Женщина бальзаковского возраста смотрела с этой картины, казалось, сквозь Германа. Матерясь, тот развернул холст, сюжет картины был действительно печален. Женщина с пронзительными глазами изображала Деву Марию, мать Христа, оплакивающую распятого сына. При этом она удивительно была похожа на Анастасию Тоцкую - мать Германа: холеная, красивая женщина в возрасте с полными белыми руками, теребящими алую ткань платка. Сходство оказалось последней каплей: вынести испытующий взгляд Христовой Матери было бы проще, чем своей собственной. Герман подошел к полке, взял очередную бутылку коллекционного дорогущего вина из Пьемонта - от Анджело Гайи - и тихим, спокойным голосом прошептал:
- Ага, дорогая мамочка! Гайя против Гойи, посмотрим, кто - кого! - и, разбив о каменную стену бутыль, бросился с этой "розочкой" на картину с евангельским сюжетом.
Похмелье, настигшее его на следующее утро было жестоким, Герман так и уснул - в погребе, на бутылочных осколках и изрезанных лохмотьях холста.
Проснуться его заставил звонок сотового телефона, Герман попытался отключить звонок, но никак не мог попасть пальцами по нужным кнопкам, тогда он швырнул телефон об стену, но неудачно, тот продолжал звонить. Пришлось встать, отыскать его и зло сказать:
- Алло! Какая сволочь звонит в такую рань?!
Но на другом конце провода не поняли русскую речь, тогда Герману, мучительно напрягаясь, пришлось вспомнить - кто он, где он, в какой стране находится и на каком языке с ним беседует его "будильник".
Звонил его адвокат, тот самый, что помогал Герману улаживать денежные дела, открывать счета в банках, покупать и продавать недвижимость для себя, друзей, по доверенности и прочее.
- Да, Мигель, да! Это я. Ты можешь перезвонить попозже, сейчас я очень занят, - еле ворочал языком Герман.
- Нет, Герман! Именно сейчас - у меня неотложное дело, - настаивал адвокат.
- О черт! - по-русски сказал Герман, потянулся и, не выпуская из рук телефонную трубку, начал хищным взглядом осматривать помещение в поисках того, что поможет ему прийти в себя. Хотелось холодной воды, свежевыжатого апельсинового сока, чаю со льдом - чего угодно, что помогло бы победить невозможный сушняк и спокойно выслушать адвоката-испанца. Но в погребе было только вино. Герман даже нашел в себе силы усмехнуться, представив, какая это романтическая смерть: от жажды в собственном винном погребе, среди драгоценных бутылей редких винтажей.
- Почему ты ругаешься по-русски? - осторожно спросил дон Мигель, выучивший за годы совместного бизнеса некоторые русские ругательства и каждый раз изумлявшийся их бедности и неблагозвучию. То ли дело широкая партитура бранных слов и устойчивых выражений на его родном испанском языке. Звучит как музыка, а у русских и звучит убого, и смысл двойственный, хотя, может быть, в этом и прелесть. - Герман, нам надо серьезно поговорить. Нас ждут большие неприятности.
- Ну говори! - безразлично потянул Тоцкий, мучимый похмельной жаждой и полагающий, что своих самых больших неприятностей он уже дождался.
- И не по телефону… - Мигель многозначительно помолчал, но, не дождавшись ответной реакции, продолжил: - Я приеду через двадцать минут.
Герман тяжело вздохнул и выдавил из себя:
- Через час, не раньше.
- Герман, это не терпит отлагательства! - продолжал настаивать его собеседник.
- Через час! - отрезал Герман и нажал кнопку "отбой".
Мигель, видимо, побаивался своего русского партнера, поэтому послушно приехал через час, когда Герман с трудом выбрался из погреба, кое-как дополз до веранды на крыше и плюхнулся в бассейн. Все же это был самый простой способ реанимироваться, до душевой кабинки или до своей ванны-джакузи он бы просто не добрался. Отфыркиваясь, Герман на четвереньках выбрался из бассейна и, пошатываясь, доковылял до бара. Слава богу, встроенный холодильник работал. Только вот был он совсем пуст. Герман с трудом припомнил, что пару дней назад он уволил приходящую прислугу - за какую-то ерундовую провинность вроде вовремя не вытертой лужицы на полу.
Н-да, Герман уже и позабыл, что еда и напитки сами по себе в доме не появляются. Надо было раньше озаботиться: или новую прислугу нанять, или хотя бы позвонить в службу доставки.
В холодильнике был только лед для коктейлей. Спиртного, правда, на стойке бара было в изобилии, но вот апельсиновый сок, чай с лимоном или хотя бы минералка Тоцкому не светили. Даже пива не было.
Саднила щека. Герман ковырнул пальцем засохшую кровавую корочку, и снова потекла кровь. Угораздило же заснуть вчера на осколках. Ладно, плевать. До свадьбы заживет!
Герман с остервенением грыз четвертый кусок льда, закинув остальные в серебряное ведерко для охлаждения шампанского и залив их этим самым шампанским, когда со двора раздался гудок машины. Приехал Мигель. Герману было лень спускаться, он достал телефон, набрал номер адвоката и начальственным голосом велел ему подниматься наверх.
Мигель - маленький, толстенький, даже скорее кругленький человечек - был при этом абсолютно лыс. Впечатление карикатуры дополняли круглые очки без оправы - тоже лысые, как, бывало, пошучивал Герман. Однако это был очень серьезный специалист, и дело он свое знал. Герман ожидал, что Мигель привезет ему очередную стопку бумаг на подпись, но тот приехал с пустыми руками.
Он поднялся на крышу и недоуменно уставился круглыми совиными глазами на хозяина дома. Герман с опозданием сообразил, что в ожидании адвоката даже не удосужился одеться, продолжал грызть лед. Вчерашнее тряпье он сбросил, перед тем как рухнул в бассейн, в комнаты потом не спускался, и прикрыть свою наготу ему было нечем.
"Да и черт с ним! Свой человек - чего церемониться!" - подумал Тоцкий про Мигеля и попытался изобразить улыбку гостеприимного хозяина на своем похмельном лице. Улыбка больше напоминала нервный тик. Испанец тактично отвел глаза. Герман приметил на одной из полок с внутренней стороны стойки какой-то фартук, бог весть откуда взявшийся здесь, и накинул этот фартук на себя. Широким жестом он предложил Мигелю припасть к алкогольному изобилию, а сам обошел стойку и уселся на высокий табурет. Лед в шампанском уже подтаял, а пузырьки газа практически улетучились, Герман не стал утруждать себя поисками фужера и припал губами к серебряному ведерку.
Мигель выглядел ошалевшим от увиденного. "С этим человеком я веду дела на несколько миллионов, - пытался он то ли успокоить, то ли, наоборот, растревожить себя. - Какой тут может быть серьезный разговор, он же невменяем?" Он не знал, как приступить, но дела действительно не терпели отлагательств.
- Герман! Выслушай меня внимательно, у нас серьезные неприятности.
- Ты это уже говорил по телефону, - вяло отмахнулся Тоцкий. - Что там надо подписать? Кого подмазать?!
- Я думаю, что тебе необходимо уехать - хотя бы на время, но желательно прямо сейчас. Нашими делами заинтересовались не только местные власти, которых, как ты выражаешься, можно было бы подмазать. Тобой заинтересовались очень серьезные люди. - Последние два слова Мигель особо подчеркнул.
- Ты хочешь сказать, нами? Ну ты же мой адвокат, вот и займись этими "очень серьезными людьми", - передразнил его Герман.
- Тебе даже неинтересно, о ком идет речь?
Германа сейчас это действительно мало занимало, гораздо больше его интересовали остатки шампанского, которое он лакал из ведерка. Утолив жажду, он решил позволить своему измученному организму первую утреннюю сигарету. Закурив, он переспросил с усмешкой:
- Так о ком идет речь?
- Можешь не иронизировать. Это действительно очень серьезные люди…
Мигель выдержал паузу, а потом продолжил:
- Во-первых, твоими счетами занимается налоговая полиция: слишком много крупных покупок было совершено в последнее время, причем на имена разных лиц, но именно с твоих счетов - кто-то прослеживает всю цепочку. Очень рекомендую перевести остатки денег в банк другой страны. Ты знаешь, швейцарские банки славятся своей конфиденциальностью.
- Остатки? - удивленно переспросил Герман.
- Именно так! - кивнул Мигель. - Не так уж много денег в данный момент находится на твоих счетах, слишком ты увлекаешься казино.
- Тебе-то какое дело! - огрызнулся Тоцкий. - Свои деньги как хочу, так и трачу.
- Мое дело как раз маленькое, - согласился осторожный испанец, - но, когда ты сядешь в тюрьму, мне до тебя вообще никакого дела уже не будет.
- Не понял, - разозлился Герман, не обратив внимания на проскользнувшую угрозу. - Ты меня бросаешь?
- Нет, если ты меня будешь слушать. Но, в противном случае, с тобой вместе за решетку я идти не намерен.
До Германа только сейчас начало доходить. И он начал злиться:
- Погоди-ка. Как это - в тюрьму? Что случилось-то? Ты можешь наконец объяснить по-человечески, амиго стоеросовое?!
Мигель был профессионально спокоен и невозмутим.
- Объясняю. В очередной раз… Во-первых, тобой интересуются налоговики. Впрочем, это их обязанность - помимо того, что ты тратишь много, о тебе еще и шумная слава идет. Но со всего приобретенного в Испании движимого и недвижимого имущества я регулярно перевожу с твоих счетов налоги в пользу государства. И с этой стороны большой опасности нет. Откуда у тебя эти деньги, платишь ли ты налог с прибыли российским властям - все это нашу полицию не интересует, пока к ним не поступит соответствующий запрос из твоей страны. Однако не исключено, что вскоре поступит. И это уже - во-вторых.
Мигель загнул второй палец на руке.
- Почему это - поступит?
- В последнее время наше правительство напугано масштабами отмывания денег русской мафией. И в рамках договоренностей с Евросоюзом намерено проверить легальность ввезенных в страну капиталов. И наверняка сведения из налоговой полиции о твоих тратах попадут в Интерпол… - Адвокат замолк на секунду, прищурился и продолжил: - Скорее всего, уже попали. Ну а те свяжутся с Россией. У них это быстро.
- Дерьмо! - прорычал Тоцкий. И снова сунул голову в ведерко с пойлом. Сделал несколько жадных глотков, усилием воли оторвался от сосуда, доковылял до шезлонга и откинулся, прикрыв глаза.
"Вот же мамашка чертова! - застучало в мозгу. - И тут подставила. Не хватало мне для полного счастья только сменить ласковое Испанское побережье на отечественные нары…" Надо было что-то делать. Но что? Куда бежать? Что предпринять? Впрочем, разве это его проблемы? Пусть маман и расхлебывает кашу. А его дело с краю. Деньги-то не его…
Почти успокоившись, он с облегчением открыл глаза. Только для того, чтобы увидеть, как этот испанский колобок загибает третий палец.
- Третье серьезнее. Ты, Герман, волен развлекаться с друзьями как угодно. И никого не волнует, что вы пьете, курите или колете. Но мне сообщили, что данные на тебя есть в Мадриде. В специальной группе по борьбе с распространением наркотиков.
- Что за чушь? - Голова, хоть и не разламывалась, как утром, все еще была тяжелой и гулкой. Но Герман даже в таком состоянии явного поклепа потерпеть не мог. - Какое распространение, к дьяволу?..
- Не знаю. Одного наркокурьера из Косова видели на твоей вилле.
- Бог ты мой! Мигель! Ну кого только не бывает у меня на вилле!.. Да сюда и Бен Ладен мог заехать. И мы могли с ним не встретиться. Неужели ты думаешь, что я закупаю промышленные партии героина?
- Об этом я ничего не знаю, Герман. А тебе сообщаю то, что знаю. Ты на заметке. Само по себе это тоже не очень страшно, но вместе со всем остальным… Тем более…
- Боже, - простонал добитый "олигарх", - что еще?
- Ты интересовался, как нелегально купить казино. Ты встречался с директорами "Кайзера" и "Тропиканы". Разве я не советовал тебе держаться подальше от этой темы? Те, кому ты захотел перебежать дорогу, всерьез заинтересовались тобой. Это смертельно опасно. До этого ты был для них жирным гусем, которого они с удовольствием ощипывали. А теперь…
Кругленькое лицо Мигеля сморщилось. Так он не завидовал своему русскому клиенту. К четырем загнутым пальцам он медленно присоединил пятый, сжав руку в пухлый кулачок. И со стуком опустил его на стойку бара. Звякнули бокалы.
- Послушай последнего моего совета, Герман. Уезжай. Немедленно. Хотя бы на время. Ты слишком сильно нашумел. И шум услышали. Над тобой со всех сторон сгустились тучи. Все купленное тобой останется твоим. Но тебе лучше исчезнуть, хотя бы на время. Вернешься, когда над всей Испанией будет безоблачное небо…
Мигель скатился с веранды, оставив обнаженного Германа, скрючившегося в позе роденовского мыслителя. Ему действительно было о чем поразмыслить.
Но в похмельную голову не приходило ничего лучшего, чем снова спрятаться за мамину юбку. Так всегда и случается. Если кто-то постоянно решает ваши проблемы, то рано или поздно он начинает контролировать всю вашу жизнь. А это приводит лишь к новым проблемам. Получается замкнутый круг. Пока сам не научишься справляться со всеми сложностями, не сможешь жить по-настоящему. Герман так этому и не научился.
Теперь нужно было возвращаться. А возвращаться тоже было страшно - ведь придется держать ответ за истраченные деньги. Да и объяснять надо как-то, почему он бросил порученное ему дело и сбежал домой. К мамаше. Надо придумать что-то. Чтобы она еще себя и обязанной почувствовала. Но что?..
Снизу назойливо наигрывал мелодичный звонок мобильного телефона. Поначалу Герман не обращал внимания, но долго выносить эту музыку терпения не хватило. Пришлось спуститься в спальню.
- Герочка! Сыночка! Ты почему так долго не отвечаешь? - Не успел Герман подумать о матери, как она отозвалась телефонным звонком.
- М-м-м…
- Что случилось, родной?
- М-м… голова болит, - признался сын.
- Ты смотри не заболей там! - Анастасия волновалась. - А еще лучше приезжай домой. Я вылечу тебя от всех болезней.
Поняв, что проблема разрешилась сама собой, Герман стал выкобениваться:
- Щас! Все тут брошу и поеду на тебя глядеть. С чего это вдруг?
- Герман, - голос матери стал серьезным, - прилетай побыстрей. Ты мне очень нужен здесь.
Вот оно! - понял Герман. Лучше повода убраться из Испании и не придумать. Но что ей опять нужно?..
- Ладно, мать. Не гони волну. Завтра быть дома не обещаю, но, так и быть, постараюсь вырваться, как только разберусь тут кое с какими делами. Ну, будь здорова. Все!
И он радостно зашагал в винные погреба. Это дело стоило отметить.
7
Ефим Борисович явился в Генеральную прокуратуру за полчаса до времени, назначенного в повестке. Подполковник Рафальский сильно нервничал и не мог это скрывать. Накануне он встречался с семейством Силкиных, и они как раз обсуждали развитие дальнейших событий. Судя по всему, дела обстояли наилучшим образом, и так все их расследование не приносило никаких результатов - а тут еще трагическая смерть их идейного вдохновителя и председателя общественной комиссии…
Что-то подсказывало Рафальскому, что заявлению его хода не было, как не было хода и многочисленным сигналам их общественной комиссии. Однако когда он вернулся домой и супруга показала ему повестку, старику стало не по себе.
Вроде бы сам хотел добиться внимания от правоохранительных органов, а тут вдруг заробел. Усиливал его тревогу тот факт, что повестка была от следователя Генпрокуратуры. "Очень, очень странно все это, - твердил он в полуночи, потягивая чай у себя на кухне. Ему не спалось. - А может быть, эта медикаментозная мафия столь сильна, что им просто не только человека на глазах у миллионов убить, но и подкупить следствие. Там же действительно все на высшем уровне, и московский вице-мэр в это замешан. В честь чего стала бы Генпрокуратура этим заниматься? Вот у меня и заявление-то брать не хотели, а тут вдруг так быстро все завертелось - явно кто-то денег сунул".
Вот с такими беспокойными мыслями невыспавшийся Ефим Борисович и отправился ранним утром давать свидетельские показания.
Рюрик Елагин представился по всей форме, предложил Рафальскому присесть и решил не мучить старика лишними формальностями и вопросами. Лучше сразу приступить к делу:
- Ефим Борисович! На квартире у вашего друга - Елисея Тимофеевича Голобродского - нами обнаружены бумаги довольно интересного содержания. Это копии писем, рассылаемых в различные инстанции некой общественной комиссией, расследующей злоупотребления чиновников в сфере фармакологии. Там же подсчеты, разнообразные схемы, адреса, телефоны, карты. В свете того, что погибший рассказывал в телевизионном интервью, это становится вдвойне любопытно. Что вы на это скажете?
- Да, я в курсе той деятельности, которой Голобродский, можно сказать, отдал жизнь. Он возглавлял общественную комиссию, куда входил и я…
- А можно узнать имена остальных ваших соратников?
- Разумеется. Да и в обнаруженных вами бумагах все имена есть, мы секрета из этого не делали.
- Ефим Борисович! А почему вы не обратились к правоохранительным органам, как только стало понятно, что ваши подозрения небеспочвенны?
- Да кто вам сказал! Мы пробовали. Если вы внимательно прочитали бумаги Елисея Тимофеевича, то должны были найти все копии писем, которые мы направляли. Не только аптечным начальникам и в редакции журналов и газет разных, но и в районную администрацию, и в мэрию. От нас просто отмахивались как от назойливых, но безобидных мух. Потому Голобродский и посчитал, что некоторые чиновники не просто игнорировали наши обращения, но были сами заинтересованы в том, чтобы не давать им хода, имеется в виду, денежно заинтересованы.
- Ого! Так у вас есть основания считать, что ниточка вашего расследования ведет на самый верх?
- Рюрик Иванович! Ну вы же сами слышали те фамилии, которые называл Голобродский! - Рафальскому неожиданно показалось, что в кабинете стало нестерпимо душно. Вот и этот молодой сотрудник Генпрокуратуры не верит ему. К старику вернулось беспокойство, которое промучило его ночь…
- Да-да, конечно, - откликнулся Рюрик. - Обещаем вам, что проведем тщательную проверку!
"Ну конечно, так я тебе и поверил". Рафальский вообще по жизни был довольно скептичен, но сегодня его подозрительность и тревожность просто зашкаливали. А Елагин продолжал:
- Почему же все-таки никто не обратился непосредственно в прокуратуру или хотя бы к участковому?
- Ох, даже не знаю. Елисей Тимофеевич, да мы тоже считали, что наши доказательства пока недостаточны. И мы искали…
- Эх, - вздохнул Елагин, - надо же понимать, где можно самодеятельностью заниматься, а где пора и правоохранительные органы привлекать.
Помолчав немного, продолжил:
- Так вы не могли бы назвать фамилии других общественников, Ефим Борисович?
- Да, конечно, записывайте: Силкин Иван Никифорович, супруга его Мария Александровна, Силкина Зося, вот отчества ее не знаю, она девушка молодая.
- Это дочь Силкиных?
- Да какая же дочь, если я вам сказал, что отчества ее не знаю! - начал раздражаться Рафальский. - Это жена их сына, Сашки.
- Хорошо, спасибо вам, Ефим Борисович, мы их обязательно вызовем. А теперь припомните, пожалуйста, рассказывал ли вам Елисей Тимофеевич о предстоящей встрече с тележурналистами?
- Нет, не рассказывал, хотя мы все с ног сбились, пытаясь сами как-то выйти на телевизионщиков. Наверное, это случайность.