- Колдуны! - подтвердил он. - И главное их поклонение предназначено огромному каменному идолу, черному как смоль, с такой омерзительной харей, что не приведи господи на ночь увидеть… Имя у этого идола, поверь на слово, для нормального человека непроизносимое, а камень, из которого его высекли, какой-то редкий…
- Ты говоришь так, - нахмурилась Нина Алексеевна, - словно видел его собственными глазами…
- Самого - нет, а вот его точные копии из того же камня, сделанные, чтобы на шее, значит, носить, видел. Там у нас один археолог среди офицеров затесался, так он утверждал, что этому чертову тотему не меньше чем лет четыреста будет.
- Тотему?
- Так они их называют, считается, что тотем - что-то вроде непробиваемой для врагов брони… Колдовская охрана, понятно?
- Вполне… А при чем тут солдатики наши?
- Двое из ребятишек в том бою погибли, а восьмерым вождь племени, за то что помогли им, подарил эти хреновины, заверив, что теперь они бессмертные, поскольку ихний идол охраняет того, кто его всегда при себе держит, от гибели на войне… А может, и вовсе от смерти оберегает…
- Оберег, значит… Это ясно, - кивнула Нина Алексеевна. - Но остальное…
- Погоди, я тебе еще главное не рассказал. Значит, как ты понимаешь, ребята эти с мбунду после всего подружились, ну и ладно бы… Только всерьез они, конечно, к этому тотему не отнеслись: все-таки комсомольцы-добровольцы, не так воспитаны и прочее… Особенно один из них, если не ошибаюсь, как раз комсорг, когда они в свое расположение вернулись, не только сам черную побрякушку с шеи снял, но потребовал, чтобы остальные сделали то же самое. Никто его не послушался.
- И что?.. - Нина Алексеевна затаила дыхание.
- И то!.. В ту же ночь на них напали и как раз того, который без тотема был, убили… Остальные семеро каким-то чудом, несмотря на то что застали ребят врасплох, не только живы остались, но и ни единой царапины ни на одном. Ты, Нинок, уж поверь мне, что в тамошних условиях и при тогдашнем раскладе это было просто необъяснимо!
- Ну и ну…
- Согласен… Как понимаешь, после этого оставшиеся в живых поверили в тотем куда крепче, чем в партию Ленина. В этом племени стали бывать частенько, да и вождю ихнему они, похоже, приглянулись. Ходили слухи, что вроде бы он охотно обучал кого-то из них своим колдовским штучкам, хотя кого - неясно. Ходили-то, почитай, все. И, к слову сказать, до самого конца этой бойни ни один из них не погиб и, кажется, ранен не был… Вот тебе и бабушкины сказки!..
Дело дошло до того, что вождь кому-то из них доверил обучение ребятишек из их племени. Парень, говорили, на неделю в джунглях исчез с этими малышами, вот тогда, когда его недосчитались в отряде, эта история и всплыла… Думали - погиб, на змею напоролся - это там раз плюнуть… Или на зверье какое, которого тоже на все вкусы… А потом наши же его и обнаружили, когда джунгли прочесывали - на случай если заблудился… А пацанов этих диких еще с неделю вылавливали…
- Что за парень?
- Кто ж теперь это вспомнит-то, Нинок?..
- Хорошо. Последнее: при чем тут Саша Турецкий? Насколько я знаю, он в восьмидесятых только-только пришел в Генпрокуратуру, я с матерью одной из его подружек знакома. Вот и знаю.
- А ты вообрази себе такую мизансцену… - усмехнулся генерал. - Алеша Кротов входит в его палату, и первое, что видит - упомянутый тотем, черный божок бессмертия у него на тумбочке… Нам тогда в штаб, как раз при Алеше, такого одного божка доставили, его погибший комсорг проигнорировал… Ну Алешка, конечно, в госпитале у Турецкого и ухом не повел. А как бы между прочим выяснил: этот уродец был найден после взрыва на Сашиной куртке, к замку прицепился… Ни ему, ни Денису покойному он не принадлежал. Остается одно: висел он не где-нибудь, а на шее девочки-смертницы… Такие вот дела, Нинок!
- Получается, - произнесла вдумчиво Нина Алексеевна, немного помолчав, - что за этим ужасом… жутью… стоит кто-то из тех ребят, воевавших в Анголе и друживших с племенем?
- Знать бы кто, - вздохнул генерал. - Единственное, что мне удалось сделать, - достать список оставшихся в живых и вручить его вчера вечером Алексею…
Игорь Викторович Колычев оказался невысоким, крепко сбитым мужчиной с крупной физиономией и с двумя глубокими залысинами. На бизнесмена, во всяком случае крупного, он никак не тянул.
Войдя в кабинет Поремского, он затравленно оглядел присутствующих и растерянно замер посреди комнаты. Отец Майи явно не ожидал, что здесь окажется такое количество народа. Кроме Владимира, встретившего его хмурым взглядом, и Яковлева, возившегося за спиной Поремского с записывающей аппаратурой, возле стола, за которым оба они расположились, сидел Колокатов, а в дальнем углу, стараясь вести себя как можно незаметнее, приткнулся Щеткин…
- Доброе утро… - пробормотал Колычев. Поремский, молча кивнув, указал ему на стул для посетителей, в одиночестве стоявший по другую сторону стола, за которым устроились "важняки".
Покончив с формальными вопросами, касавшимися паспортных данных Колычева и его места жительства, Поремский, взявший на себя основное ведение дознания, перешел к сути:
- Игорь Викторович, вы в курсе, по какой причине мы вас пригласили?
- Да… Поверить не могу… Неужели это правда?
- Правда, к сожалению. Майя назвала свое имя девочкам из детдома, а среди девушек, попавших на подозрение в совершении теракта, с таким редким именем была только одна… Мы предъявили свидетельницам снимок, и они ее опознали…
- Жена говорила мне, что к ней заходили… ваши… за фотокарточкой… Только это давно было, и они представились, кажется, от…
- От ФСБ, Игорь Викторович. Мы в курсе… Игорь Викторович, не могли бы вы подробно рассказать о причинах, по которым поместили свою дочь в психоневрологическую больницу?
Колычев слегка дернулся и, достав из кармана огромный клетчатый носовой платок не первой свежести, вытер мокрый от пота лоб.
- Видите ли… Это ужасная история… Дело в том, что Майя… - Он запнулся и в короткой паузе вновь вытер взмокший лоб. - Майя дважды покушалась на жизнь моей жены…
Поремский посмотрел на Колычева с недоверием, и тот снова заговорил, на этот раз без пауз, торопливо:
- Вы, возможно, в курсе, что ее мать… Моя первая жена, узнав, что я… Что у меня возникли новые отношения, наложила на себя руки… Дочка пришла из школы и первой нашла Милу… в петле… Она считала, что в Людмилиной смерти виновна моя нынешняя супруга. А если вы не верите, что она пыталась ее убить…
- Каким образом она это делала? - сухо перебил Колычева Колокатов.
- Первый раз просто бросилась на нее и едва не задушила, расцарапала ей все лицо, мы даже вызывали "неотложку"… Во второй раз умудрилась подсыпать ей в еду битое стекло… Согласитесь, после такого жить им под одной крышей было невозможно! И вообще, это же… Я решил, что у Майи нелады с психикой, доктор тоже так счел, ну не в тюрьму же ее было…
Мужчины немного помолчали, затем вновь задал вопрос Поремский.
- Мы, конечно, проверим ваши показания, - произнес он. - Но вам не кажется, что лечение Майи слишком затянулось? Девочка провела в больнице несколько месяцев, ее там многие считали сиротой, поскольку никто ни разу Майю не навещал.
Игорь Викторович начал стремительно краснеть, потом закашлялся и, наконец, видимо так и не придумав никаких объяснений, сказал правду:
- Моя жена была категорически против того, чтобы забрать ее домой, и ее можно понять… К тому же, несмотря на лечение, никаких улучшений, по словам доктора, так и не наступило… Я звонил раза три, спрашивал…
- Ну а прежде, когда ваша первая жена была жива, у дочери не наблюдалось каких-либо отклонений в психике?
Игорь Викторович, прежде чем ответить, ненадолго задумался.
- Как вам сказать… Мне всегда казалось, что Майя для девочки ее возраста слишком сильно любит Милу… У нее на все случаи жизни была только мама, даже подружек не водилось. Они очень похожи, обе нервные… были… А каких-то отклонений - нет, не наблюдалось, все началось потом…
- Вам имя Петра Муштаева о чем-либо говорит? Вопрос задал вновь Колокатов.
- Что?.. - Колычев слегка вздрогнул от неожиданности. - Какой Муштаев?.. Это что, тот психиатр, который ее забрал из больницы?.. Так я его ни разу не видел… Как зовут, тоже не знаю.
Поремский пододвинул Игорю Викторовичу фотографию, заранее изъятую из дела Муштаева:
- Взгляните сюда, может быть, припомните? Некоторое время Колычев разглядывал снимок с видимым отвращением, наконец, уверенно мотнул головой:
- Никогда в жизни этого типа не встречал. Сразу видно, отморозок! - И, немного помолчав, совсем другим голосом, тихим, с хрипотцой, поинтересовался: - Товарищ следователь, я спросить хотел… Когда мне можно будет забрать Майю… Я насчет похорон…
Дмитрий Сергеевич Колокатов опередил Поремского:
- Если вы имеете в виду нормальные похороны, то хоронить там, по сути дела, нечего! - И, не обратив ни малейшего внимания на то, как побелел Колычев, добавил: - Вы же наверняка служили в свое время в армии, должны представлять, что остается от человека, погибшего в эпицентре взрыва!
- Боже мой… - пролепетал бизнесмен, и Поремскому показалось, что этот здоровый мужик сейчас грохнется в обморок. Но Володя Яковлев уже протягивал ему стакан с водой, среагировав раньше остальных.
Поремский бросил на Колокатова красноречивый взгляд и, дождавшись, когда Игорь Викторович допьет большими глотками воду, гораздо мягче, чем прежде, произнес:
- Мы выдадим вам останки и все необходимые бумаги максимум дня через два, эксперты уже завершают свою работу… Вы в состоянии сами добраться до дома?
- У меня внизу машина… - пробормотал Колычев. - За рулем жена… Я могу идти?
- Распишитесь в протоколе и давайте ваш пропуск, - вздохнул Поремский. И, дождавшись, когда отец Майи покинет кабинет, резко развернулся в сторону невозмутимо сидевшего на своем месте Дмитрия Сергеевича: - Ну Колокатов, твое счастье, что на моем месте не Александр Борисович сидит! А главное - не Меркулов! После таких штучек тебя вмиг от следствия отстранили бы!
- Меня?! И за что же, спрашивается? - Казалось, Колокатов изумлен вполне искренне.
- Соображать надо, что девчонке он отец. - Володя Яковлев смотрел на Дмитрия с сожалением.
- Да ну? Скажешь тоже, отец! Дерьмо он!
- А кто ты сам, если элементарных вещей не понимаешь? - вновь взорвался Поремский. - А если б мужик тут в обморок грохнулся или, того хлеще, прямиком от нас да в лечебницу?
- Митя, ты не прав… - Щеткин поднялся со своего места. - Разве так можно? Он не просто свидетель, он, можно сказать, пострадавший…
Дмитрий Сергеевич криво усмехнулся и, оглядев ополчившихся на него коллег, пожал плечами:
- Я смотрю, у вас тут… дружная компания единомышленников подобралась… Ладно, понадоблюсь, обращайтесь в любое удобное для вас время… Оревуар!..
И он при полном молчании остальных покинул кабинет Поремского.
- Вот же… - вздохнул обычно скупой на проявление эмоций Яковлев. - Случись что с этим Колычевым во время дознания, нас ведь и самих могли запросто от следствия отстранить… Не понимает, похоже?
- Да все он понимает! - огрызнулся Поремский. - Сволочь и карьерист, завидует, что не его во главе расследования поставили, вот и гадит… Никогда в жизни Сан Борисыч не ввел бы этого типа в бригаду.
- Как он там, кстати, - поинтересовался Яковлев, - есть новости?
- Он более-менее так же, - негромко сообщил Щеткин. - Я был у него…
И, обнаружив, что оба Владимира уставились на него с удивлением, пояснил:
- Мы с Сашей учились вместе и вообще-то друзья…
- Правда? - спросил Поремский. - Вот так так!.. Слушай, а как ты туда прорвался? Там же Ирина Генриховна! Она даже Меркулова оттуда вытолкала чуть ли не в спину.
- Я? - улыбнулся Щеткин. - Пробрался через дырку в заборе, в палату просто постучал и вошел… А там уж Саня сам за меня заступился. Я совсем недолго был.
- И что?
- Если честно, пока неважно… Весь в проводах каких-то лежит, бинты, конечно… Говорит пока с трудом…
- Я слышал, - мрачно бросил Поремский, - доктора ему инвалидность пророчат.
- Насчет инвалидности не знаю, но выглядит он не очень… - вздохнул Щеткин.
Мужчины хмуро помолчали, наконец со своего места поднялся Володя Яковлев.
- Ладно, мужики, мне через полтора часа нужно быть в психбольнице… С главврачом встречаюсь.
- По-моему, наши коллеги из ФСБ его уже сквозь все свои прессы пропустили… У меня копия протокола дознания этого типа есть. Клянется-божится, что он тут и вовсе ни при чем, брал того психиатра на временную работу заведующий отделением, а главный вроде бы и в глаза этого типа не видел: подписал бумажку вслепую.
- Я в курсе, - кивнул Яковлев. - Поэтому встреча с главным у меня формальная, а неформально буду отлавливать остальных… Заведующий отделением как-то очень кстати ушел в отпуск, и в Москве его нет, ты в курсе?
Поремский кивнул.
- Причем, - продолжил Володя, - что интересно? Уехал он на юга, но не в конкретное место, а путешествует по побережью на своей машине.
- Юга наши?
- Не-а, Крым… Пока с Украиной свяжешься, пока то да се… Словом, про заведующего можно забыть. А вот старшая медсестра там, мне коллеги шепнули, вроде бы его любовница… Если так, должна знать чуть больше остальных… Ладно, мужики, пока!
В тот момент когда Володя Яковлев подходил к ближайшей станции метро, Константин Дмитриевич Меркулов, совершенно безрезультатно пытавшийся дозвониться с самого утра до генерала Грязнова и решивший в итоге поехать к нему самолично, как раз выбирался из своей машины, припаркованной на служебной стоянке.
Спустя еще десять минут, убедившись, что Вячеслав Иванович в данный момент находится в своем служебном кабинете, просто, видимо, трубку не берет, Меркулов уже стучался в нужную ему дверь. Которую и распахнул, не дождавшись никакой реакции изнутри.
- Слушай, Слава… - Что именно собирался сказать Грязнову, Константин Дмитриевич забыл сразу же, как только увидел открывшуюся ему картину.
В кабинете генерала царил настоящий разгром: распахнутые шкафы и даже сейф, выдвинутые ящики письменного стола, огромная картонная коробка посередине помещения, в которую в момент появления Меркулова Вячеслав Иванович как раз опускал какую-то фотографию в рамке. В другой руке Грязнов держал сверкающий золотистыми ножнами кортик…
- Э-э-э… - промычал растерявшийся от увиденного Меркулов. - Я хотел сказать: привет, Слава…
- А?.. - Генерал слегка вздрогнул и секунду смотрел на прибывшего непонимающе. - А, это ты, Костя… Привет.
Константин Дмитриевич медленно прошел в кабинет, закрыл за собой дверь и еще раз огляделся.
- Никак ремонт затеял? - неуверенно поинтересовался он.
- Типа того… - хмуро кивнул Вячеслав Иванович и кивнул на один из распахнутых шкафов. - Наливай… Там на полке стоит… Ну ты знаешь… Санька как?
- Стабильно плохо, - буркнул Меркулов, одновременно пробираясь к указанной полке, на которой стояла початая бутылка водки и несколько рюмок.
- Ясно…
Генерал с самым мрачным выражением на лице на мгновение замер над своей коробкой, сжимая кортик в руках.
- Вообще-то я к тебе по делу, Слав, - вздохнул Константин Дмитриевич. - На совещании ты сегодня не появился, послал вместо себя какого-то довольно странного мужичка, правда, тот утверждает, что он Санин друг, но… Словом, мне не этот Щеткин нужен, а ты и твои ребята, которые сразу после взрыва собирали материалы на месте. Время идет, а версий никаких…
Меркулов только тут и углядел, что генерал его вроде как не слушает, разглядывая вместо этого все тот же кортик.
- Слав, ты меня слышишь?..
- Знаешь, - слабо улыбнулся Грязнов, - мне этот кортик один адмирал флота подарил лет, пожалуй, уже пять назад… Хороший мужик был. Я его, пожалуй, все-таки заберу…
- Погоди… - Меркулов нахмурился. - Куда заберешь?.. И что тут у тебя вообще происходит?!
- Ничего особенного не происходит, - спокойно ответил Грязнов. - Я ухожу в отставку, Костя, вот и все.
- Ты… Да в какую еще отставку?! Слав, ты с ума сошел, никто тебя никуда не отпустит!..
- Уже…
- Что - уже?
- Заявление подал три дня назад. В тот же день его приняли…
Константин Дмитриевич некоторое время потрясенно смотрел на Грязнова, потом, словно у него подкосились ноги, почти упал на стоявший рядом стул.
- Славка, ты что?..
- Только не говори мне, что это слабость и все такое… - Вячеслав Иванович впервые за время общения посмотрел Меркулову в глаза, и тот увидел в них такую боль, что слова буквально застряли у него в горле. - Слабость, да!.. Я собственными руками племянника угрохал, а я да, слабый… Старый и слабый человек! Только молчи, Костя, и ничего не говори, просто выпей - и все… Все!
- Разве я меньше твоего виноват? - выдавил наконец из себя Константин Дмитриевич. - Но я же…
- Молчи, сказал! Просто выпей… Думай что угодно, но молчи… Я все решил… Считай, своего чувства вины, в отличие от тебя, не выдержал…
Меркулов и сам не заметил, как одним махом проглотил свою порцию, не поморщившись. Они молчали довольно долго - столько, сколько понадобилось времени Константину Дмитриевичу, чтобы вначале осознать случившееся, а потом поверить в него.
- Так вот почему ты передал дело этому Щеткину, - пробормотал он наконец.
- Основное следствие будет вести "Глория", - неожиданно твердо произнес генерал. - Я попросил Голованова, он возглавит пока ЧОП. Я… я подожду результатов, после этого уеду…
- Куда? - обреченно поинтересовался Меркулов.
- К Ваське Егорову в заповедник, зверюшек охранять… Людей, как видишь, у меня не получается… И не смотри на меня так, черт бы тебя побрал!
- Давай выпьем, - предложил теперь уже Константин Дмитриевич, обнаружив наконец, что держит в руках пустую рюмку.
Они выпили. Потом Меркулов, еще раз глянув на картонную коробку, поднялся со стула:
- Пора мне, Слав…
- Давай, - равнодушно кивнул генерал.
- "Глория", значит… - вздохнул Меркулов. - Ну что ж, значит, еще увидимся.
- Это вряд ли! - Грязнов мрачно усмехнулся. - Не будут они с тобой по этому делу сотрудничать, Костя, и не надейся…
Константин Дмитриевич хотел спросить почему, но слова вновь не сошли у него с языка. Он не думал, что такое возможно, но моментально понял, почему товарищи Дениса впервые за все эти годы отказались работать с органами…
- Вот, получается, как, - пробормотал он.
- Да, вот так. Так что прощай, Костя, как говорится, не поминай лихом…
- Прощай… - глухо отозвался Меркулов и, больше не глядя по сторонам, покинул бывший кабинет Грязнова.
На автомате Константин Дмитриевич добрался до машины, автоматически сел на свое место рядом с водителем и еще долго сидел молча и неподвижно, уставившись в одному ему видимую точку пространства.
Наконец, почувствовав на себе недоуменный взгляд водителя, Меркулов с усилием взял себя в руки.
- В прокуратуру, Сергей, - коротко бросил он и, прикрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. В висках шумело, но выпитая в кабинете Вячеслава Ивановича водка была тут совершенно ни при чем.