- Ничего удивительного, - заметил немногословный Плетнев. - Когда у меня… короче, когда у меня это страшное случилось, мне тоже в петлю впору было лезть.
- Сравнил! - не очень-то приветливо пробурчал Агеев. - У тебя жена была, сын… а тут…
- Любил человек, - Плетнев покосился на него, - и продолжает любить.
- Так ты что же… выгораживаешь его?
- Я говорю то, что думаю, - отозвался Плетнев - А насчет "выгораживаешь"? Выгораживать можно, когда человек что-то совершил, а он пока что чист.
- Ладно, все об этом! - остановила Плетнева Ирина Генриховна, почему-то обращаясь к Агееву. - Максим, вы сказали, что это закрытая тема для посторонних, а его водитель? Насколько мне известно от Савельевой, Чижов полностью доверяет ему. И насколько я могу догадываться, он в курсе всех амурных и сердечных дел своего хозяина.
- Даже не сомневаюсь в этом, - подтвердил Макс, вновь запуская пальцы в бороду. - Однако не вижу возможностей подхода к этому шкафу. Он верен и предан своему хозяину, В общем, если вы все еще надеетесь, что он даст какие-то показания на Чижо-ва, то можете сразу же отбросить эту мысль. Не даст! И терять на него время не имеет никакого смысла.
- Так что же у нас остается? - раздраженно спросил Голованов, которому претили все категоричные высказывания и особенно те, в которых сквозило слово "нет".
Он покосился на Ирину Генриховну, как бы говоря тем самым, вы, мадам, выдвинули эту версию, так доводите же ее до конца. И она приняла его вызов.
- Спрашиваете, что остается? У нас остается жена Чижова, Вероника, и если подойти к ней с умом?… В общем, у нее нет никаких оснований выгораживать своего бывшего муженька.
- Кроме тех, - буркнул Агеев, - что она может лишиться материальной поддержки со стороны бывшего мужа в случае его виновности. А на это, дорогая Ирина Генриховна, далеко не каждая дамочка пойдет, причем даже очень мстительная.
В его голосе теперь сквозила скрытая язвинка, и она не могла не заметить ее. И снова подумала, до чего же дебильными становятся мужики, когда в своем маразме впадают в мужскую корпоративную солидарность. Однако тут же постаралась подавить в себе нарастающую неприязнь к защитникам "мужской чести" оскорбленного в лучших чувствах Турецкого и как можно спокойнее произнесла:
- А вот тут, Филипп, позволь не согласиться с тобой. Максим, - повернулась она лицом к бородатому Максу, - как распределены акции в "Веронике"?
- Hy-y, точно сказать не могу, - как бы извиняясь за проявленное упущение, произнес бородатый Макс, - однако знаю досконально точно, что контрольным пакетом акций владеет семейство Чижовых.
- А как внутри семейства распределен этот пакет, не смог бы уточнить?
На это макс только плечами пожал.
- Впрочем, это не имеет особого значения, - махнула рукой - Ирина Генриховна. - Думаю, у всесильного тестя Чижова, который, как мне кажется, и являлся истинным хозяином "Вероники", было предостаточно времени, чтобы разобраться в своем зяте, и умирая, он не обошел своим вниманием и дочь, и внука.
- И когда делились акции… - подсказал Плетнев.
- Да, - подтвердила его мысль Ирина Генрихов-на. - Думаю, и его дочь, и внук не остались внакладе.
- Считаете, что она не зависит от него, то есть от Артура, материально?
- Даже не сомневаюсь в этом.
- В таком случае вам и карты в руки, - подал голос Голованов.
- Не поняла.
- А чего тут понимать? Вы сами только что доказали, причем довольно убедительно, что с Чижовой можно работать, значит, вам и карты в руки. Не станет же обхаживать эту дамочку Агеев или тот же, Плетнев. А женщина с женщиной всегда общий язык найдет. Тем более, что дамочка эта после развода в четырех стенах себя не заперла, и есть, информация, что она чуть ли не ежедневно посещает фитнес-клуб на Кутузовском проспекте.
- Значит, вы предлагаете, чтобы я вплотную занялась Вероникой?
- Совершенно точно.
- Что ж, хорошо, - пожала плечиками Ирина Генриховна. - Но вас, Всеволод Михайлович, я попросила бы взять на себя самого Чижова.
На том и сошлись.
Когда оперативка закончилась, Ирина Генрихов-на подошла к Голованову.
- Сева, я насчет вчерашнего ЧП с Филей. Это что… действительно настолько все серьезно?
Голованов тяжело вздохнул и развел руками.
- Не знаю, у самого голова кругом идет.
- И?…
- Разумного ответа пока что не нахожу.
Судя по всему, она ждала совершенно иного ответа, и на ее лице застыла маска с трудом скрываемой тревоги.
- Так может собраться всем вместе и проанализировать все дела, которые ведет Филя?
- Разумно, - согласился с ней Голованов. - Однако не будем бежать впереди паровоза и раньше времени горячку пороть. Подождем, что покажут "пальчики".
- Но ведь это так долго:
- Ребята из ЭКЦ обещали заняться этим в первую очередь. Я уже говорил с ними.
Легко сказка сказывается, да трудно дело делается. Ирина Генриховна знала, что годовой абонемент в более-менее приличный фитнес-клуб стоит не менее тысячи долларов, но когда узнала, сколько берут с любителей здорового образа жизни в клубе, который посещала Вероника Чижова, у нее, сразу же появилась отрыжка к рекламе, в которой говорится, что в здоровом теле здоровый дух. И ей тут же захотелось совершенно иного образа жизни - по крайней мере, дешевле будет. Однако надо было каким-то макаром выходить на контакт с Чижовой, и Ирина Генриховна вынуждена была перетрясти добрую половину своих друзей и знакомых, чтобы ее свели с директором или хотя бы главным тренером клуба. Причина - ищу подходящий для себя клуб, однако цены кусаются, и не хотелось бы бросать деньги на ветер.
Заместитель директора фитнес-клуба на Кутузовском проспекте, довольно интересный, но при этом далеко не спортивного сложения шатен, поначалу удивился желанию довольно красивой и не менее эффектной дамы "просто посмотреть" его заведение, так как она еще не определилась, на каком клубе остановиться, но когда ему представили "госпожу Турецкую", как жену следователя по особо важным. делам при Генеральном прокуроре России, сразу же все стало на свои места. Ей не только устроили "обзорную экскурсию" по клубу, но даже попросили ее "более плотно" присмотреться к клубу, чтобы самой убедиться в том, что она пришла в одно из лучших подобных заведений Москвы.
Ирина Генриховна довольно милостиво приняла это предложение и уже на следующий день, в одиннадцать утра, стала понемногу преображаться в светскую львицу, для которой важен не только здоровый дух, но и здоровое тело. В это время на парковочной стоянке клуба уже поблескивал лакированными боками темно-синий "Форд" Вероники Чижовой.
Впечатляющий не только своими размерами, но и сверхсовременным оборудованием тренажерный зал в этот час дня был практически пуст, и Ирина Генриховна без особого труда вычислила из четырех женщин, двум из которых не было еще и тридцати лет, жену Артура Чижова и выбрала для начала "беговую дорожку" почти рядом с ней. Милостивым кивком головы поблагодарила изысканно-внимательного шатена за оказанную любезность и вспоминая преподанные ей уроки десятилетней давности, когда появившиеся в Москве фитнес-клубы только-только входили в моду, сделала первые шаги…
"Господи милостивый! - пронеслось в голове. - Мне-то зачем все это, дуре старой?"
Она "бежала" по ленте, а в памяти яркими сполохами вспыхивали поминания едва ли не годичной давности, когда она заявила Турецкому, что наконец-то приняла окончательное решение и уходит из Гнесинки, где она на протяжении многих лет вела класс фортепьяно, уже не видит себя и свою дальнейшую жизнь вне сыскной деятельности "Что, начиталась бабской детективной беллетристики?" - с иронической ухмылкой на губах, спросил Турецкий. "Отчего же, беллетристики? - пожала она плечиками. - Просто я теперь уже точно знаю, что это мое истинное призвание". "А ты знаешь, что это не просто игра ума за письменным столом, но еще и…"
Он тогда не договорил, но она хорошо помнила, как окрысилась на Турецкого за "мужской снобизм" да еще за то, что "дозволено Юпитеру, то не дозволено Быку".
Настоящую истину его слов, его предупреждения она осознала гораздо позже, когда уже распрощалась с преподавательской деятельностью в Гнесинке, однако что либо переосмысливать было уже поздно, к тому же идти на попятную было не в ее характере, и теперь она, "как дура", бежала по этой проклятой ленте, вместо того, чтобы заниматься делом, то есть учить фортепьянному искусству талантливых детей.
Впрочем, она и сама себе не могла бы признаться в том, что сделала правильный выбор, сменяв шило на мыло.
А лента все бежала под ее ногами, надо было бы наращивать темп, однако это было равнозначно подвигу, и единственное, что смогла достойно сделать Ирина Генриховна, так это с видом уставшей светской львицы сойти с тренажерной ленты и опуститься в кожаное кресло-массажер, в котором можно было, наконец-то, полностью расслабиться.
Все это не осталось без внимания со стороны Вероники, которая, судя по ее дыханию, уже "пробежала" не менее трех километров, и та смахнув со лба капли пота, подсела к Ирине Генриховне.
- Первый раз здесь?
- У Вероники был довольно приятный бархатный голос, да и чисто внешне она могла бы дать десять очков форы доброй половине сорокалетних россиянок. А та корпоративность, которая, видимо, процветала в этом клубе, делала ее ненавязчиво-общительной и даже заботливой.
Лучшего варианта для знакомства невозможно было и придумать. Клиент сам шел в руки, и Ирина Генриховна вдруг почувствовала, что жизнь не так уж и плоха, как может показаться кому-то, да и работа в "Глории" - это не пальцами барабанить по клавишам, вдалбливая в головы пока что еще непризнанных "гениев" азы исполнительского искусства.
- Первый, - кивнула она головой, подстраиваясь под ритм механического массажера. И тут же, с показательно-наигранным вздохом в голосе добавила: - А что даже со стороны по моим телесам видно?
- Ну, насчет "телесов", положим, вы поторопились, то есть, довольно сильно преувеличили, - засмеялась Вероника, чисто по-женски окидывая оценивающим взглядом стройные ноги, женственные бедра и подтянутый живот новенькой. - А вот насчет того, как вы ступили на ленту…
- Что, сразу же бросается в глаза?
- Да как вам сказать… само собой, что не бросается. Но аборигены подобных клубов заметят сразу же. К тому же, Григорий Львович, лапочка наш, далеко не каждого члена клуба приводит в этот зал за ручку.
Теперь настала очередь засмеяться Ирине Генри-ховне.
- Чувствую, что от вас здесь ничего не утаишь.
- А зачем что-то утаивать или не утаивать? - пожала плечами Вероника. - Здесь каждый сам по себе, и в то же время существует какая-то невидимая сооб-щность.
- Что-то вроде корпоративности?
- Ну-у, можно сказать и так.
- В таком случае, меня зовут Ирина.
- А меня Вероника.
Они хлопнули друг друга по раскрытым ладошкам и засмеялись, довольные.
- Давно в клубе? - спросила Ирина Генриховна.
- В общем-то, да. Но чтобы регулярно посещать, надо…
Вероника вдруг резко осеклась, будто ей неприятно было вспоминать те, тяжелые для нее моменты жизни, заставившие ее изо дня в день крутить на тренажерах педали, "бегать дистанции" и поднимать тяжести, что уже никак не походило на "светский образ" жизни, вместо того, чтобы побольше уделять времени дому, сыну и мужу. Однако ее, видимо, просто распирало от чего-то такого, что жгло ее нутро, и она саркастически ухмыльнулась:
- В общем, приезжаю сюда, чтобы хоть немного отвлечься да разрядиться малость.
"Видать, подперло бабенку", - невольно усмехнулась Ирина Генриховна, однако вслух произнесла:
- Вот и я также. Отвлечься немного.
- Что, муж загулял? - как-то очень уж непосредственно спросила Вероника, не пытаясь сдержать свои чувства и одновременно перебрасывая ситуацию на всех женщин сразу.
- Если бы! - уже чисто по-бабьи вздохнула Ирина Генриховна, вдруг совершенно забыв, зачем она приехала на Кутузовский проспект и зачем, с какой-такой радости, крутила ногами эту бесконечную ленту, думая при этом только о том, как бы раньше времени не выпрыгнуло из груди сердце. И зал, и скучающие в нем тренажеры заслонил неизвестно откуда выплывший Турецкий, и она уже ни о чем не могла думать, кроме как о нем. И злилась на него одновременно, мысленно скандируя при этом: "Дурак! Дурак, дурак, дурак!"
- Что, ушел к другой? - как из тумана послышался голос Вороники.
- Хуже, - тупо откликнулась Ирина Генрихов-на. - Возревновал, дурак. Да так возревновал, что…
И она безнадежно махнула рукой. Изумленному удивлению Вероники не было казалось, предела. Потом, видимо, до нее дошло, что мужская ревность тоже может сказаться довольно неприятными последствиями, и она участливо спросила:
- Руки распускает?
Спросила и сама же хмыкнула по поводу своей глупости. Поднять руку на такую женщину, как Ирина? Да такое мужское дерьмо надо или сразу в подъезде замочить или все-таки дать ему времечко осмыслить свою жизнь, но так осмыслить, чтобы он все это время висел подвешенный за яйца на перекладине.
И еще больше удивилась, когда услышала скорбный голос Турецкой.
- Если бы хоть побил малость, а то ведь… Из дома ушел!
- К женщине?
Ирина Генриховна отрицательно мотнула головой и в ее глазах вдруг сверкнули слезинки.
- Просто так ушел, в никуда. Собрал свой чемоданчик и…
Она замолчала, молчала и Вероника, настроившаяся, видимо, услышать столь привычное в женском обществе: "Все мужики козлы, уроды, сволочи и пьяницы! И если бы не ребенок, из-за которого вынуждена терпеть его, паразита скотобазного, то…". Далее от фантазии обиженной рассказчицы, а тут… Ревновал так, что даже из дома пустым ушел, не в силах выносить более страшных мук ревности? И при этом… даже физиономии ни разу не смазал?! В подобное и верилось, и не верилось одновременно.
- А ты? - наконец-то прервала затянувшееся молчание Вероника, которая, судя по всему, подобные фортели из жизни мужиков видела разве только в старых советских фильмах, и относилась к ним, естественно, с соответствующим юмором.
- А что я? - горестно вздохнула Ирина Генри-ховна, выключая массажер. - Я…
- Ты хоть пробовала объясниться с ним? Я имею ввиду, по-серьезному объясниться.
- Неужто не пробовала?
- А он?
- А его будто околдовал кто-то. Втемяшил себе в голову, будто я…
- Хороший хоть мужик-то? - совсем уж неожиданно хохотнула Вероника.
- Кто? - покосилась на нее Ирина Генриховна, до которой вдруг стало доходить, что не она "работает с клиентом", а сама распахнула душу перед Чижовой, рассказывая ей то, что до этого момента копилось в душе. И боль, и отчаяние, и почти животный страх потерять Турецкого, ее Сашу, и в то же время дикая обида на него, дурака. Важняк хренов! Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России… Дурак, а не важняк! И как ему, дураку, вообще другие дела доверяли, если он в своих собственных разобраться не может!
- Ну-у… тот, к которому муж ревновал. Понимая юморок Вероники, Ирина Генриховна невесело усмехнулась.
- Хороший, наверное. Да только я этого не знаю.
- А муженек твой?
Короткий вздох Турецкой и понимающий кивок головой Вероники.
- Понимаю, цены нет мужику. Долго хоть прожили вместе?
- Всю жизнь.
- Хорошо сказано, - с нескрываемой завистью вздохнула Вероника. - И дети, поди, есть?
- Дочь. Шестнадцатый…
- А у меня сын. Правда, только-только в школу пошел.
И столько нежности было в этих словах, что Ирина Генриховна посчитала кощунством расспрашивать о чем-то Веронику. Тем более, она и без того знала, что за несчастье накрыло эту семью. Впрочем, тот оверкиль, который случился в семье Чижовых, можно было предугадать задолго до окончательного распада семьи, будь у Вероники более прагматичная натура. Видимо не в отца пошла доченька, который быстренько соориентировался не только в политической, но и в экономической обстановке России первой половины девяностых годов и прибрал к ручонкам все, что можно было прибрать. И естественно, что зятек, подобный Артуру Чижову, был для него в ту пору просто находкой. И еще… судя по всему, Вероника любила своего Артура, и этим сказано все.
Так что, лезть в ее душу с расспросами, было бы непростительной глупостью, надо было дождаться того момента, когда Вероника раскроется сама. А то, что она раскроется, причем, очень скоро, в этом Ирина Генриховна даже не сомневалась. Не надо было заканчивать специализированные курсы, которые давали право работать криминалистом-психологом, чтобы догадаться, что творится в душе этой не молодой женщины. И несчастье ее было в том, что всю свою боль она держала в себе, видимо, опасаясь вынести ее на суд друзей, родных и близких знакомых, которые порою бывают настолько жестоки, завистливы, и невежественны, что со стороны может показаться, будто не близкий им человек выплеснул в сердцах свою боль, а судят они врага, которого надо не просто сломать, а добить, круша; при этом кости.
- Ну что, может пару граммов жира сбросим? - предложила Ирина Генриховна, поднимаясь с кресла.
- Можно, - согласилась с ней Вероника и засмеялась белозубо. - Что бы всех мужиков охомутать сразу:
- Сдались бы они, дурошлепы!
- А вот тут ты не права, подруга, - попыталась развить свою мысль Вероника, видимо, проникнувшись к ней, как к старой, доброй подруге, перед которой даже свою изнанку вывернуть не очень-то боязно. - Охомутать их, козлов, а потом бросить, чтобы знали, каково нам, бабам, приходится.
- То есть, дать-то дадим, а насчет женитьбы - это уж хренушки. - хмыкнула Ирина Генриховна, мысленно представив при этом, как бы отреагировал на это ее Турецкий. Надо думать, удавил бы на месте. И в то же время, при его интеллигентности… Впрочем, чего мозги дурью забивать, ежели и без того жизнь разваливается?
А Вероника уже закатывалась радостным смехом от подобной перспективы наказать всех козлов-мужиков огулом. Вот бабенок бы только подбить на это.
Пообещать всем мужикам жениться, и когда они, разомлевшие от счастья и собственной значимости, что забрались в твою постель, уже видят себя рядом с женой-красавицей, заявить, сбрасывая простынку: "А теперь все, голубок, побаловались малость и будя". И никаких-таких женитьб и мендельсонов.
"М-да, ситуация", - не сдержалась, чтобы не хмыкнуть Ирина Генриховна, мысленно переводя весь этот цирк на Артура Валентиновича Чижова. А ведь с ним, голубчиком, именно так и поступили. Правда, сделала это не Вероника, а довольно умненькая девчушка Таня Савельева, которую можно было охарактеризовать, как говаривали в годы Советской власти: "Комсомолка, спортсменка, красавица, да и вообще отличница".