Встретимся в суде - Фридрих Незнанский 9 стр.


Роберт не уставал удивляться: если начал облпрокурор с того, что Баканина не помнит, то теперь фактически признался в том, что Баканин находится в следственном изоляторе. Ну и ну! Просто какое-то чудо из чудес, эта Александрбургская областная прокуратура! Приступы амнезии то поражают ее сотрудников с легкостью гриппа, то излечиваются сами собой.

- Думаю, вам нужно первым делом встретиться со следователем по особо важным делам, который расследует убийство Айвазова.

- Как фамилия следователя? - тотчас ухватился Гордеев.

- Ну, допустим, Алехин.

Сведениями облпрокурор Нефедов делился очень скупо. Каждую микроскопическую зацепку приходилось вытаскивать по частям.

- Спасибо, - не терял чувства юмора Гордеев. - С господином Допустим-Алехиным мы непременно побеседуем. Как мы можем его найти?

- В настоящий момент не сможете: он выехал в область. Вернется, думаю, через денек-другой.

- А что, дело Баканина он тоже увез с собой в область? - Изображать из себя образец кротости для Гордеева становилось все труднее.

- Нет, не увез. Как вы могли подумать? С документацией у нас строго. Это не разрешается.

- Так могу я получить на руки дело?

- Нет, так сразу не можете. Вам придется обратиться к начальнику следственного управления Макаровой. Но в настоящий момент ее нет на месте…

"Не зря я вспомнил Кафку", - мысленно прокомментировал Роберт.

Александрбург, 20 марта 2006 года, 14.50.

Алексей Нефедов - Ксения Макарова

Областной прокурор Нефедов производил впечатление абсолютно выдержанного, спокойного человека. Ничто, казалось, не могло потревожить его почтенные седины, разгладить или углубить морщины на резком, по-скульптурному привлекательном лице. Таким величественно-сдержанным он представал перед обвиняемыми. Таким привыкли видеть его подчиненные…

Что же сейчас происходило? Почему в присутствии подчиненной - начальника следственного управления Ксении Макаровой - он вел себя как провинившийся мальчишка или нервная женщина? Почему он бегал по своему кабинету, тяжело семеня и взмахивая упитанным животом, то и дело воздевая руки и вскрикивая:

- Мы пропали! Ксения, что ты наделала? Как ты могла меня так подставить?

В отличие от облпрокурора Ксения Макарова оставалась на месте, вытянувшись во весь рост возле прокурорского стола, хладнокровно скрестив руки на выпирающей из форменного пиджака груди. В ее обильно подведенных серыми тенями глазах отражалось презрение. И еще - как ни парадоксально - нечто, весьма близкое к удовольствию. Ей как будто грело душу то, что она получила возможность наблюдать проявления слабости этого сильного человека, сама оставаясь на высоте.

- Прекрати бегать, Алеша, - произнесла Ксения своим медленным, густым, тягучим, как мед, голосом. - Тебе опять станет плохо с сердцем, а валидола у меня нет. Присядь, я все объясню. Ничего страшного не произошло. И не произойдет, если будем действовать, как надо.

Скорее от того, что у него подкосились ноги, нежели последовав совету Макаровой, облпрокурор рухнул в свое любимое кресло. Надежное, усадистое, с чуть потертой на спинке обивкой, с широко расставленными прочными ножками. Нефедова ввергала в невменяемое состояние мысль о том, что он может потерять это кресло. Разумеется, вместе с кабинетом. И еще вместе с многим, многим другим, что украшало его жизнь, что составляло ее смысл - вплоть до этого дня. Совсем недавно он не удовлетворялся достигнутым, он хотел всего - сразу, еще лучше и еще больше. Сейчас он не хотел ничего, кроме того, чтобы благополучно выпутаться из этой передряги, в которую он влип благодаря Ксении… Да, конечно, Ксении и никому другому. Он здесь ни при чем. Это она его соблазнила…

- Прежде всего, Алеша, - развеяла его иллюзии Ксения, - прекрати ныть, что я тебя подставила, я тебя вынудила… В это никто не поверит. Ты начальник, я подчиненная, ты мужчина, я женщина, ты зрелый человек, я намного моложе тебя. Это просто курам на смех!

Алексей Романович с утробным стоном обхватил обеими руками свою седую, стриженную под ежик голову.

- В этом деле мы участвуем поровну, - выговаривала облпрокурору его мужественная, не теряющая самообладания любовница. - Поровну и замазаны. Ну так что же: ведь замазались-то гораздо раньше. Чего ж ты сейчас горячку порешь?

- Адвокаты прикатили из Москвы неспроста, - по-прежнему не поднимая головы, прогудел Нефедов. - Чувствую, меня взяли под контроль. Добром это не кончится.

- Какая чушь! Ну адвокаты, ну из Москвы! Как будто не справлялся ты раньше с другими адвокатами!

- Но дело-то баканинское рассыпается на глазах, Ксения! Мускаев, сука, молчит, как рыба об лед, не признается. А если бы даже признался в организации убийства, сама знаешь, никаких доказательств против Баканина у нас нет. - И облпрокурор так хлопнул тяжелой ладонью по столу, что Ксения, несмотря на свои железные нервы, не удержалась, чтобы не подпрыгнуть.

- Успокойся, Алеша. У следствия еще не все потеряно. У нас есть полковник Михеев, есть Барышников - начальник областного ГУВД… Они носом землю будут рыть, лишь бы привязать Баканина к убийству Айвазова.

- Разве мало мы им платили? Ну и где результат?

- Результат будет. Пообещаем удвоить гонорар в случае успешного проведения следствия по делу Баканина.

- А что же с адвокатами? - настойчиво спросил Нефедов. Он начал успокаиваться, только внутренние спазмы волнения порождали дрожь. На Ксению он смотрел, как ребенок на учительницу, которая должна растолковать ему, как правильно решить сложную задачу. - Ходят тут, ходят… Дело Баканина требуют показать…

- Надо было отправить их подальше, не пришлось бы сейчас возиться. Зачем ты адвокатов принял?

- Не мог не принять, ты пойми! По закону они ведь имеют право ознакомиться с делом. Если бы я им дал под зад коленкой, они бы вернулись в свою Москву и… было бы только хуже.

- И тогда было бы плохо, и сейчас невесело. Ну ладно! Если так получилось, дело мы им выдадим. Но не мешает москвичей припугнуть. Ты меня понял, Алеша?

- Понял.

- Хорошенько понял? Не до смерти. Всего-навсего припугнуть.

- Да понял, понял! Не зуди!

Александрбург, 21 марта 2006 года, 00.30.

Валентин Баканин

Зачем она приходила?

Наверное, нет смысла терзать себя, отнимая драгоценное время у сна этими бесконечными самодопросами по ночам. Но он должен, должен разобраться! Он должен воссоздать истинную картину прошлого, чтобы то, что происходит с ним сейчас, обрело хотя бы подобие смысла. Если смысла нет, тогда его окружает море случайностей. Но если смысл есть, тогда он, Валька Баканин, сознает свою вину. Он не виноват в том, в чем его обвиняют, однако в чем-то другом он все-таки виноват. И за это он расплачивается. Должно быть, он не первый мужчина, запутавшийся в отношениях с чужой женой. Но почему, почему именно он должен расплачиваться так жестоко?

…Законный брак не оправдал возлагаемых на него надежд. Юная Юля, веснушчатая и курносая, похожая на Валькину мать, диаметрально отличалась от нее по характеру, и летопись баканинских семейных отношений, подобно средневековой летописи нестабильного феодального государства, содержала сплошные описания военных действий. Там, где Валькина мама старалась смягчать трения, Юля их обостряла, там, где мама отступала, Юля нарывалась на конфликт. Валькины родители неизменно принимали сторону невестки, а дети (несмотря на ссоры, Валя с Юлей успели обзавестись двумя дочерьми) были на стороне отца. И все же это все как-то не разваливалось, держалось, и девочки подрастали, и ссоры переставали восприниматься так болезненно, и Валька, давно превратившийся в Валентина Викторовича, начал подумывать о том, что время - лучший лекарь, что и у него, пусть с запозданием, начнется счастливая семейная жизнь… И как раз в это время Юля подала на развод.

- У тебя кто-то есть? - спросил он, леденея. "Вот и расплата за то, что Шарова обманывал", - мелькнуло в голове.

- Это у тебя кто-то есть, - безжалостно ответила Юля. - И был все эти годы. Это ведь она? Марина, да? Вот ведьма. Я так и думала. Всем, что видит, старается завладеть. Все гребет под горячую руку, особенно чужое добро.

Валентин собирался уже закричать, опровергнуть, сказать, что все эти годы он был верен ей, но не выдавил из себя ни звука. Он не был верен жене. Физически - да, не прикасался ни к кому, кроме нее. Но помыслами он оставался с Мариной. Марине адресовались все те ласки, которыми он изнурял тело Юли - красивое, между прочим, тело, ничуть не хуже Марининого… Сознание непоправимой ошибки захлестнуло его с головой. Бедная Юля, в каком аду провела она годы супружества! Он потянулся прикоснуться к жене, утешить ее, как плачущего ребенка, как несчастное раненое животное, но Юля оскорбленно отбросила его руку. Ее серые глаза позеленели, как всегда в минуты злости, и Валентин подумал: уж не затем ли он злил жену, чтобы вызвать этот эффект? Чтобы в минуты свирепого секса, наступавшего вслед за ссорами в знак примирения, на него смотрели зеленые глаза - зеленые, как у Марины…

- Я ведь тебя любила, Валенька… - Валентин ждал от жены оскорблений, поэтому неожиданное признание резануло душу. - Когда ты сделал мне предложение, я видела, что ты меня не любишь, но подумала: ну и пусть. Каждый - кузнец своего счастья. Моей любви хватит на нас двоих. И вот все эти годы я тебя любила, любила, любила, вкладывала в тебя любовь, вкладывала, вкладывала… Пока ее запасы не истощились. Тогда я наконец посмотрела на нашу семейную жизнь трезво и поняла: нет, так дальше жить нельзя. Видно, нельзя заставить человека разлюбить другого, если он того не хочет. И влюбить в себя по указке тоже не получается… Ты свободен, - закончила Юля совсем в другом тоне. - Девочек я заберу с собой.

Все-таки он виноват перед Юлей. И, как бы в наказание, после развода на него посыпались эти несчастья с фирмой, разногласия с партнерами… Или, может быть, Юля служила неким громоотводом: все несчастья у Валентина раньше сосредоточивались в семейной жизни, а после того, как семейной жизни не стало, сконцентрировались в бизнесе? Какая ерунда в голову лезет! Так или иначе, ему в одиночку приходилось отражать атаки врагов, которые вчера были близкими друзьями.

И тогда пришла Марина.

Валентин не поверил своим глазам. Если бы в ту пору, когда между ними все горело и пылало - это было бы нормально. Но сейчас - зачем он ей? Вспомнить прошлое? Реанимировать молодость? Пришла в половине одиннадцатого вечера, позвонила в дверь его дома, до краев наполненного одиночеством. Валентин открыл и не поверил своим глазам. Марина? В такое время? Легкое пальто на груди распахнулось, демонстрируя полупрозрачную блузку.

- Что-нибудь с бизнесом? - обеспокоенно спросил Валентин, потому что "Уральский инструмент", "Уралочка" и "Зевс" в последнее время стали больными зубами, ни на минуту не позволяющими забыть о своем наличии.

Бывшие друзья не-разлей-вода обнаружили не лучшие черты своего характера, а это всегда мучительно. Но Марина… Сбросив на пол дорогое пальто, она прижалась к Валентину, обхватила его под мышками, проскользила по его телу своими не потерявшими формы маленькими грудями, которые слегка поддерживал снизу видимый через блузку кружевной лифчик.

- Марина, ты что, что с тобой? - попытался образумить ее Валентин, отступая в спальню, где оказали бы ему моральную поддержку призраки присутствия Юли и дочерей.

Вот еще не хватало: возобновить связь с женой Шарова, когда Шаров - один из немногих бывших "реаниматоров", что остались на его стороне!

- Я старая? - спросила Марина, вскидывая на него ресницы. - У меня появились морщинки, седые волосы?.. Ты меня больше не хочешь?

- Нет, не в этом дело, - раздраженно буркнул Валентин, стараясь не смотреть в ее глаза… В ее прежние глаза.

- Мне плохо, Вальчик. - Только Марина называла его так, и это смешное имя, которого он ни от кого больше не потерпел бы, в ее влажных губах звучало интимно. - Я знаю, тебе тоже плохо. Ты один, и я… знаешь, я, по существу, тоже одна. Наверное, в свое время мы с тобой совершили ошибку, что не остались вместе…

- Так хотела ты, - напомнил Валентин.

- Да, ошибку совершила я… Не знаю, как теперь быть… Ты такой теплый, как русская печка. А я почему-то замерзла…

Маринина кожа совсем не была холодной. Может быть, у нее действительно были и морщинки, и седые волосы, но Валентин их не замечал. Главное, что глаза у нее остались такими же зелеными, как молодой, насквозь просвеченный солнцем крыжовник. Совершенно юные, совершенно женские, совершенно прежние глаза…

Наверное, она неправильно истолковала его невольное движение в сторону спальни. Да нет, почему "неправильно"? Ведь в конечном счете все так и получилось…

После они отдыхали бок о бок на кровати, которая окончательно перестала быть супружеской. Валентин без радости и без печали думал о том, что призрак присутствия гневной Юли больше не будет его беспокоить: Марина сняла заклятие. Однако наложила новое: теперь он постоянно будет видеть на этой простыне ее тело. Ох, эти женщины, они все стремятся заселить своими фантомами! А, может быть, дело не в женщинах, а в нем? Наверное, это он - ненормальный мужчина. Наверное, он - из породы однолюбов. Крепко привязывающихся однолюбов…

- Ты зря подумал на Леню Ефимова, - вплыл в его рассуждения Маринин голос, и Валентин догадался, что перед этим он что-то прослушал, пропустил. Но тотчас ухватил нить:

- Ефимов? Если этот мелкий пакостник, - "крупный пакостник", мысленно поправил себя, - снова попытается захватить "Зевс", я ему…

- Ничего он не пытался! - возразила Марина с таким искренним видом, с таким распахиванием только что притуманенных любовью глаз, что Валентин не стал ее перебивать: пусть скажет все до конца. - Его подставили, неужели ты не понял? Вас хотят стравить!

- Кто?

- Конкуренты "Зевса"! Я не вникала в детали, но их несколько, и они, кровь из носа, хотят, чтобы вы перессорились… Леня приходил ко мне и Шарову жаловаться. Поговори с ним, я толком ничего не знаю! Я только вижу, что гибнет наша прежняя команда, наши молодые мечты, и мне это обидно… Для меня столько значите вы все, то есть мы все, когда мы все вместе…

Тогда Валентин размяк. Заверял Марину, что ему будет только приятно, если в грязном деле с "Новыми приборами" Ефимов окажется не замешан; настаивал, что, если все разъяснится, не станет держать на него зла… А теперь? Теперь он прокрутил события со стороны, словно фильм, и удивился: какой плохой режиссер его снимал? Весь древнейший сценарий обольщения мужчины, чтобы с помощью секса на него повлиять, шит белыми нитками. Понадобилась такая великолепная актриса, как Марина, чтобы эта пошлая мелодрама прошла на "ура". Но вряд ли тут дело в Маринином актерском таланте: дело в благодарном зрителе, которого вынудили сыграть роль простофили… "Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад!"

Но если Марина действительно затащила бывшего любовника в постель для того, чтобы притормозить его действия против Ефимова, как это совпадает с ее вымечтанным образом? Получается, полжизни он был влюблен в женщину, о которой ничего не знал. Работал вместе с ней, постоянно общался, входил в ее тугое, плотно обхватывающее лоно - и после всего этого… Неужели она так ловко притворялась? Нет, скорее, были правдивы Валькины давние эротические сновидения: в Марине обитает много женщин. Он был знаком всего лишь с одной из них, возможно, лучшей. И упорно закрывал глаза на ее опасных сестер…

"Лучше бы я остался с Юлей", - подумал Валентин. Мысль показалась лишней, бессмысленной. Как будто ему теперь доступен выбор! Он останется не с Мариной и не с Юлей, он останется в тюремной камере. Надолго? Навсегда? Смертная казнь в России отменена, но существует пожизненное заключение, к которому могут приговорить его… За убийство, которого он не совершал!

Ночные стоны в следственном изоляторе никого не удивляют. Здешние обитатели стонут, бодрствуя, стонут и во сне. Стонут, вспоминая прошлое и предчувствуя будущее, как баран чувствует на шее первое прикосновение ножа.

Александрбург, 23 марта 2006 года, 16.08.

Юрий Гордеев

Юрий Петрович Гордеев был готов к тому, что его работа в Александрбурге затянется. Провинциальная медлительность, помноженная на круговую поруку работников правосудия, точнее, левосудия, создавала для этого отменные предпосылки. Но, получив на руки папку с делом Баканина на третий день своего пребывания в городе, он подумал, что даже для провинции это чересчур. Гордеев собирался высказать претензии, но при взгляде в лицо начальника следственного управления Макаровой решил оставить претензии при себе. Судя по выражению глаз и губ этой плотной решительной женщины, она считала, что ей должны выражать благодарность. "Скажите спасибо, что вообще что-то от нас получили", - читалось на этом лице.

- А где вы работаете в Москве? - с дотошной бдительностью спросила Макарова.

- Десятая юридическая консультация. - Гордеев слегка наклонил голову.

Макарова еще раз проверила его документы, в которых было сказано то же самое, не нашла к чему придраться и, кажется, рассердилась. Пухлые, намазанные оранжевой помадой губы сжались, сморщились, напоминая рифленую поверхность чипса.

- Все страницы пересчитаны и пронумерованы. Каждую из них я помню. Не вздумайте что-нибудь вытащить: вас сразу же уличат.

Назад Дальше