря на то что мама рассердится, надо бежать отсюда скорей. Когда впервые упал на колено, стало так больно, что он не выдержал и заплакал. "Ты чего нюнишь, а? - подмигнул совсем юный, как сейчас понимается взрослому Анатолию, тренер, отозвав Малкина в укромное местечко. - Разве олимпийским чемпионом не хочешь стать? Смотри, если чемпионом, то плакать нельзя. Реву-корову на олимпиаду не пустят". Толя подумал, что если разобраться, то чемпионом стать неплохо бы, и слезы высохли сами собой. Потом он, правда, установил, что точно такие же слова тренер говорил и всем другим мальчикам. Ну, так что же, разве он не прав? Их тут много. Не может же быть так много чемпионов? На всех олимпийского золота не хватит. Но кому именно выпадет славная судьба, тренер знать не может. Поэтому и зовет в чемпионы всех подряд. Все правильно, по-другому и не получится. Вот только ни тренер, ни мальчики-сверстники еще не подозревают, что только Малкин - большеголовый, худющий, не слишком сильный - станет королем тройного прыжка…
Толя до двадцати трех лет не владел ни одним иностранным языком. Он и школу окончил чисто формально: тому, кого тренер признал перспективным, оценки и без контрольных выставят. Хотя с официальной точки зрения тренировки не должны продолжаться дольше четырех часов в день, но фактически все соглашаются с тем, что они длятся часов по восемь, а то и по двенадцать… Да, так вот, насчет иностранных языков: три слова по-английски Малкин все-таки выучил. И слова это были следующие: хоп, степ и джамп . А по-русски - скачок, шаг и прыжок , составные части того, что с определенных пор составляло основное Толино занятие. После разбега (если речь не идет о тройном прыжке с места) спортсмен выполняет скачок, оттолкнувшись от земли толчковой ногой, на которую и приземляется. За ним следует шаг - с толчковой ноги на маховую. А завершается вся эта несложная для постороннего взгляда, но трудная для освоения комбинация приземлением в яму с песком на обе ноги.
Да, для Толи Малкина эти три волшебных слова стоили всего английского языка. Точно так же, как вместо школьной истории Толя изучал историю тройного прыжка: его возникновение, его героев - тех, кто внес вклад в его развитие. Место античной Греции и средневековой Европы у него в душе занимали Шотландия и Ирландия, обитатели которых на своих национальных праздниках впервые придумали состязаться в многократных прыжках. Он не знал, чем знамениты Кромвель и Жан-Жак Руссо, он на полном серьезе верил, что Пушкин и Петр I были современниками; зато ночью его разбуди, он выдаст, какие результаты и в каком году показали Эндрю Битти, Наото Таджима, Юзеф Шмидт. А фотографию двукратного олимпийского чемпиона, бразильца Адемара Феррейра да Силва Толя постоянно носил при себе, находя в нем сходство с собой. Если не внешнее, то внутреннее. Анатолий Малкин еще станет в своем виде спорта чемпионом номер один, как бразилец!
Если вы думаете, что Толю вел вперед чистый романтизм, вы ошибаетесь. С определенного возраста он понимал, что хочет заработать кучу денег и упрыгать своим тройным прыжком из родного Петрозаводска, где все серо и уныло, где никаких перспектив, где никогда не произойдет ни одного счастливого события. Что ж, он имел для этого все возможности! Совмещая в себе малый вес японца и длинноногость бразильца, Толя Малкин был признан самым перспективным и легко допрыгал до Москвы. Московский тренер, который сразу понравился Толе тем, что поставил себя на дружеской ноге и попросил звать его запросто, Михалычем, уверял, что победа у них, считай, в кармане, если потрудиться как следует. Что ж, Михалыч не обманул! На ближайшей олимпиаде Анатолий Малкин, которому едва исполнился двадцать один год, поставил новый мировой рекорд. Ура! А после… Никакого уже тебе Петрозаводска, одни заграничные города. Правда, в них Малкин не видел никаких достопримечательностей, кроме стадионов и гостиничных номеров, но к достопримечательностям он и не рвался. Не возникало потребности на них смотреть. Картины какие-то, тухлые музеи… Кому это надо? Хлюпикам-очкарикам?
Все до того прыжка, последнего. Так готовился, рассчитывал, что это будет второй его мировой рекорд, что это будет прыжок к славе. А оказалось… По чьей-то халатности (так и не выяснилось чьей) в яму был загружен некачественный песок. Перемешанный с камнями. Малкин прыгал первым…
Анатолий помнит, как прыгнул, но не помнил, как приземлился. Он как будто бы превратился в ракету и полетел в голубое небо и далее - прорвав земную атмосферу. Летел, летел в космосе… пока не рухнул на больничную койку. Лечение на Западе дорогое - даже для чемпионов. Поэтому Малкина перевезли в Москву.
Сначала Толя думал, что ничего еще не кончено, рвался поскорее вернуться в строй. В том, что это произойдет, причем в ближайшее время, он не сомневался: как же иначе! Куда же спорт без него и, самое главное, куда же он без спорта? Зачем он тогда нужен? Без спорта в его жизни настала пустота. В больнице процедуры, перевязки, уколы еще как-то помогали заполнить время; но когда они кончались, изо всех щелей выползал страшный вопрос: "Чем заняться?" У обычных людей он не возникает, у них время утекает сквозь пальцы - проблема, напротив, в том, как бы поймать время, удержать, направить на полезные дела. А он, Анатолий Малкин, просыпался по привычке в половине седьмого утра и валялся, бессмысленно созерцая обстановку палаты. То же самое испытывали, он видел, и другие пациенты отделения спортивной и балетной травмы ЦИТО. В обычных больницах люди заполняют образовавшийся досуг чтением, но Анатолий не испытывал потребности в художественной литературе, как и в искусстве вообще. Обычные пациенты разгадывают кроссворды, но Толя практически нигде никогда не учился и был недостаточно эрудирован даже в пределах школьной программы. На худой конец, можно смотреть телевизор, но чемпион Малкин привык смотреть только спорт, а спортивные передачи вызывали колючее недовольство тем, что вот, кто-то побеждает, а его победы из-за травмы откладываются… До каких пор?
Между тем врачи на обходах подолгу задерживались возле малкинской койки и понижали голос, пряча за непонятной терминологией, которой они скупо перебрасывались, что-то зловещее. Гипсовый "ошейник" все не снимали, относительно руки говорили, что срослась она неправильно и нужна еще одна операция… Из Петрозаводска вызвали мать, которая каждый день приходила, внося в палату бестолковую суету: то бессмысленно перекладывала и перетирала предметы на его тумбочке, то принималась рыдать, вспоминая, каким замечательным мальчиком был ее Толечка, то зачем-то совала врачам детские фотографии сына. Мать раздражала, мать оказалась ему чужой. Анатолий испытал большое облегчение, когда она уехала… "Слава богу", - подумал он и вдруг испугался: ведь это же его мама, самый родной для него человек! Если он разорвал связь с нею, то с кем еще у него осталась связь?
С тренером. Да, с тренером. Кто же, как не он, должен позаботиться о своем подопечном? Однако, еще сразу после травмы, Анатолий получил из вольного мира неутешительную весть: тренер не стал оспаривать результаты соревнований, сделал вид, что в травме Малкина виноват он один. Анатолий, как только получил возможность разговаривать по телефону, постоянно названивал тренеру, но тот на вопросы отвечал уклончиво, поскорее старался свернуть разговор, ссылаясь на то, что крайне занят. Долго не казал носа в отделение спортивной и балетной травмы, когда же пришел, держался так, будто оказал великую честь, посетив какой-то грязный свинарник. Брезгливо присел на кончик стула, тщательно вытер пальцы платком. Анатолий, будто в замедленной съемке, наблюдал эти движения. Платок был большой, как треть полотенца, в коричневую и серую клетку. Тренер тер им пальцы как-то мучительно, с колоссальным напряжением, словно вкладывал в это всю испытываемую им неловкость.
- Ты вот что, Толя, - зачастил тренер, - я чего хотел тебе сказать: чтобы ты на меня не рассчитывал. И на финансирование от нашей федерации - тоже. Ну, так получилось, только и всего. Жизнь, по правде говоря, она штука несправедливая, сам понимаешь. Не только взлеты в ней, и падения случаются. Мне, само собой, безумно жаль, что ты в расцвете лет и способностей вынужден уйти из спорта, но сам понимаешь, если платить каждому травмированному…
- Ты что, Михалыч? - не поверил Анатолий. Может, он что-нибудь не так понимает, может, у него после второй операции осложнение на голову? - Как это - уйти из спорта? С чего ты взял? Кто тебе сказал?