– А вы знаете, девушки, – сказал он попросту, поскольку по возрасту обе они годились ему в младшие сестры, – я сегодня успел побеседовать и с главным военным прокурором, и в военной прокуратуре побывать, у Паромщикова. Это, кстати, можете поверить, очень опытный следователь, с которым мне десяток лет назад довелось поработать. В Германии. Когда войска наши на Родину возвращались. И, доложу вам, если б не его жесткий, неуступчивый характер и железная убежденность в правоте закона, мы мало чего добились бы. Да и угрозы были те еще! Со всех сторон сыпались. Должен сказать, Москва тогда железно держала оборону. Ничего, выстояли, выжили, как видите… Это я к тому, что и с вами ничего не случится. Вы, вижу, умные, настойчивые, и, ко всему прочему, что также очень важно, очень милые и симпатичные девушки! Ни черта они с вами не сделают, зубы поломают…
И все засмеялись, словно почувствовав облегчение.
– Нет, я вам скажу, все-таки военная прокуратура, это… – откровенно поморщилась вторая дама – Князева.
Она тоже была совсем не старой, но, в отличие от представительной Царицыной, этакой дамы в теле – явно на любителя монументальных форм, – худощавой, как девушка-подросток. И какая из нее мать? Больше чиновница, недаром же финансами ведает.
– А что вы имеете против нее? – улыбнулся, чтобы окончательно растопить лед неудовольствия, Турецкий. – Люди работают сутками напролет, не щадя живота своего, между прочим.
– Все оно, наверное, так, – неприятным голосом продолжила Князева, – но у нас с ними вот уже который год никак не устанавливается нормальный рабочий контакт. Они словно не желают слышать голос справедливости. Их совершенно не волнует, о чем думают и почему страдают солдатские матери. А судьбы наших детей их не интересуют… В чем заключается главная цель их службы? Наказать нарушителя дисциплины – разве не так? И это – их максимум. Они нередко даже и не пытаются разобраться в истинных причинах подобных эпизодов…
Было понятно: "девушка" тоже привыкла формулировать мысли в стиле модных слоганов. Можно себе представить, какой накал приобретали, к примеру, ее разговоры да хоть бы и с тем же Паромщиковым, – одни голоса чего стоят!
– Все, о чем вы говорите, уважаемая, – Турецкий взглянул на визитку Князевой, – Галина Константиновна, вполне может иметь место, как выражаются бюрократы. Но прошу вас учесть одно немаловажное обстоятельство! Суть вопроса несколько в ином, как мне кажется. Впрочем, возможно, я не прав, убедите меня. Дело в том, что на военную прокуратуру постоянно давит свое же армейское руководство, полагая, что она у него – карманная. А ведь это далеко не так. Конечно, если вы станете активно возражать против моего предложения сотрудничества с ними, мне придется привести еще более веские доказательства того, что иначе просто и быть не может. Потому что я абсолютно уверен: успеха мы достигнем лишь в том случае, если станем действовать рука об руку. Все вместе. Вы, к слову, тоже. Вот вы считаете главным – найти несчастного парня и крепко наказать его обидчиков, правильно?
– Разумеется! – эмоционально откликнулась, сверкнув глазами, Царицына.
– Ну, представьте себе, что мы его нашли. Прямо завтра. А дальше что? Кто будет наказывать виновных? Вы, что ли? А как? Пойдете с развернутыми знаменами и громкими лозунгами? Станете теребить родителей преступников? Прессу поднимете? Ну, покричат. Еще одна комиссия образуется – по изучению вопроса. Мы, – Турецкий обвел рукой присутствующих, в том числе, и Алю, – я хочу сказать, наши сотрудники еще не растеряли навыки профессионального уничтожения врага, чему были отлично обучены в спецназе. Но правильно ли это? И разве самосуд, вообще, допустим? Мы можем только констатировать факт. Вынести его на поверхность и доказать, что все, написанное в письме – не вранье и шантаж, а чистая правда. Не больше! Наказание виновных – это прерогатива государства. Точнее, суда. И, значит? Я вас уверяю, дорогие девушки, – он снова широко улыбнулся, – что все материалы, которые нам удастся добыть, мы просто обязаны будем по закону, – чтобы самим не совершить преступления, – немедленно передать в следственные органы, то есть, в главную военную прокуратуру – по принадлежности. Речь ведь идет о военнослужащем. Вот это и будет нашим практическим результатом. Но вы, полагаю, должны постоянно оставаться в курсе буквально каждого нашего шага. Если пожелаете, конечно.
Царицына многозначительно вскинула бровки и взглянула на Князеву, та утвердительно кивнула.
– Да уж, пожалуйста, вы нас держите в курсе, – сказала Царицына. – Нам важно это знать.
– Мы же и деньги платим, – подчеркнула Князева. – А, кстати, во что обойдется это ваше расследование?
– А этот вопрос вы сейчас провентилируете, как говорится, просчитаете и решите с нашим директором, – Турецкий показал на Голованова, и заметил, как тот слегка нахмурился: Сева ненавидел все эти финансовые расчеты. Но что оставалось делать? Держать марку.
– Еще кофе? – вежливо спросил он.
– Нет, спасибо, – ответила Князева. – Давайте перейдем от слов к конкретному делу.
Это означало, что пора начинать производить денежные подсчеты: сколько – за что.
В кабинете остались директор и посетительницы. Остальные, закончив "представительствовать", отправились по своим делам.
Турецкий с Алей вышли в холл. Она захотела пить, и Александр Борисович полез в холодильник за минералкой.
– Ну, как твое впечатление? – весело спросил он, зная, что его никто, кроме нее, не слышит.
– А ты сам-то что думаешь?
– Понимаешь, они еще молодые, но уже, по-своему, клуши. Но финтить не любят, значит, честные тетки. А вы, я имею в виду твоих коллег, совершаете большую ошибку, не разъясняя им их заблуждений. Да и у самих у вас рыльца порядком в пушку. Никуда не денешься. Не знаю вашего отношения, но по поводу контактов, по-моему, женщины правы. Только вряд ли Игорь это захочет понять правильно. Погоны, девочка, не только ко многому обязывают, в том числе, и к четкому пониманию субординации, но и налагают немало ненужных запретов. А, в общем, я считаю, что ваша задача – постараться немножко перебороть в себе гордыню и идти в массы. Только, желательно, все-таки не в этом платье. Оно мне очень нравится, и на тебе сидит великолепно, но вызывает, как я заметил, жгучую зависть мадам Князевой. А, следовательно, и определенное отторжение. Однако у нее – деньги. Значит, она сегодня главная.
Аля засмеялась.
– И что же у нас будет дальше?
"У нас! Девушка не любит долго размышлять. Похоже, она – человек действия и уже сгорает от нетерпения поскорее миновать путь необходимых условностей. Придется ее переучивать… точнее, учить умению терпеливо ждать и надеяться. В самом деле, не бросать же на дороге… королеву красоты!"
– Ты что-то записала? – серьезно спросил он, уходя от темы.
– Да так, в основном твои соображения. О том, как ты нас защищал.
– Очень хорошо, молодец. Кстати, для твоего сведения: я был в этом вопросе совершенно искренним. Вот и процитируй шефу, если хочешь, прямо сегодня, чтоб показать ему, что мы с тобой времени зря не потеряли. Что ты активно вмешиваешься в процесс расследования. И это тем более важно, что в таком случае Игорь может дать тебе больше самостоятельности, понимаешь? А для чего самостоятельность, тоже понятно, или объяснить на пальчиках? – он с такой проникновенной страстью посмотрел на нее, что Аля немедленно согласилась: да, он продумал все правильно. А то каждый раз надо отпрашиваться…
– А когда мы встретимся? – все же она всему прочему предпочитала конкретику.
– Да как только он сам приставит тебя ко мне – полагаю, для контроля. Он же поймет сегодня, что отношения наши чисты и прозрачны. И успокоится. Машинка-то после твоего звонка к шефу сразу исчезла. Старики подозрительны, Аля. Вот и изображай предельную чистоту намерений.
Странно, но она так же быстро согласилась с ним, как только что почти требовала совершенно противоположного. Отсутствие логики – это, конечно, и есть самое главное качество женской логики…
Турецкий вышел проводить посетительниц к их машине. Хороший, солидный джип. Японец. Значит, и в финансовом отношении организация крепка. Наверняка, фонды всякие помогают, спонсируют, правительство чего-нибудь отстегивает, взносы – опять же… Хотя, как они утверждают, их структура действует на общественных началах. Но ведь в любой, даже самой безликой, общественной организации обязательно должны быть свои функционеры. Те же взносы собирать, отвечать за финансы, контролировать работу, да просто помещение убирать, – а как же!
Подавая руку и подсаживая женщин в машину, Турецкий каждой предложил по своей визитке, сказав при этом, что был очарован. Его улыбка прощала откровенную лесть. Князева, правда, лишь кивнула, но без неприязни. А вот Царицына, напротив, просияла, даже бойко черными глазами сверкнула, сообщив, что ей будет чрезвычайно приятно встретиться еще, чтобы узнать, как движется дело. И вообще, ее очень заинтересовал сам принцип работы частного охранного агентства. Надо было понимать этот пассаж так, что она была не прочь, если бы он лично проконсультировал ее… пару-тройку раз, на сколько у него хватит времени.
Когда они, наконец, уехали, Турецкий еще постоял на улице, прикидывая, почему у него после встречи осталось необъяснимое неудовлетворение? Решил, что, скорее всего, это оттого, что говорили не о том, о чем следовало бы: не о судьбе конкретного солдатика, поскольку о ней толком никто так ничего и не знал, а о своих личных амбициях. Но – достаточно. Надо ведь еще и Альку забросить на Мясницкую, в военную прокуратуру, чтобы она до конца дня успела морально утешить шефа. Как джентльмен, и даже просто приличный человек Александр Борисович был обязан это сделать. И к тому же Турецкий решил, что будет правильно, если он сегодня до конца доиграет роль очарованного восхитительной валькирией мужчины. Ну, то, на что она, возможно, рассчитывает, в смысле, конкретики, это – вряд ли, хотя в иных условиях он непременно воспользовался бы подвернувшейся, такой приятной возможностью, но… Честно говоря, не хотелось обижать Ирку. Дай Бог, чтобы возобновленные хорошие отношения продержались бы как можно дольше…
Но тем не менее проверить и посмотреть на реакцию валькирии следовало бы. В ее, чудесным образом вспыхнувшие, прямо-таки любовные, чувства к нему Александр Борисович, естественно, не верил. Другое дело, когда человек настолько вживается в роль, что сам становится как бы двойником своего героя, – это случается сплошь и рядом. Но чувства такого рода чаще всего носят больше сексуальный характер, а там ничего объяснять не надо. В данном случае Турецкий вполне мог иметь в виду и себя, кабы не эта, очень неудобная штука, которую люди называют "совесть". Вечно она мешает, вечно не вовремя…
И еще висел вопрос: что ж то была за машина? Не верилось в ревность, ну, никак, хоть тресни…
И вот тут Александр Борисович хлопнул себя по лбу и обозвал дураком. Есть же Макс! Он сейчас пробьет по милицейской картотеке ее номер. А потом и найдет хозяина. Макс-то ведь все может!
И станет понятно, откуда взялась та "Лада", случайность это или чей-то определенный прокол?
Глава одиннадцатая ВАЛЬКИРИЯ
Алевтина не считала завершавшийся день неудачным, хотя планы, разумеется, у нее были несколько иными. Не рванул на ней платье, оказавшийся слишком вежливым и стойким, Александр Борисович, а зря, она могла бы сегодня показать ему настоящий класс.
Еще когда она уезжала с Турецким, ее шеф был настроен более покладисто, чем обычно, хотя в нем и чувствовалось раздражение. Но это – понятно, женщину ведь от себя отрывал. Правда, для дела. Наверное, на него с утра подействовало то, с каким пиететом к нему вспоминал прошлое бывший "важняк" из Генеральной прокуратуры, и ко всему прочему, генерал юстиции. Звания, чины, – это ведь в армии свято. Потому, вероятно, обычно брюзгливо ревнивый и совсем не считающий себя старым, полковник был даже терпимым. Криво усмехаясь и не глядя на сотрудницу, – а ведь она за последний год стала ему гораздо ближе его собственной супруги, с которой он прожил в браке почти сорок лет, Игорь Исаевич напутствовал Алю непривычными для него пожеланиями.
– Ты там того… внимательно посмотри, что у них делается. Отказывать им в совместных мероприятиях нам не приказано, как никто не может приказать и посвящать их во все, без исключения, материалы следствия. Но этот Турецкий – ловкий, опытный и тертый мужик, с ним лукавить трудно, почти невозможно. Единственное, на что можно купить, это на бабу. Падок наш ангел, ох, падок! – Паромщиков иронически ухмыльнулся, окинув Алю взглядом. – Я поэтому и говорю, ты – девка видная, а он уже клюнул на тебя, этого ж не скроешь. Притом, имей в виду, как я слышал, ему еще ни одна баба не отказала, да он и сам ни одной стоящей юбки не пропустил, – бабник, каких мало. Оттого и с женой у него постоянные ссоры. Но – живут, тем не менее… А в общем, не теряйся… – И добавил, без всякой логики и словно сердясь: – Что-то и у тебя, гляжу, глазки уже поблескивают!..
Она попыталась было возмущенно возразить, но Игорь Исаевич, который прекрасно знал и, мягко говоря, блудливый характер, и блестящие способности своей сотрудницы – на собственном опыте, – только отмахнулся, будто речь шла о предмете, не стоившем его внимания.
– Да не бери ты в голову! – раздраженно сказал он. – Не ревную я тебя! А молодой да красивой девке – чего ж, непонятно разве? – иной раз до зарезу нужно перепихнуться, извини за… это. Порода ваша женская такая. Ну, и… короче, можешь воспользоваться подвернувшимся случаем. Тебе ж, сама однажды проговорилась, переспать с интересным мужчиной, как через плечо трижды сплюнуть… – Он ехидно хмыкнул, но оборвал свой смешок, заметив, как она снова нахмурилась. – Ладно, ладно, не бери в голову, шучу ведь я, не видишь, что ли? А ты язычок-то свой придерживай, не болтай много… Но постарайся обязательно узнать, чем они там дышат у себя, в своем агентстве. Ты не гляди, что частный сыск, народ там, у него, я проверял, знающий. Профессионалы, разведчики. С большим опытом работы в МУРе…
Аля старалась верить своим первым впечатлениям, а сегодня они у нее были более чем обильные и благоприятные. В своей, часто бестолковой и рутинной работе помощницы, используемой шефом обыкновенно в роли своеобразной секретарши, нередко и с постельным продолжением, Аля не часто встречала действительно интересных для себя людей. Ну, мужчин, которые хоть как-то соответствовали бы ее примерному идеалу друга и любовника. О муже она как-то не думала, – это хлопотно. А потом пример собственной семьи, где отец постоянно собачится с матерью, говорил, скорее, об отрицательном опыте семейной жизни.
Или этот Саша, Сашенька… у которого, – он сам сказал, – жена и дочь-школьница, только учится где-то в Англии, он же наверняка считает себя добропорядочным семьянином, хотя был совсем не против – она ж видела, в глазах написано, – немедленно переспать с ней. И это бы обязательно произошло к восторгу их обоих, если бы… Если бы сегодня у них просто совпали не только желания, но и возможности…
Или, наконец, тот же Паромщиков. Пятеро детей, сорок лет совместной жизни с единственной женой. И вот, на старости, – человеку уже около шестидесяти, правда, физически он совсем не старый, а по-прежнему, как, видно, еще с молодых лет, сильный и тренированный, что неоднократно уже доказывал и ей, – ее шеф вдруг ринулся во все тяжкие. Это он на службе казался постоянно недовольным и несимпатичным внешне, но когда дело касалось ухаживания, умел вести себя так, что Але с ним не было скучно, большой выдумщик, с нерастраченным запасом потенциальных возможностей. Ну, не вышло с семьей, сказал однажды, детей нарожали, а любви не сохранили – скучно. Нет, в принципе, он не был ей в тягость, иначе она бы прекратила эту, не такую уж и обременительную, связь. От которой, точнее, благодаря которой, она имела массу поблажек. Но хотелось чего-то другого, более сильного и яркого, что ли…
И она увидела, что Турецкий почти мгновенно, без всяких усилий с ее, да и со своей стороны, стал для нее Сашей, а это означало, что она, по существу, находится в одном шаге от удачи.
Наверно, поэтому и такое странное, нехарактерное для шефа, его напутствие показалось ей откровенным поощрением за ее совсем не напрасные труды. А посмотреть, послушать и доложить – это было для нее давно уже не новым делом. К тому же и Саша, что ее восхитило в нем, немедленно просек ее задание, и сделал все, чтобы она могла доложить шефу именно то, что тот больше всего хотел бы услышать. Похвалу себе. Уважение его многолетних заслуг. И вообще – сплошные дифирамбы. И тут ей не нужно было кривить душой. Повторяй, как попугай, да принимай благодарно-снисходительные кивки…
А то, что сегодня ничего у нее с Сашей не получилось, хотя лично она была готова без рассуждения принять любой его вариант, Алю не опечалило. В конце концов, правильно подмечено, что чем дольше идешь к желаемому результату, чем извилистей и сложней твой путь к заветной цели, тем большее наслаждение тебя ожидает в конце этого твоего пути…
– Ты бы позвонила шефу и сказала, что возвращаешься, – мягко предложил Турецкий, якобы вовсе не навязывая ей своих соображений.
– Так еще рано, – она взглянула на часики. – Он в это время никогда не уходит.
– Как знаешь…
И она послушалась, позвонила. Паромщиков удивился:
– Что так скоро? – вероятно, он вложил в свой вопрос массу мгновенно возникших подозрений и сомнений.
– Мы хорошо поработали. Александр Борисович предложил мне доложить вам о результатах, и, может быть, получить необходимые указания.
– Да?… Ну, хорошо, я подожду, а то хотел подъехать… тут… недалеко. Ладно, приезжай.
У машины Турецкого были роскошные тонированные стекла. Выскакивать из нее он не станет, отпихивать свою пассажирку в сторону – тем более. Ругаться? А пусть только попробует! И Аля почти с восторгом, понимая, что отказать он ей все равно никак уже не сможет, ибо сам того также страстно желает, накинулась на него и впилась в его губы буквально засасывающим поцелуем. Да со стоном, разрывающим душу. И рука ее с острыми пальчиками решительно впиваясь в напрягшееся тело, прошлась по его ноге, чтоб он узнал и хорошо запомнил, чего на сегодня лишается.
В общем, он обязан был теперь сильно пожалеть, что поступает легкомысленно. И его слегка очумелый вид утвердил Алю в мысли о том, что она права. Мужчина "поехал", и, по идее, сейчас даже малое усилие с ее стороны заставило бы его немедленно поломать все свои планы. Но Аля не стала прибегать к последним, наиболее сильным аргументам, – твердо зная, что никуда он теперь и так не уйдет от нее.
– Вот тебе, – задыхаясь, прошептала она, – это за наш сегодняшний день… за все муки мои… Могу ж я хоть как-то… – она чуть не произнесла вертевшееся на языке слово "отомстить", но передумала и сказала: – отблагодарить тебя…