- Ну-у, насчет нашего профессионализма вы, положим, несколько погорячились, - пробормотал Голованов, не очень-то любивший, когда "Глорию" сравнивали или противопоставляли следственно-оперативному аппарату Москвы, - к тому же… В общем, я не очень-то понимаю цель вашего визита к нам.
Он замолчал и на его лице прорезались жесткие складки. Он понимал, он все отлично понимал, но убийством Станислава Крупенина уже занималась межрайонная прокуратура, и путаться во время следствия у нее под ногами… мало сказать, что подобная самодеятельность не поощрялась, за подобные вещи "Глория" могла бы лишиться и лицензии.
Видимо, все это понимал и ранний гость "Глории", оттого и перевел глаза на Ирину Генриховну, в которых светилась мольба о помощи.
- Игорь Терентьевич просит, чтобы мы продолжили расследование, но теперь уже по факту убийства Стаса, - пришла на помощь Ирина Генриховна, которая в силу своего характера готова была помогать всем и каждому, кто один на один остался со своим горем. - Он хотел бы…
- Я хочу, чтобы был найден убийца, лишивший меня сына, - глухим голосом произнес Крупенин.
- Но прокуратура уже приступила к разработке версии убийства, - попытался было возразить ему Голованов, однако Крупенин продолжал стоять на своем:
- То, что они затеяли эту тягомотину с каким-то ограблением, это…
- Но почему вы так думаете?
- Почему я так думаю? - В глазах Крупенина вспыхнули злые огоньки. - Да потому, что я слишком хорошо знал своего сына. И позволить кому бы то ни было себя ограбить, это, простите, просто детский лепет.
- Вы говорили об этом следователю?
- Да.
- И что?
- Меня просто напросто ткнули носом в факты. Карманы сына обчищены, и тот, кто это сделал, даже куртку с него стащил. А относительно всего того, что твердили мы с женой…
- Жена - это Анна Семеновна?
- Да, - подтвердил Крупенин, и Голованов вдруг подумал о том, насколько сближает людей общая беда. Казалось бы, давно уже развелись, у этого мужика новая жена, а вот поди же ты - убили их сына, и они снова идут в одной упряжке.
- Так вот, - злым от волнения голосом, продолжал между тем Крупенин, - на все наши слова и заверения, что Стаса просто невозможно было подловить и ограбить, этот мальчишка заверял нас, что это всего лишь эмоции, которые к делу не подошьешь, тем более, что факты говорят об обратном.
- Мальчишка это Тучков? - на всякий случай уточнил Голованов. Вместо ответа Крупенин только вздохнул обречено.
- А вы, значит, утверждаете…
- Да! И еще раз - да!
Несмотря на ясность позиций относительно гибели Стаса, разговор с отцом убитого долгое время не клеился и когда, наконец-то, Игорь Терентьевич покинул офис "Глории", Ирина Генриховна облегченно вздохнула, помассировала кончиками пальцев затылок и вопросительно уставилась на Голованова, нахмуренное лицо которого говорило само за себя. Казалось, он даже внимания не обращал на все манипуляции и телодвижения Турецкой, углубившись в свои собственные мысли.
- Всеволод Михайлович! - окликнула его Турецкая, опускаясь в свободное кресло по другую сторону журнального столика.
- Да?
- Соизволите все-таки поговорить с дамой.
- Всегда к вашим услугам.
- А вот в это позвольте не поверить, - усмехнулась Ирина Генриховна, оперируя чисто женской логикой, как вышколенный солдат винтовкой. - Впрочем, вернемся к нашим баранам.
- Уточните, - буркнул Голованов, теребя пальцами пустую чашечку из-под кофе. - Бараны - это родители Стаса или все-таки факт его убийства?
- И то, и другое! - зло отчеканила Ирина Генри-ховна, которая буквально во всем видела предвзято-неприязненное к ней отношение со стороны аборигенов "Глории", и винила в этом всех, начиная от ревнивца-мужа и кончая "дураками-мужиками", которые из-за тупой приземленности самцов-производителей даже представить себе не могли, что между мужчиной и женщиной может быть не только половая связь, но и чисто дружеские отношения. А Севка Голованов был давнишним приятелем ее Турецкого и, естественно, даже думать не мог иначе.
Однако она, как могла, старалась отгонять от себя все эти тоскливые мысли, которые теперь не покидали ее не только днем, но и длинными, пустынно-тоскливыми ночами, отчего и приезжала по утрам в "Глорию" уже настроенная против всех "идиотов" вместе и каждого в отдельности. Короче говоря, жизнь не сахар, теперь уже работа в "Глории", в которую она ворвалась как неожиданно закрутившийся смерч в пустыне, не казалась ей праздником будней, и надо было постоянно держать себя руках, не позволяя чисто женским эмоциям вырываться на волю. А потому…
- Что вы думаете об этом визите Крупенина? - Как можно мягче и спокойнее, спросила она. - А если говорить точнее…
Она, видимо, не смогла подыскать наиболее точных слов и только щелкнула своими длинными красивыми пальцами, привлекая тем самым к себе внимание.
- А чего здесь думать? - глухо отозвался Голованов. - Мужика можно понять.
- Вот и я того же мнения, - согласилась с Головановым Турецкая. - И еще удивительно, что он не накатал жалобу в Генеральную прокуратуру.
- Еще не вечер, - негромко, не разжимая губ, пробурчал Голованов, однако она словно не слышала его.
- В таком случае, что вы думаете о смерти Стаса?
- То есть, что лично я думаю относительно его убийства? - как бы рассуждая сам про себя, уточнил Голованов.
- Ну, если вы считаете подобное уточнение столь принципиальным, - вспыхнула она, - то…
- Я уже выдвигал те версии, над которыми стоило бы поработать в первую очередь, - не обращая внимания на ее эмоциональный всплеск, негромко произнес Голованов.
- Спорт и возможная месть со стороны обиженно-оскорбленного ухажера Савельевой?
- Так точно, - кивком подтвердил Голованов. - Однако к этим двум я бы прибавил теперь еще одну - источник тех денег, которые он физически не мог заработать тренерской работой.
Он задумался и, видимо, почувствовав в молчании Турецкой настороженное ожидание, так же негромко добавил:
- И эта версия, как мне кажется, может иметь множественные варианты.
- Вплоть до криминала?
Всеволод Михайлович пожал плечами.
- Не хотелось бы, конечно, сразу думать об этом, но… Короче говоря, не исключен и подобный вариант.
Исподтишка наблюдая за Головановым, вслушиваясь в его спокойный, ровный тон, Ирина Генрихов-на уже не настаивала на абсурдности выдвинутых версий и только спросила, стукнув кулачком по журнальному столику:
- Но в таком случае я не понимаю позицию следователя! Ведь не дурак же парень! И если даже мы понимаем, что убийцу или убийц искать надо не только в Измайловском парке, то с чего бы вдруг ему зацикливаться на версии грабежа?
- Вот и я этого понять не могу, - произнес Голованов и даже руками развел, в знак полнейшего неприятия позиции следователя.
Ирина Генриховна решила, что настал тот самый момент, когда надо брать быка за рога, и напористо произнесла:
- Значит, берем это дело?
И вновь Голованов неопределенно пожал плечами.
- Я бы сказал, продолжим дело. Просто оно перешло в новую фазу развития.
Он замолчал, отстукивая по столешнице какой-то марш, покосился глазом на жену Турецкого.
- И еще одно, только без обиды.
Она уже догадывалась, о чем он скажет, но все-таки округлила вопросительно глаза.
- Да.
- По ходу расследования, видимо, придется привлечь и Александра Борисовича. Будет кому наши тылы прикрыть.
- Но ведь он… категорически… - Глаза Ирины Генриховны наполнились невысказанной болью. - Он ведь даже с чемоданчиком своим из дома ушел, чтобы только не видеть меня!
На скулах Голованова вздулись желвачки и он уперся тяжелым взглядом в жену Турецкого.
- А вы… вы убедите его, что он неправ и все это выеденного яйца не стоит, если… если, конечно…
- Да ты о чем, Севка!
Ирина Генриховна даже не заметила вгорячах, что перешла с Головановым на "ты" и выплескивает ему все то наболевшее, что иной раз не расскажешь даже близкой подруге.
- О чем ты, Сева? - свистящим шепотом вырвалось у нее. - Да неужто ты мог подумать, что я?! Господи милостивый!.. Что я могла бы себе позволить?!
Голованов даже сморщился от этих слов. Он не первый год жил на этом свете и хорошо знал, что зачастую скрывается за самыми искренними, казалось бы, женскими клятвами в супружеской верности и любви. Господи, да к чему ходить куда-то за примерами! Его любвеобильная женушка, над письмами которой в тот же Афган можно было и всплакнуть под настроение, такой кордебалет ему показала, когда осознала, что генеральшей ей уже никогда не бывать, а в сорок лет иметь в мужьях отставника майора - довольно скучное занятие…
Господи, лучше не вспоминать подобное.
Однако он нашел в себе силы взять себя в руки, выдохнул скопившийся в груди воздух и тяжелыми, как свинчатка, словами закончил этот разговор:
- В таком случае убеди и его тоже. Я имею в виду Александра Борисовича.
Он встретился с ней глазами и невольно отвел взгляд, понимая, что не ему судить этих людей. Пусть даже очень близких ему.
- Если бы только он стал меня слушать.
В голосе Ирины Генриховны звучала все та же тоска и невысказанная боль, которую он только что видел в ее глазах.
Какое-то время сидели молча, каждый думая о своем, пока Голованов не поднялся с кресла и уже стоя у окна произнес, повернувшись лицом к Турецкой:
- Ладно, покалякали малость и будя. Неплохо бы и о деле потолковать.
- Да, конечно, - согласилась с ним Ирина Ген-риховна. - Мы вроде бы…
- Надо решить, кто чем будет заниматься.
В знак согласия она кивнула, снова превращаясь в прежнюю, уверенную в себе жену Александра Борисовича Турецкого.
- Есть конкретные предложения? Голованов повернулся лицом к окну, за которым
своей собственной жизнью жила Москва, отбарабанил по подоконнику какую-то мелодию, сам для себя произнес "Гоп!" и уже окончательно приняв решение, вернулся в любимое кресло.
- Если, конечно, вы не против, то расклад будет таким. Вы работаете с Савельевой, я - по ее бывшему хахалю, ну, а Филя Агеев должен будет разобраться с его спортивными делами. Не против?
"Идиот! - пробормотала Ирина Генриховна в спину уходящего Голованова, и когда уже закрылась дверь за ним, добавила: - Самонадеянный идиот!"
После чего зажала голову руками и тупо уставилась на телефон. Идиот! Неужто она сама не знает, что надо бы переговорить как-то с Турецким, переговорить спокойно, без напряга в душе и голосе, попытаться.
Споткнувшись на этом слове и чувствуя, что уже не может жить в подобном напряге, и в то же время не в силах перебороть свое Я, она невольно потянулась рукой к лежащему на столе мобильнику и уже на каком-то подсознании набрала номер Турецкого.
- Саша?
- Да, - глухо отозвался Александр Борисович. - Слушаю тебя.
Она пропустила мимо ушей "слушаю тебя" и негромко произнесла:
- Поговорить бы надо.
- О чем?
Господи милостивый! "О чем?."
Этого она уже не могла ему простить, и все то нежное, что только что заполняло ее душу и сердце, кувыркнулось на сто восемьдесят градусов.
"Идиот! Козел самонадеянный."
Она едва не задохнулась от возмущения, однако все-таки нашла в себе силы взять себя в руки и тут же сменить тему разговора:
- Я недавно Игната видела, сына Шумилова. И хотела бы тебе сказать. он ведь твой крестник.
Турецкий молчал, и это еще больше подлило масла в огонь.
- В общем, это твое, конечно, дело, но… В общем, судя по всем признакам, твой крестник наркоман.
Она ожидала услышать всплеск эмоций и добилась своего.
- Чего?… С чего ты взяла?
- С чего взяла… - хмыкнула Ирина Генриховна. - Если помнишь, то я все-таки работала с наркозависимыми… Зрачки сужены, бледность… эта болезненная развязанность и столь же болезненный юмор.
Он, казалось, слышал и не слышал ее.
- Игнат… Этого не может быть. К тому же сам Шумилов… Он что, не знает, что ли?
- Вряд ли. Обычно о подобных вещах отцы узнают последними. - Она немного помолчала и добавила: - Тем более такие занятые, как Шумилов.
- А чего ж ты раньше не сказала? - взвился Турецкий. - Я бы ему башку оторвал! Да и с Митькой надо бы провести беседу.
- Ни в коем случае, - остудила его пыл Ирина Генриховна. - Ты. ты мальчику станешь врагом.
- А что же делать?
Господи! Если бы ты точно также волновался о собственной семье, с затаенной обидой на мужа подумала Ирина Генриховна, и пожалуй резче, чем следовало бы сказала:
- Переговори с самим Игнатом. Причем без отрывания голов.
Глава 2
Единственное, что удалось пока узнать о хозяине частного спортивного клуба "Геркулес", в котором до последнего дня тренировал дилетантов Стас Крупенин, так это то, что мастер спорта по самбо Мус-тафа Абдураимов уже лет тринадцать как распрощался с профессиональным спортом и полностью отдался тренерской работе. Живет и работает в Москве с девяносто третьего года, то есть с того самого времени, когда в России практически развалилась некогда мощная школа самбо. И в том, что этот борец оказался в Москве, ничего удивительного не было. В те, страшные для страны годы, когда каждый выживал как мог, многие талантливые спортсмены, еще недавно защищавшие спортивную честь и флаг СССР, подались в крупные города России, надеясь схватить за хвост свою собственную жар-птицу. Кто-то подался в бандюки, пытаясь срубить свой куш, кто-то понемногу спивался, кому-то, как тому же Абдураимову, удалось устроиться в довольно приличный коммерческий клуб… В общем, кому-то повезло больше, кому-то меньше, многие из тех, кто с честью защищал флаг СССР и России, вообще сошли с дистанции, что же касается Абдураимова, то ему все-таки улыбнулась госпожа Удача. Четыре года назад он выкупил обанкротившийся коммерческий клуб на Профсоюзной улице и, кажется, не жалел об этом. Те налоги, которые пополняли бюджет Москвы, говорили сами за себя - тридцативосьмилетний хозяин "Геркулеса" не бедствовал.
Этот же вывод подтверждал и рекламно-красоч-ный фасад одноэтажного типового строения на Профсоюзной улице, в котором некогда размещалась аптека. Но так как профилактика болезней всегда превалировала над медикаментозным лечением, то теперь вместо привычней аптеки с сурогатно-паскудными лекарствами в этом же строении, перепланированном под дворец силы, бодрости и духа, накачивали мышцы, постигая азы все того же самбо, рукопашного боя и восточных единоборств, мальчишки, начиная с шестилетнего возраста, люди среднего поколения и убеленные сединами мужики, поменявшие пивную кружку на боксерскую грушу и татами.
Агеев нашел свободное местечко на парковочной стоянке, забитой иномарками, посмотрел на часы. Без семи минут восемь - самое время предстать перед глазами господина Абдураимова.
Обговаривая с Головановым реальные варианты выхода на "Геркулес", Сева предложил поначалу упрощенную схему знакомства с хозяином клуба, но потом сам же и отказался от нее, мудро рассудив, что лобовые вопросы о Крупенине только насторожат Мустафу Абдураимова, если, конечно, убийство Стаса каким-то образом связано с его карьерой тренера, Но, как говаривал некогда, не к ночи будь помянутый, Лаврентий Павлович Берия, попытка не пытка.
Агеев поставил свою "десятку" на сигнализацию и торкнулся в массивную металлическую дверь "Геркулеса". Она легко поддалась перед ним, и Агеев оказался в довольно просторном светлом коридорчике, в торце которого темнела еще одна дверь, из-за которой доносились приглушенные мужские голоса, тяжелые шлепки боксерских перчаток, столь же тяжелые звуки тушируемого о маты тела и еще нечто такое, что присуще только спортивным залам с определенным уклоном. Агеев потянул на себя дверь и оказался в ярко освещенном зале, специфический запах которого говорил сам за себя. Здесь работали, работали до изнеможения, а не били баклуши, как в большинстве модных ныне столичных залов.
На Агеева никто внимания не обратил, он вынужден был окликнуть невысокого, крепко сложенного парня в борцовках, чтобы выяснить где можно найти хозяина заведения. Крепыш кивнул на боковую дверь в центре зала, которая в этот момент открылась, и в дверном проеме застыла крепко сбитая фигура сорокалетнего брюнета в "адидасовском" спортивном костюме и таких же легких кроссовках.
- А вот и он сам, - прокомментировал владелец довольно потертых борцовок, что уже говорило само за себя, и Агеев сделал шаг в направлении хозяина клуба.
- Здравствуйте. Я вчера звонил вам.
- Агеев, если не ошибаюсь? - тяжелым, гортанным голосом произнес Абдураимов, не очень-то поспешая подавать руку гостю и в то же время цепким, бесцеремонно-прощупывающим взглядом останавливаясь сначала на крепкой шее, затем на размашисто-тяжелых плечах невысокого шатена с ярко выраженной славянской наружностью.
- Да, я вчера звонил вам, вечером, - еще раз напомнил о себе Агеев. - Относительно работы.
- Помню, помню, - чуть наклонив голову вперед, словно хотел боднуть незнакомца, буркнул Аб-дураимов и еще раз пройдясь острым, прощупывающим взглядом по надежно скроенной фигуре Агеева, все тем же тяжелым гортанным клекотом произнес: - Насчет работы… Ну что ж, проходи. Потолкуем.
Он сделал шаг в сторону, пропуская гостя в свой кабинет, и Агеев чисто автоматически потянул носом воздух.
М-да, бывший призер по самбо не очень-то утруждал себя изнурительными тренировками, таская своих подопечных по брошенным на деревянный настил матам. По крайней мере в его кабинете не было даже малейшего намека на запах острого мужского пота, да и от него самого, чистенького, аккуратно причесанного и выбритого до синевы, не несло за версту потом, как от загнанной лошади. А именно до такого пота и работали тренеры Агеева и того же Голованова, оттачивая их мастерство в искусстве рукопашного боя.
Да и кабинет хозяина "Геркулеса" не очень-то походил на знакомые Агееву кабинеты-клетушки в спортивных залах, в которых тренировались спецназовцы Главного разведуправления Министерства обороны. Довольно просторное помещение, порог которого он переступил, больше напоминало шикарный офис сверхблагополучной фирмы… Впрочем, разумно рассудил Агеев, новые времена - новые правила игры. А если судить по тому автопарку из иномарок, который выстроился на парковочной стоянке "Геркулеса", далеко не бедные хозяева "БМВ", "Вольвочек" и "Мерседесов", просто не поняли бы хозяина частного спортивного клуба, если бы он принимал их в такой же сиротливой комнатушке, к каким привыкли те тренеры, которые, собственно говоря, и сделали из этого кривоного, плечистого брюнета настоящего борца-самбиста.
Впрочем все это была чистой воды лирика, и Агеев даже мысленно матюкнул себя за изначально предвзятое отношение к Абдураимову, в котором, надо признаться, просматривалась не только ностальгическая тоска по тем тренерам, которые работали и с ним, и с Севкой Головановым, но и элементарная, хоть и тщательно скрываемая зависть к оборотистому брюнету, который, обосновавшись в Москве, смог раскрутиться, чтобы набрать вполне достойные обороты, а вот они с Севкой…
- Садись, - кивнув на шикарное кожаное кресло, предложил хозяин кабинета и тут же сам грузно опустился в кресло напротив. Еще раз окинул прицельным взглядом плечи гостя и негромко спросил: - Самбист?
Агеев пожал плечами.
- Да как сказать?… В общем, всего понемногу.