- Что вы, Александр Борисович! - Дубинский вдруг рассмеялся. - Не только не протестовал - едва не плясал от радости. Понимаете, он ведь впервые в жизни прикомандирован к Генпрокуратуре. Ну и, конечно, надеется, что, если все сложится, его заметят.
- Можешь передать своему Калине, что уже заметили, - усмехнулся Турецкий. Потом пристально посмотрел на Дубинского, немного поколебался и наконец сказал моментально покрасневшему следователю: - Да ты небось и сам заметил, но все же опережу события: Слава… Вячеслав Иванович наш и на тебя глаз положил. Так что надейся и жди! А Калина, насколько я понял, с тобой работает постоянно?
- Не то чтобы постоянно, - честно ответил Владимир Владимирович, - но довольно часто. Мы с ним друг друга неплохо понимаем.
Пояснять Турецкому, что на самом деле именно он "понимает" Калину, а на деле - является одним из немногих, способных терпеть Игорев ядовитый характер за высокий профессионализм оперативника, он, конечно, не стал. Вместо этого поинтересовался:
- Александр Борисович, у меня еще один вопрос есть. Показания Аркадия Шварца интересуют американцев в полном объеме?
- Что ты имеешь в виду?
- Историю с переодеванием… То есть с гримом. Ну и арест менеджера клуба, отбывшего в отпуск, на Мальдивах…
Турецкий немного подумал, прежде чем ответить.
- Давай сделаем так: этот псевдобольной Сибиркин у нас сегодня, если не ошибаюсь, вызван на четырнадцать тридцать?
Владимир кивнул.
- Послушаем, какую сказку он расскажет на этот раз, а там и решим. Возможно, обойдемся для Штатов его показаниями.
За то время, что Дубинский не имел чести видеть Гордея Васильевича Сибиркина, директор клуба заметно похудел, однако в кабинет Александра Борисовича вошел куда решительнее, чем можно было ожидать: именно выражение решимости читалось на его бледной, действительно болезненной физиономии.
"Наверняка об аресте Шварца уже знает, - усмехнулся про себя Владимир, - оттого и осмелел… Ну-ну!.."
Турецкий окинул Сибиркина быстрым внимательным взглядом и молча указал ему на стул: допрос по договоренности с Дубинским собирался на этот раз вести он.
- Как себя чувствуете, Гордей Васильевич? - поинтересовался следователь довольно сухо.
- Спасибо, мне значительно лучше…
- Очень хорошо. - Александр Борисович раскрыл папку с делом на нужной странице. - Мы с вами давно не общались, вам напомнить ваши предыдущие показания?
- Нет! - В глазах директора мелькнуло отчаяние. - Лучше их… выбросить!
Турецкий округлил брови и иронично посмотрел на Сибиркина поверх очков:
- Да что вы, Гордей Васильевич?! Это же официальный документ, а вы вдруг - выбросить… С чего бы это?..
- Я… Я все расскажу! - Директор тяжело сглотнул, мотнул головой и действительно заговорил, почти тараторя. - Поймите меня, я был запуган этим бандитом, затравлен… Я боялся, да! И не стыжусь, что боялся, каждый боится за свою жизнь!
- Конечно-конечно, - согласился Александр Борисович самым что ни на есть сочувственным тоном. - Так что же вы хотели сказать по сути данных вами показаний?
- Я… Я сказал в прошлый раз неправду! - выпалил Сибиркин и на мгновение прикрыл глаза. - Никакого менеджера Григорьева на самом деле не было, это был он - Шварц. Я его сам в первый раз не узнал в парике, с бровями и усами!
- С бровями? - не удержался Дубинский.
- Ну да… Брови налепил новые, цвет глаз поменял. Словом, совсем другая физиономия! А потом… потом он меня… Он мне… Он сказал, что, если я открою свою пасть - так и сказал "пасть", мне не жить.
На последних словах голос Гордея Васильевича сорвался до сипа. Он откашлялся и продолжил:
- Он… Это он велел мне отправить нашего менеджера в отпуск, денег ему дал, я не знаю сколько, но тот был доволен, поехал с семьей. А себя велел оформить на его место временно, и документы были, наверное подложные. Я так думаю.
- И вы на это пошли, - констатировал очевидный факт Турецкий. - Теперь, пожалуйста, подробнее о событиях того вечера, когда было совершено покушение на Мансурова. Надеюсь, на сей раз вы скажете правду.
- Чистую правду! - горячо заверил его Сибиркин. - Мы приехали втроем с этим парнем, поначалу все так и было - он представил мне его как родственника, и я высадил их позади клуба, сам поехал на парковку. Клянусь вам, я понятия не имел, что они задумали!
- Давайте перейдем к вечеру того дня.
- Да, к вечеру… На встрече он поначалу точно был, я его видел в зале…
- В гриме?
Сибиркин кивнул.
- Потом я не заметил, когда он поднялся и ушел за кулисы. За кулисы можно прямо из зала попасть, а иначе никак, в тот вечер все было заперто. Но я не видел, клянусь, когда он это сделал! Потом… Да, потом, когда встреча закончилась, Мансуров со своим помощником и охраной какое-то время оставались на сцене, ждали, пока все покинут клуб… так положено, понимаете?
Александр Борисович кивнул.
- Я, помнится, предложил покойному Ренату Георгиевичу отужинать у нас, но он отказался. Тут меня и окликнул Аркадий, из-за кулис, уже в натуральном своем виде, без грима. Я едва на ногах устоял, когда обнаружил это… это преображение! Даже плохо помню, что он тогда говорил, только в машине, когда мы ушли из клуба, сообразил, что нужно ехать насчет выставки, встреча назначена.
- Странно, - произнес Турецкий, - странно, что никто из ваших сотрудников ничего не заподозрил, не узнал его хотя бы по голосу.
- Это как раз нестранно, - покачал головой директор. - Шварц, кроме старшего менеджера и меня, по-настоящему ни с кем в клубе не общался. Он… Ну он был человеком такого уровня, представлял Голубинскую, у которой сорок три процента акций - больше всех. Кроме того, он у нас редко бывал. А внешне - говорю вам, в первый раз я сам его не узнал. Я доскажу: в машине и потом, когда мы вышли от устроителей выставки, он мне грозил еще трижды!
Александр Борисович кивнул и выключил записывающую аппаратуру.
- Надеюсь, - усмехнулся он, вновь глянув на Сибиркина поверх очков, - на сей раз вы не станете отказываться от показаний, скажем, через недельку?
- Боже упаси! - выдохнул Сибиркин. - Клянусь вам, на сей раз каждое мое слово правда… Чистая правда!
Оставшись один, Турецкий расслабленно откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Усталость навалилась внезапно, и так же внезапно засосало где-то в области сердца. А ведь сегодня ему еще предстояло совместно с Валерием Померанцевым провести очень важный - во всяком случае, он мог оказаться очень важным - опрос близкого приятеля так и не объявившегося Шурика - жителя соседней с Калениками Ивановки Алексея Турчинкина. А до этого он собирался внимательнейшим образом изучить всю информацию о неком отставном майоре Карпухине, которую удалось раздобыть по официальным каналам. Пока что было известно, что Игорь Владимирович Карпухин возглавляет на сегодняшний день то самое общественное офицерское объединение "Россия", о котором гуляли столь неоднозначные слухи.
Словом, как всегда, день Турецкого был расписан едва ли не по минутам, и внезапная слабость, охватившая его, этим расписанием не предусматривалась…
Он открыл глаза, воровато покосился на входную дверь своего кабинета и торопливо выдвинул нижний ящик стола. Извлекая оттуда упаковку когда-то подаренных ему американскими коллегами "пилюль бодрости", заключенных в нарядные коричнево-белые полосатые капсулы, Александр Борисович дал себе страшную клятву:
- В последний раз. Честное слово, глотаю эту гадость в последний раз!
Спустя несколько минут он уже полностью углубился в бумаги, часть из которых ему привез лично Иван Степанович Кирилин, заявившийся к тому же с извинениями за то, что слово, данное на пикнике, сдержать пока не может. Кирилин позвонил и заехал в Генпрокуратуру накануне, сразу после обеда. Прежде всего выложил перед Турецким упомянутые документы и сразу же приступил к извинениям. Аргументы генерала показались Александру Борисовичу достаточно вескими, и настаивать на озвучивании фамилии неизвестного собеседника Вагина он пока не стал.
- Пойми, - вздохнул Кирилин, - все дело в том, что твой Грязнов прав: речь идет о наших сугубо внутренних делах. Кое-что лично тебе скажу, но это, Саша, строго между нами.
- Взятка? - усмехнулся догадливый Турецкий и с удовлетворением отметил уважительный взгляд генерала.
- Видишь, ты все знаешь…
- Да нет, ничего такого я не знаю, просто первое, что приходит в голову.
- Не в каждую голову это придет, - улыбнулся Иван Степанович. - Чтоб ты и дальше не гадал - скажу только, что взятка получена этим человеком от Вагина, процесс мы засняли…
- И до сих пор оба на свободе? - удивился Александр Борисович.
- Выясняем, за что именно такая сумма перекочевала от вашего бизнесмена к нашему сотруднику. Судя по всему, это связано с Мансуровым и Томилиным, но доказательств пока что негусто… Ждем не дождемся ваших результатов.
- Ага, как обычно, - фыркнул Александр Борисович. - Ждете, когда вам натаскают каштанов из огня. Хорошие у вас там люди работают! Главное - литературным языком разговаривают, а?
- Поверишь, сам засомневался, когда услышал. - Генерал покачал головой. - Отродясь не подозревал, что он способен говорить, как последний отморозок… Послушал бы ты его в жизни…
- А ты уверен, что это он?
- Мы на приборах проверяли… Голос его, не сомневайся!
- Что ж, - вздохнул Турецкий, - выходит, Галя Романова не ошиблась, когда твердо заявила, что за Вагиным и без нас следят какие-то профи. Мы тогда перепроверили все несколько раз и свою слежку сняли: не все нам на вас работать, один раз можно и местами поменяться!
- Ты что, хочешь сказать, что вычислили, кто именно следит за Вагиным? - Генерал уставился на следователя с недоверием, а Александр Борисович не выдержал и рассмеялся:
- Ты недооцениваешь наших оперов, а своих, похоже, переоцениваешь, товарищ генерал!
- Черт!.. - сказал Кирилин. И, подумав, добавил: - Дьявол!..
- Но-но, - ухмыльнулся довольно Турецкий. - Нечего нашего Яковлева такими словечками обзывать! Машину вашу проводил до известной тебе гостиницы именно он, он же ухитрился выяснить, кто именно абонирует там конкретный номерок. Остальное было делом техники, а также высоких связей моего шефа Меркулова. Словом, можете и дальше держать свои секреты при себе - они нас на данном этапе не шибко интересуют. Другое дело, если господин Вагин возобновит приостановленный им в известном тебе разговоре процесс… Кстати, вы ведь тот разговорчик тоже наверняка записали?
Кирилин усмехнулся и ничего не ответил.
- Зря я, выходит, тебя на шашлычки таскал. Ну ладно! Короче, если эти двое свяжутся, надеюсь, мы узнаем об этом сразу: никаких сомнений в том, что речь идет о заказе на несчастного Томилина, лично у меня нет…
- Хотел бы я быть таким "несчастным", как твой Томилин, - буркнул в ответ генерал.
- А я - нет, - покачал головой Турецкий. - Да и ты тоже, если б пришлось выбирать между миллионами и жизнью, вряд ли бы согласился стать предметом охоты, Иван Степанович. Или я неправ?
- Прав-прав. - Генерал крякнул и поднялся с места. - Как это у тебя получается - быть всегда правым?
- Все дело в правильном выборе, - подмигнул Турецкий, тоже вставая, чтобы проводить своего гостя. - Так что там насчет Томилина?
- Если Вагин свяжется с нашим человеком, дам тебе знать сразу же, сам, лично.
- Надеюсь, - прищурился Турецкий, - на сей раз сдержать слово тебе никто не помешает!
19
Новенькая "девятка" темно-вишневого цвета медленно двигалась вверх по Крещатику. Не потому, что движение в этот час не позволяло увеличить скорость - Киев пока что не страдал от пробок в той же степени, что и российская столица. Просто хозяин машины давал возможность своим гостям полюбоваться центром любимого города, а одному из них - Игорю Калине - еще и предаться ностальгическим воспоминаниям детства.
Володя Яковлев уже знал, что семья Калины была родом из Белой Церкви, а начальную школу Игорь кончал непосредственно здесь, в столице Украины, теперь же его родные места оказались по ту сторону государственной границы.
Впрочем, судя по виду оперативника, предаваться сентиментальным воспоминаниям он не был расположен. Глянув пару раз мельком в окно, Игорь развернулся в сторону их украинского коллеги и, как выяснилось, бывшего однокурсника Калины по милицейской школе, Ярославу Серебровскому.
- Может, повторишь еще раз для моего коллеги, Ярчик, то, что сказал мне по телефону?
Яковлев слегка округлил брови: об упомянутом телефонном разговоре он ничего не знал. Похоже, Калина из тех, кто любит сюрпризы - дай бог, чтобы приятные.
Ярослав кивнул и охотно заговорил, одновременно сворачивая с Крещатика в довольно узкий переулок: если память Яковлева не подводила, переулок должен был в итоге упереться в небольшую гостиницу. Во всяком случае, лет пять назад, когда Володя в последний раз был по служебным делам в Киеве, гостиница находилась именно здесь.
- Я не просто повторю, есть и кое-что новенькое, - произнес Ярослав. - Ваш клиент в городе пробыл недолго, двинул дальше. Ну это я тебе еще по телефону сказал…
- Точно, сел на поезд "Киев - Черкасы". Ну и?
- У меня в Черкасах дружок служит, - улыбнулся Ярослав. - Я ему, конечно, отзвонил, и вашего клиента там, конечно, встретили и проводили, так сказать, до места назначения.
- И что за место назначения? - нетерпеливо заерзал рядом с молча слушавшим их разговор Яковлевым Калина.
- Ты про такой славный городок Чигирин когда-нибудь слышал? - Ярослав притормозил машину, прижал ее к обочине и заглушил движок.
Игорь молча пожал плечами:
- Что-то такое слышал, название вроде знакомое, а что - не помню.
- Эх ты! - Серебровский посмотрел на оперативника с упреком, а Яковлев наконец не выдержал и вмешался.
- Если память мне не изменяет, - произнес он, - в этом городе Богдан Хмельницкий как раз и объединился с Россией… Верно?
- Точно! - Ярослав посмотрел на Володю одобрительно и покачал головой: последнее предназначалось Игорю. - Эх ты, а еще хохол! Собственной истории не знаешь!
- Ну это когда было! - фыркнул Игорь. - Я же не Мафусаил, чтобы такую древность помнить.
Серебровский улыбнулся и в дальнейшем адресовался уже к Яковлеву.
- В общем, судя по всему, ваш клиент залег в Чигирине на неопределенное время, у мамаши своего сослуживца. Никуда он оттуда не денется, так что, если вам это удобно, черкасские ребята его сами вам сюда доставят - бумаги насчет международного розыска пришли из вашей Генпрокуратуры сегодня утром. Так как?
Ярослав вопросительно посмотрел на Яковлева, но Владимир покачал головой:
- Спасибо, Ярослав, но мы все-таки отправимся по местам памяти вашего народного героя. Можно с твоими ребятами из Черкас связаться в ближайшее время?
- Связаться-то можно… - вздохнул Серебровский. - Только учтите: до Чигирина добираться будете никак не меньше суток. Богдан Хмельницкий скорее ваш герой, чем наш - ныне он в Украине не в чести. Ну а дорога из Черкас в Чигирин и в советские времена была не то чтобы очень.
- Тем не менее, - повторил Яковлев, - мы едем… Надеюсь, коллеги нас в беде не оставят? К тому же Слепцов ведь как-то туда добрался.
- Возможно, на попутке, а может, и правда автобусом, ходит там один… раз в час!
- Когда ближайший поезд на Черкасы?
Ярослав посмотрел на часы:
- Вы что, прямо сегодня хотите?.. Успеть, конечно, еще можно, а отдохнуть с дороги - вряд ли!..
Володя бросил взгляд в окно: их машина действительно стояла перед отелем, он не ошибся. Рядом подчеркнуто тяжело вздохнул Калина. Но Яковлев был непреклонен и воспользовался своим правом старшего по званию: через полтора часа после того, как их самолет приземлился в Киевском аэропорту, и через сорок минут после автопрогулки по Крещатику Яковлев и Калина уже сидели в удивительно холодном купе вагона старого образца, еще с советских времен насквозь пропитавшегося угольно-пластмассовой вонью.
Игорь Калина, мрачно молчавший всю дорогу до вокзала, брезгливо покосился на запятнанные матрасы, сиротливо лежавшие на голых деревянных полках, и покачал головой:
- Ну и ну… Словно на полвека назад попали… Стоило ради этого от нас отделяться! Как думаешь, на части этот вагончик не развалится, пока мы до Черкас доплюхаем?
- Да ладно тебе, - усмехнулся Яковлев. - И не такое видали… Как-нибудь доберемся! А насчет здешней самостийности - так идея, милый друг, всегда была, по большому счету, человечеству дороже материальной стороны дела. Особенно идея вымечтанная!
- Не думай, что я такой темный! - слегка обиделся Калина. - И не забудь, что я тут фактически вырос. А насчет мечты - я в курсе, что Украина за всю свою историю отдельным государством ни разу не была. Я имею в виду - до сих пор… На мой взгляд…
- Слушай, давай без политики, а? - перебил его Владимир. - Не была - так стала! Глядишь, понемножку привыкнет… Так же как и мы…
Неизвестно, что именно возразил бы ему Калина на сей раз, но в этот момент состав резко дернулся вперед, потом почему-то назад. Но в следующую минуту, очевидно сориентировавшись наконец в пространстве, поезд более-менее плавно тронулся с места. Мимо окна купе, в котором оперативники, во всяком случае пока, находились вдвоем, медленно поплыл вправо перрон вокзала и высившееся за ним громоздкое здание с только что вспыхнувшей неоном надписью "Ки€в".
Александр Борисович закрыл папку и еще раз вгляделся в лицо человека, запечатленного на снимке, лежавшем на его столе отдельно. На душе у него было тяжело: сколько таких вот биографий и материалов по ним прошло через руки Турецкого за последние годы?
Игорь Владимирович Карпухин, майор в отставке, был лишь одним из череды многих попавших, как теперь принято аккуратно выражаться, под колесо истории. За свою почти пятидесятилетнюю жизнь успел побывать практически во всех горячих точках. Ухитрился выжить в Афгане, хотя первое свое ранение получил именно там, но из-под огня его в прямом смысле слова вынес на руках командир его роты, позднее погибший…
Затем, поскольку ранение роковым не было, подрывник Карпухин попадает в Таджикистан, после чего, как водится, первая чеченская… Второе ранение оказалось более серьезным, получено при боях в Грозном. Полгода госпиталей, после чего майора комиссуют. В родной город - Москву - он возвращается уже абсолютно лысым, еще несколько месяцев при ходьбе вынужден пользоваться палкой…
Турецкий прекрасно представлял, что именно испытывал майор в первые месяцы, а возможно, и годы мирной жизни. Когда-то, в конце восьмидесятых, к нему, тогда еще совсем молодому следователю, пришел тоже молодой, тридцатипятилетний Герой Советского Союза, майор - только что вернувшийся из Афгана. Пришел не по какому-то конкретному делу, можно сказать, просто так, с отчаяния, которым не с кем было поделиться. Позднее Александр Борисович узнал, что парень успел побывать до него в редакциях нескольких газет - тоже без определенной цели, ему нужны были люди, способные выслушать его историю, вот он и ходил по столице, делясь своим горем…
Его голос и по сей день звучит в ушах Турецкого…